Абстракция в квадрате

— Ты что тут делаешь?.. Произносит на выдохе, внешне спокоен, но тонкие пальцы едва заметно подрагивают, убирая мешающие чёрные пряди с лица. Беловолосый мальчишка поворачивается на тихий голос, тут же впечатывается взглядом в бледное лицо – единственное свое спасение. Настоящий? В зелёном глазу нескрываемый ужас, мальчик вскакивает, стремительно приближаясь к однокласснику. Ему страшно. — Фёдор...Федя, ты..ты слышишь это? Ты...они снова здесь, Федя, они снова... — Успокойся... — Я слышу их..! Я слышу, они здесь, они хотят забрать меня, Федя... Детские ручки хватаются за предплечье Достоевского, рыдающий голос врезается в мозг, заставляя шевелиться давно мёртвое сердце в груди. Фёдор ласково проводит ладонью по белоснежным волосам, пропуская мягкие локоны сквозь пальцы. Полуулыбка трогает бледные губы, он позволяет Коле прижаться к себе, держаться за ткань одежды, точно боясь потерять единственную опору. Достоевский не задаёт вопросов. Укладывает руки на спину друга, выдыхает, Гоголь всё ещё дрожит, если не дёргается, тёмный пустой школьный коридор освещался только тусклой зимней луной. — Пора домой, Коля, как долго ты здесь один? — Я не хочу домой...там снова..снова они! Громкий всхлип эхом разнёсся на всю длину этажа. Фёдор пожимает плечами, отрицая тот факт, что его сердце где-то глубоко внутри тоже сжалось от этого звука. Безразлично предлагает. — Останешься у меня? Матери всё равно опять не будет сегодня. Гоголь кивнул, на еле держащих ногах отошёл к подоконнику, закидывая сумку на плечо. — Моей тоже. Больше...н-никогда... Голос срывается, хрипит. Фёдор вопросительно развернулся к Гоголю, но поймал грустную застывшую улыбку и..совершенно пустой взгляд. Он понял. Дальше шли молча. Больше подобных сцен не повторялось.

