Вероятное добро и неизбежность зла

      Герцогиня напоминает статуэтку из изысканного фарфора: стройная, скорее даже худощавая, фигура, белоснежная кожа, тонкий нос и изгиб губ, горделивая осанка, расправленные плечи, и достоинство в каждом жесте. Она всегда держится отстраненно, смотрит на людскую суету своим печально-высокомерным взглядом. Эни со внутренним трепетом наблюдает за герцогиней украдкой, чтобы случайно не соприкоснуться взглядами, и ненавидит её со всей искренностью пылкого сердца.       Учитель кажется помолодевшим рядом с ней. Теряется, словно пристыженный юнец, от хлёстких, как пощёчина, саркастичных замечаний Её Светлости. Эни не раз наблюдала, как люди пытаются продавить мягкосердечного джедая и обламывают зубы об его внутренний стержень, и поначалу следит за ситуацией с неким азартом. Однако, Кеноби покорно выносит словесную порку, подобно великомученику.       — Я смотрю, вы с герцогиней довольно близки, — подтрунивает Скайуокер, оказавшись наедине с учителем в замкнутом пространстве лифта и легонько задевая его локтем. — Здесь есть какая-то история?       — Я и Сатин — хорошие друзья, — сдержанно отвечает Кеноби, вновь облачаясь в свою ментальную броню и разграничивая дозволенное герцогине от дозволенного бывшей ученице. — Я знаю её с тех пор, как мы оба были подростками. Я и мой учитель провели на Мандалоре около года, выполняя миссию Ордена.       Однако, как бы он ни желал замять неудобную тему, от Эники не укрывается то, как говоря об этой женщине, Оби-Ван называет её по имени. Не «герцогиня», не «Её Светлость» и даже не «леди Крайз» — Сатин.       — Друзья? Ой ли? — усмехается Скайуокер, картинно закатывая глаза.       — Вместо того, чтобы строить догадки о прошлом, сосредоточься на насущном, — резко обрубает Кеноби, очевидно, понимая, куда клонит разговор Эника, и спеша прочертить дистанцию. — Отличная терапия от чрезмерного любопытства.       Лифт, как нельзя кстати для Кеноби, останавливается и раскрывает свои двери на нужном ему ярусе лайнера. Уверенным шагом Оби-Ван направляется прочь по коридору, в сторону своей каюты. Скайуокер успевает выскочить из закрывающихся дверей лифта, который уезжает пустым, и поспешно догоняет учителя. Оби-Ван тяжко вздыхает — очевидно, он предвидел, что не отвяжется от ученицы так просто.       — Скажите, мастер, герцогиня всегда была столь… категорична в своих взглядах? — спрашивает Эни. — Она выглядит скорее, как человек, слепо следующий своим идеалам, чем разумный правитель. Вам не кажется?       — А ты, я погляжу, много понимаешь в управлении государствами? — с неповторимой иронией в голосе интересуется Оби-Ван.       Остановившись у двери каюты, он жестом приглашает Скайуокер зайти внутрь и пропускает вперёд себя, молчаливо принимая своё поражение в попытках урезонить бывшую ученицу. При помощи Силы Кеноби придвигает стул сперва себе, а после предлагает второй Эни. Этот жест, как ничто иное, очевидно демонстрирует, что мастер находится на взводе, хотя выражение его лица остаётся непроницаемым.       — Сатин боится повторения сценария прошлого. Ей было всего шестнадцать, когда гражданская война унесла миллионы жизней её народа, — начинает Оби-Ван свой рассказ лишь после того, как джедаи располагаются друг напротив друга. — Нас с мастером Квай-Гоном послали на Мандалор для урегулирования конфликта. Очевидно, что Совет плохо оценил его масштабы. Миссия затянулась на целый год, и пока учитель исполнял роль миротворца, моей задачей было защищать Сатин. Мы вынуждены были скрываться, постоянно находясь в бегах и не имея никаких гарантий, что завтрашний день наступит.       Эника внимательно слушает, боясь прервать поток откровений, однако, будучи ученицей своего учителя, всё же находит выход своим уязвленным чувствам в саркастичном комментарии.       — Романтично, однако.       Эни сама не понимает, зачем продолжает осознанно причинять себе боль, но не даёт Оби-Вану просто уйти от темы. Она чувствует, что обязана знать правду, даже если это испепелит её несчастное сердце.       — И вы не думали остаться рядом с ней? Просто улетели и всё? — стоит вопросу сорваться с её губ, Скайуокер ощущает, как Кеноби ставит глухой блок в Силе.       — Мой долг перед Орденом не предполагал иного выбора, — отвечает он. — Кодекс джедая…       — …запрещает поддаваться привязанностям, — заканчивает за него Эника, сухо усмехаясь. — Конечно, конечно.       Они оказываются вынуждены разделиться. Оби-Ван отправляется охранять герцогиню Мандалорскую и её высокопоставленных гостей в зале для трапез, пока Эни со своими ребятами охотится на сепаратистских дроидов. И вроде бы, всё как обычно: слаженная работа команды «Кеноби и Скайуокер», где каждый на своих местах, каждый делает свою работу, с которой другой ни за что не справится лучше… Однако, со всем пониманием ситуации, Эни предпочла бы обратный расклад.       Видеть герцогиню рядом с Оби-Ваном — испытание, однако, не иметь возможности наблюдать за происходящим, зная, что прямо сейчас они находятся вблизи друг от друга — невыносимый ментальный Ад. Не в силах отпустить гнетущие мысли, Скайуокер упускает одного из дроидов-пауков, удравшего через шахту лифта, и успевает лишь сообщить Оби-Вану по комлинку, чтобы он встречал незваного гостя. Пусть благородный рыцарь получит ещё одну возможность защитить свою даму сердца, покуда Эни выполняет грязную работу — это ей удаётся гораздо лучше.       — Кто же из вас станет хладнокровным убийцей?       Загнанный в угол Тал Меррик ощущает себя хозяином положения, оказавшись между двух огней. С одной стороны Сатин, вцепившаяся обеими руками в свой бластер, кажется ещё бледнее, чем обычно. С другой Оби-Ван направляет в сторону предателя клинок лайтсайбера. Притаившись в своём укрытии, Эника выжидает, ощущая исходящее от него смятение в Силе. Её мастер колеблется слишком долго.       Тело предателя, пронзённое её мечом, падает перед Скайуокер, и глаза присутствующих оказываются обращены к ней. Герцогиня смотрит рассеянно, с брезгливостью и лёгким испугом, и нельзя сказать наверняка, кому адресован этот взгляд — ей или трупу у её ног. Эни хочется верить, что эта женщина презирает её — взаимной любви не заслужила, так пусть будет взаимная ненависть. Она надеется остаться в глазах леди Крайз хладнокровным убийцей — так ведь сказал тот психопат? Энике нравится эта характеристика.       Кеноби же будто избегает прямого взгляда. Эни готова поставить на то, что сейчас он терзается вопросом, как много слышала его бывшая ученица. Она ощущает горькое ликование и, повинуясь порыву мимолётного веселья, отвешивает шутливый поклон, полуразвернувшись в сторону Оби-Вана.       «Одно твоё слово и я ушёл бы из Ордена», — слова любимого, адресованные другой женщине, остаются высечены шрамом на сердце юной Скайуокер.       Когда Сатин умирает, Эни испытывает совсем не джедайские чувства по этому поводу. Они ни разу не разговаривали лично, Скайуокер никак не касалась микровселенная, скрытая за длинными светлыми ресницами и тонкими розовыми веками, она не видела, как скорбно поджатые губы изгибаются в искренней улыбке, и её не волновало, о чём герцогиня мечтает и во что верит. Идёт третий год жестокой, бессмысленной войны, и люди умирают каждый чёртов день. Эни не всегда находит возможность воздать почести своим павшим бойцам, так чем же заслужила их женщина, которая оказалась сама виновата в собственной гибели, игнорируя войну в угоду своим идеалам?       Об её смерти Эника узнаёт не от бывшего учителя, а из голонета — новостные заголовки пестрят новостями с упоминанием Сатин Крайз всего один день прежде, чем смениться на обычные хроники военного времени. Затем приходится успокаивать по голосвязи рыдающую Падме, поскольку герцогиня была не только возлюбленной Оби-Вана, но и её близкой подругой.       Скайуокер прячет улыбку, чтобы никто не спросил её о причине. Приходится успокаивать свою совесть при виде новых морщин на лице мастера. Он выглядит разбитым, но она сумеет его склеить. Страница его жизни вырвана, но она поможет ему открыть новую. Она, живая, с горящим сердцем и кипящей кровью, сможет распалить его, как никогда не удалось бы ледяной герцогине.       Эни дожидается подходящей ночи, когда они оба оказываются в Храме, чтобы прошмыгнуть в покои Оби-Вана, избежав посторонних глаз, в одной лишь нижней тунике и брюках. На её счастье, Кеноби не запер двери на ночь, и Скайуокер просто проходит внутрь без лишних церемоний. В столь поздний час, мастер ещё бодрствует, а быть может, его гнетёт бессонница. Сегодня никто из них не заснёт.       