В этот день всё должно было измениться. Снег таял, едва касаясь земли. Раннее утро, ещё темно. Маленький беловолосый мальчик предельно осторожно вытаскивал большие сияющие шары самых разных цветов. Восхищённо разглядывая, протягивал отцу. Мужчина средних лет с абсолютно белыми короткими волосами аккуратно вешал шарик на ветвь роскошной ели, приятно благоухающей хвоей. Зимой. Новым Годом. Мальчик невольно восторженно улыбается, чуть ли не подпрыгивая на месте, сжимает в ручках яркую красную шапочку с белым помпоном. Он счастлив. В этот день всё изменится. Мужчина тихо засмеялся, потрепав сына по белоснежной макушке. Отошёл в сторону, оценивая проделанную работу, удовлетворённо кивнул. Зажёг гирлянду. Пышные ветви засветились яркими разноцветными огоньками, переливающимися, праздничными. Коля не заметил, как задержал дыхание. Он никогда не видел ничего прекраснее. Солнце едва коснулось крыш домов, светлело неохотно. Совсем ещё ребёнок, уже успевший познать жестокость этого мира, терпеливо ждал, когда мама проснётся и увидит эту невероятную красоту. Он никак не мог усидеть на месте. Греясь о бок отца, бережно перебирающего снежные волосы сына, вновь задремал, как только родитель пообещал, что разбудит его, когда мама проснётся. Мама больше не проснулась. В этот день всё изменилось.
***
Его глаза блестели. Да-да, Фёдор мог поклясться, оба глаза сияли в предвкушении. Длинная белая коса, перевязанная пушистой красной резинкой, то и дело "летала" в разные стороны. До такой степени Коля места себе не находил, метаясь, как птица в клетке. Фёдор не мог почувствовать, но понимал: сегодня произойдёт то, о чём его друг мечтал всю жизнь. Зима уже вовсю вступила в свои права. Пробирающий до костей холод невыносим. Только если вы не Коля Гоголь, конечно. Как только Фёдор убедился, что необходимые его другу препараты приняты, был готов покидать тёплую обитель, когда кто-то настойчиво дёрнул его за рукав, одаривая совершенно щенячьим взглядом. Достоевский вопросительно поднимает глаза, пока его друг нервно покусывает губу. Гоголь неловко берётся за чужую тонкую руку, и прямой холодный взгляд немного смягчается, Фёдор, склонив голову вбок, выдыхает. — В чём дело, Коль? Тот лишь пожимает плечами, поглаживая горячими пальцами нежную кожу. Достоевский невольно сжимает источник тепла, но не двигается. — Мы опоздаем. Гоголь понимающе кивает, крепче хватаясь за чужую ладошку, широко улыбается и тянет друга за собой, как только они оказываются на улице, начинает лепетать что-то в духе Гоголя. И это намного***
— Дост-кун, ты можешь поверить в это? Уже сегодня!! Самые настоящие, Дост-кун, здорово, да? — Здорово, Коль, здорово. Кажется, мы уже вели подобный диалог. Гоголь смеётся, а Фёдор едва улыбается. Он думает. Что уж говорить, Фёдор Достоевский умён. Это наименьшее, чем можно описать его интеллектуальные способности. Гениален – также не наивысшее. За что бы он не брался, любой труд, требующий мозговой активности, всё будет ему элементарно. Языки – то, что даётся ему с самого детства. Его мать, живущая культурой, обучала его английскому, латыни и французскому. Первый он знает в идеале, слишком уж прост, по мнению Фёдора, второй не особо ему пригодился, но с ним проблем никогда не возникало, на третьем мальчик уже в 14 разговаривал совершенно спокойно. Подругам его мамы оставалось только восхищаться. Уже в старшей школе Гоголь подначивал его начать изучать японский. Обычно несобранный и абсолютно беспечный Николай, знающий на «отлично» разве что комбинации всех существующих карточных игр, всерьёз решил изучать родной язык страны, в которой жило его сердце. Фёдор мог отказаться, Коля бы ныл пару дней, но после принял отказ, однако...Достоевский не очень понял тогда, что заставило его пойти на это. Для себя он объяснил это тем, что в общем ничего не теряет, мозг качается, другу приятно, а ему что стоит? И ведь действительно ничего. К удивлению кого угодно, но не Фёдора, Коля, которому школьная программа английского была не по силам, как все думали, быстро словил новый язык. Произношение не было его сильной стороной, но вот письмо...