Dirtiest Game

Пока Чонгук спал, подложив руки под голову, а тетради под руки, Хэджи по памяти записывала в блокнот вопросы с промежуточных, не сомневаясь, что что-то из этого потом и на сессии попадётся. Ручка практически беззвучно двигалась по листу в клетку, плавно выводя красивые закруглённые буковки, а закончив с одним листом, переходила на другой. Она успела исписать минимум четыре за то время, что Чонгук спал, а когда Хэджи закончила, он, словно почувствовав это, перелёг на левую руку, правую перекладывая на стол. Он так и не проснулся, но подкинул Хэджи несколько идей для борьбы со скукой. Предварительно оглянувшись, чтобы убедиться, что другие студенты сидят далеко и заняты своим, она села к нему вполоборота и подпёрла голову рукой. Несколько секунд она сидела неподвижно, рассматривая его зачёсанную вниз чёлку, густые чёрные брови, длинные ресницы, родинки на его щеках и носу, немного будто вытянутые губы, такие притягательные, что, не будь Хэджи такой трусихой, непременно поцеловала бы их. А так, всё, что ей оставалось, — смотреть и прикасаться максимум пальцами. И то не губ. Она съехала на краешек стула, чтобы быть как можно ближе к Чонгуку, и осторожно накрыла его правую руку своей. Сегодня он был в тёмно-синей джинсовке, под которой скрывалась футболка. Поскольку днём припекало солнце и упрямо светило через не зашторенные окна библиотеки на столы в читальном зале, было достаточно тепло, и Чонгук стянул куртку. Все его татуировки теперь были напоказ, и Хэджи пробегалась по ним взглядом, мысленно сравнивая то, что видела на рисунках Сольби, и раз за разом выхватывая новые детали. Занимаясь изучением его тату вместо изучения медицинской информатики, которую они должны были писать завтра, она ласково поглаживала костяшки его пальцев, скрывала под подушечками забавный смайлик и вновь открывала его своему взору, а со временем даже решилась переместить пальцы на его кисть, наводя линии рисунков по контуру. Чонгук зашевелился через пару щекочущих прикосновений к внутренней сторонне кисти. Рука Хэджи невольно потянула его прочь из сна, и вот он снова был в библиотеке, а она сидела рядом, прикасаясь к нему нежно. От её безобидных действий у Чонгука кожа мурашками покрывалась. Вот бы она почаще брала его за руку сама, вот бы поглаживала так всякий раз, как появляется такая возможность. Хэджи замерла на середине набитой цитаты, замечая сонный взгляд Чонгука, устремлённый на неё, и убрала руку. — Ты проснулся? — спросила она, плохо скрывая волнение. Что же она всё время попадалась? — Да, — Чонгук едва заставил себя сдвинуть руку, подкладывая её ближе к Хэджи. — Не останавливайся. — Что? — её глаза округлились от удивления. — Трогай дальше, пожалуйста. Его забавный умоляющий тон заставлял Хэджи чувствовать себя ещё более стеснительной, хотя она множество раз пыталась убедить себя в том, что в некоторых вещах стесняться Чонгука глупо. Она могла держать его за руку или гладить предплечье, могла любоваться им, пока он дремал в библиотеке между парами, могла смотреть в его карие глаза, наслаждаясь тёплым взглядом и не сходя с ума всякий раз от ощущения дискомфорта. С Чонгуком многие обычно недопустимые вещи становились вполне приемлемыми, но временами Хэджи всё ещё ощущала себя странно, сталкиваясь с ним взглядом или сидя в неловкой тишине после очередного поцелуя. Иногда это частично проходило, иногда исчезало бесследно, а иногда ей хотелось сжаться, спрятаться в свою ракушку и не показываться оттуда до ухода Чонгука. — Можно спросить? — она нерешительно коснулась его кисти пальцами. — Зачем столько тату? Больше она не гладила, но её пальцы всё равно ощущались очень по-особенному и вызывали у Чонгука исключительно приятные чувства. — Захотелось, — он быстро пожал плечами, поудобнее укладываясь на тетрадях, чтобы смотреть на Хэджи. И плевать, что шея уже немного ныла. — Я сделал первую за компанию, потом вторую, потом ещё и ещё… — А когда ты начал? — С шестнадцати. Большую часть набил во Франции, а перебивал и добивал рукав здесь, — звучало так, словно он очень гордился забитой рукой. — Каждая татуировка что-то значит? — Почти каждая. Некоторые мне просто понравились, поэтому набил. — А как отреагировали твои родители? — О, ну, — Чонгук задумчиво хмыкнул, — не уверен… Хэджи вопросительно выгнула брови, продолжая разглядывать его лицо и крайне редко фокусироваться на его беспрерывном взгляде. — Они вроде как никогда не рассматривали их вблизи. Может, только по телевизору видели. — И они не спрашивали? Тема родителей не была какой-то болезненной или запретной, Чонгук обычно был только за поболтать о них, но проблема заключалась в том, что он мало что мог о них рассказать. Наверное, как и они о нём. Их общение не было регулярным и очень близким, но чем старше становился Чонгук, тем естественнее казалось их отдаление. Все дети рано или поздно вырастали, становились независимыми и ограничивались телефонными звонками и посылками с домашними закусками. — Нет, не спрашивали. — А по дому ты не ходил в футболке, чтобы они заметили и спросили? Ни разу за все три года? — Хэджи напряжённо обдумывала, как Чонгуку удавалось избегать этого разговора так долго. Она прекрасно помнила одну-единственную татуировку Хэджуна, которую он набил в двадцать и хвастался ею по видеосвязи матери, и она была очень недовольна. Вообще-то, это была драма вселенского масштаба, так что целая рука татуировок, а не крохотный участок на плече, поверг бы её в такой шок, что страшно представить. Хэджи частенько забегала в своих фантазиях наперёд, благодаря тревожности на всё строя планы и разбирая возможные варианты. Одной из разыгрываемых мысленно сценок было знакомство матери с Чонгуком и его татуировками, и последствия этого знакомства были пугающими. — Я практически не ездил домой, — сказал он. — Пока я учился во Франции, каникулы в академии были в разгар сезона, поэтому я играл, а когда был отпуск в межсезонье, продолжалась учёба. После выпуска и возвращения в Корею у меня было ещё больше тренировок и подготовительные перед поступлением, поэтому я редко выезжал из Сеула… — А они к тебе не приезжали? — У них ферма, теплицы, бизнес… Чонгук не пытался оправдывать их или себя, но походило именно на оправдания. — Тогда всё это время