Скудно обставленная комната не располагала к дружеским посиделкам. Впрочем, дружескими их посиделки назвать трудно, поэтому интерьер не играет особой роли. Фёдор задумчиво перебирает карты в руках, выбирая. — Почему именно сегодня? Он знает ответ. Но хочет услышать его от Гоголя. Гоголь же бьёт козырем предложенного туза. — Бито? — Бито. — Не знаю, почему. Сам же начал. Коля глупо улыбается, вытягивая карту, хмурится. Фёдор следует его примеру, слабо улыбнувшись. — Вот везучий же! — Всё ты знаешь, Коль. Гоголь подкидывает ещё две дамы, Достоевский секунду думает, отбивает. — Бито. Знаю. Как и ты. Зачем же спрашиваешь? — Бери карты. Спрашиваю, потому что мне интересно твоё мнение о ситуации. Когда ты последний раз был на могиле матери? — Твой ход. Года два назад? Может, больше. — Больше. Как тебе такое? — Решил вернуть мне моих валетов? Беру. Фёдор загадочно улыбается, мол, как и предполагалось. Последнюю карту Коля может отбить, но это уже не имеет значения, он всё равно проиграл. Недовольно ворчит, тусуя карты. — Дурак. Ты понимаешь, о чём я. — Ещё разок? Хочу отыграться! — Коль. Фёдор сильнее кутается в плед, сонно моргает. Гоголь невольно засматривается на очаровательное выражение лица напротив, откладывает колоду. — Ну... — Ну? Не мне тебя судить, но подумай, всё-таки. Мы могли бы... Достоевский секунду думает, но всё же предлагает. — ...сходить вместе? Но если тебе нужно побыть с ней наедине, ты же знаешь. Фёдор красноречиво смотрит, склоняя голову вбок, ясно давая понять, что исполнит подобную просьбу без лишних вопросов. Гоголь мнётся, подвигаясь ближе к другу, приобнимает, довольно ощущая, как парень немного расслабляется в его руках, хотя нарочито строго приподнимает бровь. Николай тихо смеётся, придавливая своим весом Фёдора к кровати. Не сказать, что это очень приятно, но Достоевский лишь мягко отталкивает беловолосого от себя. Он давно привык к подобным его порывам. Обычное дело. Гоголь неохотно послушно отодвигается, разваливаясь рядом, теребит отросшую чёрную чёлку соседа, на что тот недовольно морщится. — Дост-кун ответит на вопрос? — Валяй. Коля быстро принимает сидячее положение, заламывает пальцы, покусывая губу. Как много лишних телодвижений...волнуется? Любопытное наблюдение, но пока товарищ не переломал себе руки, Фёдор аккуратно берет трясущиеся ладони в свои, невыразительно глядя снизу вверх. — Хватит дёргаться. Я не съем тебя, что бы ты не спросил. Хотя я знаю, что ты спросишь. Гоголь неуверенно кивает, сжимая ледяные пальцы Фёдора. — Скажи, Дост-кун, ты ведь...ты ведь знал всё ещё тогда? Достоевский на догадку – не уточняет, насчёт чего – только кивает, через мгновение добавляя. — Догадывался. Трудно было не заметить. — Но больше никто не заметил. — Глупое сравнение. Гоголь смеётся, подскакивая на кровати, склоняется над Фёдором, широко улыбаясь, утыкается носом в шею. — Как всегда прав. И всё же... Коля замолкает, любовно оглаживая бледную щёку. Фёдор вопросительно моргает. Беловолосый улыбается, слегка неловко, закрывает глаза. — Ничего. Треплет Фёдору волосы, целует в нос, а Достоевский глыба. — Ты уверен, что хочешь пойти со мной, Дост-кун? Если что, я по– — Коля. Фёдор приподнимается, укоризненно вглядываясь в зелёный глаз, а Гоголь почти пристыженно отводит взгляд, цепляясь пальцами за края подушки. — Хорошо, извини, я понял. — Брось. Не строй из себя овечку, аж тошно... Ты снова грубишь ему, зачем? Достоевский поворачивается набок, прикрывая глаза. — Закрой за собой дверь, как будешь уходить. Коля фыркает, не обижаясь всерьёз, конечно, тихонько укладывается рядом. Даже не думает уходить. Только внимательно наблюдает за размеренно дышащим рядом Фёдором. Он не задумывается, когда бесцеремонно закидывает руку на Достоевского, несильно прижимая к себе. Тот, само собой, не спит, но никак не реагирует на действие. Разве что, Гоголю показалось, что он задышал чуть чаще.

***

У Фёдора не было семьи, не было друзей, не было любимых. Зато у него были его книги и явление, классифицировать которое конкретнее, чем, просто «Коля Гоголь», не представляется возможным. Коля просто есть. И пусть будет дальше.