когда Фёдор увидел впервые, честно признался себе, первая помелькнувшая мысль была о том, что это пальцы созданы для того, чтобы выводить сложные иероглифы. Так же уверенно Гоголь держал кисть, нанося краску на холст крупными мазками, а на замечания преподавателей о неправильном построении смеялся и отвечал в духе "Вы просто видели мало кубов! И такие бывают, клянусь!". И это прокатывало. Возможно, к удивлению сокурсников, однако преподаватели справедливо подмечали его пускай и несуразные, но исключительные способности. Фёдору японский показался простым во всём. Чёткие линии его карандаша и такое же чёткое произношение. Возможно далёкое от идеального, но оно и не надо, так? Это всё ещё просто прихоть его друга. Просто прихоть его разумеется просто друга. Да. Друга. Просто друга. У Фёдора в голове нет места ничему, кроме здравых мыслей. Его мозг вытесняет всё прочее, однако...чувства, собственно, и не в голове. А сердце у Достоевского вмещает разве что крепкий чёрный чай без сахара и глупую детскую заколку в форме цветочка.***
— Кому это только в голову пришло? Скоро праздники, потом экзамены. Какой смысл в программе по обмену студентами в конце семестра? — Деньги многое решают, Дост-кун. Если кому-то, у кого они есть, это понадобилось, вот и результат. Но тем лучше, правда?! Гоголь откинулся на спинку стула, закидывая в рот конфету. Как обычно беспечен, хотя даже в этой короткой фразе заметно, что далеко не глуп. Пускай его мысль очевидна Фёдору и, вполне вероятно, многим людям, он уже не совершенный дурак, каким бы не пытался себя выставить. Достоевский пожал плечами, утыкаясь в книгу. — Это у меня по большинству предметов автомат, а вот тебе, сколько не шути преподавателям на экзамене, никто за – Фёдор хотел сказать "красивые глаза", но осёкся – улыбку до ушей зачёт не поставит. Гоголь тут же скрестил руки на груди, обиженно мыкнув. — Да ну тебя, лишь бы подъебать! — Кто бы говорил. Фёдор поднимает глаза на друга, слабо улыбается, а Коля ещё секунду усиленно хмурится, но после расплывается в белоснежной улыбке. — Ты ведь будешь помогать мне, Дост-кун, я всё сдам, мы оба это знаем! Но из-за каких-то дурацких экзаменов упускать мечту во плоти и крови, когда она уже почти-почти в руках – кощунство! И Фёдор не может не согласиться этим. Он никогда не мечтал ни о чём столб грандиозном, однако, воля судьбы такова, радость за друга не была ему чужда. — Прав, ладно. Доедай и пойдём, у нас рисунок сейчас. — Так интересно, Дост-кун? — Ни за что.***
Снова этот взгляд. Коля буквально светится от счастья, когда видит перед собой поток студентов необычной для России внешности. Пока директор объясняет необходимую информацию приезжим, Гоголь едва держится, чтобы не броситься их потрогать или, что уж скрывать, откровенно облапать. Его сдерживает разве что Фёдор, ненавязчиво сжимающий край чужой рубашки, при этом с более здоровым интересом изучая студентов. В глаза бросилась стоящая в стороне ото всех парочка. Два парня с неплохой такой разницей в росте явно уже продолжительное время что-то обсуждали. Высокий шатен с такими же тёмными смеющимися глазами быстро подхватил шляпу с головы второго, выслушивая, судя по яростному взгляду даже с расстояния очень выразительных голубых глаз и движению губ, активно начавшуюся агрессивную тираду полушёпотом. Пригладив насыщенные рыжие волосы парень поморщился, когда на его макушку вернулся головной убор. Фёдор заметил, как шатен при этом на секунду коснулся ярких прядей, пропуская между пальцев. Ухмыльнувшись занятной картине, Фёдор на непозволительно другое мгновение подумал, что, возможно, хотел бы, чтобы Гоголь касался его так же, испытывая искренние чувства, но...он отмёл эти мысли довольно быстро, переключаясь на остальных студентов. Впереди всех стояли девушка с парнем. Со своего положения Достоевскому было плохо видно, но в аккуратном тёмном каре девушки красовалась жёлтая заколка в форме, кажется, бабочки. Парень в очках рядом с ней, собранный и со спиной по струнке, практически с надписью на лбу "староста" и блокнотом в руке, молча слушал речь, изредка поворачиваясь к девушке с короткой репликой, на что та понимающе кивала. Небольшая группа включала в себя ещё несколько человек, но на их подробное рассмотрение времени уже не хватило. Японцы японцами, но занятия никто не отменял. Фёдор хотел было сообщить об этом Гоголю, но...