Форт из сахарных кубиков

      Эл исчез. Как такое могло случиться посреди рабочего дня? Рем оглядела оперативный зал, но Эл в нём определённо отсутствовал. Почему Лайт не следил за ним как следует? Бросив быстрый взгляд на парня, Рем увидела, что тот тоже нервно оглядывается по сторонам. Это означало, что Эл явно отлучился не в туалет, поскольку, по всей видимости, отсутствовал намного дольше, чем обычно люди проводят в таком месте. Он мог сейчас заниматься чем угодно, приводить в действие какой-нибудь коварный план. Если уж на то пошло, недавний разговор Эл и Ватари прямо свидетельствовал о том, что детективу по силам сделать много такого, о чём ни Лайт, ни Рем не узнали бы. И если ему удастся скрыться от чужих глаз на достаточно долгое время, он вполне сможет провернуть что-нибудь значительное.              Лайт заметил, как Рем беспокойно оглядывается, и она едва заметно ему кивнула, давая понять, что поищет детектива сама. Расправив крылья, она боком пролетела сквозь стену и метнулась обыскивать этажи, но очень скоро ей стало ясно, что в здании детектива нет. «Значит, на крыше? Неужели мне повезло?»              Конечно же, Эл обнаружился на крыше, в полном одиночестве, под самым сильным проливным дождём, какой только можно было себе представить. Он ничего особенного не делал, просто смотрел в никуда. Рем подлетела к одному из больших кондиционеров, под которым ранее спрятала мобильный телефон, и сунула руку в тайник таким быстрым и точным движением, что камеры наблюдения не должны были этого зафиксировать.              Теперь следовало придумать, как сфотографировать Эл. Он стоял как раз возле большой спутниковой тарелки. Если Рем спрячется внутри антенны с другой её стороны и совсем немного высунет мобильник из-за её верхнего края, то у неё наверняка появится шанс сделать снимок.              Рем подлетела к нужному месту, заняла позицию. Вот так, всё в порядке. Если Эл не заметит, чем она занимается, то всё получится.              Нет, стоп, так не пойдёт. Для того, чтобы сфотографировать чьё-то лицо, человек должен смотреть прямо в камеру, и в этом крылась проблема. Поза, в которой стоял Эл — с опущенной головой, вперив взгляд себе под ноги, — совершенно не годилась. Рем ещё раз убедилась в том, что держит телефон, как надо, а объектив камеры расположен чётко между двумя её пальцами, и окликнула:       — Рьюзаки, зачем ты здесь?              — Я слушаю звон колоколов, — ответил Эл, продолжая смотреть вниз.              — Что?              Эл поднял голову, повернулся к Рем и пояснил:       — Не думаю, что кому-то это известно, но я уже много лет слышу слабый звон колоколов. Хотя сегодня он такой громкий, что я начинаю думать, не звонят ли это настоящие колокола, расположенные где-нибудь неподалёку. Полагаю, что большинству людей подобные неумолкающие звуки казались бы ужасно раздражающими, но я нахожу их мелодичными и зачастую успокаивающими. Как правило, мне удаётся забыть про звон и как бы заглушить его — так же, как люди, что годами живут рядом с железнодорожными путями, со временем учатся не слышать поезда. Но похоже, что сегодня колокола вышли в моём сознании на первый план. Я не могу сосредоточиться.              Что это может быть? Какая-то проблема с внутренним ухом или, возможно, с мозгом? Но если в нормальных обстоятельствах Эл легко способен держать это под контролем, значит, сейчас он теряет хватку. Возможно, он наконец-то по-настоящему признал тот факт, что его смерть очень близка, что это не просто какое-то абстрактное знание, а холодная, суровая правда. Эл выглядел таким потерянным и несчастным, как промокший щенок, попавший под дождь.              Нет, стоп, сейчас не время думать о нём, нужно действовать. Рем нажала на кнопку, делая снимок, после чего вновь спряталась за спутниковую тарелку и посмотрела на экран мобильника. «Проклятье, он успел отвернуться!» Лицо Эл было видно лишь частично, и Рем не могла разглядеть ни его имени, ни срока жизни, что, в свою очередь, означало, что Миса тоже этого не увидит.              Рем осторожно выглянула из-за края антенны, готовая попробовать ещё раз, но внезапно ощутила неуверенность. Один раз ей повезло, но получится ли повторить это снова? Ведь Эл, в конце концов, был величайшим детективом в мире. Если вспомнить то, как легко он раскусил её «трюк с глазом», можно ли надеяться, что она сумеет внаглую сфотографировать его на мобильный телефон во второй раз, когда он будет смотреть прямо в объектив фотокамеры? Рем начала аккуратно пристраивать мобильник в свою огромную, костлявую ладонь, чувствуя, как внутри поднимается неприятное, сосущее чувство. Этот план… он настолько безумен. Даже если сейчас получится полностью сфотографировать лицо Эл так, что он ничего не заметит, Миса всё равно может отказаться сотрудничать. А если Эл заметит, тогда Рем, скорее всего, придётся убить его на месте.              