***

Дождь. Обычное явление, когда живёшь в Питере, абсолютно гнилой день, когда живёшь с Гоголем. Если он что-то и не любил, так это мерзкие холодные капли с неба. С декабрём, к слову. День не задался с самого утра. Тащиться под ливнем на учёбу такое себе занятие. Коля не выглядел недовольным. Несмотря на всю свою нелюбовь к данному явлению природу, привычку не убьёшь, улыбка до самых ушей сияет на его лице. И, очевидно, в неё верят. Как и когда Гоголь привычно ускакал вперёд, треща что-то совершенно случайное. Верят. Оно и неудивительно, но неужели возможно быть настолько слепыми идиотами? Помогите ему кто-нибудь, серьёзно... Помогите...да кто ему поможет? Ты. — Дост-кун, Дост-кун! Смотри, смотри скорее! Непослушная копна белоснежных волос, заплетённая в неаккуратную косу, металась во все стороны, пока Гоголь стремительно приближался, улыбаясь ярче всякого огня. Быстро схватив хрупкую ладошку Фёдора в свою, повёл куда-то в сторону, тыча пальцем в доску объявлений. — Студенты по обмену? — Из Японии!! Взглянув на объявление повторно, Коля, кажется, просиял ещё ярче. Куда уж ярче...у него красивая улыбка... — Ты представляешь, Дост-кун?! Настоящие, самые настоящие японцы здесь! У нас! Это же так здорово-здорово, правда? Фёдор сдержанно улыбается, укладывая ладонь другу на плечо. — Да, здорово-здорово, Коль. Беловолосый почти визжит – ещё чуть-чуть и искры полетят – и удаляется в сторону не аудитории, конечно. Напротив, в противоположное направление, по пути заговаривая со случайными студентами, не задерживаясь, впрочем, надолго. Достоевский на это лишь фыркает, друг ведёт себя как обычно, но в контексте его душевного состояния, на первый взгляд безобидные выходки непоседы, то самое душевное состояние которого идентично пятилетнему ребёнку, приобретают не самые радужные краски. Ну, поймите эту фразу правильно. Фёдор далеко не главный ценитель искусства. Единственное, пожалуй, что влекло его в шедеврах известных художников, это своеобразие ряда работ. В этом они с Гоголем сошлись когда-то. Обоих тянуло к чему-то новому и ещё ничьей кистью не обрисованному, однако в своих представлениях о том, что вызывает интерес, они были абсолютно противоположны. Гоголь от грифеля до стёрки горел тем, что, грубо говоря, несёт хаос. Говоря языком Достоевского, крайне не по-божески. Но идеологии друга не осуждал, сам, в конце концов, не ангел, а Коля пускай спокойно терзается мыслями о том, напротив какого слова в словаре его фотография: амбивалентность или максимализм. Вдохновлённый похождениями в пьяный бред на бумаге Пикассо, он стремился выказывать свои чувства схожим образом. Желание в буквальном смысле раскрасить весь мир в оранжевый увлекла его так сильно, что Фёдор искренне удивляется, что его товарищ вообще забыл в таком учреждении, как академия художеств, которая на то и академия, что рисунку учит академическому и нарисовать на парте Лунтика тут не равноценно автомату на экзамене. Но вот уж зимняя сессия на подходе и Гоголь, разумеется, испробует этот метод в очередной раз. Фёдор же жил в хроническом ч/б фильтре. Со временем забавный контраст, на который двум младшеклассникам так нравилось указывать, перерос сначала в моменты непонимания, потом в целые периоды, но недолго, в средней школе, потом мальчики с подачи Достоевского пришли к тому, что всегда сходиться во мнениях необязательно. Каждый при своём – все довольны. Но жизнь не наладилась абсолютно. С возрастом Гоголь всё больше уходил в отрыв, действия порой становились всё безумнее, и изначально безобидные шалости выходили за нестабильные сами по себе рамки. Но и тут Фёдор проявил благоразумие. Возможно это было жестоко, но он ясно дал Гоголю понять, что либо тот берётся за свои мозги, либо за них берётся Достоевский, что куда более радикально, оба понимали. Николай, ко всей своей легкомысленности, усёк, с тех пор соблюдая чёткие геометрические границы, выставленные Фёдором для усмирения разноцветной субстанции существа Гоголя. Сейчас, когда его поведение обретает мотивы, Фёдор думает, насколько правильно это было. Жестоко ограничивать натуру другого человека, но с другой стороны, если его натура разрушает и всё вокруг, и его самого, хотя бы ради блага всего вокруг его самого стоит принять меры. Изменился ли Гоголь? Нет, ничуть. Но Фёдор – его рамки. Его границы, его клетка, мешающая двигаться по зову птички в голове. А учитывая определённые наклонности его психического здоровья, никто не знает, чего можно ожидать от Коленьки Гоголя, спящего в соседней комнате и внезапно осознавшего, что ты мешаешь ему жить. Боится ли его Фёдор? Нет, ничуть. Будет ли он бежать от этого? Ни в коем случае. Дорожит дружбой с этим клоуном или просто жить не хочет – он сам не знает. Знает только, если что его птичке в голову и взбредет, то смерть Достоевский примет от рук лучшего друга, что, разумеется, крайне греет душу. Где друг, собственно, делся? Очень своевременный вопрос. Фёдор приглаживает волосы, чуть ёжась от холода, направляется в сторону нужной аудитории. Дурацкие картины на стенах бросаются в глаза. Слишком заезжанные, такие, кажется, висят везде. Раздражает. Белые классические колонны чересчур белые, яркий свет слишком яркий, и вообще сегодня понедельник, а у Достоевского все дни одинаково одинаковые. И его бы устраивало, он не гонится за новыми впечатлениями, однако экстрима в его монотонную жизнь добавляет Гоголь сполна. Никогда не знаешь, что он удумает в этот раз, как и сейчас, когда он с разбега прыгает на Фёдора, чуть не роняя слабое больное тело на блестящий пол, заливисто хохоча, Достоевский совершенно этого не ожидает. Ну, почти. Привык давно. Длинные белые волосы от крепких объятий лезут в лицо, Достоевский так некстати замечает, как вкусно они пахнут.