В комнатах Оби-Вана по-джедайски аскетично. Эни, будучи падаваном, добавляла в обстановку его скромного жилища элемент хаоса: то детали для дроида, которые выменяла на нижних уровнях, притащит, то прихватит памятную безделушку с миссии. Оби-Ван утрамбовывал всё по шкафчикам и ворчал, что места в них скоро не останется. Асока куда больше разделяет представления своего мастера об уюте — их апартаменты напоминают нечто среднее между ремонтной мастерской и свалкой.       Кеноби же вернулся к комфортному для него минимализму, и лишь две вещи выбиваются из общей атмосферы: причудливое растение в горшке, раскрывающее свои листья при попадании на них солнечного света и прячущее их в непогоду — подарок Эни, и коллекция, состоящая из множества баночек с чайными травами — эту привычку заложил в него Квай-Гон, как говорил сам Кеноби.       — Не поздновато ли для визита? — вымученно улыбается Оби-Ван, однако, его омрачённое печалью лицо будто светлеет с появлением бывшей ученицы.       — Мне не спится, и я почему-то сразу знала, что вам тоже, — улыбается в ответ Эни.       Зайдя в комнату, она сразу же по привычке направляется проверить, как поживает её подарок, в то время, как Оби-Ван скрывается за перегородкой и возится на кухне, доставая какую-то посуду.       — У меня есть одно чудное средство на случай бессонницы, — Кеноби говорит чуть громче, чем обычно, чтобы Эника могла слышать его. — Конечно, оно вряд-ли идёт хоть в какое-то сравнение с коррелианским виски, но за неимением лучшего…       Оби-Ван держит марку неунывающего джедая даже сейчас. Словно Эни не видела, каким он вернулся с Мандалора всего несколько дней назад — и дело тут вовсе не в следах от побоев. Скайуокер не ждёт, что Кеноби придёт к ней за утешением и душеспасительной беседой, однако, его молчание впивается под рёбра ледяными иглами. Обычно её устраивает молчать рядом с мастером, думая каждый о своём и просто сидя плечом к плечу, но не теперь.       Пока Кеноби разливает горячий чай по чашечкам, наполняя помещение ароматом ягод и трав, Скайуокер дожидается его, сидя на диване, закинув ногу на ногу, абсолютно перенимая его манеру. Он приходит, держа в руках две чашки, и протягивает ей одну из них. Эника забирает напиток, обхватывая чашку двумя руками, и ладонь из живой плоти немедленно реагирует на исходящий от неё жар. Эни делает обжигающий горло глоток сладковатой от ягодного сока травяной жидкости сразу, Оби-Ван же ждёт, когда она слегка остынет.       — Мастер, вы когда-нибудь хотели уйти из Ордена? — спрашивает она.       — О, сложно в это поверить, но да, — Оби-Ван усмехается в бороду. — Мне было четырнадцать. Мои отношения с учителем на первых порах не заладились. Мне казалось, что Квай-Гон излишне придирается, порой он был попросту невыносим. Сейчас я думаю, что лучшего учителя я не мог и пожелать, но в ту пору я был близок к тому, чтобы закончить всё это.       — Мне сейчас тяжело это представить, — улыбается Эни. — Я-то думала, вы были примерным мальчиком. А после этого, быть может, в более старшем возрасте… вас больше не посещали подобные мысли?       Подобное откровение — совсем не то, чего ожидала услышать Скайуокер. Но даже если её мастер не хочет говорить о Сатин, она его вынудит.       — Когда ты заявила о своём решении покинуть Орден, — Оби-Ван заставляет Энику, ожидавшую услышать совсем другое, ошарашенно замереть, — я сообщил магистру Йоде, что мой долг учителя остаётся превыше всего. Я поклялся выучить тебя, и сделал бы это, даже если бы мне пришлось уйти следом за тобой.       — Вы всем девушкам в своей жизни такое говорите? — Эни горько усмехается и ставит полупустую чашку на столик.       — Нет, — качает головой Оби-Ван, по лицу которого на секунду проскальзывает тень скорби. — И что ты имеешь в виду?       Скайуокер аккуратно забирает из его рук чашку, к которой он даже не притронулся, и ставит её рядом со своей. Кеноби не возражает. Она сгребает его широкие сильные ладони в свои, изящные и тонкие, контрастирующие теплом кожи и холодом металла, и он по-прежнему не возражает. Она касается его тонких губ своими, пухлыми и нежными, и Оби-Ван слегка подаётся назад, встречая преграду в виде спинки дивана. Эни не ожидает, что Оби-Ван начнёт пусть вяло, лениво, отвечать на её поцелуй. По стойкому невыветрившемуся запаху алкоголя она понимает, что коррелианский виски всё же имел место быть незадолго до её визита — прославленная способность Кеноби казаться трезвым, даже когда очень пьян.       