***
Поддержание рабочего состояния лагерных оберегов — одна из немногих обязанностей, от которых он никогда не отказывался. Оно превратилось в настолько привычную рутину, что он сумел бы проделать это даже во сне. Сделав аккуратный надрез на ладони прямо поверх полузажившей раны, заработанной в Канзас-Сити, он машинально проводит пальцами по главному символу, после чего делает шаг назад и ловит себя на том, что заворожённо уставился на яркую багровую полосу, блестящую в сером свете раннего утра. Словно со стороны, он слышит стук выпавшего из онемевших пальцев на землю ножа, но в голове крутится лишь одна мысль: Дин вот уже как три дня умер, а он проверяет обереги как ни в чём не бывало. Внезапно он обнаруживает себя сидящим на каменистой земле, не в силах сделать полный вдох. Конец света, Дин мёртв, а он почему-то — нет. Он утыкается лбом в колени, из горла вырывается сдавленный звук. За ним следует ещё один, и ещё, и он, не в силах ни остановить их, ни контролировать, продолжает извергать резкие всхлипы, которые больно издавать и ещё больнее — слышать. Это неправильно. То, что он жив в мире, где Дина нет. Невозможно, что он продолжает жить, в то время как большая часть его души умерла три дня назад и сгорела дотла у него на глазах. Если для этого и есть подходящие термины, то «жизнь» — точно не один из них. Он не справится, не вынесет, наверняка никто не возлагает на него больших надежд. Он не справится. Не сможет.***
Кастиэль тихо открывает незапертую дверь в хижину Дина Винчестера и проскальзывает внутрь, едва шевелясь от усталости. Каждая секунда кажется вечностью. Прошло всего три часа с рассвета, и многие годы — с того момента, как он проснулся в мире, которого уже не должно было существовать. Он силится вспомнить, что собирался сказать этому человеку, чтобы заставить понять. Даже сквозь оцепенение Кастиэль чувствует вспышку ненависти к тому, кто забросил сюда Дина из мира, где Апокалипсис предотвращён, и заставил его медленно умирать в обречённом мире. Сделав глубокий вдох, Кастиэль оборачивается и обнаруживает его именно там, где тот был, когда он зашёл сюда с утра перед проверкой оберегов. Дин лежит, сгорбившись над поцарапанным столом, щекой на страницах раскрытой книги, которую Кастиэль любезно одолжил. Кажется, он вот-вот упадёт со стула на пол. Судя по количеству слюны и тихим звукам, которые Дин наверняка назовёт чем угодно, только не храпом, велика вероятность, что, даже свалившись на пол, он моментально заснёт снова. Несмотря на раскрасневшиеся от сна щёки, Дин выглядит бледнее, чем три дня назад, а под глазами видны тёмно-синие круги. Теперь, когда Кастиэль узнал, чем Дин занимается по ночам, стала ясна причина появления этих признаков сильного недосыпа. Проводя дни за чтением в хижине и потреблением водки с виски в поисках ответов на бесконечные вопросы, а ночи — в разъездах по Канзас-Сити на взятом без ведома Кастиэля джипе, Дин забывал уделить время такой мелочи, как сон. Кастиэль замирает на месте и комната неожиданно расплывается, когда он замечает, во что одет этот Дин. Взгляд падает на слегка сползшие с талии джинсы, в которых он прибыл, на задранную футболку, обнажающую небольшой участок бледной кожи, а затем соскальзывает к грязным белым носкам, выглядывающим из-под растрёпанного края джинсов. Беглый осмотр стола ничего не даёт, и, прежде чем Кастиэль успевает понять, что делает, он открывает дверь шкафа, где обнаруживает нетронутую коллекцию оружия Дина. Отсутствует только то, что он взял с собой в Канзас-Сити три дня назад. В джипе хранится целый арсенал, напоминает себе Кастиэль, но он не припоминает, чтобы во время их поездки в Канзас-Сити говорил об этом. Вернувшись в гостиную, Кастиэль безучастно наблюдает, как Дин — этот Дин, не его Дин, но всё же Дин — безмолвно шевелит губами, причмокивает, и снова погружается в сон с влажным вздохом. Он провёл в Канзас-Сити три ночи, без оружия, совершенно один, в том самом месте, где уже умер один Дин Винчестер и где