***

Теория. Живопись. Первое мучительно для Гоголя, ко второму абсолютно равнодушен Фёдор. И всё бы ничего, но первому просто невозможно скучно. Главное правило дружбы с Гоголем: Если Гоголю скучно, безопаснее всего зарыться под землю и не вылезать, пока с поверхности не послышится звук деятельности Гоголя. Это правило все быстро усвоили. Всё, кроме Фёдора. Потому что он единственный имел некоторые привилегии, позволяющие переживать природный катаклизм «Скука Гоголя» практически целым и невредимым. Почему практически? Потому что пережить эти трапезы без единой травмы невозможно. Коля постукивает карандашом по столу, косясь на сосредоточенную мордашку Фёдора, пока тот внимательно конспектирует лекцию. Так занудно. Время тянется отвратительно медленно, а старое уставшее лицо преподавателя, монотонно вещающего что-то про эпоху возрождения и шедевры того времени, ещё больше вгоняет в тоску. Промелькнувшая безумная мысль – впрочем, других у Гоголя не бывает – внезапно заняла голову. Коля положил голову на парту, чуть придвинувшись к другу, ткнулся носом тому в локоть. Фёдор не отреагировал, только еле повёл плечом, показывая, что слушает. Гоголь молчал, пряча ухмылку, потёрся щекой о тёплую ткань одежды, занимая собой половину стола, невзначай, совершенно "случайно" скинул ручку Фёдора со стола. Услышав глухой удар, он всё же отвлёкся, глянув, куда закатилась несчастная письменная принадлежность. Терпеливо выдохнув, осторжно наклонился, чтобы не задеть затылком край стола, а Гоголь, выждав момент, быстро нырнул под парту следом, лишь на то мгновение, которое парта скрывала их, он прижался к другу вплотную, касаясь тёплыми сухими губами его губ. Всего на секунду, мягко провёл языком, хищно глянув из-под белых ресниц и с удовольствием замечая опешевший взгляд и совершенно незаметный румянец на щеках. Достоевский тут же выпрямился, возвращая своему лицу непринуждённый, пускай и чуть суровый вид. Тихо, но ощутимо стукнул попавшей под удар ручкой по светлой голове с не очень светлым умом. Чуть ли не прошипел. — Сдурел что ли?</i Коля беззвучно засмеялся, показательно облизывая губы, заулыбался, пока Фёдор, усиленно хмурясь, вернулся к конспекту. Сосредоточиться вновь выходка друга ничуть, разумеется, не помешала. <i>Клоун. Невозможной засранец, именно здесь и именно сейчас. Если бы кто-то увидел это, ничего, в общем, страшного, но он отвлёк меня от лекции. Это может попасться на экзамене, стоит быть внимательнее. Фёдор хмыкнул, погружаясь в свои записи, пока Коля обиженно дулся. Под конец пары Достоевский сжалился и принял протянутую руку, поглаживая тёплую кожу, наградил Гоголя однобокой улыбкой.

***

— Мама, он опять пришёл ко мне, мамочка, почему он снова здесь..?! Женщина с длинными светлыми волосами бережно огладила бледное заплаканное лицо сына, вглядываясь в смотрящие на неё огромные детские глаза разного цвета. Ласково улыбнулась, успокаивая, старалась скрыть горечь в голосе. — Не бойся его, мой ангелочек, он не обидит тебя, обещаю. Тебе нужно принять лекарство и лечь спать, хорошо? Мальчик схватился за одежду матери, вздрагивая, прижимаясь к родному теплу. — Н-не оставляй меня... — Никогда.