до переезда в общежитие ты жил с родителями Сольби? Чонгуку не хотелось её расстраивать своим ответом, но обманывать её не хотелось ещё больше. — Да. У меня была своя комната. — Тогда зачем ты переехал в общежитие? Он говорил господину Яну и Сольби множество раз, что дело в атмосфере, в желании поскорее стать своим и завести друзей благодаря проживанию со студентами, но дело было не только в этом. — Было неудобно стеснять их своим вечным присутствием. Когда я жил у них в детстве, совсем не думал о том, комфортно ли им со мной или нет, но когда вернулся из-за границы, нередко чувствовал себя лишним. Знаешь, это ведь всё равно не моя семья, какими бы хорошими ни были наши отношения. Чего-то они не могут мне сказать, чего-то не могу сказать им я, а я не люблю молчать, — о да, Хэджи это заметила. — Поэтому мне хотелось скорее переехать. Сначала в общежитие, а когда-нибудь потом, может, сниму квартиру. Если Чимин окончательно достанет или если ко мне переселят кого-нибудь ещё более несносного. — Периодически мне тоже хочется переехать, — призналась Хэджи. — Не в общежитие, конечно, но домой. Туда, где мы жили с Хэджуном. Неважно — в Ульсане или в Сеуле. Просто хочу в одно из тех мест, где мы были вместе. Где спали, ели и создавали хорошие воспоминания. — С тренером Соном ты тоже можешь создать несколько хороших воспоминаний, которые сделают его дом твоим. Она опустила голову, чуточку сжимая его кисть, как будто прося помолчать, поскольку она ещё не закончила. — Я люблю папу и очень ценю то, что он появился в тот момент, когда был мне нужен, но сейчас так странно пытаться сблизиться с ним… Немного неудобно говорить об учёбе, которая его вряд ли интересует, упоминать в разговорах маму, психиатра, Хэджуна или тебя, искать, чем бы занять время, когда мы вместе, а ещё слышать, что он волнуется обо мне. Столько лет не волновался, а теперь вдруг начал… — Я не очень разбираюсь в семейных отношениях, — Чонгук оторвал голову от тетрадей, садясь ровно, — но даже когда мои родители забывают спросить как мои дела, понятия не имеют, когда у меня игры, а когда выходные, и не особо поддерживают меня в моём желании учиться, вместо того, чтобы сосредоточиться на карьере, я знаю, что они любят и волнуются за меня. Они могут быть недовольны моими решениями, но никогда не отвернутся от меня. Пусть мы редко видимся и созваниваемся, и иногда мне кажется, что я для них просто копилка-свинка… — его губы растянулись в улыбке. — Они на моей стороне, даже если в глубине души осуждают. И я на их стороне, даже если с чем-то не согласен. Хэджи стоило это обдумать. Не только отношения с отцом, но и с матерью. В сравнении с Хэджуном они выглядели врагами. Никогда не понимали её, никогда не угадывали, что она чувствует и чего хочет, но, возможно, в этом не было их вины. Хэджи тоже не делала шагов навстречу, поэтому отношения и стали такими чёрствыми и неловкими, слишком далёкими. — Моя очередь для вопросов? — Чонгук осторожно высвободил свою кисть из её хватки и взамен взял её за руку, легонько сжимая её ладонь. Он был готов поспорить, что она понятия не имела, сколько радости ему приносили такие мелочи. — Почему мы больше не обедаем в столовой? Я вижу, что ты этого избегаешь. Остаток прошлой недели они ели на улице, наслаждаясь тёплой весенней погодой, а с начала промежуточных либо вообще пропускали обед, карауля под аудиториями и повторяя материал перед тестами и письменными заданиями, либо ели сендвичи из доставки в библиотеке. — Я говорила, что кое-что произошло в столовой, — Хэджи поморщилась от того количества стыда, что свалилось на её голову при малейшем упоминании этого места. Чонгук хотел притвориться, что ни о чём не знает, потому что она не рассказывала, что именно стряслось, но Лиён, с которой он встречался на прошлой неделе из-за интервью, ляпнула, что Хэджи облилась и уронила часть еды на пол. Он не хотел напоминать ей об этом, поэтому упрямо молчал об инциденте, но потом заметил, что она целенаправленно водит его мимо столовой, чтобы он ни в коем случае её туда не затащил. — Неделю назад, верно? — спросил Чонгук. — Всего неделю назад, — кивнула Хэджи. — Целую неделю назад, — исправил он. — Что бы ни произошло, все уже давно забыли. — Нет, — она затрясла головой, отрицая его предположение. — Я так опозорилась, что это будет сложно забыть. На меня до сих пор люди смотрят. — Они смотрят, потому что ты красивая. — Нет, потому что я испачкалась перед всеми и оставила рисовую кашу посреди столовой, а потом остаток среды ходила с опущенными руками, так как кофточка Сольби всё время подскакивала, открывая мой живот… — Чёрт, — Чонгук выпалил это кричащим шёпотом, немного громче, чем он или она говорили до этого, — ты ходила в такой кофточке, пока меня здесь не было? Не удивлён, что на тебя все смотрят. Ты ведь такая привлекательная. Даже в худи. Боюсь представить, во сколько раз увеличивается твоя привлекательность без неё. Чонгук не имел в виду совсем без, но брови Хэджи подскочили в удивлении, а её щёки стали понемногу алеть. Было весело, когда она краснела из-за него. — Кхм, — он прочистил горло, отворачиваясь от неё и глядя вперёд, на книжные стеллажи. — Я не имел в виду то, что ты подумала, но даже если вдруг имел, то это не имеет никакого значения. Ты уже видела меня без рубашки, а на рисунке даже без штанов. Уверен, ты всё ещё иногда думаешь об этом, так что я тоже могу думать о тебе… — Вот вы где, — Чимин не постеснялся громко заговорить в библиотеке, пусть и помешал этим другим. — У вас теперь каждый обед свиданки? Он шёл совсем один, хотя обычно предпочитал передвигаться в компании футболистов. — Это не свидание, — сказал Чонгук, открывая тетрадь и отпуская руку Хэджи, — мы тут учимся. — Ну конечно, — иронично хмыкнул Чимин, громко отодвигая стул и присаживаясь напротив. — Вы случайно не видели тут ещё одну парочку? — Какую парочку? — спросил Чонгук без особого энтузиазма. Он всё ещё чувствовал некое напряжение, царящее между ним и Хэджи после того, что он начал говорить. — Парочку «С», которая от меня бегает… Сказали, что отойдут за напитками, и бросили меня одного в столовой. Это что, весеннее обострение? — «С»? — Хэджи подала голос. — Сион и Сольби. — Они встречаются? — Чонгук прекратил листать страницы, поглядывая