Люцифер решил обозначить начало своего правления. Дин мог умереть в любой момент за последние три дня, а Кастиэль мог проснуться сегодня утром от доклада Веры о том, что джип пропал, и обнаружить хижину Дина пустой. Вера могла бы вообще ничего ему не сказать, и он никогда бы не узнал, что Дин мёртв. Кастиэль мог умереть в ту роковую вылазку в Канзас-Сити, и тогда бы он никогда не узнал, что этот Дин вновь оказался здесь. Двинув стол в сторону, он выбивает стул из-под Дина и наблюдает, как зеленые глаза распахиваются в запоздалой тревоге, прежде чем он падает на пол с такой силой, что из груди вышибает дыхание. Дин, будучи дезориентированным, какое-то время не двигается, пытаясь отдышаться, после чего медленно садится и в замешательстве осматривает комнату, пока не замечает прислонившегося бедром к краю стола Кастиэля. — Кас? Что… — Заткнись, — перебивает его Кастиэль, неспеша поднимает стул, надавливает ногой Дину на грудь и пригвождает его к полу. Не обращая внимания на вырвавшийся у Дина стон боли, он ставит стул прямо над ним спинкой вперёд, прижимая ногами его руки к бокам. Прежде чем Дин успевает собраться с силами и встать — он не привык жить в зоне боевых действий, вспоминает Кастиэль — он садится на стул и обхватывает руками его спинку. Глядя сверху вниз на раскрасневшееся и возмущённое лицо Дина, он встречается взглядом с распахнутыми в почти комичном удивлении глазами. — Доброе утро, Дин. Как спалось? — Какого хуя, — кричит Дин, отрываясь плечами от пола, но тут же с глухим звуком ударяется ими о металлические перекладины стула и падает обратно на пол. Кастиэль некоторое время наблюдает за дёрганием Дина, а затем ставит ногу ему на плечо и прижимает обратно к полу. Дин смотрит на него снизу вверх настороженными, пылающими от ярости глазами. Славно. — Кас? Что ты… — Я, конечно, знал, что ты намного медленнее него, но считал, что у тебя есть какие-то качества, компенсирующие это. До сего момента я и предположить не мог, насколько ты безнадёжен. — Пусти меня, — пыхтит Дин и стонет, когда Кастиэль усиливает давление на плечо. — Кас! — А ещё ты тупее него: уже не такое удивительное открытие. — Вытащив нож, Кастиэль наклоняется к нему и, игнорируя хриплый вздох, передвигает ногу ровно настолько, чтобы можно было разрезать левый рукав Дина до плеча. Взору предстают знакомые символы, и Кастиэль почти гордится собой, припоминая, насколько пьяным он был, когда его посетила эта идея. Тёмные чернила маркера стёрлись до такой степени, что, вероятно, не продержатся до заката. — Дин, — зовёт он, выпрямляясь, — сейчас я задам очень важный вопрос, поэтому слушай внимательно. Или ты хочешь рискнуть и проверить, кто из вас двоих умеет лучше врать? Дин, кажется, также не вполне умеет контролировать выражение лица, и это может несколько упростить задачу. — Обещаю не врать. А теперь объясни, какого хуя ты творишь. — Сегодня утром я совершил крайне неприятное открытие. Я не настолько сильно напивался, чтобы забыть, сколько раз ты просил меня помочь тебе, но из-за моего ослабленного суждения я не понимал, что было у тебя на уме. К несчастью, на рассвете на меня обрушилась абсолютная трезвость, и ты за это заплатишь. Книги и символы я могу понять, но чего именно ты хотел добиться, выезжая в одиночку в город последние три ночи? — Да что тут непонятного? — поражённо спрашивает Дин. — Я пытался найти конкретное место, где появился, чтобы придумать, как попасть обратно! Пусть Кастиэль и угадал причину ночных побегов Дина, он ни разу не задумывался о том, что тот может вовсе не знать, где именно появился. — Ты не особо рвался помочь с поисками. Что ещё мне оставалось? — То есть, хочешь сказать, что я не помогал с исследованием? Я помню, как отвечал на все твои вопросы, один бессмысленнее другого. И ещё я помню, что дал весьма однозначный ответ на вопрос о том, как тебе попасть в своё время. — Ты сказал мне попробовать помолиться, — холодно напоминает Дин. — Вот так помог, спасибо тебе огромное. — Потому что скорее