***

— Нет...! Не трогай меня! Прекрати, мне больно! ХВАТИТ! Резко включившийся свет обжигает глаза, слёзы вперемешку с кровью текут по щекам, из крошечных рук выпадает тонкое лезвин канцелярского ножа. Прибежавшая на крики женщина секунду с ужасом смотрит на рессеченный правый глаз сына, прижимая ладонь ко рту. Сложно разобрать, чей крик громче. Пятилетний мальчик бросается в руки к матери. Дальше скорая, туман и темнота. — Мой маленький ангел...доктор, неужели ничего нельзя сделать? — Боюсь, только учиться жить с одним зрячим глазом. Соболезную, но он отделался сравнительно мелочью на общем фоне. — Спасибо, я всё понимаю...спасибо вам. Бинт, почти сливающийся с белоснежными волосами, закрывает верхнюю половину лица. По словам врачей, обоим глазам нужен покой. Тонкая нежная рука трепетно касается скулы. Женщина поджимает губы, оглядываясь на врача, тот понимающе кивает и выходит из кабинета. Она любяще улыбается, убирая непроизвольные слёзы. — Ангелочек..что же сделали с тобой твои демоны... Мальчик шевелится, хвастаясь за родную мягкую руку. — Мама...! Я не вижу тебя, мама... — Я рядом, малыш. Я всегда буду рядом.

***

— Пойдём гулять? — Ты ещё не закончил домашку, сейчас половина одиннадцатого вечера и на улице снегопад. — Ну Дост-кун! Пожалуйста! — Скажи лучше, ты выпил свои таблетки? — Да выпил я... Фёдор кивает, вновь невозмутимо утыкаясь в книгу, пока Гоголь недовольно теребит его рукав. — Ну совсем немножко! Кружочек сделаем и домой! Ну сколько можно сидеть за учёбой, просто проветриться, ну? Федя смиренно выдыхает, заправляя за ухо мешающую чёрную прядь, вечно выпадающую из очаровательной розовой заколки в форме цветочка, любезно падаренной Гоголем на 15-ое декабря. Сначала он возмущался, но только ради личного удобства, а не огромных молящих глаз Гоголя, стал носить подарок дома. Отложив книгу в сторону, Фёдор нехотя поднялся, потягиваясь. — Только один кружочек. Нам всё равно в магазин надо... — Ура! Спасибо-спасибо, Дост-кун самый лучший! Коля тут же подскочил, поспешив к себе в комнату одеваться. Фёдор обречённо закрыл глаза, неосознанно понимая, зачем соглашается на эту авантюру. Там холодно и противно. Зачем ему это? Фёдор безразличен к любой погоде, но тепло ему больше по душе, чем холодный, бога ради, декабрь. Собранный в мгновение ока Коля уже стоял в ожидании у входной двери. Шапка с дурацким помпоном, словно ребёнок малый, честной слово. Фёдор обычно собирается быстро, но сейчас намеренно не торопится. Крупные снежные хлопья смотрятся правда неплохо. Город не выглядит совсем уж серым, внезапно приходит осознание, что чере пару недель Новый год. Город понемногу окрашивают праздничные украшение, кое-где свет разноцветных лампочек на голых деревьях. Руки мёрзнут, Фёдор чувствует, однако всё же это не так плохо, как он ожидал. Лёгкая, что уж, приятная атмосфера предстоящего праздника добавляла уюта. Гоголь протянул руку, заключая ладошку Фёдора в свою. Они молча шли вдоль заснеженных машин, редкие прохожие не раздражали. Это бывало очень редко, но сегодня город выглядел безмятежно. Таким Петербург нравился обоим. Гоголь вдруг остановился, припадая к ограждению, потянул Фёдора на себя, приобнимая, утыкаясь носом в холодную шею. — Что бы Дост-кун хотел на Новый Год? Достоевский пожимает плечами, позволяя себе погреться в объятиях. Расслабиться. — Не знаю. Думаешь, сможешь удивить меня? Гоголь усмехается, отходит в сторону и...падает в сугроб, изображая самого, естественно, прекрасного и бесспорно идеального снежного ангела за всю историю снежных ангелов Санкт-Петербурга. Он улыбается. Фёдор любит эту улыбку. — Обижаешь. Смеётся, тянет Достоевского на себя. Прямо на снег, но в руках Гоголя не холодно. Наоборот. Снег медленно падает. Красиво. Так глупо. Коле всё равно, как они выглядят сейчас. А Фёдору слишком тепло рядом с другом, чтобы думать об этом.