на Чимина, чтобы по его лицу понять, шутит он или нет. Он был уверен, что это преувеличение, но и сам заметил, что что-то между Сольби и Сионом происходило. Наверняка что-то дружеское и полезное для них двоих, но если вдруг оно успело перейти к чему-то большему, а Сольби Чонгуку и словом не обмолвилась… — Выглядят как женатая парочка, — голос Чимина был полон возмущения. — Она помогает ему рисовать, а он кормит её ттокпокки. Шепчутся там о чём-то и уже свои локальные шутки сочиняют. Бесят. Хэджи слегка повернула голову, как раз вовремя, чтобы обменяться с Чонгуком взглядами. Ей было интересно, что он думает об этом, а ему было интересно, что она. — Наверняка они просто друзья, — сказала Хэджи. — Сольби говорила, что хочет взять тайм-аут в свиданиях. — Странно, потому что каждая их прогулка по кампусу или посиделки в столовой подозрительно похожи на свидания, — буркнул Чимин. — Подумайте сами, они с разных факультетов, с разными увлечениями и вообще Сиону совсем недавно Хэджи нравилась. Так почему они вдвоём ходят? Что у них может быть общего? Чонгук прерывисто выдохнул, вновь мельком поглядывая на свою девушку. Она обязана была догадываться, что Сион в ней заинтересован, но почему-то выглядела потрясённой. — Не думаю, что это тебя касается, — сказал он Чимину. — Сион мой лучший друг, конечно это касается меня! — Тише, — со стоном взмолилась Хэджи, боясь, что сейчас на них пожалуются. — Если тебе скучно кушать одному, можешь кушать с нами. — Ещё чего, — выпалил Чонгук, — я не хочу кушать с посторонними… — Эх ты, — Чимин покачал головой, — это я-то посторонний? Я твои трусы и носки после сушки забираю, а у тебя язык поворачивается так говорить? И я уже начал собирать деньги на ящик пива для тебя… Чонгук сжал губы в тонкую линию, глядя на Чимина с недовольством. Как он умудрился опозорить его дважды за две фразы? Ещё и перед его девушкой. — Ящик пива? — Хэджи насупилась, полностью проигнорировав слова о сушке. — Из-за спора? Рассказывая о споре, Сольби больше всего возмущало, что внимание Хэджи стоит всего ящик пива. Чонгук рядом заёрзал на стуле, шепча раздражённо: — Я не спорил. Засуньте своё пиво себе в задницу. — Зачем? — Хэджи вдруг встрепенулась. — Не нужно, пускай отдают. Мне нравятся газированные напитки. Пиво в том числе. Внезапно эта девчонка начала нравиться Чимину сильнее. — Видишь, Чонгук, твоя девушка хочет пиво, которое ты выиграл. Эта формулировка с играми и спором действовала на нервы только Чонгуку, очевидно, потому что Хэджи совсем не выглядела задетой. Её волновал только тот факт, что весь предыдущий месяц на неё поглядывали футболисты не потому что с её одеждой было что-то не так, и не потому что они слышали о ней что-то нехорошее, а потому что поспорили и гадали, как бы к ней подступиться. — Я сам куплю ей пиво. И вообще всё, что угодно. Чимин благополучно проигнорировал свирепое заявление и облокотился на стол, поглядывая на Хэджи с на удивление обаятельной улыбкой. Он был тем ещё чертёнком, но периодически примерял на себя образ ангела. — Какое пиво тебе нравится: тёмное или светлое? — Светлое с фруктовыми вкусами, — ответила Хэджи. — Окей. Замётано. Как куплю, отдам Чонгуку, а он с тобой поделится. Или можешь как-нибудь прокрасться к нам в общежитие, и выпьем вместе. Если вы, конечно, обещаете потом не сотрясать второй этаж, как это иногда делает Чонгук на пару со своей рукой… Чонгук особо не прицеливался, но ластик угодил Чимину прямо в лоб. — Я напишу на тебя жалобу дежурному или декану Паку, — пригрозил он, махая в воздухе кулаком совсем нешуточно. — Вот, — Чимин потёр лоб, а затем указал на кулак Чонгука, — обычно он так рукой и двигает… — Почему все вокруг пытаются испортить мои первые серьёзные отношения? — забурчал Чонгук, сползая ниже по спинке и пиная Чимина под столом ногой. — Ещё одно слово против меня, и я расскажу Ри, что ты делаешь по ночам. — И что же я делаю? — с насмешкой поинтересовался Чимин. — Ты знаешь. — Нет, не знаю. — Знаешь. — Просто признай, что я ничего не делаю, и твой план припугнуть меня провалился. А ещё мне абсолютно плевать, что ты расскажешь Ри. Я не собираюсь больше с ней встречаться. Хэджи было смешно из-за их препирательств, но когда речь зашла о Ри, — той самой Ри, которая была сексом на одну ночь Чонгука, — она посерьёзнела. Ничего ведь странного в том, что она хотела знать о его бывших побольше? Чтобы потом по ночам мучиться от сравнений и понимать, что и в подмётки им не годится. — Почему нет? — Чонгук выглядел огорчённым. — У вас ничего не получилось? — Получилось, — Чимин метнул взгляд в Хэджи, не зная, стоит ли говорить об этом при ней или нет. — Дважды получилось. Даже трижды. Это было в любом случае больше, чем у Чонгука с Ри. Должно быть, это был джекпот. — Тогда в чём дело? Встречайтесь. Будет и у тебя весеннее обострение. Чонгук не хотел, чтобы это прозвучало с пренебрежением. То есть он и хотел, и не хотел этого. С одной стороны, Хэджи точно знала бы, что он ничего не испытывает к тем, с кем был в прошлом, но с другой стороны, она могла бы решить, что он очень несерьёзный, как Сольби и утверждала. — Не хочу, — Чимин сложил руки на груди. — И она тоже не хочет. Она предложила остаться друзьями. Значит она поступала так со всеми? Должно быть, у неё было много друзей. — Но если бы она была не против, ты бы захотел? — внезапно предположила Хэджи. Было так странно, что она внимательно слушала, ещё и принимала в разговоре участие. — Нет, — Чимин даже скривился. — Нет, ни за что. Почему мы вообще говорим об этом? — он достал телефон. — О, обед почти закончился. Мне нужно бежать на корейский. Если вдруг увидите кого-то из «С», скажите, что я на них обижен. Предатели. Чимин натянул рюкзак на плечо и встал из-за стола. Он уходил под недовольные взгляды студентов, что заранее были готовы к тому, что он снова пошумит. — Он странный, разве нет? — спросил Чонгук. — И Сольби с Сионом тоже… — Не знаю, — Хэджи захлопнула свой блокнот. — Нам уже пора на математику. Пойдём сейчас, чтобы занять места. — Думаешь, нашу парту кто-то займёт? — Конечно. В первую очередь займут все дальние. Нам лучше тоже сесть подальше, чтобы я могла помочь тебе с подсчётами. Чонгук на это не рассчитывал. Он готовился писать и считать всё сам. И всё же