Ощущение вседозволенности затмевает разум Эни. Жёстче и агрессивнее она впивается в его губы, превращая соприкосновение губ в поединок, в котором партнёр заведомо проигрывает. Развязав полы своей туники, Скайуокер скидывает её за спину, обнажая довольно широкий для девушки разворот плеч, мягко очерченную небольшую грудь с такими же аккуратными розовыми сосками, плавный изгиб талии, крупную сетку шрамов на теле. Хватается цепкими пальцами за плечи опешившего Оби-Вана, не позволяя ему отстраниться и разорвать отчаянный поцелуй, и жмётся, льнёт к нему голой грудью. Ему приходится применить силу, чтобы отстранить от себя худощавую с виду девицу.       — Крифф! — весьма эмоционально чертыхается он. — Эника, что ты… что ты творишь?!       Судя по реакции Кеноби и тому, как горячечно раскраснелось его лицо, джедаи вроде него всё же не лишены плотских страстей, и различия физиологии полов своего вида всё же будоражат их чувства. Даром проходят все те лекции об отсутствии телесного стыда, достаточно добавить лишь градус алкоголя в крови. Оби-Ван явно старается не опускать взгляд ниже лица Эни. Она прижимает одну из его ладоней к своей груди и он инстинктивно сгибает костяшки пальцев перед тем, как отдёрнуть руку. До чего же забавно.       — Мастер, — шепчет Эни, заправляя прядь растрепавшихся волос к себе за ушко. — Неужели я хуже неё? Скажите, чем она была лучше?       — Эни… — дрогнувшим голосом произносит Кеноби, тяжело сглатывая, словно что-то в горле мешает ему говорить. — Я прошу тебя… Пожалуйста, одевайся и уходи, — севшим шёпотом просит он.       Скайуокер, словно получившая приводящую в чувства грубую пощёчину вместо тихой вежливой просьбы, слепым движением ладони нашаривает свою тунику и выбегает из комнаты, накинув её уже в дверях.

***

      Вейдер с тихим рычанием сдвигает брови к переносице, испепеляющим взглядом отвечая на улыбку Оби-Вана, пристроившегося между её ног. Даже не видя его губ, вытянувшихся в полумесяц, она без труда способна воспроизвести её в памяти, узнавая по одному лишь плутоватому прищуру глаз. Ей хочется встать, накинуть плащ на голое тело и вытолкать за дверь гостя, которого она прождала весь вечер — и он, конечно же, в курсе, раз столь бесстыдно пользуется этим.       Она чувствует, как он резко, будто со смешком, выдыхает и дразняще легко проходится языком по внутренней стороне бедра, мягко щекоча бородой. Низ живота, а затем и обе ноги, разведённые в стороны, сводит лёгкой судорогой от предвкушения, но Оби-Ван лишь горячо выдыхает и отстраняется, едва коснувшись языком заветного места.       В ход идут пальцы, которыми Кеноби поигрывается с налившимися кровью лепестками нижних губ Вейдер, разводя их в стороны. Внутрь входит одна фаланга, но этого издевательски мало и Вейдер глухо стонет со сжатыми губами, требовательно вскидывая бедра. Оби-Ван кладёт ладонь на низ её живота и мягко надавливает, заставляя улечься в прежнее положение.       Рука остается лежать на том же месте приятной тяжестью, поднимая волну разливающегося внутри жара. Одними губами Оби-Ван собирает влагу и легко прихватывает клитор. Вейдер мелко дрожит и инстинктивно пытается сжать ноги, но сильные ладони Кеноби удерживают их раздвинутыми. Его подбородок упирается в её промежность и она мелко вздрагивает от щекочущих ощущений в чувствительном месте. Достаточно одного взгляда на Оби-Вана, на его прикрытые веки и лихорадочно алеющие щёки, чтобы понять, что весь процесс доставляет ему удовольствия ничуть не меньше, чем самой Вейдер.       Разменивать гордость на несколько минут удовольствия — не путь леди-ситх, покорительницы Галактики. Принимать условия — унизительно, как признавать своё поражение. Но ведь и Оби-Ван Кеноби не просто так был прозван Переговорщиком во времена Республики? Стоило дать ему немного свободы — относительной, в рамках апартаментов леди Вейдер — чтобы Кеноби достаточно обнаглел и начал диктовать свои условия.       