And I wanna fight,
But I can't contend.
I guess that's love,
I can't pretend,
I can't pretend.
Всю оставшуюся неделю своего отдыха, а если быть точнее, то лечения, Ягер провел, либо у себя в квартире, либо в квартире Николая, у которого еще и одолжил пару интересных книг одного немецкого писателя, все-таки очень хотелось прочитать что-то в печатном виде, а не в электронном, а своих книг у него еще куплено не было. На улицу же он выходил крайне редко, в основном только для того, чтобы сходить в магазин, но чаще немец просто заказывал доставку продуктов на дом. Может он подсознательно опасался теперь гулять по улицам, в прошлый раз ведь такая прогулка оказалась неудачной, а может просто хотел отдохнуть, лежа на диване с интересной книгой, в одиночестве. Или не только в одиночестве. Николай тоже бывал в его квартире пару раз, но отчего-то почти сразу уходил, не задерживаясь надолго, чем это было вызвано, Клаус так и не понял, ведь ему очень даже нравилось присутствие Ивушкина рядом. Но свои мысли он никогда не озвучивал, мало ли юноша посчитает их странными и совсем перестанет к нему ходить. Таким темпом и текли их дни, пока наконец не прошла неделя с начала больничного отпуска Ягера. И сегодня он должен был идти в вуз наравне с русским, что также ходил туда всю неделю, ведь ему пропускать было категорически нельзя. Конечно, раны на шее все еще в некоторых местах не затянулись, а кое-где остались и относительно заметные шрамы, кожа в конце концов там очень нежная, от любого порезать расползается в стороны, образуя при заживлении не очень ровную поверхность, но даже так с этим теперь ничего нельзя было поделать, что есть, то есть, а ходить на работу надо. Поэтому сейчас Клаус активно собирался, в приподнятом настроение перед возвращением к своим любимым студентам. Не хватало ему за эти дни именно преподавания. Он, конечно, пытался начать разговор с Ивушкиным о немецком языке, чтобы это медленно перешло в урок, но тот слишком быстро понимал его намерения, переводя тему или прямо говоря, что не хочет вместо отдыха учиться. Из-за этого, Ягер сейчас шел в вуз даже не просто в приподнятом, а в прекрасном настроении. Но вся прелесть этого дня не закончилась лишь на этом. У него появилась еще одна студентка, которая хочет более углубленно изучать немецкий язык! Это было настолько неожиданно и приятно, потому что ее оценки и так были хорошими, а тут возникло желание еще больше узнавать, что Ягер естественно согласился. С двумя студентами он точно справится, даже с учетом, что обоим разную информацию нужно объяснять. Началось все с того, что милая девушка, как раз тоже с группы Ивушкина, Анна, подошла к нему после пары с вопросом о дополнительных занятиях. Клаус, конечно, все ей рассказал об этом, думал, может она какую-то тему не поняла, но оказалось, что она очень хочет более глубоко изучать этот язык, чтобы уметь говорить хотя бы без акцента. После того, как немец сказал ей приходить сегодня после пар, рады были оба. Анна, потому что ей разрешили, Ягер, потому что остались еще студенты, стремящиеся к совершенству. Таким образом, после последней пары, Ягер с нетерпением стал ждать Ивушкина с Анной у себя в аудитории. Только Клаус даже не предполагал, что такое влечение к немецкому языку у девушки, вызвано не только самой наукой, а кое-чем другим, точнее кое-кем… Спустя неделю, после очередных трех муторных пар, Николай поплелся в сторону кабинета Ягера на дополнительное занятие по немецкому языку, к которому был любезно принужден ещё с детства. Какого было его удивление, когда с ним на занятие пришла ещё и Ярцева — хорошистка, даже почти отличница в его группе, красавица и умница. Николай отчётливо понимал, что должен быть рад этому. Ведь, может быть тогда и Ягер меньше будет его напрягать своим вниманием, но не тут то было. Он почувствовал жуткое раздражение и ревность, что теперь не с ним одним будут заниматься, что не он один такой особенный, кому Клаус будет уделять свое внимание, а ему будет доставаться меньше, чем раньше. Сознавая, что это максимально глупо и по-детски, учитывая, что Ивушкин наоборот вообще до этого сюда не хотел приходить, Николай переборол свои эмоции и присел за парту, даже не посмотрев в ответ Анне, которая ему дружелюбно улыбнулась. Получив задание, он попытался на нем сосредоточиться и у него бы получилось не думать о чем-то постороннем, если бы не одно но… Когда студенты почти одновременно вошли в аудиторию, немец встретил их радостной улыбкой, вот только видимо Ивушкин не разделял почему-то его радости, как показалось Клаусу, и он бы обратил на это больше внимания, если бы к нему сразу не подскочила Анна, переключая все мысли немца на себя. — Где мне лучше сесть? — тихо, даже несколько смущенно, спросила девушка, вопреки таким ярким эмоциям на лице. Немец был немного удивлен таким вопросом, но все же ответил. — Где-нибудь рядом, чтобы мне не бегать по аудитории между вами, — он качнул головой в сторону хмурого студента. Та быстро кивнула и убежала на несколько рядов выше, что явно не вписывались в его «рядом», но Клаус уж не стал делать замечаний. Подойдя к столу он лишь вытащил две небольшие папки с подготовленными листами и сначала отдав одну Николаю, со словами, чтобы он пока сам попытался разобраться в задании, а если что-то не поймет, то звал его, а затем направился к Ярцеве, что смотрела на него чуть ли не обожающими глазами, видимо его предмет ей очень понравился. — Итак, вы у меня первый раз, Ярцева, поэтому… — но девушка его тут же перебила. — Называйте меня просто Аня, — немного приподняв брови, немец все-таки продолжил. — Хорошо, Аня, я знаю твой уровень немецкого, поэтому подготовил теоретическую и практическую часть, с которой у тебя все же есть некоторые проблемы, ознакомься, — протянув ей папку, он сел рядом, понимая, что вопросы начнутся прямо сейчас. И он верно предсказал, чуть поджав губы девушка вопросительно дала ему лист с заданием, явно не до конца понимая, что от нее хотят. — Здесь, по-моему что-то не так, — Анна указала тонким пальчиком на второе предложения, случайно касаясь руки немца. — Ну хорошо, давай разберем… Спустя только примерно час, Клаус смог отвлечься от Ярцевой, наконец объяснив ей, что да как. Она своими вопросами даже напомнила ему о Ивушкине в самом начале, уж слишком часто спрашивала очевидные вещи, но мелькнувшую мысль пойти и проверить, как справляется с усложненным заданием Николай, быстро выбили из его головы, неожиданным касание до шеи, что заставило немца неосознанно вздрогнуть. — Ты чего? — он повернулся к девушке, но едва успел резко отстраниться, чтобы их лица не находились в такой опасной близости. — Вам наверное было больно, когда Ивушкин вас так. избил. — она почти любовно повела кончиками пальцев по зажившему шраму на шее Ягера. Это немного выбило немца из колеи, давая девушке возможность приблизиться еще сильнее. — Что? Нет, это не Николай, — он покачал головой, но не убрал со своей шеи руку Анны. — Ты всё поняла в задании, Аня? — дружелюбно улыбнувшись, спросил Ягер. Ему хотелось побыстрее встать, да нормы приличия, хоть их уже нарушила сама Анна, не позволяли ему так резко покинуть общество дамы, особенно с учетом того, что она наконец смогла усвоить тему. — Клаус, — прошептала та, ловко облизав верхнюю губу кончиком языка. — а ты объяснишь мне еще одну тему? — Какую? — Ну-у… Как бы Николай не старался сосредоточиться на задании, его внимание постоянно утекало к разговору между Ярцевой и Ягером. Если сначала девушка просто интересовалась по поводу немецкого, то вскоре разговоры ушли совсем в другое русло, что Николай уже не мог не слушать, полностью забыв про свое задание, особенно когда Ярцева сказала, что это он избил Клауса, хоть тот и сразу стал отрицать это. Стиснув зубы от накатывающего раздражение и от того, что Ярцева вообще сюда пришла, целиком завладев вниманием Клауса, Николай терпел ровно до того момента, как интонация Анны превратилась в прямой флирт и звучали весьма красноречивые слова. Когда Ивушкин посмотрел себе за плечо, чтобы в этом убедиться, то его захлестнула невероятная злость и обжигающая, как горячая кочерга, обида от ревности. Ягер сидел чуть ли не в притык к Ярцевой, которая определенно его соблазняла, а тот даже и не думал хотя бы на сантиметр от нее отодвинуться. В груди вдруг словно стало пусто. Переведя невидящий взгляд перед собой, Николай наконец понял, что с ним происходит в последнее время. Ивушкин знал, что если влюбляется, то всегда в одного человека и весьма сильно, а также знал, какой это разрушающий эффект за собой несет, если любовь для него не взаимная. Неоднозначное поведение Ягера в отношении Анны стало контрольной точкой для того, чтобы покончить с этими дополнительными занятиями, да и вообще с немецким в принципе, который никогда ему не приносил ничего хорошего. Только страдания. Договориться с ректором за хорошую сумму денег, чтобы ему нарисовали зачёт без экзамена, и пошло бы оно все к черту. И Ягер с его недоучкой. К черту! Скомкав лист с заданием одной рукой, Николай резким движением поднялся и вышел прочь из