на молитву кто-то откликнется, чем сработает любая другая затея. — Дин пытается его перебить, но Кастиэль продолжает: — Мне казалось, я это уже объяснял. — Ты был немного занят истреблением запасов спиртного, — презрительно бросает Дин и со всей силы упирается коленом в сиденье стула. Кастиэль машинально смещает равновесие и подумывает аккуратно ударить его ногой куда-нибудь, где точно ничего не сломает, но сделает очень больно, чтобы Дин не успел себе навредить. — Так что, если ты не против, я… Кастиэль усиливает давление и, дождавшись сдавленного стона, ослабляет его. — Шевельнёшься ещё раз — вывихну тебе плечо. Как думаешь, я выполню обещание? — Дин пыхтит и, как только Кастиэль слегка ослабляет напор, кивает. В данный момент он не врёт. — Я объяснил, что это невозможно. Ты вообще меня слушал или был слишком занят, помогая мне истреблять спиртное? — Пошёл ты, — огрызается Дин и отводит взгляд, но Кастиэль успевает заметить тень вины в его глазах. — Слезь с меня! — Давай я повторю, но на сей раз слушай внимательно. Твоё прибытие спровоцировал кто-то, способный управлять пространством и временем. Ты человек, и ваш разум не то что управлять временем, он даже осознать его множественность во всей полноте не способен. — Он бросает взгляд на книги и прикидывает в уме, сколько из них Дин успел прочитать. — Думаю, ты прочитал достаточно, чтобы понять, что я говорю правду. Решимость на лице Дина слегка подтаивает. Он облизывает губы. — Значит, мне нужно найти того, кто закинул меня сюда. Или того, кто сможет отправить меня обратно. — Отличная идея. Правда есть небольшой нюанс: все, кто был на это способен, давно вне зоны доступа. — Пиздёж, — выдыхает Дин, и лицо его становится бледнее мела. — Должен быть выход, хоть кто-то или что-то… — Боги убиты, — обрывает его Кастиэль и чувствует, как голос начинает дрожать. — Люцифер потрудился основательно. Некоторые смогли сбежать, а тех, кому не удалось — выследили и убили. Когда Воинство покинуло… — он останавливается, шокированный надрывом в собственном голосе, но заставляет себя продолжить: — Когда Воинство покинуло этот мир, те немногие, кто смог выжить, убили себя, чтобы избежать смерти от руки Люцифера. Только ангелам или богам под силу провернуть такое, но ни тех, ни других не осталось. — Откуда тебе знать? Кастиэль усиленной внутренней борьбой берёт под контроль голос и отвечает: — Я знаю. — Но… — Твоё отсутствие веры не приведёт ни к чему хорошему, — перебивает его Кастиэль. — Но речь сейчас о другом. Ты отправился в одиночку и без оружия в город, кишащий кроатами, демонами и множеством сверхъестественных существ, не имея ни малейшего представления о том, где именно ты появился… — Я был осторожен, — ворчит Дин. — Хотя мог бы и не стараться, там никого не было. — Он закатывает глаза при виде выражения лица Кастиэля. — Я охотник, Кас, и я знаю, что делаю. Тот Дин задумался бы о главной проблеме. — Если на тебя нападут, — говорит Кастиэль, склонив голову набок, — к чему это приведёт? — Говорю же... — Отвечай. Если бы на тебя напали, что бы, по-твоему, произошло дальше? — Тебе не насрать, убьют меня или нет? — огрызается Дин. — Серьёзно? — Шестёрки Люцифера какое-то время пытались прорвать оборону лагеря, но потерпели неудачу. Обусловлено это не в последнюю очередь простотой защиты. — Как это связано с… — И простота эта, а вместе с ней и ирония, заключается вот в чём, — продолжает Кастиэль, уперевшись локтями в колени и смотря Дину в глаза. — Им нужно было заполучить лишь одну вещь: добровольно отданную кровь Дина Винчестера. Дин нахмуривается. — Я не… — Если ты снова отправишься в город в одиночку, — тихо говорит Кастиэль, — твоя смерть будет предпочтительным исходом, но крайне маловероятным. Любой, кто найдет тебя, захочет получить расположение самого победителя войны. А теперь ответь мне, Дин, к чему это приведёт? — Меня приведут к Люциферу, — Дин смотрит вверх на Кастиэля с растущим недоумением в глазах. — Ты считаешь, что я… — Твой высокий