Всё шло ужасно неправильно. Рем опустила взгляд на крошечный экран мобильника, где всё ещё отображалась фотография. Теперь у неё уже не было сомнений: если она убьёт Эл, прямо или косвенно, то потом будет чувствовать себя очень виноватой — ещё один недостаток всего этого сценария. Но вариант покончить с собой… Рем больше не могла обманывать себя мыслью, что Миса рядом с Лайтом будет счастлива или хотя бы в безопасности. Лайт был хладнокровным, манипулятивным убийцей. Он с лёгкостью мог бы найти себе другого столь же фанатичного и не вызывающего подозрений сторонника, убедил бы его заключить сделку на глаза и взяться за убийства, а сам после этого бросил бы Мису. Возможно даже, что для Лайта это был бы самый безопасный вариант действий, особенно если бы он скрыл свою личность от нового Киры.              Дурацкие, дурацкие планы! Они всегда такие шаткие, ненадёжные. Возможно, всё дело в проклятии невезения, которое, говорят, преследует любого владельца тетради смерти. И если это так, то Миса не избавится от своего проклятья до тех пор, пока снова не откажется от владения тетрадью. Тогда что насчёт Лайта, неужели он тоже подпал под влияние сверхъестественного проклятья? Большую часть времени у него всё получалось, но, возможно, то, что он стал Кирой — это как раз худшее, что могло с ним случиться. И вполне может быть, что его удачливость, позволяющая ему до сих пор оставаться непойманным, сама по себе была настоящим проклятьем.              Что же делать, что делать? Если вариант с фотокамерой и вариант с самоубийством несут в себе столько проблем, то как насчёт других планов, от которых Рем ранее отказалась по причине их ненадёжности? Может, всё же есть способ сохранить жизнь одновременно Мисе, Лайту и Эл, или свалить всё на Лайта так, чтобы не вогнать этим Мису в самоубийственную депрессию?              Можно было бы попытаться добиться своего с помощью угроз, но Рем по-прежнему не могла представить, чтобы они подействовали на Эл, тем более если учесть, что он вполне готов был умереть и к тому же обладал достаточным умом, чтобы в конце концов разгадать её блеф. Значит, оставалось только одно — попытаться договориться. Это, конечно, крайне опасно, но в целом план выглядел не так уж плохо, особенно в сравнении с другими, которые совершенно никуда не годились. К тому же, у этого плана было и преимущество: если Эл решит сотрудничать, то с помощью своего развитого интеллекта сможет продумать все детали гораздо лучше, чем Рем.              Вздохнув, Рем сунула мобильный телефон в металлическую, заполненную проводами коробку, прикреплённую к задней стенке антенны, а потом, пройдя сквозь неё, встала рядом с Эл. Он не обратил на это внимания, по-прежнему пристально изучая гравий у своих ног. Эл выглядел настолько промокшим, как будто бы дождь насквозь пропитал влагой каждую клеточку его тела.              — Рьюзаки, — сказала Рем. — Я думаю, что дождь заглушит наши слова, а значит, микрофоны не смогут их уловить и никто в штаб-квартире не узнает, о чём пойдёт наш разговор. Я кое-что утаивала, но теперь хочу тебе помочь. Взамен мне тоже потребуется кое-какая услуга.              Эл резко вскинул голову. Он выглядел настороженным, но в глазах вспыхнула искра надежды.              — Что ты хочешь получить за свою помощь? — спросил он.              — Я пока не могу тебе сказать, но когда придёт время, найду способ об этом сообщить.              — Понимаю, — сказал Эл. — Выставив мне своё условие сейчас, ты рискуешь выдать свою позицию в том случае, если я решу не идти на сделку. Так что ты можешь мне рассказать? Все твои заявления о том, что тебе нельзя раскрывать людям некоторые тайны, были ложью?               — Мне запрещено говорить с людьми о многих вещах, — ответила Рем, — и поэтому нам будет очень трудно обсуждать сделку, которую я хочу заключить. Но я могу немного отклониться от правил и думаю, что ты сумеешь догадаться об остальном.              Рем крепко задумалась. Ей нужно было рассказать детективу ровно столько, сколько нужно, не выдав ничего лишнего и не нарушив правила. Её первой мыслью было сообщить Эл о том, что Мисе осталось жить только семь лет: если бы он про это узнал, то охотней отпустил бы девушку на свободу. Но рассказывать одному человеку о продолжительности жизни другого было категорически запрещено.              — Помнишь сделку на глаза? Я расскажу тебе об этом немного подробней. Это то, что люди делают только в крайнем отчаянии или по глупости. Те, кто заключает сделку, живут потом очень недолго. Особенно если в какой-то момент утрачивают силу, и им приходится идти на сделку во второй раз.              Эл переварил услышанное, после чего спросил:       — Сколько бы прожил Хигути после того, как мы его арестовали? Или его убила сделка?              — Мне запрещено говорить о том, сколько ему оставалось жить. Но умер он не из-за сделки.              — Тогда, ты можешь рассказать мне правду о смерти Хигути?              — Я уверена, что его убил Кира, но не знаю, как ему это удалось. Исходя из своего знания ситуации, я сказала бы, что у Киры не было никакой возможности его убить. Но боги смерти способны определить некоторые вещи, лишь взглянув на них. Хигути, вне всяких сомнений, был убит с помощью тетради смерти.              — Это был обрывок страницы, — сказал Эл, — но я так и не смог его найти. Вероятно, он сразу же был уничтожен. Ты отрицаешь, что обрывки из тетради действуют?              Рем промолчала. Разговор свернул в опасную сторону, когда она могла раскрыть слишком много, не получив ничего взамен. Пора было выставить условие.              — Рьюзаки, — заговорила она. — У людей есть обычай, согласно которому спасение жизни создаёт большой долг. Если бы я спасла тебе жизнь, ты был бы должен мне что-нибудь большое?              — Зависит от обстоятельств, — ответил Эл. — Некоторые услуги могут быть непомерными. Кроме того, я должен быть уверен, что ты действительно спасла мне жизнь, а не просто пощадила её. Если ты собиралась меня убить, а потом решила этого не делать при условии, что я перейду на твою сторону, это было бы всё равно, как если бы ты угрожала мне смертью. Я не стану реагировать на подобные угрозы.              — Я хочу спасти твою жизнь, указав тебе на того, кто является Кирой. Так же, как в случае с Хигути, я не могу прямо назвать тебе имя владельца тетради смерти, пока ты не выяснишь его сам. Кроме того, до тех пор, пока тебе неизвестна личность этого человека, я не могу раскрыть тебе слишком много подробностей. Однако я могу слегка обойти правила и указать тебе на Киру.              Эл невесело вздохнул.              — Если бы знание о том, кто такой Кира, могло раскрыть дело, я сделал бы это давным-давно. Просто знать недостаточно. Нужны доказательства. Что-то, что не оставит сомнений.              — И если ничего такого не найдётся, косвенный намёк на личность Киры ничем не поможет?              — Да, — кивнул Эл. — Если только этот намёк не выявит перед нами серьёзные улики. Например, если ты — сообщница Киры и хочешь дать признательные показания, но не можешь говорить об этом открыто или раскрывать детали, тогда ты должна показать мне, где эти улики находятся или дать мне инструменты, чтобы я сам мог их найти. В противном случае всё будет выглядеть так, словно ты указываешь на фальшивого Киру, чтобы защитить настоящего, тем более что ты столько тянула с признанием.              Эл рассеянно почесал затылок. Искра надежды в его глазах угасла.              — Рем, — снова заговорил он. — Существует ли какая-нибудь зацепка, какое-нибудь знание, которое ты можешь дать мне и которое действительно докажет, кто такой Кира?              Рем задумалась. Миса, пожалуй, была единственной, против кого нашлись бы улики, ведь Лайт ничего не делал сам, лишь изредка отдавал ей приказы — и даже это делал с оглядкой, тщательно убедившись, что никто не подслушивает. Полного признания Мисы, наверное, хватило бы для того, чтобы обвинить его, но девушка никогда на это не пойдёт. К тому же Рем не хотела, чтобы следователи вновь установили за Мисой наблюдение. Если она станет единственной Кирой, против которой найдутся реальные доказательства, то именно она понесёт основное наказание. И смягчить его в таком случае будет очень непросто. Рем нужно было устроить так, чтобы Лайта поймали, а Мису — нет, либо чтобы их арестовали одновременно.              — Я не могу придумать, как можно получить эти зацепки, — призналась она.              — Как я и ожидал, — вздохнул Эл. — Кира уже уничтожил все улики, а если загнать его в угол, он, без сомнений, вновь сотрёт себе память. Ты ведь лгала про трюк с памятью, я прав?              — Да.              — В таком случае, как я и думал, единственный способ поймать Киру — это заставить его сделать нечто такое, что создаст новые улики, и найти их прежде, чем он успеет их уничтожить.              Это и впрямь был безупречный план, единственный способ вывести Киру на чистую воду. Лайт, конечно, обрезал далеко не все ведущие к себе нити. Например, следствие пока не установило, что он связан с Рем и что правило тринадцати дней — фальшивка, и если это случится, тогда Лайт снова станет главным подозреваемым. Но это ничего не докажет. В конце концов, он был главным подозреваемым уже очень долгое время, но его так и не осудили. Однако сейчас, когда Миса на свободе, у Рем и Эл остаётся всё меньше времени. Если верить Рюку, Лайт пока ничего не предпринимает только потому, что ждёт, пока Рем покончит с собой. Если же его ожидание затянется, он без колебаний направит следствие прямо на Мису, чтобы тем самым надавить на Рем, либо придумает, как пронести в здание фотокамеру. Например, незаметно возьмёт под контроль каких-нибудь умельцев, которые придут и взломают систему безопасности. Эл не сможет этому помешать. Рем рассчитывала на то, что Лайт подождёт ещё пару-тройку дней, но не могла быть в этом уверена.              