аудитории. Засунув ладони в карманы, Ивушкин шел мерным шагом по пустующему коридору и чувствовал, как его всего ломает изнутри от градации эмоций и острой, как нож, боли. Следя за действиями девушки, чтобы это не перешло через границу дозволенного, хотя сейчас ее поведение уже можно отнести к очень прямым намекам на нечто интимное, Клаус пытался придумать любой предлог, чтобы уйти, либо же хотя бы понять, почему Анна это делает. Он мог поспорить с тем, что является особо привлекательным, в конце концов шрамы на лице не особо украшают, к тому же он на десяток лет старше Ярцевой, поэтому ее внимание не было ничем обусловлено. Да и сам Клаус не ощущал удовольствия от внимания девушки. Он ее даже воспринимал, как девочку, а не девушку, с таким тихим голосом и постоянным невинным смущением. Она была именно милой, но то, что она вытворяет в данный момент, похоже на что-то преступное. Хоть ей и было больше восемнадцати, но чувство совращения несовершеннолетней забило с новой силой. Последней каплей стал громкий звук со стороны Ивушкина, который резко привел немца в себя, отчего тот, немного грубо отпихнув от себя навязчивую девушку с одновременно невинными и похотливыми глазами, что Клауса аж передернуло, встал из-за парты, едва ли не бегом ринувшись за русским. Он не задавался вопросом, почему тот ушел, но видимо ему просто надоело, что немец уделяет все свое внимание лишь немного озабоченной студентке, да и сам Ягер испытывал укоры совести, что обошелся с Николаем так грубо, даже не просто грубо, а будто изменяя Ивушкину перед его же глазами. Странное сравнение, но это именно то, что приходило в голову. Как только он догнал Николая в конце пустующего коридора, то резко дернул того за предплечье, разворачивая лицом к себе. — Куда ты ушел? — чуть запыхавшись от общих эмоций и бега в целом, спросил Клаус, не спеша отпускать русского, будто он может куда-то исчезнуть. Резко отмахнув от себя руку, сжимающее предплечье, Ивушкин грубо отпихнул от себя немца. — Катись в жопу, Ягер! Вместе со своим немецким и этой дурой Ярцевой! Прикоснешься ко мне и пальцы отрежу! — процедил сквозь зубы Николай с сверкающими от злости глазами, предупредительно возведя указательный палец в воздухе, — Я напишу заявление в деканат и сдам досрочно твой ебаный экзамен, чего бы мне это не стоило! Развернувшись, Ивушкин снова собрался уходить… Удивленный такой сильной агрессией со стороны Ивушкина, немец все равно не отступил, даже после угрозы об отрезанных пальцах. Ему нужно было минимум понять, почему Николай так себя сейчас ведет. Не разозлился же он на пустом месте? И причем тут Ярцева? Ему так не понравилось, что он больше времени уделял ей? Или то, что та начала так явно приставать к нему в присутствии Ивушкина? Но все видимо завязано на его внимание, которого не было, к Николаю. — Что случилось? — но тот снова развернулся, собираясь уходить, чего Клаус совершенно точно допустить не мог. — Да стой же ты! Вновь хватая того, только в этот раз за плечо, он толкнул студента к ближайшей стене, зафиксировав руки за запястья. Нет, это бы не остановило Ивушкина, захоти тот вырваться, особенно в таком эмоциональном состоянии, но хотя бы удивит и растеряет на время. — Объяснись. — потребовал Клаус и практически вплотную приблизился к его лицу, едва ли не касаясь его губ своими. Опешивший тем, что его так остановили, практически нарушив все личное пространство, Николай удивленно уставился на несколько секунд перед собой в лицо преподавателя, но затем снова дал волю злости, нахмурившись и засверкав огоньками в глазах. — Знаешь, Ягер, если у человека есть по отношению к тебе какие-то чувства, то очень опасно думать, что с ним тебе всё дозволено, — злостно прошипел Ивушкин, тяжело дыша, — Я не обязан добровольно ходить на твои допы и наблюдать, как ты флиртуешь с другими бабами, и если ты думаешь, что я твоя личная собачонка, то твой сраный поводок я перегрызу вместе с рукой! — последние слова Николай произнес уже повысив голос и резко дернувшись, чтобы выбраться из стальной хватки. До мозга Клауса дошло, что сказал студент, только в конце всей его речи, когда Николай сделал попытку вырвать свои запястья из хватки немца, правда неудачную. В его голове буквально вопила фраза Ивушкина о его чувствах. Точнее о «каких-то чувствах», и совсем не обязательно, что любовных и он пытался себе об этом сказать, но сердце упорно начинало биться быстрее при мысли, что Ивушкин испытывает к нему те самые чувства. Клаус не понимал, почему сам сейчас выбыл из реальности, он не замечал, чтобы думал о Николае в таком плане, если не считать того вечера, когда посчитал юношу очень привлекательным. Но с тех пор старался пресекать эти мысли с самого начала. Поэтому теперь был очень удивлен внезапным признанием студента. — Ты имеешь ввиду, что. — он пытался подобрать слова. — что ревновал меня к Ане… Анне Ярцевой? Клаус едва успел исправиться, будучи неуверенным в том, что неофициальный тон не разозлит Николая еще больше. Он не спрашивал прямо, вдруг его предположение окажется неправильным, но хотя я бы посредством таких вопросов сможет узнать. Николай так и застыл, неспособный выбраться из крепких рук и поднял выразительный взгляд на мужчину. Одно только выражение лица парня и красноречивое молчание подтвердили предположение немца. Но долго смотреть в удивлённые голубые глаза Ивушкин не смог — отвёл взгляд в сторону, покрывшись лёгким румянцем на щеках и сомкнув губы от жгучего стыда. Да, ревновал. Даже слов не надо, чтобы это понять, один взгляд за него говорит. Из этого можно вывести, что тот имел ввиду именно. те чувства. Черт, даже в мыслях странно это представлять. — Значит, ты любишь меня? — все-таки напрямую спросил немец, сомневаясь, какой ответ хочет услышать. Вроде и положительный, как бы неправильно это не звучало, но какой-то часть мозга, которая действовала не взирая на собственные чувства, он надеялся, что это все окажется шуткой и они останутся просто друзьями, в конце концов они студент и преподаватель… Нет. Нет, хватит. Хватит уже все проецировать на это! Какая разница, кто они на учебе и работе?! Он должен опираться на свои мысли, собственные чувства, а не на это! — К черту! — даже не заметив, что не сдержал ругательство, Клаус резко сократил расстояние между ними, впиваясь в губы Николая требовательным, несколько жестким, поцелуем. Это все решит. Это лучше, чем мучительные раздумья, как поступить. Все равно он уже давно пропал в этих голубых глазах… Повернул голову Николай именно в тот момент, когда Клаус вдруг сократил между ними расстояние и впился требовательно губами в студента, что у того даже брови на лоб полезли от неожиданности. Совсем не ожидая взаимности, Ивушкин, готовый уже был уйти, ещё несколько секунд просто замерев, стоял прижатый к стене, прежде, чем ответил, уходя во власть поцелуя Ягера, жадно впиваясь в ответ, как в единственный источник кислорода на земле. Он хотел было прикоснуться к мужчине, но когда попытался это сделать, то вдруг вспомнил, что руки находятся в плену крепкой хватки Ягера, который теперь вряд ли вообще его когда-нибудь отпустит. Сердце ныло в сладкой истоме, разгоняя пульс до шума в ушах, а по телу гуляли мурашки и дрожь от удовольствия. Хотелось большего, но также, понимая, что их могут заметить и тогда им обоим не миновать беды, Николай, вскоре, с трудом разорвал поцелуй, когда в груди стало не хватать воздуха, а в лёгких неприятно жечь. — Нас могут заметить… — отстранившись, тихо произнес парень в губы Клаусу и резко отстранился, прислонившись спиной об стену, когда позади немца в конце коридора вдруг открылась одна из дверей и из нее вышла преподаватель литературы, направившись прямо в их сторону, с кем-то говоря по телефону. Видимо он совсем с ума сошел, но ему это нравится. Даже больше, чем нравится, он просто счастлив, ощущая, как Николай стал отвечать на его неожиданный поцелуй. В этот момент его настолько сильно начали переполнять бурные эмоции, что Клаус был уже не в состоянии контролировать себя или сохранять хоть какую-то мягкость поцелуя, из-за чего иногда даже сильно кусал. Теперь все встало на круги своя. Теперь нет никаких сомнений или долгих мучительных размышлений, теперь он просто понял, что сам чувствует. Даже если это чувство не ярко выраженное и Клаус бы смог скрывать его от себя еще несколько месяцев, он ни о чем не жалел и он любил. Правда. За каких-то несколько недель он смог влюбиться в своего студента. И это так неправильно, но так желанно. Слегка отстранившись от студента, когда воздуха стало критически мало, немец прошептал ему в ответ: — С чего ты взял? — но та причина, по которой Ивушкин так сказал, ровно через несколько секунд вышла из кабинета в конце коридора, направившись к ним, точнее в их сторону. Резко увеличив дистанцию между ними до приличной, Ягер спешно поправил очки, стараясь придать лицу равнодушное выражение, что кстати у него вышло. Видимо заметив их, Светлана Александровна, проходя рядом, остановилась и убрав телефон в сумку, поприветствовала своего коллегу и студента. — Здравствуйте, Клаус, что вы тут