болевой порог, не говоря уже об опыте в аду, стали бы серьёзной проблемой даже для него, — признает он, не обращая внимание на то, как Дин вздрогнул. — Особенно учитывая, что пункт про «добровольно отданную» может быть истолкован по-разному. Но я сомневаюсь, что ему пришлось бы прибегать к таким трудоёмким мерам, когда есть вариант намного проще. Рот Дина захлопывается со звучным щелчком. — На самом деле, я тебе соврал, — Кастиэль наблюдает, как от лица Дина отливает кровь. — Остался кое-кто, способный управлять временем и пространством. Заплатишь выставленную им цену — и он окажет услугу. И как всё в итоге закончится, Дин? — Ты думаешь, я бы заключил с ним сделку? — полным неверия голосом спрашивает Дин. — Кас, как ты мог предположить, что я… — Заключишь сделку с врагом? — Кастиэль наклоняет голову вбок. — О, ещё как. Ты уже делал это в прошлом, а на этот раз даже не придётся продавать собственную душу. Вместо этого — всего-навсего души всех людей из Читакуа, поскольку нам не посчастливилось родиться твоим братом. Дин на мгновение беззвучно шевелит губами. — Сукин ты сын! Да я… — После всего, чем мы пожертвовали, — мягко, но напористо произносит Кастиэль, — и всего, что потеряли, я не позволю тебе отнять то немногое время, что нам осталось. Он не проникнет в лагерь, пока здесь есть хоть одна живая душа. Ты меня понял, Дин? Дин, устремив взгляд в неопределённую точку вдалеке, молчит. Наконец, он делает глубокий вдох, смотря на Кастиэля с выражением, которое, как тому кажется, он никогда не сможет забыть. — Да, — отвечает Дин, глядя ему в глаза. — Понял. — Я тебе не доверяю, и это проблема. Если ты покинешь лагерь — рано или поздно нас всех ожидает мучительная смерть от руки Люцифера. С другой стороны — если кто-то вдруг узнает, что ты здесь… — Он бросает взгляд на руку Дина и мысленно благодарит его за то, что тот подумал о необходимости укрыться от глаз членов лагеря и пришёл к Кастиэлю, когда тот даже не думал о том, возможно ли осуществить то, чего хотел Дин. — Я не знаю, какой будет реакция людей на твоё присутствие, и проверять не намерен. Вместо того, чтобы попытаться шевельнуться, Дин продолжает смотреть на него во все глаза. — Значит, убьёшь меня? — У меня, как наркомана, есть некоторые преимущества, — тихо произносит Кастиэль и наблюдает, как с лица Дина отливает кровь. — Например: значительный опыт работы с наркотиками. — Устроишь мне «случайный» передоз, дабы совесть была чиста? — Ни к чему такие крайности. Могу заверить, ты проживёшь замечательную жизнь, сколько бы времени нам ни осталось. Она будет намного лучше жизни любого ныне существующего человека. — К чему вообще эти вопросы? Чтобы спалось крепче? Ты думаешь, я не понимаю, — Дин замирает и роняет голову на пол. — Пошёл ты, Кас, — выдыхает он, уставившись в потолок. — Ему бы не пришлось заключать сделку. Он бы просто появился у ворот лагеря вместе со мной, и тогда бы все до единого вышли по собственной воле, да? Кастиэль медленно кивает. — Теперь ты осознаешь, какую большую проблему представляешь. — Я не подозревал, — Дин прикрывает глаза и перестаёт дёргаться. — Я не знал, что ставлю под угрозу ваши жизни. — Теперь знаешь. — Кастиэль делает судорожный вдох. У него нет права на ошибку. — Итак, ты готов обговорить условия проживания? Дин удивлённо и настороженно моргает. — Что? — Всё просто. Во-первых, ты всё время должен оставаться в пределах лагеря и не пытаться покинуть его. До наступления темноты ты будешь возвращаться в мою хижину и оставаться там на ночь, — говорит он, внимательно наблюдая за ним. — Не делай такое лицо. Уверяю, меня там не будет. Ты волен распоряжаться свободным временем по своему усмотрению. Пока на тебе есть эти символы и пока ты не лезешь на рожон, ты должен оставаться в лагере незамеченным. Дин, никто не должен знать, что ты здесь. Когда ты выходишь за пределы этой или моей хижины, ты должен быть предельно осторожен. Ты согласен с этими условиями? — Или что, напичкаешь наркотой до смерти? — Или я