было приятно знать, что Хэджи хочет ему помочь. — Да всё нормально, — сказал он, — я со всем справлюсь. — Если напишем раньше, до медицинского клуба сможем ещё посидеть в библиотеке или на улице. — Да, кстати, — Чонгук взлохматил рукой чёлку. — Я хотел спросить кое-что о клубе… — Хэджи его не перебивала и даже не смотрела вопросительно, просто ждала, пока он спросит, что хотел. — Ты сильно расстроишься, если я брошу? У меня в апреле и в мае будет больше игр по средам, да и я уже числюсь в футбольной команде, из-за чего получаю баллы за внеучебную деятельность. Хэджи кивнула, додумывая множество других причин, по которым ему хотелось избежать этих встреч. Она слышала, что Чонгук и Сольби помирились, что у них всё неплохо, но их общение не было таким, как раньше. Они больше не стремились зависать вместе каждый перерыв и не списывались просто так. Зато они друг другу немного улыбались, когда сталкивались в коридоре. — Тебе и правда лучше бросить, — сказала Хэджи. — Ты выглядишь уставшим в последнее время. — А, это потому что бег по утрам, потом тесты, потом вечерние тренировки и подготовка… Стану выглядеть чуть лучше, когда переживём эту неделю. — Ты не можешь взять несколько выходных от тренировок? — Хэджи хмурилась, рассуждая: — Ты спишь совсем мало, а это вредно для здоровья. Ты должен хорошо спать, хорошо кушать… — Хорошо учиться и играть, — добавил Чонгук с расслабленной улыбкой. Ему совсем не хотелось становиться причиной её переживаний. — И у меня всё под контролем, за исключением клуба и наших свиданий. — Только свиданий тебе ещё не хватало… — Мне их и правда не хватает, но я не буду настаивать, пока мы боремся за оценки. Лучше давай назначим одно на эти выходные. Как насчёт вечера субботы? После игры? Я придумал кое-что, что нам двоим идеально подойдёт. Он умел заинтриговать и поселить в голове Хэджи назойливые нервные мысли. Он хотел, чтобы она гадала следующие два с половиной дня, что он там придумал? — Это будет людное место? — она зашла издалека, просто чтобы выяснить несколько важных для неё деталей. — И да, и нет. Я думаю, что тебе понравится, — на его губах теперь всё время играла довольная улыбка. — Ох, скорее бы уже выходные… Хэджи хотела поддержать его хорошее настроение, а не испортить, но должна была спросить кое-что ещё: — А Сольби ты скажешь, что уходишь из клуба, или мне ей передать? Как она и ожидала, улыбка Чонгука больше не была такой яркой и счастливой, но она всё ещё немного приподнимала уголки его губ и способствовала появлению ямочки на его правой щеке. — Я ей напишу, не беспокойся. Не думаю, что она сильно расстроится. Я уже давно прогуливаю её занятия.

***

Сольби лежала на диване в гостиной, закутавшись в плед. Она потирала замёрзшие босые ноги друг о друга и изредка отвлекалась от дорамы на телефон. Проверяла, никто ли ничего не написал, но в чате её группы наступило затишье после всех этих тестов, а Сион куда-то пропал, так и не дописав историю о своём самом провальном свидании (не считая того с Хэджи в парке аттракционов). Папа тихонько подкрался со стороны кухни. Он сделал перерыв между написанием глав сугубо ради перекуса, приготовленного женой, но вернуться в кабинет так и не смог. Сперва застрял на выходе из кухни, потом подошёл ближе к дивану, а в итоге тихонько присел у Сольби в ногах, глядя в большой экран плазмы. Сольби смотрела какой-то мультфильм от Netflix. Уже четвёртый за сегодня. — Тебе не нужно идти писать? — немного язвительно поинтересовалась она. Обычно, когда она хотела провести с отцом время, он твердил, что ему нужно писать, что ему некогда, что она собьёт его вдохновение. Но сегодня был тот редкий случай, когда ей вообще никого не хотелось видеть рядом. — Нет, — ответил папа, — если ты не против, я гляну немного… Отношения с родителями после того разговора стали другими. Сольби не пыталась быть с ними снисходительной, она смотрела враждебно, не оправдывалась за то, что чего-то не хочет есть или что-то делать, не говорила о своих оценках, не делилась новостями о том, что они с Чонгуком помирились. Последнее наверняка могло бы немного растопить лёд в отношениях, но у Сольби было несколько причин молчать об этом. Во-первых, не хотелось, чтобы мама с папой на что-то надеялись, во-вторых, не хотелось, чтобы они внезапно смягчились и сделали вид, что тех маминых слов не было, и в-третьих, Сольби не чувствовала, что это перемирие с Чонгука было таким, как всегда. Потому что оно не было. После мелких ссор и крупных, когда они мирились, через день или два все обиды забывались без следа, но эта их ссора оставила шрамы. Не только для неё, но и для Чонгука. Это было заметно по тому, как их губы растягивались в неловких улыбках, когда они виделись, и в отсутствующем желании писать друг другу. Сольби не нужно было знать, как его дела, она и так видела, что неплохо. И он тоже ничем не интересовался, держась на расстоянии. Это было непривычно и странно, но Сольби значительно отпустило, когда они не подошли друг к другу в понедельник, когда не стали забивать места в столовой и спорить из-за нежелания Чонгука посещать медицинский клуб. Он просто написал, что занят в последнее время и ходить не будет, но если для деканата важно количество участников, Сольби может записывать его в листе посещения. А она написала в ответ «хорошо», в тот момент ещё не определившись, что с ним делать — вычеркнуть из списка или оставить. Позже она, конечно, думала о нём. Об играх, на которые он больше не приглашал, об ужине, на который так и не вытянул её, об улыбке, которую она видела, когда они пересекались. Это не волновало её так сильно, как она думала. Между ними всё разрешилось и стало простым, и никто из них не хотел нечаянно усложнить. — Тебе рассказать, что было перед этим? — спросила Сольби. — Да нет, я чисто чтобы посидеть с тобой, — ответил отец. Думал, что это будет мило с его стороны? Сольби упёрлась стопой в его бедро. — Со мной не нужно сидеть, — упрямо сказала она. — Иди, пиши своё дальше. Папа перехватил её ногу, укладывая её себе на колено и откидываясь на спинку дивана. — Кто сказал, что это ты нуждаешься во мне? Я имел в виду, что сам хочу посидеть рядом. Мы в последнее время только на кухне и встречаемся… — Потому что ты постоянно пишешь. — Так ты