так поздно делаете? Мне казалось ваши пары закончились около двух часов назад. — поинтересовалась молодая девушка. — У меня же дополнительные занятия были, — дружелюбно улыбнувшись, ответил немец. — вот сейчас с Ивушкиным собирались домой идти. — не успев прикусить язык, ляпнул немец. Слишком уж это странно звучало, но литераторша ничего не сказала по этому поводу. — Хорошего вечера вам, — даже не глянув на Николая, девушка направилась дальше по коридору. Облегченно вздохнув, он повернулся обратно к своему студенту. — Да, опасно заниматься непотребствами в таких местах… Проводив напряжённый взглядом Светлану Александровну, Николай облегчённо выдохнул, когда та скрылась за углом и вновь уже довольно ухмыляясь, посмотрел на Клауса. — Непотребствами… — повторил Ивушкин и прыснув, рассмеялся в голос, — Ты где такие слова выучил? Ещё бы блуд сказал или хОхлОМа, — смеясь, Николай и не заметил, как перестал злиться, а обида и вовсе ушла. Подойдя к немцу ближе, Ивушкин, положив руку на плечо любовнику, попросил с детским предвкушением в глазах, все ещё чуть посмеиваясь, — Ягер, а скажи быстро-быстро слово «поезда»! Улыбнувшись на слова студента, немец только покачал головой, хоть и не до конца понял шутки про «хохлому». Но все-таки радостный Ивушкин был безумно красив. — Сударь, чем вам не нравится мой слог? Или же вы более предпочитаете те слова, которые могут выйти, если я выполню вашу просьбу? — сдерживая смех, немец попытался придать лицу едва ли не высокомерное аристократичное выражение, соответственно своему тону, но в итоге все равно рассмеялся.⊹──⊱✠⊰──⊹
Ночь они провели порознь, потому что Ивушкин якобы пошел отдыхать, но через пару часов тихонько ушел на дело, которое затянулось на столько долго, что домой он уже не вернулся, а в вуз попал только ко второй паре по немецкому и то, умудрился опоздать и стоял мялся у двери, не решаясь войти. То, что в наглую залетать на пару Ягера нельзя, Ивушкин уже усвоил это с первого раза, поэтому размышлял, как сделать лучше. Пропустить или зайти. Да не, он мне голову отгрызет, если я пропущу, — настороженно подумал Николай и завидев на горизонте ректора, разговаривающего с одним из преподавателей, с досадой глянул на них, вдруг сознавая, что одного только непредсказуемого Ягера боится в хорошем смысле этого слова среди всего вуза. Как там это.? Страх всегда где-то на границе рядом с уважением и любовью, да? Ага, а еще боязнью получить пиздюлей за опоздания и пропуски. Неосознанно потрогав пластырь около левого глаза, скрывающий царапину от чужого приклада ружья, Ивушкин, вздохнув и всё-таки постучавшись, вошёл. — Извините, простите, ради бога, — для пущей искренности своей вины и дабы сгладить негодование Клауса, Николай, намеренно поясничная, даже поклонился и перекрестился, чем вызвал удивление и смех у своих сокурсников, потому что раньше себя так никогда не вел, только перед старшинами криминального мира, — Будильник пропустил! — что было вполне себе правда, ибо его телефон в тот момент был не у него. Чуть неловко улыбаясь, он переминался с ноги на ногу, ожидая разрешения пройти. Все утро Клаус волновался за Ивушкина, ведь он даже предположить не мог, где тот находится. В квартире, сколько бы раз Ягер не звонил, никто ему не открывал, но тогда была надежда, что Николай уже в вузе, однако надежда не оправдалась, потому что юноши не было даже на учебе. После этого немец стал конкретно так переживать, мало ли что могло произойти, с учетом роли Ивушкина в преступном мире. Начиная пару, он все думал, что Ивушкин вот-вот придет, что опоздает, как в их первую встречу и, как ни странно, так и получилось, даже удивительно. Рассказывая и объясняя студентам новую тему, его внезапно прервал стук в дверь, а затем на пороге появился потерявшийся юноша. Выслушивая его оправдание, Ягер скептически поднял бровь, но удержал себя от язвительного вопроса насчет будильника, в конце концов он раз пять звонил в дверь русскому, но безрезультатно. — Ивушкин, — думая над подходящим наказанием за очередное опоздание, Клаус задумчиво на него уставился, но наконец придумав кое-что стоящее, произнес: —Придумай себе наказание сам, насколько ты считаешь, что оно соразмерно твоей ошибке. Видя непонимание на лице студента, немец довольно улыбнулся, ожидая ответа. Опустив удивлённый взгляд, Николай на мгновение задумался. В голову лезло всякое, выходящее за грань приличного, что озвучивать среди других сокурсников Ивушкин никогда бы не стал. Ошибка была и достаточно серьезной, потому что уже имела статус неоднократной и вытереть доску или помочь перетащить вещи здесь было неуместным, но немного погодя, в голову парня пришла одна ценная для Ягера идея, которая поможет поддержать его статус преподавателя, а заодно и разогреть ещё сильнее любопытство своих сокурсников к их взаимоотношениям, как шалопая студента и строгого преподавателя. Расплывшись в самодовольной ухмылке и подняв дерзкий взгляд, Ивушкин произнес: — Я весь ваш на целый день, — сделав многозначительную паузу, между которой не сводил с мужчины сверкающих глаз, и дав пройти волне удивления по рядам среди сокурсников, пояснил серьёзность своих намерений, махнув рукой: — Сделаю всё, что скажите. Помыть пол? Помою пол. Прыгнуть с обрыва? Прыгну с обрыва. Мое тело, ваше дело. Теперь уже была очередь Ягера удивленно смотреть на Николая. Он совершенно не ожидал такого. И странно, что соразмерно своей ошибке Ивушкин посчитал именно такое наказание, в виде полного подчинения на весь день. Видимо он все-таки чувствует вину за это. Либо же в его голове отнюдь не мысли о мытье пола, как он сказал, а более близкие, можно сказать, что даже очень близкие, особенно с его упоминанием про «тело». Мотнув головой, чтобы избавиться от навязчивых мыслей о близких отношениях с Николаем, Ягер вновь обратил внимание на русского, что самодовольно улыбался. — Задержишься после этой пары у меня, обсудим кое-что, — кивнув тому, чтобы садился на место, Клаус продолжил вести лекцию, иногда бросая на Ивушкина странные взгляды, все-таки Ягеру не давало покоя его предложение в качестве наказание предоставить свое тело ему. Только мысли у него также были не о мытье полов или перетаскивание коробок. Опустившись за свое место на среднем ряду, где всегда и сидел, так как все первые ряды в этот раз были заняты, Николай сразу обратил свое внимание на Демьяна, который дёрнул его за рукав, привлекая к себе. — Ты чего? — спросил друг, изумленно таращась на Ивушкина, который вполне ожидал такой реакции, потому что если до этого чуть ли не с каждым преподавателем на обращался «ты», а здесь прямым текстом сдался в плен немцу. — Да так… Должен я ему, — коротко усмехнулся Николай, переводя глубокий взгляд на Клауса у доски, что уже продолжил свое ораторство. Его твердый, командный голос разносился на все помещение, доходя до последних парт. — А эт чё? — вновь выдернул его Волчок из утягивающих размышлений о своем поступке, указав пальцем на пластырь около глаза бандита. — Вчера один агрегат с пацанами раздели, так там хозяин вдруг объявился с ружьём. Я и приложился. Хорошо, лица моего не видел. Тьма ж, нихрена не видно… Всю оставшуюся лекцию Николай ловил на себе странные взгляды Ягера, порой в те моменты, когда все писали, опустив головы или между объяснениями. И ладно, если бы тот просто смотрел невзначай, но Клаус смотрел, словно хищник на свою добычу, отчего парень невольно ежился, забывая, где находится и уже не был уверен, что немец остановится только на мытьё полов. В голову студента невольно лезли непристойные фантазии, сбивая Николая с того, что нужно было записать пару секунд назад, отчего лекция в его тетради была написана хаотично и не разборчивым почерком, а по спине искрами бегали холодные мурашки. Дыхание становилось тяжёлым от представления чужих, но таких желанных губ на своей шее в закрытой аудитории, но с будоражащим риском, что их могут услышать, поэтому Клаус наверняка закроет ему рот своей ладонью и заставит стонать ещё громче под приближающейся сладкой тягой удовольствия… — Командир, эй! — рука Волчка, что неожиданно легла на плечо приятеля, заставила Ивушкина дернуться и перевести недоуменный, цепкий взгляд на друга, а затем и на собирающихся людей в аудитории. — В столовку идёшь? Черт, неужели я все пропустил? На доске большими буквами было написано мелом огромное домашнее задание. Определенно пропустил. — Че с тобой? Ты какой-то странный сегодня… — посмеялся рыжий, поправляя лямку рюкзака на плече и тут же отвечая на возражения: — Ты слово «акмеизм» три раза написал. Тебе взять чё пожрать? — Тц…блин, — опустив взгляд в тетрадь Николай и вправду убедился, что написал слово несколько раз, застряв на лекции ещё на несколько страниц назад, — Нет, спасибо, иди, увидимся. Кивнув на прощание, Ивушкин переписал домашнее задание с доски и закрыв тетрадь, стал ждать в боязливом предвкушении неизвестного, пока все покинут кабинет и он останется наедине с Ягером. Когда он смотрел на Ивушкина, то отчетливо видел, что тот явно находится где-то в прострации, да и записывает хоть что-то настолько редко, что