могу убить всех людей в лагере. Такой исход будет намного милосерднее по отношению к ним, чем то, что Люцифер для нас уготовил. Выбирай. Челюсть Дина на мгновение сжимается, и Кастиэль искренне надеется, что Дин воспримет его слова буквально. — Согласен. — Значит, договорились, — Кастиэль встаёт со стула и убирает его в сторону. Он отступает на шаг, наблюдая, как Дин осторожно садится, обманчиво опустив руки по швам. — До заката ещё семь часов. Что ты… — Как и ожидалось, Дин вскакивает до того, как Кастиэль успевает закончить предложение. Тот с лёгкостью ловит удар, резко разворачивает Дина и прижимает к стене с такой силой, что вышибает из него дыхание. — Невероятно глупый поступок. Прежде чем Дин успевает восстановить равновесие, Кастиэль прижимает его бедра и выворачивает руку за спину и вверх, игнорируя вырвавшийся у него стон боли. Даже относительно обездвиженный, Дин не прекращает попытки вырваться, но через несколько секунд брыкания замирает. — Я уже говорил, что ты медленнее него. Вот только я не сказал, что я был и буду быстрее вас обоих. Он был хорош во всём, и это компенсировало низкую скорость реакции. Ты пролетаешь по обоим пунктам. — Кастиэль отпускает его запястье, разворачивает и без каких-либо усилий пригвождает одной рукой на груди к полу. — Угомонился? Дин выдыхает, губы сжимаются в тонкую линию, и после отрывистого кивка Кастиэль отпускает его. Сделав шаг назад, тот наблюдает, как Дин выпрямляется и обводит его холодным оценивающим взглядом охотника. Спустя пару секунд Дин спрашивает: — Да что ты такое? — Хоть я и пал, но не стал из-за этого человеком. — И близко не похож. — Дин складывает руки на груди. — Я понимаю, почему ты об этом не распространяешься. В образе наркомана ты мне нравился больше. Слова Дина, как всегда, попадают в самую цель, проходясь по саднящим краям открытой раны, которую даже время не смогло залечить. Он не понимает, почему со временем не становится легче. — Ещё замечания будут? — Наша сделка ни к чему меня не обязывает. По правилам, я должен знать, с кем имею дело, а я только сейчас узнал, что ты не человек. Ну разумеется, Дин видит это в таком ключе, иначе и быть не могло. — В данном случае достаточно твоего слова. — И с чего бы мне его держать? Повернувшись, Кастиэль заставляет себя посмотреть Дину в глаза. — Потому что ты знаешь, какой опасности подвергнутся люди в лагере, если ты его нарушишь, и я верю, что об их благополучии ты беспокоишься больше, чем о своём. — Я не это имел в виду! — Дин почти выглядит смущённым. — Кас, слушай, я не… — Я знаю ценность слова охотника, — говорит Кастиэль, осторожно подбирая слова, чтобы произвести максимальное впечатление. — Поэтому меня не будет в хижине, пока там будешь ты. — Что? — Мне необходим сон, и я бы предпочёл засыпать с уверенностью в том, что проснусь. — Ты думаешь… — Дин смотрит на него во все глаза. — Господи, я не собираюсь убивать тебя, Кас! — Даёшь слово? — спрашивает Кастиэль и расплывается в улыбке от ошарашенного вида Дина. — Хотя с чего бы его тебе держать, раз я не взял твою душу под залог? Кастиэль выходит и сдерживается, чтобы не захлопнуть за собой дверь, отсекая всё то, что Дин может бросить ему вслед. На полпути к своей хижине он понимает, что день только начался, и каким-то образом он должен протянуть до вечера. День 7 Дин отмечает свою недельную годовщину в лагере «Что-За-Пиздец» трехчасовым швырянием бесполезных книг в стены хижины этого Дина, которые, кажется, неумолимо смыкаются вокруг него всё плотнее. В них нет никакой потенциально полезной информации, а то немногое, что кажется небесполезным, слово в слово повторяет лекцию Кастиэля о том, как человеку осуществить путешествие во времени. В подавляющем большинстве книг мнение сходится к простому ответу — никак, и это удивляет Дина, учитывая, сколько времени он провел то ли мертвым, то ли живым не в своём времени. Он поднимает книги с пола и бросает на шаткий стул, и затем со вздохом опускается на соседний и упирается взглядом