С другой стороны, если Эл вынудит Лайта действовать, а потом найдёт оставленные им улики, то поймает Киру сам и уже ничего не будет должен Рем. Значит, ей нужно придумать похожий план, а потом передать детективу улики таким способом, который нельзя будет оспорить. Тогда Эл будет обязан ей своей жизнью и с ним можно будет договориться.              И тут Рем вспомнила разговор между Эл и Ватари: если Лайт решит, что Эл для него больше не опасен, то может стать небрежным. К тому же, не стоит забывать о его склонности к злорадству, это тоже может помочь в его поимке.              — Рем, — снова заговорил Эл, — подумай, ты можешь рассказать что-нибудь ещё? Знания, которыми ты обладаешь, могли бы стать ключом к поимке Киры, даже если они кажутся тебе неважными. Расскажи мне как можно больше.              Рем порылась в памяти. Осталась ли информация, которую она могла бы раскрыть, не подставив тем самым Мису? На ум приходило только одно, и это, вероятно, могло бы вызвать у Эл сочувствие к девушке.              — Сделка с глазами — не единственная, которую бог смерти может заключить с человеком. Существует также сделка о владении. Тетрадью смерти можно пользоваться, даже не являясь её владельцем. Однако владелец тетради, если не откажется от неё или не умрёт, вынужден будет рано или поздно совершить хотя бы одно убийство. Тот человек, кто первым прикоснётся к ничейной тетради смерти, моментально станет её владельцем независимо от своего желания. Сделка о владении несёт в себе серьёзные последствия, и некоторые из этих последствий не исчезнут, даже если отказаться от тетради.              — Ты можешь рассказать подробнее?              — На владельцев тетрадей смерти падает проклятие невезения; им становится очень трудно добиваться успеха. Если же они откажутся от владения, то утратят все воспоминания о тетради и богах смерти. Любого, кто хоть раз использовал тетрадь, после смерти ждёт необычная участь. С ними случается нечто такое, чего не бывает со всеми остальными умершими людьми. Я не могу сказать точно, что именно с ними происходит, в наших манускриптах по этому поводу ничего не говорится, но это что-то очень нехорошее. Кроме того, человек, первым прикоснувшийся к тетради смерти, с той самой минуты становится связан с определённым шинигами, и этот шинигами должен будет наблюдать за смертью человека, даже если тот откажется от владения. Большинству богов смерти это быстро наскучивает, и они убивают человека, чтобы не ждать. Это всё, что я могу вспомнить на данный момент. Правил очень много, и я никогда не пыталась запомнить их все.              — Таким образом, — подытожил Эл, — если эта тетрадь вдруг станет ничейной в то время, когда я буду её касаться, я вынужденно стану её следующим владельцем?              — Да, — сказала Рем. — Но я не думаю, что такое случится. Разве что Кира окажется по-настоящему загнан в угол или умрёт.              — Это хорошо. Я не хотел бы оказаться перед выбором: совершить хотя бы одно убийство или утратить все критически важные для этого расследования знания. Не говоря уж об иных неприятных последствиях. Значит, ты больше ничего не можешь мне рассказать?              — Нет. Ничего. К тому же, если ты дашь Кире понять, что знаешь о тетради смерти гораздо больше, чем он думает, то лишь подвергнешь себя ещё большей опасности.              — Это само собой разумеется. Я попробую поработать с тем, что ты мне рассказала, но вряд ли это сильно поможет. Кое о чём я и так уже подозревал, остальное на данный момент выглядит несущественным. Тем более что я до сих пор не могу быть уверен, что ты сказала правду. Единственное, что я понял — тебе что-то нужно, и ради этого ты готова пойти на сделку.              Эл опустился на корточки, положил руки на колени и вперил пристальный взгляд в гравий у своих ног.              — Что тебе нужно, Рем? — спросил он.              Рем понимала, что сейчас не время просить о том, чтобы Мису оправдали или смягчили ей наказание. Эл чётко дал понять, что Рем пока что помогла ему не настолько, чтобы выставлять серьёзные условия. Выдав сейчас своё истинное желание, она только испортит всё. Но если попросить правильную вещь, тогда можно будет попытаться обойти Эл в его собственной игре и раздобыть улики раньше него.              В голове Рем начала формироваться идея. Она была не идеальна, но хотя бы давала ей шанс, к тому же для Лайта стала бы полной неожиданностью.              — Мне нужен песок, — сказала Рем.              