Клаус практически не всегда успевает поймать этот момент. Еще и думает Николай о чем-то постороннем, как можно предположить по его взгляду, что также навевает своеобразные мысли у самого Клауса. Ладно, можно просто признать, что своеобразные мысли у немца не выходят из головы еще со вчерашнего вечера, но именно сейчас, когда он прерывал свою речь и глядел на Ивушкина, то мысли были более постоянными и яркими. Правда он все-таки принял решение, что будет снова пресекать такие мысли с самого начала, пока он находится в пределах вуза, а то это нормально даже концентрироваться на лекции не дает. По окончанию пары, немец даже почти забыл, что просил Николая задержаться, но вспомнил сразу, как только увидел того так и сидящего за партой. Мысленно дав себе подзатыльник, он вышел из-за стола, направляясь к студенту, что остался единственным в аудитории. Надо было сейчас решить один важный вопрос, насчет их отношений, да и узнать, где пропадал все утро русский, как раз сейчас длинная перемена. Подойдя к юноше, Клаус выжидательно посмотрел ему в глаза цепким взглядом, пытаясь по выражению лица Николая определить причину его опоздания. И он нашел. Наверное, это лишь предположение, явно можно просто удариться обо что-то, а потом заклеить это место пластырем, но интуиция говорила, что это отнюдь не просто удар о дверь или стену. Остается только спросить у самого Ивушкина. — Где ты был все утро? Только не говори мне чушь про будильник, тебя не было в квартире. Когда так подходят с вопросом в лоб, Ивушкин всегда знал, что в такие моменты лучше никогда не врать, ибо правда может быть уже известна. Да и врать в данном случае не имело смысла. Не хотелось. Поэтому и ответил сходу: — На деле. А про мобилу правда. Я на квартире друга ночью остался, потому что уже было слишком поздно, чтобы шататься по подворотням. А трубу на кухне оставил… — развернувшись боком к парте, Ивушкин поднял на мужчину чуть улыбающийся, сощуренно-подозрительный взгляд, — А откуда ты знаешь, что меня дома не было? Николай подозревал, что немец видимо пытался его снова таким образом поднять на пары, затем видно забеспокоился, что его где-то носит, но не предполагал, что тот будет это делать чуть ли не каждый день. Видимо, «на деле» это значит, что он снова кого-то. Избивал? Запугивал? Нет, это может значить абсолютно любое действие, скорее всего преступного характера, которое немец даже и предположить не мог. Главное, только молиться и надеяться, что он никого не убил. Но он бы выглядел по-другому, если бы убил, да и вряд ли бы пришел, поэтому… — Я искал тебя утром, Николай, и естественно я заволновался, когда не обнаружил тебя ни дома, ни в вузе. — потянув руку, он осторожно провел по пластырю около глаза студента. — Это произошло по той же причине, по которой ты отсутствовал? Проследив взглядом за невинным касанием мужчины около своей свежей раны, Николай на мгновение перестал дышать, после чего, все-таки кивнув на ответ, поднялся. — Чел один… затыльником ружья мне вдарил. Впрочем, заслужено, — весело усмехнулся Ивушкин, будто бы получить ранение для него всего лишь очередное развлечение. Он медленно сократил дистанцию между собой и Клаусом, но не пересекая личную зону. Руки держал при себе, в карманах, еле сдерживаясь от желания прикоснуться в ответ, — Так что там насчёт…наказания? Склонив голову набок, Ивушкин заинтересованно уставился на преподавателя и чуть покачался в стороны. Неодобрительно смотря на веселье Ивушкина, в тот момент, когда он так беспечно говорил о ранении, немец еще раз аккуратно провел по пластырю и наконец убрал руку. Не бережет себя Николай, мог ведь и еще большие раны получить, а все все равно продолжает веселиться, как будто это для него обычное дело. Хотя наверное так оно и есть, кто знает… Из раздумий его вырвал резкий голос русского с вопросом о наказании, заданный с таким выражением лица, словно Ивушкин прямо-таки желает его получить. — Не волнуйся, Николай, я обязательно воспользуюсь твоим предложением отдать себя мне, — усмехаясь, протянул Ягер. — Кстати, не покажешь мне свою тетрадь? Что ты записал за эту пару? Или все это время мечтал и фантазировал о наказании? Покрывшись лёгким румянцем и сведя сомкнутые губы в одну точку, парень явно смутился оттого, что его всё-таки раскрыли. Не зная стоит ли показывать тетрадь, в которой была написана лишь половина лекции, Николай помедлил, прежде чем одним лёгким движением стянул ладонью с парты свою тетрадь и сунул её немцу. — Грех не пофантазировать, когда на тебя лупят фонари, как на стриптизершу, — в ответ на подкол усмехнулся бандит, вновь склонив голову на бок, отчего выражение его лица со стороны казалось дерзким. Обойдя преподавателя полукругом с самодовольным видом, Ивушкин стал мерить шагами аудиторию и тихо напевать одними губами какую-то мелодию. — Не советую разбрасываться словами, Николай, — открывая тетрадь, произнес Клаус с удивлением отмечая, что все-таки, хоть что-то Ивушкин да написал. — пока этот день не закончится, ты для меня можешь и стриптизершей стать, и примерным студентом, который напишет реферат на сегодняшнюю тему, проведя у своих сокурсников урок на следующей паре, — отвлекшись от просмотра тетради, Ягер взглянул на ходящего из стороны в сторону Николая. В его сознании буквально отпечатались слова Ивушкина насчет стриптиза и возможного наказания именно этим способом. Почему с появлением в его жизни, этого студента его мысли стали меньше поддаваться цензуре? Буквально думает об откровенном танце от собственного студента! Насколько же это безнравственно… — Не думай, что я откажусь от своих слов, — хмыкнув, серьезным голосом ответил Николай и развернувшись полукругом, вновь с ухмылкой на губах и чуть прикрытыми глазами наблюдал какое-то время за Клаусом с нескрываемым интересом, после чего подошёл ближе, сократив дистанцию буквально до нарушения личных границ, и прошептал в тонкие губы перед собой: — Я сделаю, что угодно, фриц, но помни, что у тебя двадцать четыре часа, прежде чем я превращусь обратно в тыкву, — уголок губ парня приподнялся, пока он разглядывал лицо Ягера перед собой и не делал ничего, кроме как нарушал личное пространство, создавая напряжение между ними. Глянув на настенные часы за головой немца, Ивушкин произнес, убрав улыбку с лица, сделавшись серьёзным, каким был при их знакомстве, и отойдя на метр, — Время пошло. — Хорошо, если у меня есть эти заветные двадцать четыре часа, то я с удовольствием использую это время. Когда же еще мне выдастся шанс иметь полную власть над тобой, — издав смешок, он хитро улыбнулся, посмотрев в глаза русскому оценивающим взглядом. Конечно, сейчас еще оставалось некоторое время, чтобы попросить Николая о каком-нибудь действии, но также не помешало бы и подумать, потому что переходить черту дозволенного явно не хотелось, да и не оценил бы Ивушкин, все-таки это своеобразная игра, а у каждой игры есть правила и запреты. Но ведь у них есть еще двадцать пять минут? Или сколько с их разговора времени прошло.? Оглянувшись на часы, Клаус понял, что попал почти в точку со временем, тем более у него сейчас окно, это было даже не обязательно. Только вот Николаю на пары нужно будет идти, и правильнее его отправить на них. Только что за сомнение в мыслях? — Что ж, Ивушкин, раз твои намерения настолько серьезно, то я уверен, что ты меня порадуешь чудесным представлением, — с ухмылкой на губах, произнес немец. — аудиторию я закрою на ключ, а ты пока готовься, с нетерпением жду стрип-танца в твоем исполнении. О, он ожидал. Конечно, вряд ли у Николая есть хоть какой-то опыт в этом, кроме просмотра, но возможно у него что-нибудь и получится. Все возможно. Судорожно сглотнув, не ожидающий, что всё-таки придется буквально танцевать, Ивушкин пожалел, что сейчас нет рядом выпивки, но нужно ли быть пьяным, чтобы возбудить мужчину? К тому же, Ягер ведь не сказал, каким именно должен быть танец… Хитрая ухмылка медленно проступила на лице юноши, когда дверь наконец закрылась на замок и мужчина, поставив стул посередине аудитории, сел. Прежде чем приступить к делу, Ивушкин выключил весь верхний свет и включил проектор с экраном для того, чтобы создать определенную, романтичную атмосферу. Нижнюю футболку он снял, оставаясь в одной кожаной куртке на голое тело. Николай не раз видел, как танцуют девушки вокруг шеста в стриптиз клубах и ни разу, как мужчины, поэтому пришлось импровизировать. Подключив к наушникам через телефон, которые он всегда таскал в кармане с собой на скучные пары, подходящую, страстную музыку, которую знал — Lady Gaga «Poker gace», Ивушкин надел их на Клауса и включил музыку так, чтобы немец полностью погрузился в атмосферу, а сам Николай мог хотя бы частично слышать музыку, и чтобы их за дверью не услышал кто-нибудь другой. Встав напротив преподавателя и загораживая собой доску с включенным проектором, Ивушкин, еле заметно ухмыляясь в полутьме, попытался, подражая девушкам, начать движения, которые пошли снизу от колена и вверх к худым бёдрам парня, на которых он держал ладони, постепенно пуская в ход и плечи, двигая ими то вверх, то