1862 год.
Подмосковье.
Ночь. Луна освещает всю видимую площадь, заглядывая в окна и создавая причудливые тени. Такая ясная ночь хороша для любого художника или тех, кто понимает сущность красоты. К сожалению, в этой местности художников нет, а все понимающие спят, за исключением одного единственного не совсем человека. По коридору старинного поместья, не спеша, идёт юноша лет семнадцати с немного отросшими кудрявыми волосам, наслаждаясь летней ночной прохладой. Остановившись, он смотрит в незастеклённый проём коридора на звёздный небосвод, невольно щурясь от яркой луны, которая светит, как софиты в театре, заменяя все фонари. На подоконник садится большая чёрная птица, забирая внимание Лифшица. Вдруг, дальше по коридору раздаются крики и ругань. Птица испуганно хлопает крыльями и улетает. Одновременно с этим Боря вздрагивает от резких звуков и красота неба вмиг меркнет для него, уступая место шуму, нарушающему ночное спокойствие и заставляющему хмуриться. Гримаса недовольства и отвращения проявилась на благородном лице юного Лифшица. Он продолжает свой путь по коридору и доходит до источника звука – кабинет отца. Дверь в комнату приоткрыта, из щели на пол падает полоска света от свечи. Боря подкрадывается, чтобы проследить за происходящим. Уже привычка. Привычка следить за отцом, чтобы тот не навредил матери. Чудовище, как про себя называет юноша отца, который даже собственного сына, дампира, и супругу, человека, ни во что не ставит. Юноша искренне не понимал мать: почему среди всех она выбрала этого вампира–тирана с иностранными корнями. Слов ссорящихся не разберёшь, только ясно, что мужчина недоволен своей супругой, а та пытается защититься словами. Крики нарастают и младший Лифшиц кривится от них, как от лимона. Он терпеть не может когда родители ругаются, пару раз даже дошло до того, что пришлось отбивать мать у отца, который пытался задушить её. Юноша стал прислушиваться. Что-то не так, обычно так сильно они не ссорятся, голос матери становится всё тише, а голос отца наоборот громче и яростнее. Боря настораживается и непроизвольно выпускает клыки, готовясь нападать в случае угрозы для его единственного любимого человека в лице матери. Но, к сожалению, скорость реакции у молодого дампира была ещё не настолько развита, чтобы среагировать сразу. Старший вампир отбросил женщину, близко подошедшую к нему, в стену, от чего та сильно ударилась головой, оставляя пятна крови на камне и сползая без чувств на пол. Боря пару секунд смотрел на тело матери, от которого начинала расползаться кровавая лужа. Осознание произошедшего пришло ещё немного позднее, когда молодой Лифшиц отмер и резко открыл дверь, от чего та громыхнула и чуть не слетела с петель. Стоя на пороге, скалясь и рыча на отца, юноша накинулся на того и повалил на пол раньше, чем вампир смог что-то предпринять. Дампир принялся вгрызаться в шею мужчины, одновременно раздирая выступившими когтями ту плоть, до которой мог достать. Отец извивался под ним и, захлёбываясь, пытался что-то предпринять, но проснувшуюся жестокость и жажду мести младшего Лифшица в тот момент, казалось, не мог укротить никто. Вся накопленная временем злость на вампира, погубившего всю жизнь его матери, нашла свой выход в этот момент, одновременно опустошая ещё непорочную и неомрачённую ничем душу. Извернувшись, Боря смог стащить со стола серебряный нож и воткнуть его в сердце мужчине, пачкая и измазывая собственные руки по локоть чужой кровью. Тот, прежде чем окончательно сдаться, успел с ненавистью взглянуть прямо в глаза сыну. Послышался отвратительный звук булькающей крови, наполняющей лёгкие и мешающей свободному доступу кислорода, от чего старший Лифшиц начинал ещё противнее хрипеть. Плоть под ножом шипела, как от раскалённого металла. Довольная, жестокая кровавая улыбка воссияла на лице юноши, делая его ужаснее любого дьявола в ночи, когда тело под ним окончательно обмякло, завершив своё ничтожное существование. Слезши с отца, Боря подошёл и наклонился к матери, окровавленными руками отчаянно пытаясь нащупать пульс, которого не было – удар был слишком сильным. От осознания, что самого дорогого человека для него больше нет, дампиру захотелось взвыть. Лифшиц, теперь уже один единственный, не младший и не старший, встаёт с пола и натыкается на своё отражение в зеркале. Оттуда на него глядит не радостный кудрявый юноша, а окровавленное чудовище, так сильно похожее на отца. Боря отшатывается от зеркала, пугаясь самого себя. Он всю свою осознанную жизнь ненавидел отца и боялся стать таким же, а в итоге стал чуть ли не хуже, опустившись до убийства. Боря вылетает из проклятого кабинета, оставляя там два безжизненных тела. Подальше оттуда, подальше от самого себя, подальше от того, что он натворил. Он мчится по коридору, дёргая ручки дверей и врывается в первую же незакрытую. Ей оказывается гостевая комната, в которой властвуют пыль и пауки, из-за бесполезности назначения – гостям никогда не разрешалось оставаться на ночь ни в одной из предназначенных для этого комнат. Юноша забивается в укромное место между шкафом и кроватью, в угол, прячась от всего и дрожа всем своим естеством, надеясь, что это всё сон. Но «сон» никак не хочет заканчиваться, и уж тем более стираться из памяти: ужасные картины окровавленных тел слишком чётко стоят перед глазами, словно