На лице Эл возникло такое растерянное выражение, какого Рем никогда ещё у него не видела. В его огромных, тёмных глазах плавали полусформировавшиеся вопросы, которые он, казалось, никак не мог достроить до конца. Подняв на Рем озадаченный взгляд, Эл медленно повторил:       — Тебе нужен… песок?              Даже его губы двигались так странно и неуверенно, словно эти три слова были ему незнакомы.              — Да, — подтвердила Рем. — Мне нужна небольшая кучка песка, но это должен быть мой личный песок. Пусть его принесут втайне от всех и положат туда, где с этого момента будут отключены все видеокамеры. Это может быть любое помещение, даже кладовка, главное, чтобы никто, кроме меня, тебя и Ватари, не знал о моём песке. Лучше всего, если это помещение будет недалеко от главного зала, где вы все обычно проводите большую часть времени.              Эл потряс головой, словно пытаясь прочистить её от тумана.              — А зачем это, Рем?              — Я не могу тебе сказать. Но если хочешь, чтобы я спасла тебе жизнь, раздобудь мне этот песок.              Эл поднялся на ноги, вытащил из кармана мобильный телефон. Деликатно держа его возле уха двумя пальцами, он обсудил с Ватари доставку секретного песка и возможность разместить его в небольшой, смежной с оперативным залом аппаратной. Когда всё было улажено, Эл убрал телефон и снова стал смотреть на дождь. Он выглядел подавленным, побеждённым. Рем он больше не замечал.              Рем расправила крылья и провалилась сквозь крышу вниз, проносясь мимо стен и потолков. «Стоп, что это?» Остановившись, Рем развернулась и полетела обратно. Да, это Лайт, на этаже, расположенном гораздо выше всех жилых уровней. Должно быть, он ищет Эл.              — Рьюзаки на крыше, — сообщила Рем.              Лайт одарил её таким взглядом, словно не хотел, чтобы она с ним разговаривала, после чего направился к лифту. Рем немного помедлила, но потом решила, что нелишне будет попробовать подслушать что-нибудь полезное. Отлетев от главного коридора в сторону никогда не используемых помещений, Рем двинулась наверх и вскоре вновь выбралась на крышу, спрятавшись за нагромождением оборудования. Убедившись, что отсюда её не видно, Рем одним глазом осторожно выглянула наружу.              Эл стоял на том же месте, в той же позе, что и раньше. Через несколько секунд к выходу на крышу подошёл Лайт. Остановившись под козырьком, он задал Эл какой-то вопрос, но детектив не расслышал — или просто притворился, что не расслышал, — потому что посмотрел на Лайта, красноречиво приложив ладонь к уху. В итоге Лайту пришлось выйти к нему под дождь.              Между ними тоже состоялся короткий разговор о «колоколах», но, судя по всему, Лайт счёл его абсолютно бессмысленным: с ним Эл не стал вдаваться в подробности так, как с Рем. Возможно, потому что не хотел делиться с ним чем-то настолько личным, а может быть, ему просто нравилось сбивать своего гениального соперника с толку. Впрочем, если он и получил от этого какое-то удовольствие, то оно почти сразу ушло. В глазах Эл были тоска и сожаление, словно он в любой момент ожидал смерти и не мог насытиться жизнью.              Далее их разговор перешёл ко лжи и обвинениям, и Эл, казалось, предпринял последнюю попытку убедить Лайта признаться, но в ответ услышал лишь надменную речь. На лице детектива появилось что-то вроде смирения, и он вместе с Лайтом зашагал к выходу с крыши.              Рем тайно последовала за ними. Если Эл и заметил, как её глаз выглядывает из потолка, то не обратил на это никакого внимания и молча прошёл через расположенный у выхода контрольно-пропускной пункт. Как только они оба оказались внутри периметра, Эл прошёл к одному из бельевых шкафов и достал полотенца. Лайт, усевшись на ступени широкой лестницы, принялся вытирать волосы, но Эл почти сразу сделал попытку ему помочь. Полнейшая социальная неуклюжесть этого человека была видна невооружённым глазом, но когда он настойчиво, почти с мольбой предлагал Лайту свою помощь и массаж, в его взгляде была серьёзность и даже благоговение. На секунду Рем показалось, что Лайт сейчас закатит глаза и отвесит детективу пинок, чтобы тот отстал, но этого не случилось.              Возможно потому, что Эл был очень искренен. Его голос, взгляд, поза — во всём этом не было ничего, кроме дружелюбия и смирения. И Лайт, несмотря на всю неловкость ситуации, поддался моменту и тоже начал вытирать детектива, осторожно промокая полотенцем его лоб и напитанные дождём волосы. Эл был полон «спасибо» и «извини», а его руки тем временем продолжали ловко растирать Лайту стопы, двигаясь так уверенно и точно, словно он специально учился массажу. Лайт расслаблялся под его прикосновениями, и черты его лица тоже менялись, становясь ангельскими, сонными от блаженства. Вскоре в нём уже не осталось ничего от того манипулятивного ублюдка, которого знала Рем. Теперь она видела лишь мальчишку-подростка, разделяющего приятные моменты с хорошим другом. Между этими двоими действительно существовала некая глубокая связь. Рем чувствовала её.              