вниз. Изобразив женское движение ладонью, будто заинтересованно рассматривает свои ногти, а затем развернув ладонь тыльной стороной, в такт музыке повернул голову прямо, изображая ртом звук «Оу!» в унисон певице. В следующее мгновение, перед припевом, юноша стал медленно снимать с себя куртку, показывая свой полуобнажённый вид с татуировками на коже. Когда музыка дошла до ритмичного припева, он откинул вещь в сторону и стал очень сексуально обводить себя ладонями, запрокинув голову назад, пока мелодия не достигла медленного темпа и Ивушкин не поменял позу: повернувшись спиной к Ягеру и осторожными движениями, словно кошка, оперевшись грудью об стол, Николай прогнулся в спине, выпячивая зад и запрокидывая голову, которой сделал круговое движение, одновременно с тем, возведя ладонь в форме пистолета вверх на красноречивых словах в песне. Немного подвигав бедрами, тем самым показывая свою пятую точку, Ивушкин вновь повернулся лицом и не удержался от ехидной ухмылки, исказившей его губы. «Хотел представление, вот тебе представление!». Следовало бы на этом и остановиться, но Ивушкин решил довести то, что задумал, до конца, чтобы у немца больше не возникало сомнений по поводу его слов. Подойдя к Клаусу и положив ладони тому на плечи, Николай, плавно ведя ими, обошел его кругом и вдруг неожиданно сел прямо немцу на колени, прижимаясь всем телом, включая и тем, что было ниже торса. Стараясь в данный момент сохранять холодный рассудок и быть разумом где-то очень далеко, чтобы самому не возбудиться, бандит, крепко держась за плечи Ягера, сделал лёгкое движение вверх-вниз телом, тем самым создавая трение между ними внизу живота и соприкасаясь самым сокровенным. Когда парень почувствовал нечто твердое, упирающееся ему между ног, то, довольно ухмыльнувшись, резко слез с колен Николауса. Причем именно в тот момент, когда музыка закончилась. Подняв свою куртку с пола, студент включил яркий свет в аудитории и с невинным выражением лица, будто только что не соблазнял своего преподавателя, стал одеваться, искоса с интересом, поглядывая на немца. Видя приготовления Николая, немец предвкушающе глядел на него. Тот, как оказалось, решил основательно подготовиться, чтобы и атмосферу создать, и задать настроение, но даже с этим, Ягер никак не ожидал, что у того получится что-то по-настоящему возбуждающее, он думал, даже был уверен, что на середине танца Ивушкин просто сгорит со стыда от неуклюжих движений и сдастся в своей попытке, а оказалось, что он сильно ошибался. Даже не так, он ОЧЕНЬ сильно ошибался. Может быть первые движения юноши и были неуверенными, но спустя плюс-минус минуту, видя приятное удивление на лице немца, тот будто бы втянулся в весь процесс, начиная более плавно прогибаться в спине, играя руками по телу так, что от такого вида невозможно было не возбудиться. Как он обводил свое тело ладонями, иногда лишь касаясь кончиками пальцев возможно чувствительных мест, как смотрел, ухмыляясь, выгибался в спине, явно соблазняя, делал все, чтобы Клаусу уж точно не было скучно. Не-ет, при таком студенте ему скучно не будет никогда. С хищной улыбкой, но словно под наваждением, немец не отрывал взгляда от тела Николая, смотря только на него и совершенно не обращая внимание ни на что постороннее, даже музыка играла где-то на фоне. Клаус испытывал невероятное количество эмоций. От удивления, до удовольствия, от желания остановить, чтобы никто не видел его возбуждения, до желания досмотреть до конца, удовлетворяясь. Ему это нереально нравилось. Он думал, что на танце Ивушкин так и закончит, но даже здесь все оказалось намного непредсказуемо. Уже ощущая на своих коленях бедра Николая, Ягер просто не мог больше терпеть, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не обхватить русского за талию, прижимая к себе в навязчивом поцелуем. Он чувствовал свое возбуждение, спровоцированное юношей, и тот видимо тоже его чувствовал. Поэтому на его лице была эта вызывающая ухмылка, которая вскоре перетекла в нечто невинное и легкое, когда музыка завершилась и Николай встал с его колен, правда в глазах все еще был огонек издевки над тем, что Клаусу придется что-то делать с его проблемкой. — Ты ж… Наглый юнец. И ведь специально это сделал. — тихо пробормотал себе немец, не отрывая глаз от Ивушкина и уже громче добавил: — Ты куда одеваешься? Рано тебе еще. Но закончил он не совсем разборчиво, сам не зная, что ему сейчас делать. И ведь не будет заставлять. Теперь самому разбираться с этим, но шоу ему определенно понравилось, тут уж не поспоришь. Встав со стула, Клаус мгновенно сократил расстояние между ними до минимума, жарко целуя юношу в губы. Схватив за волосы на затылке, он прижал его к себе, несильно оттягивая, но и не причиняя боли, второй же рукой касался Николая буквально везде, мягко оглаживая и лаская, такое желанное тело. Плевать на пару, Ивушкин теперь только для него. Безнаказанно сделать ноги после своей проделки Николай просто-напросто не успел, как его губы накрыли своими, затягивая в требовательный поцелуй. Прикоснувшись к чужим, но таким уже любимым губам, юноша отвечал взаимностью, чувствуя горячие прикосновение руки Ягера на своем теле, которое предательски отдавалось дрожью и мурашками от копчика до затылка. — … ~ отчаянно простонав Клаусу в губы и ощущая, как парня постепенно накрывает вожделение, с трудом оторвался, не поддавшись желанию, и отшатнувшись, наткнулся пятой точкой о преподавательский стол, предупредительно выставив ладонь перед собой. Он тяжело и хрипло дышал несколько секунд, прежде чем похоть уступила место разуму. Как бы ему не хотелось прямо здесь и сейчас воплотить свои пошлые фантазии, Николай также понимал, что упустить шанс дать помучиться Клаусу просто не мог из чувства собственной строптивости, но лишь если не прозвучит прямой приказ от немца в течение двадцати четырех, уже даже меньше, полностью подчиниться. — Я должен идти на пары, — смотря на Ягера, взгляд которого был словно хищно-голодный, Ивушкин чуть ухмылялся, сжимая челюсть до сдвигов желвак, все также держа ладонь перед собой, которая Клауса вероятно бы не остановила в любом случае. Не двигаясь с места, как только Николай выставил руку, чтобы не дать ему приблизиться, Клаус не отрывал от юноши жадного взгляда, желая вновь дотронуться до того, почувствовать под пальцами его кожу, показать свою власть над ним. Но даже так, Ягер все еще оставался в сознании, понимая, что если русский не хочет, то заставлять он его не будет. Только попробует склонить к положительному ответу. При этом, вряд ли здесь обошлось без простого желания досадить ему. Сначала специально возбудил своими откровенными действиями, чтобы потом пойти на попятную, вот только в его глазах отчетливо читается влечение и похоть. Он сам сейчас едва сдерживается. — Николай, ты разве не любишь прогуливать пары? Так откуда у тебя возникло желание идти на учебу в такой момент? — он говорил пониженным голосом, заканчивая некоторые слова на выдохе и готовый в любой момент продолжить начатое. Ивушкин ощутимо его завел. — Мне очень понравился твой танец, Николай. Как ты дразняще выгибался в спине, как ты касался своего тела, настойчиво призывая к действиям, как ты провоцировал меня. Вытворял такое в пустой аудитории, соблазняя собственного преподавателя. — он коротко облизал сухие губы. — Ты так развратен, Николай. Неужели ты решишь уйти? Задрав подбородок и сбивчиво дыша, Николай слушал весьма правдивые, но похотливые слова, глядя на мужчину сверкающими от желания, глазами, и не знал, как ему лучше поступить. Поддаться и утонуть в ласке или прямо сейчас уйти, оставив немца разбираться самому со своей проблемой. Оба варианты были просто очаровательны, но тело парня перебороло его холодный, рациональный разум. Бегло глянув на закрытую дверь и вновь переведя отчаянный взгляд на Клауса, Ивушкин отрицательно замотал головой, внутренне борясь с самим собой, но понимая, что сил не осталось, опустил руку. — Чтоб тебя… — пробормотал Ивушкин, хмыкнув. Подскочив и усевшись прямо на преподавательский стол, он оперся ладонями позади себя о твёрдую поверхность и с заинтересованным видом уставился на мужчину, чуть приподняв бровь в немом ожидании. Расплывшись в победной улыбке, после того, как Ивушкин убрал руку, прекратив удерживать между ними своеобразную дистанцию и сел на преподавательский стол, с интересом смотря на немца, Клаус тотчас сократил расстояние, приблизившись к нему практически вплотную. Однако в этот раз он не спешил, положив теплые ладони на бедра русского и начиная медленно вести вверх, к поясу, получая при этом незабываемое удовольствие всего лишь от такого, казалось бы, простого касания. — Где ты научился тому, что вытворял несколько минут назад? — внезапно негромко поинтересовался немец, все-таки он был сильно удивлен. — Или это первый раз? Пока юноша отвечал на вопросы, руки Ягера уже изменили местоположение блуждая по его телу, будто бы изучая и присматриваясь, где Николай будет ощущать все сильнее, где его самое чувствительное место, где стоит трогать для большего эффекта. Ведь самое главное это понимать, как