тоже, — он поднял обе руки, делая вид, что печатает на телефон. — Всё время переписываешься вместо того, чтобы поговорить со мной. Сольби сложила руки на груди, теперь избегая отцовского взгляда. — Иди и поговори с мамой, — фыркнула она, не сдержавшись. — Вижу, вам двоим очень весело. Можно обсудить меня и учёбу, меня и Чонгука, меня и секс до свадьбы… — Сольби, — папа усмехнулся, легонько тыкая пальцем в её стопу и заставляя её дёрнуться от щекотки, — ты ведь не считаешь нас своими персональными злодеями? — Именно. Хуже всех инопланетян на свете. И болотных монстров тоже. Он улыбнулся чуть шире, начиная легонько поглаживать её по ноге. Пока он занимался этим, мама выглянула из кухни, поджимая губы в обиде из-за слов дочери. — Ладно мама, — согласился отец, — но ведь я всегда на твоей стороне, как ты можешь записывать меня в злодеи? — Как же, — вырвалось у Сольби, а из-за нахлынувшего чувства обиды у неё защипало в глазах. — Вы только обижаете и унижаете меня. Мама всеми возможными способами, а ты в своих дурацких книгах! Тихонько шаркая тапочками, мама подошла с другой стороны дивана и присела на быльце, осторожно прикасаясь холодной ладонью ко лбу Сольби, словно проверяла, не заболела ли дочь. — Разве я тебя унижаю? — спросила она. — Ты ведь мой ребёнок… — Вот именно, — Сольби уже шмыгала носом, искренне ненавидя то, что они пришли к ней, а лучше бы продолжали играть в молчанку. — Я твой ребёнок, но для тебя вечно не такая. И не только для тебя. Для папы тоже. — Милая, — он замотал головой, отрицая каждое её слово, — ты для нас самая лучшая. Сольби уже не была глупым ребёнком, её не получилось бы обмануть, перевернув всё так, будто это она ранимая, а не они жестокие. — Вы меня только критикуете. — Мы не критикуем, мы советуем, — сказала мама. — Нет, это не советы, — Сольби так старалась сдержать слёзы, что голова разболелась, а солёные дорожки всё равно заструились по щекам. — Это не заставит меня стремиться к лучшему, это только ещё больше убьёт мою веру в себя. Мне и так известно, что я не самая худая, не самая красивая, не самая привлекательная, не самая умная и не самая талантливая. Я без вас это знаю, а вы всё равно тычете меня в это носом. Мама пересела на диванную подушку, голову Сольби кладя себе на колени и холодными пальцами стирая с её щёк слёзы. — Прости, если это выглядит так, — папа извинился первым. — Мы никогда не пытались обидеть тебя, Сольби, или указать на твои недостатки. Ты правда лучшая для нас, и мы хотим, чтобы ты была лучшей и для других. Поэтому иногда может казаться, будто мы давим, но сделай нам поблажку, ты же видишь, какие старики у тебя глупые… Этого всё ещё было недостаточно, чтобы забыть то, что они говорили и делали. Они всегда были такими, особенно мама. Может папа и не указывал на её недостатки прямо, а молча вписывал их себе в книгу, но мама кричала на каждом шагу Сольби в лицо всё, что её не устраивало. — Извини, — мамины ласковые прикосновения были не в состоянии успокоить, а её лживые слова тем более. — Мне жаль, что ты воспринимаешь всё так, но тебе нужно с этим бороться, потому что другие люди не постесняются сказать больше… — Другие люди и так говорят, — Сольби дышала через рот из-за забитого носа, — но мне было бы плевать на других, если бы вы поддерживали меня, а не только Чонгук. Почему друг, появившийся у меня по счастливой случайности, заботился обо мне больше моих родителей? Почему он никогда не говорил, что из-за того, что я недостаточно хороша, я не должна есть того или этого, обязана пользоваться определённой косметикой, терпеть неприятные для меня процедуры, чтобы кому-то нравиться, а ты, мама, постоянно мне говорила? Почему после твоих слов Чонгук утешал меня, а не наоборот? Мама притянула её ближе, смещая руки на сотрясающиеся от рыданий плечи и поглаживая Сольби чаще. — И даже теперь, когда он ушёл, вы вините в этом меня… — Вовсе нет, — мягко возразил папа. — Мы тебя не виним. Что бы между вами ни происходило, это ваши дела, и вы можете решать их так, как считаете нужным. Они наверняка очень хотели, чтобы отношения Сольби и Чонгука были правдой. Всё ещё хотели, даже когда знали, что это не так. — Между нами ничего не происходит, — Сольби ещё больше сжалась на диване. — И никогда не произойдёт. — Ну и не страшно, — мама стала гладить её по спине. — Ты встретишь гораздо более хорошего парня. — Мне не нужен парень. — Как скажешь, — заговорил папа. — Не нужен, значит не нужен. Главное, что ты в любом случае гордость нашей семьи, и мы тебя сильно любим, Сольби. Он навалился на её ноги, чтобы дотянуться до неё, и вместе с мамой заключить её в объятия. Жаркие, удушающие, липкие от слёз и соплей. — Чонгук тоже ваша гордость, — буркнула Сольби. — Даже не думайте отрицать. Вы считаете его вторым ребёнком в нашей семье. — Мы им гордимся и он определённо для нас всё ещё ребёнок, но если ты захочешь, я напишу о нём какой угодно рассказ. Даже немного кровавый. Если тебе это нужно и ты захочешь такое прочесть. Или ты сама можешь написать. Иногда, чтобы поскорее разобраться с чувствами, их нужно выплеснуть. Сольби шумно вздохнула, отвечая: — Я уже выплеснула. Но не то чтобы это сильно помогло. Она прошла несколько кругов ада, прежде чем все эти чувства, вызванные Чонгуком и обидой, улеглись. Только после извинений у неё на душе стало спокойно. — Я тоже немного выплеснул, — поделился папа почти виноватым тоном. — Он позвонил мне вчера, чтобы одолжить машину, а я на него накричал и сказал, что не дам, потому что у меня дела. Тогда он спросил про вторую мою машину, а я солгал, что она в ремонте… — За что ты на него накричал? — поинтересовалась мама. Сольби боялась, что папа сказал Чонгуку что-то не то, подставил её ещё больше, но всё оказалось намного безобиднее: — За то, что он к нам совсем на заезжает, ничего о своей жизни не рассказывает, а звонит только чтобы машину одолжить. Надеюсь, я не переборщил. — Надеюсь, — вздохнула Сольби, понемногу успокаиваясь. Ей не так сильно хотелось отругать Чонгука, как родителей. По её мнению, они заслуживали этого больше. Если бы они научились держать некоторые свои мысли при себе, как это делал Чонгук, а он, в свою очередь, научился говорить прямо то, что другим обязательно нужно было услышать, цены бы им не было.