Что происходит? Это последняя, отчаянная попытка Эл убедить Лайта не убивать его? Может быть, он надеется, что если подчеркнёт дружескую составляющую их отношений, то Лайт почувствует себя виноватым и пощадит его? Или весь расчёт на то, что после его смерти Лайт начнёт терзаться чувством вины, и тогда с большей вероятностью оступится? Или Эл перед смертью хотел отдать Кире дань уважения, признавая его достойным соперником, перед которым он изящно склонится в случае своего поражения?              Или же всё было гораздо проще, и Эл просто хотел испытать напоследок что-то хорошее и готов был забыть о том, что Лайт — это Кира, лишь бы это позволило ему погрузиться в радости дружбы и не думать о приближающейся гибели.              Массаж длился довольно долго, не менее получаса, а может быть, и все сорок пять минут. Эл как следует размял Лайту обе стопы, а также икры. Ближе к концу он поднял на парня счастливый, безмятежный взгляд и спросил:       — Будет одиноко, не так ли?              — Хм-м? — вяло откликнулся Лайт.              Безмятежность на лице Эл сменилась лёгкой жалостью, но в то же время смирением со своей судьбой.              — Мы скоро расстанемся, — сказал он.              Лайт ничего не ответил, но вид у него стал сердитый. На его лицо вновь вернулась злоба, однако Эл ничуть не изменил своего поведения. Счастливый и немного задумчивый, он продолжал делать своему врагу массаж, не сводя с него любящего взгляда. Он, должно быть, тоже заметил, как лицо Лайта изменилось и в глазах вновь появилась жажда убийства, но если и так, он ничем этого не показал.              А потом у него зазвонил мобильник. Перекинувшись с кем-то неизвестным парой слов, Эл убрал телефон в карман и так спокойно, как только это было возможно, сказал:       — Пойдём, Лайт. Кажется, всё получилось.              Эл шёл, не оглядываясь, но Лайт следовал за ним так послушно, словно их до сих пор связывала двухметровая цепь. Вместе они дошли до лифта, на нём добрались до комнат Эл. Пока детектив снимал с себя мокрую одежду и натягивал сухую, Лайт молча ждал, после чего они спустились к Лайту, и парень тоже переоделся, сменив кроме прочего и обувь. Волосы у обоих уже просохли. По-прежнему не говоря ни слова и продолжая вести себя так, словно были прикованы друг к другу, они вновь вошли в лифт. Рем не сомневалась, что теперь они направляются в главный зал, и потому срезала путь через перекрытия. Заглянув в свою секретную комнату, она увидела, что песок уже доставлен, а индикаторы питания на всех камерах видеонаблюдения не горят.              Просочившись в главный зал, Рем принялась ждать. Следователи пребывали в заметном смятении. Ватари сказал им, что сейчас произойдёт нечто грандиозное, но толком ничего не разъяснил, разве что упомянул, что тетрадь смерти будет использована, и что Рьюзаки сам посвятит их во все детали, когда придёт. Это, однако, нисколько не помешало следователям продолжать задавать вопросы и спорить друг с другом до той минуты, пока из дверей лифта не вышел Эл, за которым, как и прежде, следовал Лайт. Рем почти видела соединяющую их цепь.              Мацуда умоляюще посмотрел на детектива и спросил:       — Рьюзаки, что всё это значит? Ты каким-то образом получил от другой страны разрешение использовать тетрадь смерти для казни?              Эл не ответил, забравшись вместо этого в своё кресло и привычно там скорчившись. Лайт встал сразу за его спиной. Через секунду на мониторе перед ними появился символ Ватари.              — Отличная работа, Ватари, — сказал Эл. — Спасибо. Итак, для начала, организуй, пожалуйста, немедленную транспортировку тетради.              — Рьюзаки, что ты пытаешься сделать? — поинтересовался Лайт.              Эл взял чайную ложечку, лежащую рядом с его чашкой кофе, и постучал ею по тетради смерти.              — Я собираюсь по-настоящему опробовать тетрадь.              Все в зале дружно ахнули. Аизава гневно хлопнул ладонями по столу рядом с Эл и закричал:       — Мы не можем этого сделать! И какой смысл опробовать её сейчас, когда мы и так знаем, что сила тетради реальна?!              — И потом, — вступил Мацуда, — кто будет писать имена? Стоит кому-то начать это делать, правило тринадцати дней вступит в силу, и тогда этот человек будет вынужден писать имена вечно.              — Всё уже улажено, — очень спокойно ответил Эл. — Человек, который воспользуется тетрадью смерти — это преступник, чья казнь должна состояться через две недели. Если спустя тринадцать дней после написания имени он останется жив, казнь отменят.              Соитиро посмотрел на него с явным неодобрением:       — И всё же, жертвовать жизнью…              — Мы очень близко, — перебил его Эл. — Если сейчас всё получится, дело будет раскрыто.              