доставить удовольствие партнеру. Улыбка моментально появилась на лице парня от услышанного вопроса. Чуть ли не смеясь, он ответил: — В стриптиз клубах женских насмотрелся, — все же рассмеявшись и глядя на своего любовника, Николай вдруг резко прервал смех, подавившись воздухом, когда кое-чьи руки прошлись в области шрамов на груди, ненароком также задев чувствительные соски и вызвав предательскую дрожь, уходящую вниз живота. Смотря Ягеру в глаза напротив и стиснув зубы до сдвигов желвак несколько секунд, парень задышал тяжелее, понимая, что теперь голубоглазый немец понял, где у него особо чувствительные, уязвимые места, о которых до этого момента никто не знал. — Расскажешь об этом танце кому-нибудь, закопаю и лягу рядом в могилке за городом, которая ещё, кстати, свежевыкопанная, — многозначительно дернув бровью, бандит чуть склонил голову набок, казалось, говоря о намерении совершенно серьезно, но губы, изогнувшиеся в лукавой улыбке выдавали его ребячество. Отвлекая внимание от своих уязвимых мест на теле и реакции на них, Ивушкин коснулся руками ремня на бедрах Ягера, и стал его расстёгивать, нетерпеливо дёргая ближе к себе, чтобы было удобно быстрее это сделать. — Оо, не волнуйся, у меня даже и мысли не было говорить кому-то, насколько сексуально ты выглядишь, когда пытаешься соблазнить, — невозмутимо ответил Клаус, в таком же медленном темпе возвращая руки на грудь юноши. Он прекрасно видел, как Николай отреагировал на касание в этой области, как он вздрогнул и задышал чаще. Это лучше всех слов говорило, что именно в этих местах у Ивушкина наиболее чувствительная кожа, а как раз таки это Клаус и искал. Вновь проведя подушечками пальцев по шрамам и как будто невзначай дотронувшись до горошин сосков, немец заставил Николая снова вздрогнуть. С довольным выражением лица он отметил реакцию юноши на свои действия. Тому это очевидно очень даже понравилось. Только все равно такого, практически невинного, касания было мало, как и для Ивушкина, так и для самого Ягера. Ему ведь хотелось услышать его стоны, шумное дыхание, хотя бы из-за эффекта неожиданности, поэтому в следующую секунду, немец резко склонился над ничего не подозревающим русским, внезапно касаясь кончиком влажного языка правого соска русского. Не обращая внимания на возобновившиеся яркие эмоции студента и его легкий шок, немец продолжил ласкать его уже более настойчиво, также не забывая и о остальных эрогенных частях тела юноши. Он провел всей ладонью по талии Ивушкина, спускаясь рукой ниже и не предупреждая, накрыл рукой пах Николая, заставляя негромко простонать. Больше тот не мог сдерживать голос. Стиснув ладонями края стола до побеления в разбитых костяшках, Ивушкин не мог сдерживаться в сдавленных стонах, потому что лёгкое поддразнивание языком Ягера в чувствительном месте и неожиданные прикосновения в области паха возбудили его меньше, чем за несколько секунд. — Если меня услышат, то это твоя вина, — проскулил парень на вдохе, затем выгнувшись и выдав очередной, сладострастный стон, но громче предыдущего, Николай смутился от собственной реакции и решив прервать увлекательное занятие Ягера, ухватил его одной ладонью за воротник рубашки и потянув вверх, заставил прильнуть к себе, вновь жадно впившись в желанные губы. Свободной рукой расстегнув до конца брюки немца и смело скользнув ею под ткань, Николай нежно провел ладонью по вставшему от сумасшедшего возбуждения, органу и стал наддрачивать Клаусу, постоянно изменяя темп с быстрого на медленный, словно издеваясь, дразня, доводя до края и останавливаясь в самый не подходящий момент, когда возбуждение любовника было уже на пике. Одновременно его другая рука с воротника переместилась на шею преподавателя. Стиснув пальцами бок шеи, Николай не позволял отстраниться от себя, затягивая Ягера в более глубокий поцелуй с языком, от которого периодически сам вздрагивал, чувствуя фейерверк искр в животе, ощущая и слыша стоны Клауса себе в губы. Сминая столь манящие губы в страстном поцелуе, немец уверенно забрал контроль и, протянув свободную руку, осторожно, не причиняя боли, сжал волосы на затылке юноши, чтобы тот не отстранился. Однако в следующую секунду его хватка ослабла из-за неожиданного ощущения теплой ладони русского на своем половом органе, отчего он не мог сдерживать даже приглушенные поцелуем стоны. Продолжая целовать Николая, немец вновь начал свободной рукой ласкать его тело, особое внимание уделяя его груди и чувствительной коже вокруг шрамов, из-за чего студент постоянно вздрагивал от наслаждения, не в силах игнорировать получаемое удовольствие от рук преподавателя. Но на этом Клаус не остановился, желая довести возлюбленного до предела, поэтому, не прерываясь, пробрался рукой под ткань нижнего белья Николая, и аккуратно нащупав возбужденный орган, начал медленно, как будто издеваясь, ласкать головку, одновременно пережимая, чтобы не дать тому дойти до конца, будучи на пике наслаждения. Это была словно месть за постоянную смену темпа Ивушкина и резкие остановки, когда он был практически на пределе, поэтому, тяжело дыша, немец немного отстранился и едва касаясь губ юноши, прошептал: — Это может длиться еще долго, — он облизал губы, смотря на Николая с нескрываемым желанием. — не думал, что даже в такой ситуации ты будешь показывать свой характер. На эту короткую фразу хватило буквально пары секунд, после чего немец снова впился в губы Николая требовательным поцелуем, иногда специально прикусывая зубами нижнюю губу, оттягивая, но в то же время нежно исследуя его рот и переплетаясь с языком в порыве страсти. Самодовольно усмехнувшись на слова мужчине о его своенравном характере, словно безмолвно подтверждая это, Ивушкин, сверкая глазами, как довольный кот, вновь прижался к губам мужчины. Спустя немного времени, когда Ягер уже подходил к очередной разрядке, Николай все же дал этому случиться и вскоре кончил сам, с протяженным стоном наслаждения в губы мужчины. Разорвав поцелуй, Ивушкин ещё некоторое время тяжело дышал, просто сидя на краю стола и смущённо улыбаясь Клаусу. То, что они делали в аудитории популярного, даже в какой-то мере элитного вуза на факультете филологии, было просто безумием со всех точек зрения интеллигенции и общества, но какая разница, что люди подумают, если с человеком хорошо? — Это можно считать исполненным наказанием? — губы парня после вопроса изогнулись в ехидной ухмылке. Излившись в руку Николая с хриплым стоном, Клаус, все еще не в состояние отойти от нахлынувшего оргазма, прерывисто дышал, не отрывая затуманенного взгляда от юноши из-под полуприкрытых век. Ему сейчас было неимоверно хорошо, до того, что эти несколько минут он просто хотел стоять и смотреть в глаза Николаю, подмечать каждую деталь, совсем не заботясь о том, чтобы вытереть руки или сделать хоть что-то. Просто наслаждаться самим фактом того, что прямо сейчас занимался с возлюбленным буквально непотребствами во время учебного процесса в закрытой аудитории. И его совсем не беспокоит насколько это неправильно с моральной точки зрения. Всего-то за каких-то пару недель общения с Николаем он настолько нравственно опустился… Хотя кого это волнует? За идеальность ранее его никто не хвалил, поэтому вряд ли кому-то есть дело до этого. — Ты определенно плохо на меня влияешь, — слегка улыбаясь, произнес немец, а после вопроса Ивушкина, он только сильнее начал улыбаться, хитро смотря в глаза напротив. — Николай, наказание не подразумевает собой удовольствие, если ты, конечно, не мазохист, поэтому мне придется еще поразмыслить над этим. — Учитывая, в какой пиздец я постоянно лезу, то… — согнувшись над столом, Ивушкин достал салфетки, которые видимо кто-то из преподавателей оставил, — …наверно, тот ещё мазохист, — уклончиво ответил Николай, неловко посмеявшись над самим собой, но где-то на задворках мозг отмечал, что это в какой-то степени действительно правда, иначе бы он выбрал менее опасный путь в жизни. — Мазохизм. — задумчиво проговорил немец, думая над определением. — Все в какой-то мере мазохисты, однако думаю философия сейчас ни к чему. Ладно, Николай, у нас с тобой еще полтора часа. — кинув взгляд на часы, проинформировал того Клаус. — А у тебя так же остается возможность пойти с пару, хоть и с опозданием. — усмехнувшись, он направился отпирать дверь в аудиторию, хотя был уверен на сто процентов, что никуда Ивушкин не пойдет, да и Ягер не особо хотел прощаться с ним сейчас. Было желание поскитаться по пустым коридорам вуза, стараясь не попасться на глаза кому-то из других преподавателей. По-детски? Да, но приподнятое настроение и счастье от нахождения любимого человека рядом, напрочь отсекали желание следовать правилам. Как бы Николаю не хотелось остаться — нужно было идти на следующую пару, иначе у ректора появится еще больше шансов, его, как бандита, хулигана и одну большую проблему, просто не допустить к экзаменам и выкинуть за многочисленные пропуски и давние конфликты. Скользнув ухмыляющимся взглядом по Ягеру, Ивушкин покинул аудиторию с окрылённым чувства кайфа и всю оставшуюся пару по литературе просто просидел, витая в облаках, но