***

— Куда именно мы едем? — Хэджи не выпускала из рук телефона, допрашивая Чонгука. — Я не могу пока сказать. Это сюрприз. — Хотя бы намекни, чтобы я знала, что написать папе. Он хочет знать, как далеко мы едем и когда вернёмся. Чонгук внимательно следил за дорогой, за арендованную машину отчего-то переживая больше, чем за машину Сольби или господина Яна. — Окей, намекаю: мы обсуждали этот вариант, но я его немного усовершенствовал. — Кино? — Хэджи угадала слишком быстро. — Везёшь меня в какой-то кинотеатр? Он находится так далеко, что нам нужна машина? Чонгук мотнул головой, решая больше не говорить ни слова, чтобы она не узнала всё заранее. — Близко? Он чуть пожал плечами. — Это ведь не парк аттракционов? — она заподозрила это таким тоном, что будь это всё-таки парк аттракционов, Чонгук бы обиделся. — За кого ты меня принимаешь? У меня вроде не так плохо с фантазией, чтобы водить тебя по десять раз в одно и то же место. Только если сама захочешь что-нибудь повторить. — Тогда это просто кинотеатр? Или не просто? Какой-нибудь страшно дорогой? Нет ведь? — она всё не унималась. Чонгук убрал правую руку с руля, опуская её на колено Хэджи, обтянутое чёрными джинсами, и немного сжимая его. — Расслабься и доверься мне, пожалуйста. Нам ехать всего двадцать минут от твоего дома. Десять из них мы уже проехали. Его пальцы на её ноге совсем не успокаивали, наоборот ещё больше будоражили. Оно и ясно. Они были только вдвоём в машине, за окном сгущалась темнота, и Чонгук по секрету сказал, что не собирается ночевать в общежитии, чтобы им не пришлось торопиться, стараясь успеть к десяти. Тогда до которого часа он планировал быть с Хэджи? До двенадцати? Или ещё позже? Чем он надеялся заниматься с ней всё это время? Это было первое настоящее свидание в её жизни, и нервы не давали ей нормально вздохнуть. — А назад ты тоже меня на машине отвезёшь? — спросила она. — Конечно. Я арендовал её до завтра. — А где ты собираешься ночевать, если не в общежитии? — Сион предложил поехать к нему, но я пока сомневаюсь. Посмотрим, во сколько освободимся, а тогда, если будет очень поздно, я поеду в отель. Так он не собирался задерживать её допоздна или собирался? Что она должна была написать папе (который вообще-то вовсе не спрашивал, куда и на сколько едет Хэджи, так просто отпуская дочь с парнем на ночь глядя)? — Хэджи, — Чонгук снова чуть сжал её колено, — не нервничай. Ты же знаешь, что я тебя не обижу? Она закивала. У неё и мысли подобной не проскакивало, она доверяла Чонгуку. Дело было только в том, что она ничего не знала о предстоящем свидании и весь день сидела как на иголках, ожидая, пока он освободится после игры. Это выматывало, но потянуть нервы за ниточки и оставить их дома перед тем, как уехать, она никак не могла. Пришлось их брать с собой. — Прости. Я уже давно никуда не ходила и не ездила. Только с Хэджуном или с папой. И то я всегда знала заранее, будут там другие или нет, что мы будем делать, когда я смогу уйти… — Не беспокойся за людей. Они будут поблизости, но не так близко, чтобы потревожить тебя. Делать ничего особенного не придётся, грубо говоря, вообще ничего делать не нужно. И домой я тебя отвезу, как только ты попросишь. Я рад уже тому, что у нас вышло сегодня увидеться, так что для меня свидание полностью удалось. Хэджи нащупала его руку на своём колене и, чтобы он больше не держал её там, переплела их пальцы. — А в какие места тебя обычно водил Хэджун? — М-м, — Хэджи задумалась, хотя некоторые воспоминания о брате были настолько яркими и чёткими, словно это было только вчера. — Он брал меня на свои тренировки и на игры, ещё водил в кафе и на домашние вечеринки с друзьями. — И ты не была против? — Была, но он, как и ты, обещал отвезти меня домой, если я захочу. К тому же иногда я правда неплохо проводила время с его знакомыми. Они были довольно милыми. — Почему ты не общаешься с ними сейчас? Пока они говорили, время шло быстрее, а сердце Хэджи понемногу переходило от сумасшедшего темпа к слегка ускоренному. В салоне пахло мятным освежителем, но иногда через него пробивался запах сливочного масла. Хэджи подозревала, что он тянулся из бумажного пакета, что стоял на заднем сиденье. — Потому что они друзья Хэджуна. Не мои. Чонгук не считал это весомой причиной. Если для этих людей она была желанным гостем на вечеринках и дружеских встречах, значит она уже успела стать частью их компании. — А если я как-нибудь предложу тебе познакомиться с моими друзьями из клуба, ты согласишься? Хэджи отвернулась к окну, поглядывая через него на переполненные людьми улицы. — Не думаю, что это хорошая идея, — ответила она. — Почему нет? Уверен, ты им понравишься. И я хочу похвастаться тобой. Чтобы все знали, что мы вместе. Хэджи ценила то, как незаметно Чонгук вплетал в свои речи приятные вещи, но кое-какой осадок не позволял ей снова наступить на эти грабли. — Лучше, чтобы с некоторыми своими друзьями, которые и не догадываются обо мне, ты общался сам. — Почему? — Чонгук искренне недоумевал. — Потому что у вас своя атмосфера, темы для разговоров и так далее. Я могу быть не к месту. Особенно в шумных компаниях. В такие моменты я обычно впадаю в ступор и заставляю людей чувствовать себя неловко. Я слышала, что так говорили. — Кто? — Некоторые люди. В школах, в научных клубах. Обычно они обсуждали это за моей спиной, а когда я нечаянно слышала, — её голос немного дрожал, — думала о том, как часто и что ещё они обо мне говорят. Мой врач считает, что это немного похоже на паранойю и звёздную болезнь, потому что я убеждена, что кому-то интересна, но в действительности необязательно быть кем-то важным, чтобы другие тебя обсуждали. Они просто видят тебя, им что-то не нравится, и они начинают смотреть ещё пристальнее, упоминать твоё имя ещё чаще… Она замолчала, почувствовав, что Чонгук начал поглаживать тыльную сторону её ладони большим пальцем. — Я не хочу давать непрошенных советов, — начал он, — тем более я не уверен, что это поможет, но ты не должна забывать, что тоже обсуждаешь со мной некоторых людей. Друзей Хэджуна, например, твоих бывших одноклассников, Сольби, профессора Шин, твоего отца, Чимина… Поскольку мы живём в социуме и окружены людьми, нам периодически приходится говорить о них. Осуждать их за что-то, хвалить, ненавидеть. В процессе мы испытываем разные эмоции, и должны осознавать, что другие тоже испытывают что-то, пока говорят о нас. Это не всегда только хорошие вещи. Иногда это любопытство, иногда зависть, иногда недоумение, но, к счастью, мы не обязаны отчитываться за чужие чувства. Мы не всегда виноваты в том, что кому-то не нравимся, и что у кого-то вызываем вопросы