Внезапно что-то загрохотало, свет в зале погас, а через секунду темнота озарилась тусклым, красноватым сиянием.              — Что это, замыкание? — спросил Мацуда.              Рем огляделась. Похоже, что компьютеры всё ещё работали, однако все индикаторы питания на видеокамерах погасли. Это значительно облегчало реализацию её плана, да и время было самым подходящим, ведь только что было объявлено о проверке правила тринадцати дней.              Убедившись, что Лайт смотрит, она боком просочилась сквозь стену в свою секретную комнатку. Но там, зависнув над кучкой песка, Рем на долю секунды засомневалась. Ведь это была также идеальная возможность осуществить план с самоубийством, тем более что Эл пока никому не сообщил о том, что она пыталась с ним договориться. Если не покончить с собой сейчас, тогда останется только следовать собственному шаткому плану: добыть улики на Лайта прежде, чем это сделает Эл.              Нет. Отбросив сомнения, Рем со всей возможной скоростью полетела к Ватари. Не успел старик обернуться, как она ввела одну руку ему в шею и перекрыла кровоснабжение мозга. Ватари, громко хватая ртом воздух, начал терять сознание. На мониторе, передающем искажённую, полноэкранную картинку из главного зала, Рем увидела Эл. Он выглядел по-детски испуганным.              — Ватари? — позвал он.              Старик продолжал задыхаться: Рем всё так же пережимала артерии на его шее. Монитор перед ним сейчас отображал всё, что происходило в главном зале, но никто из находящихся там людей не мог увидеть ни его, ни того, что Рем с ним делала. Они не увидели бы этого, даже если бы захотели, потому что ни одна из камер видеонаблюдения по-прежнему не работала.              Внезапно Ватари резко выбросил руку вперёд и нажал на кнопку, расположенную на задней панели его клавиатуры. В ту же секунду экран перед ним побелел, и на нём появилось три слова: «удаление всех данных». Только после этого Ватари, наконец, потерял сознание и упал на пол.              Рем, не теряя ни секунды, пронеслась сквозь многочисленные стены и перекрытия, пока не оказалась под полом главного следственного зала. Она осторожно выглянула наружу. Да, место было выбрано идеально — она была точно под креслом Эл. Отсюда она легко сможет дотянуться до детектива, полностью скрыв свою бесплотную руку внутри центральной опоры кресла… Нет, её рука недостаточно длинная. Чтобы достать до шеи Эл, придётся немного высунуться из пола, но тогда её сразу же заметят. По крайней мере, Лайт заметит точно, потому что он стоит прямо у кресла. Нужно придумать, как спустить детектива на пол.              В эту минуту Эл приказал всем присутствующим искать бога смерти, и следователи, издавая различные восклицания, принялись оглядываться по сторонам. На пол никто из них не смотрел, но кресло в любом случае перекрывало им обзор. Даже если бы кто-то из них наклонился, то ему пришлось бы очень сильно приглядываться, потому что Рем была бесплотна и по большей части скрыта внутри пола и кресла.              Через пару секунд следователи перестали крутить головами, и Аизава закричал: «Её нет! Исчезла!»              — Слушайте все, — начал Эл. — Бог смер…              И тут он резко замолчал, потому что именно в эту секунду Рем протянула руку и легонько сжала его предстательную железу. Тело Эл больше ему не подчинялось. Дёрнувшись, он начал падать, и ложечка, которую он держал в руке, падала вместе с ним. Рем тут же убрала руку и полностью ушла в пол, оставив наружи только глаз, да и тот спрятав под креслом.              Лайт метнулся мимо, подхватывая детектива и мягко опуская его на пол, чтобы тот не ударился головой. Эл продолжал содрогаться и дёргаться, беспомощный и безмолвный в муках оргазма. Его дрожащие руки скользнули вверх по рукам Лайта в слабом подобии объятий. И тут Лайт чуть отвернул голову в сторону, так, чтобы никто из следователей не увидел выражения его лица, и улыбнулся злобной, торжествующей улыбкой.              Рем, быстро переместившись прямо под детектива, пережала артерию на его шее. Через несколько мгновений Эл полностью обмяк, и Рем отступила на свой прежний наблюдательный пункт под креслом.              Лайт пару раз тряхнул безвольное тело Эл, но реакции не последовало. Тогда он повернулся к остальным с криком, что все они сейчас умрут. Передав тело детектива Аизаве, Лайт вскочил на ноги и выбежал из зала, крича: «Будь ты проклята, шинигами! Где ты? Покажись! Это ведь твоих рук дело?!»              