лишь до тех пор, пока на телефон не поступил звонок от человека с предложением о встрече, которую Николай тут же отклонил, ибо посредник поставил условие ребром, чтобы кроме него никого не было, что бандиту очень не понравилось. Ничего хорошего от таких звонков ждать не стоило и как оказалось, не зря. Ещё на выходе из вуза он заметил странно знакомый фургон серого, заляпанного грязью, цвета, который тут же двинулся за ним. Идти домой был не вариант, поэтому Ивушкин завернул в первый попавшийся проулок, но не успел сделать и шагу, как получил удар по голове каким-то твердым предметом, а дальше тьма перед глазами… Вернулся Николай через три долгих и мучительных дня. Его высадили перед аркой во двор дома, грубо вытолкнув из того же серого фургона, в котором забирали. Прислонившись к кирпичной стене плечом, Ивушкин смотрел мутным взглядом на расплывающиеся в стороны огни в окнах своего дома и не знал, как ему дойти до двери, потому что в тяжёлой голове стоял бесконечный круговорот мыслей, словно не закрытые вкладки браузера, откуда по всюду доносятся чьи-то слова из всех когда-либо созданных воспоминаний, включая детство и Ивушкин не мог сосредоточиться на чем-то одном. Реальном. …Вот уберешь у себя в комнате, приготовлю пирог!.. Ты сделал домашнее задание? Сиги есть? Коля, поцелуй меня. Потрогай вот здесь. Коль, ну я же не знал, что так получится! Бухать идёшь сегодня? Николай, так нельзя, не издевайся над котом! Николай, ты должен потрудиться, чтобы поступить туда! Николай, ты разве не любишь прогуливать пары? Николай, поздравляю, вы окончили первый курс с отличием! Николай, она умерла… Ива, идёшь на концерт? Ива! Эй! Николай! Коля! Ивушкин! Николай Ивушкин! Ты здесь? Каждая чертова фраза звучала в голове голосами всех тех людей, с которыми он когда-либо имел дело. На минутку ему даже показалось, что у него началась шизофрения, потому что голоса были настолько отчётливо и громко слышны в голове, что становилось не по себе. Его тело было ватным, слишком ощущающимся. Он чувствовал каждую частичку себя. К горлу подкатывала тошнота от любого запаха — той же мусорки за углом в нескольких метрах или выхлопных газов машин, проезжающих по трассе. Все это сводило с ума до такой степени, что он, не выдержав, громко рявкнул в пустоту, чем напугал прохожего, что шел по дороге в другую сторону, вдоль проезжей части. — Да заткнулись все! — закрыв голову руками, Николай стоял так какое-то время, тяжело дыша, даже не обратив внимание на прохожую женщину, которая, видимо испугавшись, спешно пошла дальше, раздражённо пробормотав: «Развелось тут!» Ивушкин попытался вспомнить, что ему нужно сделать. Попасть за дверь. Домой. Что для этого нужно? Ключ. Порывшись в кармане брюк, Николай с облегченным вздохом, нащупал ключ и оттолкнувшись от стены, побрел в сторону подъезда. Как бы ему не хотелось лечь на землю и остаться здесь до утра — этого делать было нельзя, иначе он рисковал замёрзнуть до смерти от холода или наткнуться на ментов, которые ни одному его слову не поверят, если он расскажет, что его накачали какой-то дрянью. Челюсть ломило от боли, как и пару ребер от ударов Шейха, который в итоге все-таки видимо добился от студента ответа посредством лошадиной дозы наркотика, но Ивушкин не помнил, что вообще было, и что он говорил после того, как получил несколько ударов по лицу и иглу в кожу… Он дошел до двери медленными шагами, шатаясь из стороны в сторону, и открыв домофон с помощью ключа-черепашки, прошел внутрь, хватаясь руками за стенки, чтобы не упасть. В голове так и крутилась веселая карусель из голосов, а перед глазами все разъезжалось в разные стороны, являя страшных монстров, что появлялись из любой тени подъезда. Кое как добравшись до пятого этажа с помощью лифта, который слава богам, починили, Николай стал пытаться открыть дверь, но ничего не получалось, потому что он во-первых, пытался открыть не тем ключом, а во-вторых, галлюцинации не позволяли ему это сделать. Замочная скважина просто уходила из-под ключа. Вскоре, ему стало казаться, что он просто попал в ситуацию из своего детства, когда потерял ключи, а бабушка, чтобы проучить внука, просто сейчас стоит за дверью и не открывает. — Да открой ты! Я все понял! Закончу я твой сраный филологический, только открой дверь, ба! — Ивушкин стал с силой дергать за округлую ручку двери и сдирать себе кожу на ладонях. Он чуть ли не выл от отчаяния, не зная что ему делать. Проводив студента немного грустным взглядом, ведь желания прощаться как такового не было, но он также прекрасно понимал, что Ивушкину надо ходить на пары, тот и так уже сегодня пропустил четверть лекции из-за него, поэтому хотя бы с опозданием, но придет, а свой эгоизм Клаус лучше спрячет куда подальше. Выйдя из аудитории чуть позже, чем Николай, Ягер направился в сторону выхода из вуза, чтобы хоть немного проветриться и разрядить мысли, в конце концов еще целых полтора часа есть. Однако прогулка на свежем воздухе не дала ожидаемого результата, запутав мысли еще сильнее и свернув в какую-то совсем печально-тяжелую сторону. Начались раздумья об их с Ивушкиным отношениях, затем резко перескочили на внезапно всплывшую мысль об Анне Ярцевой, с которой по-хорошему надо бы объясниться и выяснить, что было в тот вечер дополнительных, а потом он поймал себя на том, что просто стоит посреди дороги, безотрывочно пялясь на какую-то машину. Неосознанно передернувшись, как от холода, Клаус отвёл взгляд, продолжая путь, но то и дело постоянно возвращал глаза к серому фургону, который отчего-то не давал ему покоя. То ли дело все было в подозрительно заляпанных грязью номерах, то ли из-за постоянных раздумий о связи Николая с криминальным миром, он просто начал себе невесть что надумывать. И вероятнее всего был именно второй вариант. Он просто устал, поэтому появляются необоснованные подозрения. Когда придет домой, первым делом надо будет обязательно вздремнуть. Так и произошло. Только зайдя в квартиру, после окончания всех пар, Клаус сразу направился в комнату, ведь спать хотелось неимоверно, поэтому, как только голова коснулась подушки его вырубило на ближайшие несколько часов, а то и всю ночь. Видит бог сегодня он выспится. Только вот никогда его жизнь не была спокойной, с того момента, как он познакомился с Николаем. Уже на следующее утро в вузе, он не обнаружил Ивушкина на парах. Обычно тот хоть иногда, да попадался ему на глаза, а тут, сколько бы Клаус не высматривал его, не мог никак найти. Ладно, юноша мог быть на очередном «деле», но вот интуиция буквально кричала, что что-то явно случилось. И это что-то определенно связано с криминалом, только Клаус никаким способом не мог это выяснить, до тех пор, пока не объявится Николай. Придется ждать, была надежда, что лишь один день. Но как оказалось, не один. Спустя целых три дня с пропажи его студента, когда Ягер был весь на нервах из-за бессилия и переживания за юношу, Николай наконец объявился. Только был он, мягко говоря, не в форме. Первое, что услышал немец, это крики из-за двери, которые явно принадлежали Ивушкину. Но дальше все было еще хуже. Моментально открыв дверь, перед глазами Клауса предстала ужасающе-странная картина: юноша пытался открыть дверь в квартиру, отбросив ключи куда-то в сторону, но при этом студента постоянно качало из стороны в сторону, а голос был резким и прерывистым, казалось, он даже не понимает, что делает. С ним точно было что-то не так. — Николай? — осторожно спросил немец, не зная, чего ожидать. Подойдя ближе, он аккуратно перехватил запястье русского, отвлекая от бесполезных действий. — Николай, повернись ко мне. Но не дожидаясь ответа, сам развернул к себе юношу, заглядывая в глаза. Ему очень многое хотелось узнать, рассказать, но в данный момент он понимал, что лучше подождать с этим. Сейчас более важно было понять, в каком состоянии Николай и от чего. Думать долго не пришлось, хватило и одного взгляда на разбитое лицо русского, да расширенные зрачки без какой-либо четкой осмысленности происходящего. Наркотики. Но пока делать выводов не стоит, тут явно все не так просто. — Идем ко мне, Николай, — дружелюбно улыбнувшись, чтобы не спугнуть Ивушкина, он слегка потянул его в сторону своей квартиры. Не имея понятия, как общаться с людьми под психотропными веществами, немец старался быть как можно безобиднее и дружелюбнее, а то мало ли… Сколько бы он не ломился, а дверь никто так и не открыл, но вместо этого в прихожую вышел Клаус, которого Николай сначала и не заметил, а когда тот его повернул, то юноша сразу ухватился сознанием за мужчину, как за спасательный круг, потому что узнал запах и еле еле различил сквозь смещающиеся картинки — знакомые очертания лица любимого немца — безопасного человека, которому можно доверить свою жизнь. Заметь Николая кто-нибудь другой в таком состоянии, неизвестно что с ним стало бы, поэтому юноша покорно прошел в квартиру Ягера, ощущая руки на своих запястьях. — К-Клаус, я не…я не… — Николай хотел сказать, что «не употреблял», но не мог связно думать и лишь быстро закачал головой в стороны. Облегченно выдохнув, как только Николай