или желание обсудить наш внешний вид, наши решения, наше поведение. Люди обсуждают других людей. Меня и тебя тоже — это факт, с которым ничего нельзя сделать. Только принять. — Я знаю, — Хэджи вцепилась в его пальцы крепче, когда они свернули за забором, что отделял парк от тротуаров. Здесь людей практически не было. — Но всё равно не хочу, чтобы обо мне говорили. Если бы можно было, я бы стала невидимкой. — Даже не думай. Что бы я делал, если бы ты вдруг стала невидимой? Кем бы я любовался на парах? Кого бы вытягивал на свидания? А кто бы помогал мне на тестах? — Будучи невидимой, помогать на тестах было бы проще. — Не соглашусь на твою невидимость даже за А по всем предметам, — сказал Чонгук. Машина пару раз подскочила, переезжая с асфальта на грунтовую дорогу, а затем на траву. Они медленно ехали в сторону чего-то вроде парковки и установленного посреди зелёного поля огромного экрана. — Это кинотеатр под открытым небом? — спросила Хэджи, наклоняясь немного вперёд, чтобы получше рассмотреть другие машины. Их было много. С полсотни, наверное. — Автокинотеатр, — подсказал Чонгук, радуясь своей идее, несмотря на сдержанную реакцию Хэджи. — Разве не круто? Займём себе хорошее место, достанем пиво и попкорн, которые я для нас подготовил, и будем смотреть в машине. Не придётся слушать, как другие чавкают, смеются и комментируют фильм. И не придётся волноваться о чужих взглядах. Только ты и я, но в то же время ещё сотня других людей. Он отпустил её руку, паркуясь на ближайшем свободном месте, чтобы не рушить новую линию. — А платить за это не надо? — Оплату соберут прямо во время фильма. Кто-то один пройдётся по рядам и возьмёт деньги. — А что за фильм? — Тут, к сожалению, новых не показывают, — Чонгук выключил мотор, и фары внезапно потухли. — Так что будет «Ла-Ла Ленд». Ты смотрела? Хэджи отрицательно покачала головой, параллельно с этим осматриваясь. Слева от них уже стояла машина и впереди тоже несколько, но поскольку в парке фонари были расположены только по периметру, а в салонах не включали свет, ничего не было видно. Это давало надежду на то, что их тоже никто не увидит. — Супер, — Чонгук звучал ещё более счастливым, — тогда для тебя этот будет всё равно что новинку глянуть. Он очень классный. Отстегнувшись, он потянулся к заднему сиденью, чтобы забрать пакет. Заметив, что Хэджи отстёгиваться не торопится и всё ещё вертит головой, он сам зажал красную кнопку, расстёгивая её ремень. — Та-ак, — протянул он, в темноте заглядывая в пакет и по очертаниям стараясь понять, где что. — Это пиво фруктовое для тебя, а это безалкогольное для меня. Ты хочешь солёный попкорн или сладкий? У меня есть с солью, с карамелью и с солёной карамелью. Ещё несколько секунд изучения, припарковавшаяся рядом с ними машина справа, и Хэджи немного расслабилась. Она отставила закрытую баночку пива на приборную панель и впервые за вечер усмехнулась Чонгуку. — Ты хорошо подготовился. Я хочу с солёной карамелью. Такой попкорн Хэджи ещё не ела, ей не терпелось попробовать. — Я старался, — ответил Чонгук, передавая ей сперва пустой бумажный стаканчик, а потом пересыпая в него готовый попкорн из упаковки. — Если что, в пакете есть салфетки, обычная вода и мятные леденцы, а в комплекте к нему иду я. Так что, если понадобится что-то ещё, дай мне знать, и я сбегаю в ближайший супермаркет. Хэджи кивнула, надеясь, что бежать никуда не придётся. Не хотелось доставлять Чонгуку и другим неудобства. Пока он ещё раз ощупывал содержимое пакета, Хэджи закинула в рот немного попкорна. — Ну как? — спросил Чонгук. — Вкусно? Его руки ещё были заняты пакетом, поэтому Хэджи протянула ему не стакан с попкорном, а сам попкорн. Несмотря на полумрак, Чонгук сразу увидел её пальцы и наклонился немного вперёд, осторожно обхватывая попкорн губами и через мгновение удовлетворённо мыча. — М-м, не думал, что он будет настолько вкусным. Можно ещё? Он потянулся в сторону Хэджи, приоткрывая рот. Она была вынуждена снова покормить его, даже когда он отставил пакет. Словно издеваясь, он иногда сжимал губы чуть раньше, нечаянно обхватывая её пальцы, но вёл себя при этом как самый невинный. Фильм начался, когда попкорна оставалось на дне. Чонгук успел надпить своё пиво и дать отхлебнуть Хэджи, чтобы она заценила лимонный вкус, а потом упёрся головой в спинку кресла и внимательно следил за сюжетом. Чтобы было лучше слышно, он совсем чуть-чуть приоткрыл все четыре окна. Из-за этого по машине гулял сквозняк, а Хэджи периодически куталась в кофту, между коленями сжимая то стаканчик с остатками попкорна, то баночку пива. Она немного скептически относилась к таким фильмам. Ей больше нравилось что-то, что держит в напряжении, но актеры играли отлично и саундтрек был потрясающим. — Чонгук, а?.. — Хэджи собиралась кое-что спросить, но повернув голову в сторону парня, умолкла. Чонгук спал. Его голова упала на бок, сложенные на груди руки расслабились и почти очутились на его бёдрах. Хэджи несколько минут не следила за субтитрами, но ни капельки не жалела об этом. На экране день сменялся ночью, осветляя лицо Чонгука то больше, то меньше, а он при этом выглядел одинаково красивым. В какой-то момент его голова опустилась ещё ниже, и Хэджи забеспокоилась, что потом он будет мучиться с ноющей шеей, и своим прикосновением нехотя его разбудила. — Прости, — он потянулся в кресле, морщась из-за яркого света, — кажется, я немножко уснул. — Ничего, эта неделя была очень утомительной, — Хэджи смотрела только на него. — Ещё и игра… — О, о! — Чонгук тихонько воскликнул, подбивая её локтем и кивая в сторону экрана. Себастьян и Миа снова целовались, и это вызывало у Чонгука глупую улыбку. Как будто он не видел этого минимум дважды до сегодняшнего вечера. — Ты обожаешь всё с любовными линиями, да? — его улыбка была заразительна, поэтому Хэджи тоже улыбнулась. — Обожаю, — подтвердил он, ещё какое-то время сонно моргая и привыкая к яркому свету. — В фильме и в жизни всегда должно быть место для любовной линии. Разве, когда ты смотришь на них, не чувствуешь приятный трепет? Хэджи присмотрелась к актёрам, снова упуская из виду субтитры. — Не знаю, возможно. — А когда смотришь на меня? Хэджи не нужно было поворачивать голову и смотреть на него, чтобы знать, что она чувствует при этом. — Да, — сказала она. Его лицо находилось близко к её, и это лишь усиливало трепет. Чонгук сместил взгляд на её губы, заранее намекая на поцелуй, но Хэджи всё равно немного растерялась, когда это произошло. Он потянул её за рукав кофты, и их губы столкнулись. Хэджи на вкус была солёной, сладкой, немного горькой из-за пива, но пахла при этом вишней. Чтобы было удобнее, она