Их сделка проста и, как говорят в таких случаях, прозрачна: Оби-Ван доставляет Вейдер удовольствие в постели, приходя в её спальню тогда, когда захочет этого сам, а она… старается вести себя, как можно тише, и главное, неподвижнее, стало быть, отдаёт ему бразды правления. С медовой улыбкой, за которой прячется коварство, Кеноби говорит, что хотел бы сгладить её впечатления от грубой и болезненной потери невинности и показать другую сторону близости. Вейдер отвечает, чтобы он не надеялся заслужить её милость таким образом.       Наслаждение смягчает ситха, делая его праздным, податливым, обнажая его слабые стороны перед врагами и делая уязвимым. Боль же напротив, служит извечным источником Силы для адепта Тёмной Стороны, позволяя ему черпать неиссякаемое могущество. Потому Вейдер стремится сделать их близость как можно более болезненной, черпая боль даже из наслаждения.       Грубоватые пальцы джедая с осторожностью растягивают её вход, и леди-ситх глухо мычит в кулак. Оби-Ван разводит в стороны два пальца, раскрывая её, и Вейдер ощущает, как из неё тотчас же обильно вытекает холодная липкая смазка. Она тянет вниз дюрасталевую руку, касаясь своего напряжённого дрожащего живота и продолжая путь ниже, чтобы довести себя до пика так, как привыкла — резкими движениями, напоминающими механические.       Кеноби нагло перехватывает протез за запястье, останавливая у самого лобка. Вейдер может с лёгкостью освободить свою руку, однако, Оби-Ван глядит предупреждающе, с решимостью и будто немым вопросом: ты правда хочешь так быстро закончить? И она понимает, что не готова ответить утвердительно.       Кеноби собирает языком липкие капли с такой тщательностью, словно это драгоценная амброзия, а после приникает губами к её источнику, и, подняв взгляд из-под густых рыжеватых бровей… подмигивает, глядя Вейдер в глаза. Леди-ситх хмурится, смущённая и разъярённая такой вольностью, и тихо рычит на рваном выдохе. Этот джедай насмехается над ней, демонстрирует свою власть, даже находясь в роли пленника, вынужденного ублажать её.       Больше всего на свете Вейдер ненавидит, когда над ней пытаются доминировать. Она упирается носком ступни в плечо Оби-Вана, отстраняя его, а после резко переворачивает на спину, помогая себе Силой, и становится коленями по обе стороны от головы Кеноби.       — Наш договор, миледи, — учтиво напоминает джедай. Надо же, уже даже не «Эни». Неужто Кеноби стыдно обращаться к женщине, чей вкус сейчас у него во рту, именем своей ученицы?       — Я меняю условия, — победно усмехается Вейдер, склонив голову и любуясь лицом Оби-Вана. Усы и борода его безнадёжно вымокли, губы раскраснелись, волосы встрёпаны и прядями липнут ко взмокшему от пота лбу, зрачки — две угольно-чёрные бездны. — Теперь моя очередь водить.       Она медленно опускается на лицо Кеноби, дразняще елозя у его рта. Крепкие пальцы сжимают её упругие бёдра с выступающими косточками, и фиксируют в удобном положении. Вейдер запрокидывает голову и с наслаждением стонет в голос, скулит и почти плачет от удовольствия. До одури, до головокружения.       Её колени и бёдра мелко трясутся, когда она сползает, скорее даже стекает с Оби-Вана на постель. По их внутренним сторонам продолжает течь крупным градом, и приходится плотно стиснуть ноги. Тяжесть снизу живота уступает место щекочущей пустоте.       Вейдер прижимается к Оби-Вану и утыкается горящим от жара лицом в его шею, коротко лизнув вдоль бьющейся под кожей артерии. На языке остаётся солоноватый вкус. Вейдер нашаривает снизу ладонь Кеноби и кладёт свою руку поверх её тыльной стороны. В тишине спальни раздаётся лишь его глубокое шумное дыхание, а затем хриплый стон на выдохе, когда он спускает в свою сжатую ладонь, словно юнец-падаван.       Отдышавшись, Оби-Ван порывается встать, но Вейдер пристраивает свою голову у него на груди, предупреждающе впиваясь острыми ногтями в плечо. Кеноби оказывается вынужден смириться со своим положением на сегодняшнюю ночь.       Сквозь полусон, Вейдер ощущает, как ласковая рука заботливо поправляет край одеяла, сползший с её обнажённого плеча, и кроткий поцелуй касается русой макушки. И этот жест — интимнее, чем всё, что было до. И в нём — искренние извинения за каждый из тех дней, когда юная Скайуокер чувствовала себя отвергнутой. И в нём — прощение за каждый неискупленный её грех.