послушно последовал за ним, немец завел его в квартиру, и, подобрав с пола брошенные ключи, запер дверь. Все-таки Ивушкин не был агрессивным, опасения были ложными, однако перестраховаться никогда не поздно. Ягер сразу повел его в свою комнату, дабы тот мог полежать, а то грохнется еще где-нибудь и будет больше проблем. И вот как будто предсказал, буквально через пару секунд, юноша начал пытаться что-то говорить, при этом сильно мотая головой из стороны в сторону, что его аж повело, благо Ягер вовремя удержал его на месте, не давая упасть. — Тихо-тихо, Николай, потом будешь мне все объяснять, сейчас постарайся не думать ни о чем. — посадив его на кровать, Клаус начал думать, что сейчас лучше сделать. Но в любом случае нужно протереть раны, а остальное потом. Скорую же лучше наверное вызывать только в крайнем случае, мало ли что они предъявят Николаю, когда обнаружится, что он под действием наркотиков. Остановившись на размышлениях, Ягер быстро сходил в ванную комнату, принеся небольшое влажное полотенце и аптечку. После же, аккуратно касаясь лица юноши, начал стирать засохшую кровь. Сев на кровать, Ивушкин все ещё чувствовал, как кружится голова в разные стороны. Время для него шло дольше, чем на самом деле, поэтому он не знал сколько прошло времени с того момента, как Ягер ушел в ванную — казалось, что целая вечность, пока он не почувствовал тепло от мокрого полотенца и лёгкую покалывающую боль в области ушибов на щеках, которая позволяла ему держаться за реальность. Подняв немигающий взгляд на Клауса перед собой, юноша мягко коснулся одной рукой его лица, чтобы убедиться что немец перед ним настоящий, а не галлюцинация. Ощутив под подушечками пальцем мягкую кожу щеки, Николай облегчённо выдохнул. — Будь добр, свяжи меня, — тихо попросил он, зная, как может странно прозвучать эта фраза, но Ивушкин знал что под таким состоянием, когда вокруг все искажается в порой страшные галлюцинации, может натворить что угодно, особенно нечто необратимое. Немец хоть и был удивлен, но отчасти мог понять, почему Николай попросил об этом. В том состояние, в котором он сейчас находился, он мог быть опасен, как для окружающих так и для себя самого. Неважно, что конкретно в данный момент он спокоен, в любую секунду, что угодно может спровоцировать его на гнев или агрессию, поэтому его слова были вполне разумны. — Да, но потом, дай мне осмотреть раны, — то, что Ивушкин понимает его, уже хорошо, правда это может продлиться недолго, и тогда уже надо будет его связывать. Когда наркотик выйдет из организма? Сколько вообще он времени действует и от чего это зависит? На эти вопросы, как раз предстоит искать ответ прямо сейчас. Все-таки впервые сталкивается с подобной ситуацией. Словно прочитав мысли мужчины, Ивушкин, смотря куда-то в сторону и будто наблюдая за чем-то невидимым простому глазу, монотонно произнес, с трудом формируя предложения: — Примерно… через двенадцать часов мне станет очень плохо. Начнется ломка… — вспоминая весь свой предыдущий опыт, Николай содрогнулся и прикрыл глаза, — До того времени будет лучше, если я окажусь в наглухо закрытой ванне… — бандит открыл глаза и уставился на Ягера с серьезным выражением лица. Так смотрят дети на своих родителей, когда имеют ввиду что-то очень серьезное под своими словами, — …И что бы я не нес, чтобы не делал, не выпускай меня сутки, слышишь? Николай знал, что будет требовать дать ему еще дозу или вообще просить его пристрелить от невыносимой боли во всем теле, поэтому, как правило, ещё год назад, когда избавлялся от зависимости, просил друзей его закрывать и не обращать внимания ни на какие попытки выбраться, что вскоре помогло. Слушая юношу, он прекрасно понимал, что от него требуется, но сомнения у людей будут всегда и во всем, пока они на собственном опыте не убедятся, поэтому и немец решил уточнить, почему нельзя просто, как сказал Николай, связать его, а обязательно запирать. — Я могу связать тебя, совсем не обязательно запирать в ванной, — он положил ладонь на макушку русского, слегка перебирая волосы. — так я услышу и быстрее среагирую, если тебе понадобится что-то, например, вода или еще что-нибудь. Он мог представить, что значит быть под ломкой после приема наркотических веществ, но по его мнению все равно может хватить и простой веревки, чтобы не дать Николаю натворить дел. Тем более в ванной большая вероятность того, что от мучительной боли он решит избавиться посредством еще большего причинения вреда себе, особенно будучи в истерике от ломки, поэтому вариант с нахождением Ивушкина в изолированном пространстве ему не симпатизировал. Ивушкин, подавшись вперёд, переместил руки на плечи Ягера и немного сжал их. Его взгляд стал тяжёлым из-под полуприкрытых век. — Во-первых, куда я буду ходить в туалет? — с каждым словом Николай становился все более дерганым и раздражительным, — Во-вторых, не думаю, что ты хочешь наблюдать, как мой желудок пытается извергнуть сам себя. В третьих… — Николай наклонился ближе к уху мужчины и тихо прошептал: — Перспектива убить своего любимого под гнетом ломки, мне очень не нравится… В этот момент появилось невероятная усталость и желание обнять Клауса. Для этого Николай скользнул ближе и, опустившись на колени, прижался грудью к мужчине, сместив ладони тому за спину. Ивушкину хотелось простоять так вечность. Слушая русского, Клаус хотел было перебить его, но последние слова Николая не дали ему этого сделать, вынуждая прийти к осознанию того, что тот говорит правду. Не стал бы Ивушкин преувеличивать в такой ситуации, а совершить убийство вполне реально, пусть он даже осознавать себя в этот момент не будет. Вдруг, от неожиданного объятия юноши, Клаус сперва удивился, но затем, поняв настроение Николая, мягко положил руку ему на плечо, второй начиная успокаивающе перебирать его волосы, пропуская через пальцы. — Хорошо, Николай, я запру тебя, как ты сказал, — он поджал губы, думая, спросить или не спросить, но в итоге решился. — Ты уже проходил через подобное? Ему не хотелось думать, что его студент и по совместительству возлюбленный любит принимать запрещенные препараты, только вот мысли упорно крутились вокруг этого, как бы немец не старался их запихнуть подальше в свое сознание. Клаус понимал, что делать досрочные выводы неправильно, но ничего не мог поделать с гнетущими предположениями. Но одно Ягер знает точно, он никогда не бросит Николая в такой ситуации, даже если выяснится, что тот принимал наркотики ради удовольствия. Правда раньше он такого за ним не замечал… Прозвучавший вопрос ввел Николая в некоторый ступор, потому что он не знал стоит ли посвящать Ягера в тот ужас, который пережил около года назад и какой образ жизни вел раньше, но посчитал нужным хотя бы сказать об этом. — Я завязал год назад, — тихо произнес Ивушкин, — Но в данный момент меня накачали… Обстановка в комнате мгновенно переменилась, став напряжённой и мрачной, как и сам Николай, вспомнивший кто, зачем и из-за кого именно произошла эта ситуация. Он знал, что так просто это не оставит и не простит тому, кто заставил его снова переживать подобное состояние, и знал, что обязательно отомстит по полной, но когда придет в себя. Расслабившись через некоторое в объятиях, Николай прикрыл глаза и обмяк, уплывая в бессознательное. Уняв пробежавший по спине холод от слов студента, немцу стало крайне не по себе. Даже не столько от того, что Николай принимал психотропные вещества год назад, сколько от причины его сегодняшнего состояния, которое продлилось по меньшей мере два дня, если Ивушкин появился только сейчас. Его принудительно заставили принять наркотики. Нет, не так, его накачали ими. Но кто мог такое сделать? Для чего? Зачем кому-то простой студент? Однако в том-то и дело, что не простой, и внутри он прекрасно понимал цель этих людей. По крайней мере, догадывался. Конечно, ведь Николай принадлежит преступному миру, у него слишком много недоброжелателей, даже врагов. И именно поэтому он всегда настолько осторожен. Почему же в этот раз его осторожность не спасла? Сжав зубы, что есть сил, немец, от накатывающей злости на тех, кто пользуется настолько грязными методами, что готов накачивать людей наркотой едва не до потери пульса, неосознанно сжал руку на плече Ивушкина, но вовремя вспомнив, мгновенно ослабил хватку, чтобы не сделать больно. Однако в голове, вопреки вернувшемуся внешнему спокойствию, уже начали проявляться отнюдь не светлые мысли. — Не представляешь, насколько мне хочется наплевать на правила и действовать, в точности как ты, — слегка шипящим голосом произнес немец, отчего это звучало довольно жутко, вкупе с его горящими глазами. Но Николай этого уже не слышал, находясь явно не здесь, на что, постояв так пару секунд, Клаус все-таки уложил того на кровать, решив, что выполнит просьбу Ивушкина, как только начнутся предпосылки к психозу из-за ломки. А пока Ягер подготовит все, что может понадобиться. Перед тем, как выйти из комнаты, немец коротко поцеловал юношу в лоб, шепнув на ухо что-то хорошее, а затем направился на кухню вскипятить воды и просмотреть аптечку, мало ли чего-то не хватает.