Рем была уверена, что знает, куда Лайт направляется. Полностью уйдя под пол, она пролетела несколько метров и осторожно заглянула в комнатку с оборудованием, где хранился её секретный песок. Через пару секунд открылась дверь, и на пороге возник Лайт, держащий в руках ключ-карту для открывания замка. При виде лежащей на полу кучи песка его лицо стало очень довольным. Подбежав к песку, Лайт начал лихорадочно в нём рыться. Ничего. Рем запоздало сообразила, что нужно было попросить у Эл точную копию своей тетради смерти, чтобы потом её могли найти у Лайта — достаточно было бы просто попросить обыскать его. Рем не могла использовать для этого свою личную тетрадь: любой шинигами, в нарушение правил намеренно передавший человеку свою последнюю тетрадь смерти, погибал. Иногда такое происходило случайно, но только те шинигами, у кого было две или больше тетрадей, могли специально подбрасывать их людям.              Лайт продолжал остервенело рыться в песке.              — Где она? Вот же сука! — злобно прошипел он себе под нос.              Наконец, он встал, отряхнул песок с одежды и позвал:       — Сюда! Здесь что-то есть!              Через пару секунд в комнату вбежали Соитиро с Мацудой, озадаченно уставились на пол.              — Это ещё что такое? — спросил Соитиро.              — Песок? — неуверенно предположил Мацуда.              Лайт встал в позу: высоко поднял голову и выпятил грудь, словно собираясь толкать речь.              — Чем бы это ни было, — заявил он, — и что бы ни произошло дальше, я клянусь, что отомщу за смерть Рьюзаки. Мы раскроем это дело в его честь. А также в честь Ватари и всех остальных жертв.              — О, Лайт, — растрогался Соитиро, явно гордясь сыном.              — А мы разве не умрём? — опасливо спросил Мацуда. — Разве не в этом весь смысл? Зачем убивать их двоих, а всех нас оставлять в живых?              — Мацуда, если ты боишься умереть, можешь уйти, — высокопарно ответил Лайт. — Мы поставили свои жизни на кон в тот день, когда взялись за это дело.              Мацуда нервно хохотнул:       — В общем-то, да. Верно. Но странно слышать такое от тебя. Ты говоришь, как Рьюзаки.              В эту минуту в комнату заглянул Аизава:       — Они оба всё ещё дышат. Моги вместе с медиками как раз сейчас грузит их в машину скорой помощи.              Лайт окаменел. Один короткий миг его лицо выражало сильное потрясение, но уже через секунду маска вернулась на место.              — О, какое счастье, — обрадовался Мацуда. — Думаете, они выживут?              Соитиро покачал головой:       — Насколько нам известно, жертвы Киры не выживают, и мне трудно поверить, что сердечный приступ, случившийся одновременно у двух человек — совпадение. Это уникальный почерк Киры.              — Да, — подтвердил Лайт. — Рьюзаки не бился бы в таких конвульсиях, если бы это не был сердечный приступ.              — Но перед тем, как Рьюзаки упал, он что-то говорил о боге смерти, — заметил Аизава. — Может, он хотел сказать, что их убил бог смерти, как вы думаете?              — Рем убивает точно так же, как Кира — с помощью тетради смерти, — заметил Мацуда. — Если она записала их имена, они уже не поправятся. Но, если она хотела их убить, зачем тогда устроила им несмертельные сердечные приступы, чтобы они всё равно умерли позже?              Соитиро положил руку ему на плечо и спросил:       — Тебе было поручено изучать шинигами. Если это сделала Рем, то какой могла быть причина? Убьёт ли она нас всех?              — Ну, — замялся Мацуда, — Рьюзаки считает, что она не всегда правдива, но она говорила, что должна убивать только раз в несколько лет. Может, у неё как раз подошло время. Но я не понимаю, зачем ей убивать Эл. Мне казалось, он нравился ей больше всех остальных. Сейчас она, похоже, прячется от нас. Может быть, ей стыдно за то, что она сделала. Нужно будет её спросить.              — С таким же успехом это мог сделать и Кира, — заметил Аизава. — Думаю, Кира долгое время пытался выяснить личность Эл, и, возможно, как раз сейчас ему это удалось. А если бы кто-то сумел раскрыть личность Эл, то вместе с ней, вероятно, раскрыл бы и Ватари. И если это так, тогда о нас Кира ничего не знает, и пока что мы в безопасности.              — О, это очень обнадёживает, — обрадовался Мацуда. — Значит, незачем волноваться о том, что Рем или Кира убьют нас прямо сейчас.              В эту минуту в комнату вошёл Моги.              — Оба пришли в сознание, — сказал он. — Нужно послать кого-нибудь в больницу, потому что у них нет никаких документов.              Лайт начал терять самообладание, уголок его глаза дёрнулся.              — Я не понимаю, что происходит, — прошептал он.              — Ты такой храбрый, Лайт, — сказал ему Соитиро. — Я понимаю, как тяжело тебе было видеть своего друга в таком состоянии. Никто из нас не понимает, что происходит, но мы во всём разберёмся. Возможно, Рьюзаки уже всё понял и скоро сам нам расскажет.              — Нет… Я… Я думаю, мы всё ещё можем умереть, — быстро сказал Лайт. — И если это мои последние минуты, я хотел бы увидеться с Мисой.              С этими словами Лайт выбежал за дверь.              — Эти двое так любят друг друга, — умилился Мацуда, глядя ему вслед.