его, как совершенно не странно, рядом не оказалось. Оглядевшись, Достоевскому оставалось только обречённо вздохнуть, ведь Гоголь уже к кому-то прицепился. Хмыкнув, хотел отправиться на пару один, но... — Твой? Фёдор повернул голову на звук. Тот самый высокий темноволосый парень, спросил на английском. Только сейчас Достоевский заметил, что Коля прицепился к рыжику, беседующему с шатеном ранее. Вздохнув, коротко кивнул, ответив на том же языке. — Мой. Парень в ответ улыбнулся, с садистским наслаждением в глазах наблюдая, как русский белобрысый мальчик рассматривает сверху вниз отмахивающегося от него рыжего. — Как тебя зовут? — Мы что, в детском саду? — Все русские такие некоммуникабельные? Фёдор ухмыльнулся, пригладив чёрную чёлку, склонил голову вбок, почти физически чувствуя, как взгляд японца фиксирует эти жесты. Занятно. — Допустим, Фёдор Достоевский. А тебя? — Допустим, Осаму Дазай. Фёдор кивнул, наконец развернувшись, чтобы осмотреть нового знакомого получше. Ростом примерно с Колю, даже странно для японца, тёмно-карие глаза и немного растрёпанные каштановые волосы, в целом приемлемый внешний вид, обычная чёрная рубашка и брюки, ничего особенного, кроме, разве что, весьма заметного интеллекта в поблёскивающих янтарём глазах. Как и то, что это глаза сейчас с тем же вниманием осмативали самого Фёдора, подмечая, похоже, то же самое. — Кто этот рыжий паренёк? — Только при нём его так никогда не называй. Дазай усмехнулся, но Фёдор заметил, с какой нежностью тот посмотрел на своего друга. — Чуя Накахара. А твоего..? — Николай Гоголь. — Русские... Осаму нарочито трагично вздохнул, наблюдая за сценой. Чуя наконец избавился от назойливых рук, приблизившись, поправил шляпу, выглядя при этом слегка потресённым. — Это...определённо не то, чего я ожидал. Знал, конечно, что они все немного со странностями, но чтобы настолько... Рыжие волосы чуть длиннее плеч собраны в когда-то аккуратный низкий хвост, но большая часть скрыта под простенькой, но милой шляпой. Глаза, вблизи ещё выразительнее и глубже, наполненные сейчас искренним раздражением вперемешку с удивлением, с опаской смотрели на потерявшего его из виду Гоголя. Это даже заставило Фёдора однобоко улыбнуться. Парень, которого Дазай представил как Чую Накахару, наконец посмотрел на Достоевского, почти доброжелательно улыбнувшись, хотя Фёдору почему-то показалось, что немного враждебно, он снова обратился к Дазаю на японском, а Достоевский натурально сделал вид, что понятия не имеет, о чём они говорят. — Уже завёл себе нового дружка, пока меня чуть не осквернил русский ненормальный? — Конечно, Чу, я только и искал повод обвинить тебя в измене, чтобы без угрызений совести нагнуть первого встречного угрюмого незнакомца. — Кто ещё кого нагнёт... — Не могу отделаться от мысли, что он прекрасно понимает японский. — Издеваешься? Осаму на это лишь невинно улыбнулся, а Фёдор пожал плечами, хмыкнув. Что ж, пока что всё даже неплохо. Раз уж среди его однокурсников нет индивидов достаточного уровня интеллектуального развития, то, может быть, кандидаты будут среди представителей другой культуры? Стоило попытать удачу. — Ээй, ну чего ты убежал? Мы же только начали дружить... Фёдор повернулся к подошедшему Гоголю, краем глаза замечая, как Накахара шарахнулся в сторону. Достоевский прикрыл глаза, касаясь рукава друга, поймал его взгляд, перешёл на русский. — Забываешься, Коль. Гоголь ненадолго замер, кусая губу, виновато кивнул, выпрямившись. Фёдор легонько похлопал его по плечу. — Вот и умничка. Чуя удивлённо моргнул пару раз, а после усмехнулся, дёрнув Дазая за руку. — Ты гляди, какой надрессированный! Осаму... — Ну нет, это ты тут псинка. — Что ты сказал..? — Ничего...Чуя, не бей..! Как дети, ей богу... Фёдор морщится, однако вынужденно признает, что пускай его новый знакомый с виду полный придурок, он далеко не дурак...может быть, из этого даже что-то выйдет.***
— Да ты может отлипнешь от меня наконец?! Чуя кричит это уже в который раз, но Гоголь явно игнорирует