в выступающие потолочные балки, ощущая нарастающую панику. Правда в том, что в книгах нет ничего такого, чего бы он уже не знал. Одно верно для любой версии Кастиэля — будь то ангел, самопровозглашённый бог или наркоман — он может лгать по множеству причин, но среди них никогда не было и не будет намерения причинить ему вред. Кем бы ни был Кастиэль в этом мире, Дин уверен, что Кастиэль не хочет его смерти, и что если бы существовал способ вернуть его обратно, то Дин уже был бы в своём времени. Возможно, отчасти Кастиэль бы помог ему из-за того, что само существование Дина, кажется, крайне раздражает его. Хотя стоит признать, Дин дал ему вескую на то причину. Откинувшись на спинку стула, он закидывает ноги на стол и пытается думать о чём-нибудь — о чем угодно, — кроме того факта, что весь его нынешней мир представляет собой небольшой участок земли по эту сторону стен лагеря. Кастиэль после их дружеской беседы, состоявшейся несколько дней назад, стал полностью избегать его, и Дин остался один в этом мире. Вполуха слушая гудение радио — его единственную связь с внешним миром — Дин приходит к выводу, что это самый позитивный и оптимистичный Апокалипсис среди всех им пережитых. Несмотря на полное отсутствие сведений о действиях Люцифера, который не торопится пройтись по земле во главе армии демонов, люди в лагере чересчур спокойно относятся к происходящему в обречённом на уничтожение мире. Дин наклоняется к радио, чтобы прибавить звук. Задорный голос самого жизнерадостного радиоведущего в истории рассказывает о дорожном движении и распределении продовольствия, после чего плавно переходит к последствиям бомбардировки Хьюстона. Хорошая новость — всех кроатов там уничтожили, но про выживших людей почему-то не слышно ни слова. Бомбёжка мегаполисов — проявление крайней степени отчаяния и явно не тот тип событий, о которых люди в здравом уме будничным тоном сообщают в новостях между рекламами автомобилей и Акса. А это, в свою очередь, заставляет задуматься о причинах, по которым подобное даже не пытаются утаить. Возможно потому, что правительство слишком занято придумыванием способов сокрыть тот факт, что Хьюстон, вероятно, далеко не первый стёртый с лица земли город. Он выныривает из размышлений и снова оказывается в тёмной комнате. Вечер перетекает в ночь. Поднимаясь на ноги, он убеждает себя, что это договор с Кастиэлем, а не собственное беспокойство гонит его из хижины Дина Винчестера с наступлением сумерек, и что убраться отсюда подальше ему хочется вовсе не потому, что эта хижина постоянно кажется тюрьмой или свежевырытой могилой, предназначенной для человека, о смерти которого никто не знает. Проверив целостность символов на руке — и, Боже, как бы ему хотелось узнать, что они вообще значат, чтобы использовать их во время охоты, — он выходит из хижины ровно в тот момент, когда солнце заходит за горизонт. Дин пересекает широкое пространство хаотично растущих кустов, с каждым шагом усиленно отмахиваясь от навязчивого ощущения, что он здесь как на ладони. Становится холоднее, а это означает, что позднее, по ощущениям, лето перетекает в непредсказуемую осень. Нужно поскорее найти что-нибудь похожее на работающий обогреватель или, если уж на то пошло, выяснить, где находятся питающие хижины генераторы. Дин преодолевает две ступеньки за шаг, раздражённо отмахивается от бусин на проходе, нащупывает выключатель, щёлкает им и направляется на кухню за тем, что Кастиэль оставил ему из еды. Три шага спустя до него запоздало доходит, что свет не включается, и он резко останавливается, хмуро вглядываясь в темноту. Значит, нужно разобраться с генераторами как можно скорее. Он начинает было продумывать дальнейшие действия, как вдруг тишину нарушает голос Кастиэля, от которого Дин вздрагивает и застывает на месте. — Кто-то опять пытался починить генераторы. Судя по всему — неудачно. Повернувшись в направлении звука, он нетерпеливо ждет, пока глаза привыкнут к полумраку и смогут различить очертания дивана и