Глава 8. Новые трудности
11 июня 2023 г. в 00:38
Когда Фьора сняла заклятие с отца и братьев, вновь вернув себе способность говорить, и когда бывший епископ Ортега покинул королевство Веннель, больше ничто не могло омрачить надежд на счастье молодой королевы.
В честь того, что королева сумела расколдовать своих отца и братьев, вновь может говорить — потому что больше над её близкими не висит угроза смерти, если она скажет хоть слово, были устроены празднества. По всему королевству Веннель для простого народа, особенно для бедняков готовили и накрывали богатые столы, каждой семье выплачивали денежную помощь на каждого ребёнка, в полтора раза снизили налоги — всё это было идеей Фьоры и Филиппа.
Не было ни одного города, ни одной даже самой маленькой деревни, которых не коснулась бы благодать короля и королевы. Не было человека, который не знал бы о том, что Фьора дала обет в полном молчании сплести из крапивы двенадцать рубашек для спасения от проклятия своей мачехи отца и братьев. И не было ни одной семьи в Веннеле, где не любили бы прекрасную и юную королеву с отзывчивым и добрым сердцем.
После всех пройдённых испытаний она наконец-то воссоединилась с дорогими и любимыми людьми — отец и одиннадцать братьев поселились в королевском дворце, прекрасно поладив с её мужем. Филипп не имел ничего против того, чтобы его тесть и шурины жили вместе с ним и Фьорой. Молодой король Веннеля хотел видеть свою жену счастливой и искренне проникся добрым расположением к её отцу с братьями.
Во дворце короля и королевы Веннеля Франческо и его сыновей принимали со всем теплом и радушием, Франческо и одиннадцать братьев-принцев никак не могли нарадоваться и поверить своему счастью — снова жить одной семьёй с Фьорой, видеть её довольной жизнью, на положенном ей месте государыни и преданно любимой собственным мужем.
Отныне при дворе часто слышали, как королеве Фьоре случается смеяться над какой-нибудь остроумной шуткой кого-то из придворных или её камеристки Хатун, нередко Фьора обо всём на свете оживлённо и весело любила поболтать со своей статс-дамой Леонардой.
Добрая старая дева не меньше, чем муж Фьоры и отец с братьями юной королевы, искренне радовалась тому, что её дорогая государыня — любимая Леонардой как дочь — обрела способность говорить.
В сердце Леонарды по-прежнему жил образ той Фьоры, какой Филипп впервые привёз её во дворец: трогательная в своей хрупкости совсем юная девушка, чья красота способна покорить своей утончённостью и нежностью даже монахов — давших обет безбрачия и воздержания; с длинным и густым водопадом чёрных волос — что спускается ниже талии, а серые глаза так похожи на затянутое грозовыми тучами небо или ровную гладь моря в пасмурный день.
В свой первый вечер во дворце Фьора — как прекрасно помнила Леонарда — проливала горькие слёзы и нисколько не радовалась всей той роскоши и блеску, в которые девушку привёз Филипп из её пещеры. Не вызвали у неё радости и роскошные одеяния, устроенный в её честь знатный пир. Не радовалась она и тому, что молодой, красивый, ласковый к ней и добрый король объявил её своей наречённой. И только маленькая комнатка рядом с её покоями, куда привезли её крапиву с рубашками, зажгла радостным огоньком душу и сердце Фьоры, вызвав у неё улыбку.
Пожилая дама Леонарда отныне приучалась привыкать к другому облику своей королевы: весёлая и влюблённая в жизнь, счастливая молодая девушка, чьи серые глаза так радостно сияли, чей смех искрился искренним весельем и звонко звучал, получающая удовольствие от этой жизни.
Статс-даме де Мерсе теперь предстояло привыкать к другой Фьоре. Больше не было той робкой девушки, которая боялась новой для неё обстановки и не знала, чего ожидать. Теперь это была девушка, которую сделала более смелой и уверенной в себе жизнь в любви её супруга и отца со старшими братьями.
Своды королевского дворца теперь часто слышали чистый, нежный и мелодичный голос Фьоры.
Королева Фьора устраивала при поддержке мужа балы с песнями и танцами с музыкой — не пренебрегая рыцарскими турнирами, и на всех этих празднествах Фьора неизменно была звездой.