прижалась к щеке Чонгука ладонью, но постепенно переместила её ему на шею, чувствуя, как двигается его кадык, как бьётся жилка под пальцами. Он же на её лице не зацикливался — нежно погладил по щеке, потом за ушком, потом по плечу. Хэджи одной рукой упёрлась в его сиденье, следуя за его губами, даже когда он немного отклонялся назад. Звуки их поцелуев казались громче разговоров из колонок, но Хэджи толком не успевала об этом беспокоиться. Все её мысли были в Чонгуке и о Чонгуке. Его мягкие губы, его нежные руки, его шумные выдохи между поцелуями, его сдавленные низкие стоны, такие сексуальные, что у Хэджи невольно всё сжималось внутри. Она никогда подобного не испытывала. Это было не просто искрящееся напряжение между двумя, а нечто большее. Чонгук прикусил и слегка оттянул её нижнюю губу, отстраняясь на несколько секунд. Его плечи приподнимались и опускались в такт с плечами Хэджи. Они дышали вместе, наполняя машину вдохами и выдохами, на фоне которых фильм совсем терялся. — Ух ты, — Чонгук нашёл в себе силы заговорить первым, хотя внутри у него ни на секунду не утихали пожары. — Да, — протянула Хэджи следом, в темноте стараясь рассмотреть его глаза, нос, губы, но взгляд тянулся ещё ниже, перекидывался с шеи на плечи, на грудь, на штаны. Было так страшно сделать что-то не то, переборщить или случайно позволить ему нечто, к чему она не была готова, но желание прикоснуться к нему иначе было таким сильным, что Хэджи сдалась. Её пальцы в последний раз прошлись по линии подбородка, и вскоре она прижала ладонь к его груди. Чёрный свитшот был слишком плотным, чтобы она могла что-то почувствовать, но она прижимала ладонь плотнее и следила за передвижениями собственной руки. Грудь, живот, пояс спортивок, опять живот, грудь, яремная ямка. Чонгук откинулся на спину, облизывая губы и сглатывая перед тем, как спросить: — Хочешь?.. Пока Хэджи не взглянула вниз, на его пальцы, крепко сжимающие низ свитшота, она не понимала, о чём он спрашивает. — Если ты хочешь, — пробормотала она, немного смущаясь. — Конечно хочу, — он решительно дёрнул край вверх, другой рукой сжимая правую кисть Хэджи и перемещая её ладонь на голую кожу. — С-с-с, какая ты холодная… Она попыталась отдёрнуть руку, но он не позволил, удерживая её на месте несколько секунд, а потом подталкивая вверх. Дальше Хэджи и сама неплохо справлялась. Она обрисовывала пальцами кубики пресса, в целях изучения сжимала грудь, явно нарочно задевала соски, а при спуске вниз пыталась подсчитать его рёбра, убедившись, что учебники по анатомии не лгут. Он находил эти её щекочущие прикосновения крайне возбуждающими. — Можешь пересесть, — предложил Чонгук, садясь ровнее в кресле и чуть сдвигая ноги. Хэджи не знала, как именно ей нужно сесть, чтобы не приходилось выворачиваться, но Чонгук отъехал с сиденьем максимально назад и немного опустил спинку. Теперь между ним и рулём было достаточно пространства, а его колени так и ждали, пока Хэджи усядется на них. На первый взгляд это было очень неудобно. Куда она должна была деть ноги? Вдруг она испачкала бы его кроссовками? А если бы она нажала на руль? Но тревоги об этом немного улеглись, когда Хэджи преступила со своего коврика на его, и Чонгук притянул её к себе, придерживая её руками за ягодицы. Её мысли быстро сменили направление. Почему его руки ощущались так естественно там? Как на его коленях могло быть так удобно? Ну за что он был таким сексуальным? Чонгук подсадил её максимально близко, кажется, совсем не беспокоясь о том, что окажется у Хэджи между ног. Давая ей свободу, он снова задрал свитшот, а потом вернул свои руки на задние карманы её джинсов и стал смотреть с любопытством. Ему был интересен её восхищённый взгляд, её неторопливые изучения на ощупь, её неуклюжие ёрзанья, которые лишь усугубляли ситуацию. Чонгук крепко сжимал задранную одежду под мышками, а руками немного подталкивал Хэджи к себе. Он хотел, чтобы она села удобно для них двоих, но она какое-то время продолжала ездить у него на коленях, пока спинка сиденья не дёрнулась, сама по себе опускаясь ещё ниже. Хэджи нечаянно толкнулась своими бёдрами в бёдра Чонгука, и у него вырвался низкий стон. Эффект неожиданности, приятная тяжесть её тела, запах вишни и всё — его тело покрылось мурашками, а кровь ещё быстрее стала приливать к паху. Хэджи вжалась коленями в сиденье, облизывая быстро пересыхающие из-за сквозняка губы, упираясь в грудь Чонгука ладонями и опять легонько толкаясь вперёд. Было приятно, как никогда в жизни. Это волшебное чувство растекалось по всему телу, согревая, а прохлада улицы, проникающая в машину, сразу охлаждала. Чтобы согреться, Хэджи нужно было двигаться, и Чонгук помогал ей руками, подталкивая вперёд сильнее, чаще, чувствуя, как она трётся об него. В машине снова преобладало дыхание, но теперь вперемешку со стонами. Чонгук издавал негромкие низкие звуки, а у Хэджи иногда вырывались высокие протяжные стоны на выдохе. Она даже толком не понимала, чем они занимались, не знала, что так можно, и не была уверена в том, чувствует ли Чонгук то же, что и она, но пока с каждым толчком новые приятные ощущения нарастали снежным комом, становясь больше и полностью вытесняя ненужные мысли, Хэджи не собиралась останавливаться. Она крутилась и крутилась, набирая скорость, и в конечном итоге разбилась, дрожа в руках Чонгука, падая в его объятия и пряча покрасневшее от стыда лицо в его шею. Он переместил ладони ей на спину, поглаживая между лопатками и убирая её косичку то на одно плечо, то на другое. Её дыхание тем временем стало совсем горячим и частым, потом немного замедлилось и превратилось в короткие вдохи и длинные выдохи, потом стало вполне себе нормальным, но она всё равно не двигалась, продолжая лежать на нём. — Ты тоже?.. — тихо промямлила она. Чонгук без дополнительных вопросов догадался, что её интересовало, и солгал: — Да. Он не хотел, чтобы она чувствовала себя неуютно из-за того, что кончила одна, и ещё больше не хотел, чтобы она сейчас прикладывала усилия и пыталась сделать ему приятно. Он и так был на седьмом небе от счастья. — Не хочешь досмотреть фильм? — спросил он, чувствуя, что она ещё крепче цепляется за его плечи, показывая, что не намерена отстраняться. — Нет? И перебраться на пассажирское сиденье не хочешь? На тот случай, если сейчас придут за деньгами. Хэджи о таком должна была очень беспокоиться, но её хватка не ослабла, а её нос всё так же утыкался в его шею. — Ладно, — Чонгук тихонько рассмеялся. — Полагаю, вернуть тебя господину Сону сегодня не выйдет. И завтра. И когда-либо вообще. Мы теперь срослись бёдрами, а это, между прочим, лучшие части, которыми можно срастись…