растянувшегося на нём Кастиэля. — Больше похоже, что их сломали, — Дин обводит комнату немного безумным взглядом. Пока что он не готов лицезреть признаки состоявшихся здесь «мероприятий по социализации». — Что случилось? — Мои знания о результатах промышленной революции имеют крайне теоретический характер. — отвечает Кастиэль со слабым смешком. — Понятия не имею. Вот так помощь. — Когда всё началось? — Не знаю, — безразлично откликается Кастиэль. — Хижину Дина затронуло? — Без понятия, — отвечает он, щурясь в темноте, чтобы разглядеть его фигуру. — Свет включается и выключается сам по себе в хижине пропавшего лидера? Знаешь, я не очень хочу, чтобы на мне опробовали экзорцизм. — Не думаю, что до этого дойдёт. — На диване заметно слабое шевеление. — Нашёл что-нибудь полезное в книгах? Ни в этом, ни в любом другом мире, Кастиэль не умеет вести светские беседы. Выходит, это не из-за ангельской или человеческой сущности, таков сам Кастиэль. — Ещё нет, — и, будучи не в силах удержаться, он добавляет: — Но и Люцифера для сделки не призвал. — Для этого нужно заклинание, — сообщает явно позабавленный Кастиэль. — Тебе показать, в какой оно книге? — Не стоит утруждаться, — неуверенно заверяет его Дин. Все инстинкты кричат о том, что что-то здесь неладно. — По правде говоря, ты мне уже не нравишься. — Ничего не попишешь. — Кастиэль приподнимает одно плечо, словно собираясь пожать обоими, но оказывается не в состоянии даже попытаться сделать это как положено. Дин не осознавал, что двинулся к нему, пока не оказался достаточно близко, чтобы разглядеть лицо Кастиэля — овал с размытыми краями и обесцвеченной кожей, резко контрастирующей с пятнами, похожими на синяки, под потемневшими глазами. Слово осторожными шагами ступая по тонкому льду, Дин подходит к дивану и приседает на корточки, чтобы получше рассмотреть Кастиэля, но тот моментально отворачивается. — Кас, в чем дело? — Я не чувствую эффекта, — закинув назад голову, он смотрит в потолок мутным взглядом. — Обычно меня хоть немного отпускает, но сейчас никаких изменений. Раньше срабатывало. Ну, на какое-то время. — Что ты принял? — Не уверен, — немного погодя отвечает Кастиэль. — Видимо надо было принять больше. — Он продолжает смотреть в потолок. — Ты почему ещё здесь? «Потому что я пообещал и держу свое слово, козёл», — чуть не выпаливает Дин. Но вместо этого говорит: — Зачем ты просишь меня приходить к тебе каждую ночь? — Правила проживания нелепы, — Взгляд Кастиэля перемещается к двери и обратно настолько быстро, что Дин и не заметил бы, не наблюдай он за его лицом. Оглянувшись на расшитую крупными бусинами занавеску — Боже, какого чёрта — Дин вскакивает на ноги и идет к дверному проему, где обнаруживает тёмные пятна, слишком чёткие на вид, чтобы быть тенями. Проведя пальцами по дереву, он обнаруживает именно то, что всё это время ожидал увидеть, но не мог найти, как бы внимательно ни смотрел: безошибочно узнаваемый изгиб символа, выполненный настолько мелкой резьбой, что невооруженным глазом было бы не заметить. Судя по едва ощутимой липкости, на него нанесли кровь от силы час назад. Он медленно прослеживает линию символов до пола, где она встречается с дорожкой из соли, затем проверяет другую сторону прохода, затем верхнюю часть порога, пытаясь запомнить их очертания пальцами, чтобы нарисовать позже. Енохианские, отстраненно думает он, и, по крайней мере, пара из них выглядят в точности как те, что нарисованы на его руке. Дин наклоняет голову, мысленно прикидывая, стоит ли спрашивать. Господи, прошла неделя, Кастиэль должен был уже смириться и… Неделю назад он появился здесь, повалился на землю за развороченным мусорным баком и уставился на восемь демонов, окруживших вооруженного человека, которого даже через три года Дин узнал бы где угодно. Тощее, сутулое смертное тело в слишком большой куртке, равнодушно держащее винтовку, смотрело на него бескрайними голубыми глазами ангела, который пускай и променял ангельский клинок на ружье, а бессмертие — на