Поэты воспевали в своих сочинениях её красоту и добродетели, художники вдохновлялись её образом для своих полотен.
Да, жизнь Фьоры протекала в благополучии, роскоши и блеске, в любви её близких и подданных, и у молодой королевы не было причин для горя.
Но в последнее время молодая королева стала замечать за Филиппом, Франческо, её братьями и советником графом ди Кампобассо, что они часто подолгу что-то обсуждали в зале для заседаний, не посвящая в свои дела Фьору. Нередко до слуха проходящей мимо Фьоры доносилось, как они о чём-то спорили. В один из дней, проходя мимо зала заседаний, Фьора решила подслушать, о чём вели разговоры её муж, отец с братьями и советник.
— Дорогой мой зять, я благодарен вам, что вы решили помочь мне вернуть моё королевство, узурпированное моей женой. Хоть вы и не обязаны. Поверьте, я очень это ценю, — услышала Фьора голос отца.
— Король Франческо, другого от меня вы могли не ждать. Вы отец моей жены. Ваше королевство у вас было отнято вероломной ведьмой, вы законный правитель. Я приложу все силы, чтобы ваш трон по праву вернулся к вам, — прозвучал твёрдый и уверенный голос Филиппа.
Далее слух Фьоры уловил, как её братья выражали благодарность её мужу за то что не оставил их без помощи и поможет вернуть трон Франческо.
— Ваши Величества и Ваши Высочества, — обратился Никола к своему государю, королю Франческо и его сыновьям, — раз мы все уже пришли к единому мнению, я объявлю о наборе в армию?
— Да, граф ди Кампобассо. Объявите об этом прямо сегодня. Не будем напрасно терять времени, — велел Филипп своему верному советнику.
Всё подслушанное у дверей заставило сердце Фьоры чаще забиться от тревоги, кровь в её жилах похолодела. Даже не постучавшись, королева резко распахнула двери и решительно пересекла порог зала заседаний, собрав на себя удивлённые взгляды отца, братьев, мужа и советника.
— Вы все дружно с ума посходили?! Как вам в голову пришло такое? — не стала Фьора тратить время на долгие предисловия.
— Фьора, доченька, так ты всё слышала? — спросил её отец.
— Слышала каждое слово! Отец, это безумие! Граф Никола, прошу вас, повремените с набором в армию, — были обращены слова Фьоры к отцу и советнику.
— Фьора, милая, разве тебе не хотелось бы воздать твоей мачехе за всё зло, что она причинила тебе и твоим близким? — Филипп оставил своё кресло и приблизился к жене, его крепкая и огрубевшая от обращения с оружием ладонь мягко легка на плечо Фьоры.
— Хотелось бы. Но вы совершаете ошибку, собираясь напасть на неё с армией. Иеронима — злобная колдунья. Неизвестно, как могут пострадать от её чар солдаты и командиры. Не говоря о тебе и отце с братьями, — не могла не высказать Фьора своих исполненных страха за близких и тревоги мыслей. — И почему вы не посвятили меня в ваши обсуждения? — в голосе Фьоры слышалось недовольство.
— Никто из нас не хотел, чтобы ты имела с этим хоть что-то общее, — проронил Франческо. — Разве ты мало пережила?
— Твой отец прав, Фьора. Ты и без того много вынесла по вине твоей мачехи, — Филипп попытался погладить жену по щеке, но Фьора отшатнулась от него, прожигая сердитым взглядом серых глаз.
— Это просто оскорбительно! То, что вы все посчитали меня ребёнком, неспособным нести взрослую ответственность, а мне уже семнадцать! Я давно не ребёнок, так что не сломалась бы под этим бременем! Да ещё хотели сунуться в логово врага, не подумав, что обычным человеческим оружием злобную ведьму не одолеть! Да ещё за моей спиной… — Фьора развернулась на каблучках своих туфель и бросилась прочь из зала для заседаний.
Филипп попытался её задержать и взять за руку, но Фьора убежала быстрее, чем он успел это сделать. Отец и братья с Филиппом звали её и просили вернуться, только Фьора не спешила выполнять их просьбу. Как стрела, выпущенная рукой умелого лучника, молодая королева бежала в свои покои, мучительно размышляя о том, как ей найти способ одолеть Иерониму её же оружием.