грязный мир людей, но всё равно не перестал быть солдатом. А затем внезапно, к удивлению демонов, этот человек будто сам вспомнил об этом. Неделю назад Кастиэль привёз его сюда из города, неделю назад Люцифер выиграл войну. Неделю, семь дней назад Кастиэль в последний раз взглянул на тело Дина, а затем на его глазах оно превратилось в прах. «Да уж, — думает Дин, — в подобной ситуации ничто не может помочь, разве что ненадолго». — Я не должен был его пережить, — произносит Кастиэль лишённым эмоций голосом. — Мы так не договаривались. Три года назад Дин в немом ужасе наблюдал, как Дин из этого мира отправил свою команду на смерть, отправил Кастиэля на смерть, а потом и сам ушёл за смертью. Они знали, какую роль шли исполнять в той операции. Уже тогда Дин догадался. Ему понятна готовность умереть за человека, за дело, за идею. Он также понимает разницу между человеком, готовым заслонить собой от выстрела кого-то, и человеком, который зайдёт товарищу за спину, потому что знает, что тот без раздумий примет пулю вместо него. Дело не в том, что он считает, что Дин Винчестер, который отправил Кастиэля на верную смерть только для того, чтобы тот отвлёк врага, не понимал разницы. Дело в том, что на самом деле тому Дину было всё равно. Обернувшись, он видит, как Кастиэль смотрит в тёмный потолок. Блеклый лунный свет, льющийся через окно, отражается мерцающим серебром на его бледной коже, и Дин будто получает удар под дых. Внезапно он осознает, что его руки сжаты в кулаки, ногти впиваются неровными полумесяцами в немного липкие от крови ладони. Слегка отстраненно он задается вопросом, должно ли ему быть больно, потому что он ни черта не чувствует. Дин Винчестер умер неделю назад, и только они двое во всём лагере знают об этом. И среди всех людей в чёртовом лагере, как ни в чём ни бывало занимающихся своими повседневными делами, выделяется один человек, который не может поскорбеть, хотя имеет на это большее право, чем все остальные. — Сколько бы я не пил, забыть не получается, — шепчет Кастиэль, уставившись в никуда. Судя по его выражению лица, где бы он сейчас ни был умом, там явно не лучше, чем здесь. — Но это не значит, что я перестану пытаться. Дин с усилием над собой разжимает кулаки, и онемевшие пальцы постепенно возвращают чувствительность, пока он вытирает их о джинсы. — Где генератор? — Кастиэль резко поворачивает голову, и Дин, встречаясь с его глазами, понимает, как сильно заблуждался, полагая, что хуже уже быть не может. — Я видел инструментарий в хижине Дина. Ты подождёшь пару минут? Делая шаг к нему, он заставляет себя встретиться взглядом с широко раскрытыми голубыми глазами. У него ошеломлённый вид, как у застигнутого машиной оленя посреди шоссе, когда смерть надвигается на него со скоростью шестьдесят миль в час. Или, быть может, вид человека, смотрящего на хладный труп своего брата на койке прямо перед ним. У конца света много сценариев, и Дин знает их все до единого. — Кас, — Дин облизывает губы и пытается снова: — от моего пребывания здесь станет только хуже? Мгновение спустя он видит едва заметное покачивание головой. — Нет, хуже уже быть не может. — Ладно, — Дин выдыхает, хотя до этого момента и не осознавал, что задержал дыхание. Он также не осознавал, как сильно хочет остаться. Он не уйдёт, даже если всю ночь придётся провести на грёбаном крыльце. Брехня это, что со временем всё проходит. Подобные раны никогда полностью не заживают. — Ладно, где генератор? Кас сглатывает. — Дин… — Сколько бы я ни пил, забыть не получается, — резко отвечает тот. — Иногда я просто делаю вид, что получилось. Я объясню, как всё работает. Так где чёртов генератор? Кас удивлённо моргает. Дин получает очередной удар под дых от вида потрясенных голубых глаз, а в них — безмерного горя, и ещё, возможно, облегчения, которое появилось так же быстро, как и исчезло. — Идём, покажу.***
Несмотря на количество выпитого, Дин не смог забыть эту ночь, и он уверен, что Кастиэль — тоже. Но оба делают вид, что смогли.