их выжгли на веках. Одежда, пропитанная кровью, неприятно липнет к телу, а на руках и лице начинает стягивать так сильно, что кажется ещё чуть-чуть и кожа начнёт трескаться. Юный дампир впадает в некий транс: ничего не видит и слышит, только всё больше ненавидит себя за схожесть с отцом. Хочется вскрыть грудную клетку и выцарапать оттуда сердце, которое продолжает мучить совесть и пережитое потрясение. Конечно, он от этого умрёт, пусть сердце и еле бьётся, но оно не мертво, как у вампиров, теперь ещё больше ненавистных Боре. Вдруг, его кто-то зовёт, как сквозь толщу воды. Юноша дёргается, пытаясь забиться ещё глубже в угол, но больно бьётся о стену – бежать некуда, остаётся только принять то, что скорее всего его убьют, подозревая в смерти родителей. Борис поднимает голову и видит мужчину с длинными каштановыми волосами и шрамом, который сразу бросается в глаза, как от чьих-то когтей на щеке. Параллельно с этим Боря успевает заметить солнечный свет, разливающийся по комнате от окон. Неужели он просидел так всю ночь? Пока он над этим думал, мужчина обратился к нему ещё раз. — Боря, ты меня слышишь? — мужчина увидел, что удостоился внимания юноши, и кивнул для себя. — Только не пугайся, меня зовут Николай Уман, я хороший друг твоей мамы. Расскажи, что случилось? Обещаю, я не буду тебя ругать, — мужчина медленно присел рядом с Лифшицем, теперь глядя уже прямо в запуганные глаза того. — Я... — Боря никак не мог подобрать слова, но глядя на нового знакомого он почему-то быстро успокаивался, тот беспричинно внушал доверие. — Родители, как всегда ругались, а я вовремя не успел и... и... — вдруг он начал задыхаться как от панической атаки и Уман, не понимая что делать, выставил руки перед собой. Удивительно, но юношу это успокоило. — Всё, всё, можешь не продолжать, я тебя понял, — Николай глубоко вдохнул и поднялся, протягивая руку сыну своей подопечной. Да, мать Бори была хранителем, как и Николай. А сама семья Лифшицов была экспериментом смешения крови. Удачным экспериментом, результат которого теперь сидел, забившись в углу и ненавидя себя. Мужчине даже было его жаль. Юноша вцепился в протянутую руку, отмечая, что она горячая для него, и с усилием встал, замечая, что Николай сильно ниже его самого. Он ожидал, что на него будут кричать, будут обвинять или даже бить, и из-за этого хладнокровное спокойствие мужчины пугало. Тот же, в свою очередь, слегка прищурив глаза, осматривал внешний вид Бориса, прикидывая, чем оттереть всю эту засохшую кровь, предположительно вампирскую. — Сможешь привести себя в порядок? — резко обратился он к Лифшицу, от чего тот опять вздрогнул и заторможено кивнул. — Отлично. И ещё собери свои самые нужные вещи, я тебя забираю с собой. Тебе должно быть сейчас страшно, остался без родителей... — Уман сделал паузу, как будто думая, как сказать лучше, и продолжил. — Дело в том, что я хранитель, один из тех, кто защищает людей от нечисти. Твоя мать тоже им была, она посылала отчёты каждый день о тебе, и твоём отце. Однако вчера такого не поступило, и я был вынужден приехать сюда. Как оказалось – не зря. А теперь иди, сделай, что я сказал. Буду ждать тебя внизу, в приёмной, — мужчина мягко улыбнулся и вышел из комнаты, оставляя дампира в одиночестве. Слушая Николая, Боря смотрел в пол, пытаясь вникнуть в слова. Он внутренне радовался, что его заберут – больше не хотелось оставаться в этом поместье ни минуты, из-за случившемся в нём. Когда же собеседник вышел, юноша поднял руки к лицу, рассматривая засохшую и уже осыпающуюся кровь на них. По прошествию какого-то времени Лифшиц всё же решил выполнить указания хранителя. Мозг сейчас просто отказывался обрабатывать какую-либо информацию. Возможно, Борис задумается о том, кем была его мать и чем предстоит заниматься ему в будущем позже, тогда, когда он будет далеко от проклятого им самим места. Спустя какое-то время юноша уже стоял в ванной комнате и оттирал с себя кровь. Слуги даже не знали, где именно в поместье он находится. За все года здесь, Борис научился не попадаться на глаза чужим для него людям. Лифшиц стирал с себя все признаки ночного преступления, ожесточённо тря кожу, словно хотел содрать её. Бросив это занятие, когда вода перестала быть розоватой, дампир взглянул в зеркало, и опять возненавидел себя. Оттянув верхнюю губу, он взглянул на вечно острые клыки, которые, когда нужно, становились длиннее. Он такая же нечисть, как и они, вампиры, он тоже должен понести наказание за своё существование, но взамен этого его берут, чтобы выдрессировать как оружие, и Боря не будет сопротивляться, чтобы отмыть с души, если она у него есть, ту грязь, которую он наложил на себя сегодня. Закончив свои дела и собрав вещи, Лифшиц вышел к Николаю, который и правда ждал его. Мужчина, увидя юношу, улыбнулся и поправил длинные волосы, подходя к тому. — Ну что, готов? — Уман махнул своим слугам, которые были здесь же, взять багаж Бори, что они собственно тут же и сделали — Странно, что ты почти не говоришь, хотя... Это объяснимо тем, что ты испытал сегодня, — улыбка сменилась на мимолётную грусть, но тут же вернулась. — Я надеюсь, мы с тобой подружимся. Есть какие-нибудь вопросы ко мне? — мужчина позволил себе взъерошить волосы своего нового подопечного, от чего тот слегка расслабился. — Готов. Вы правда забираете меня? Даже не боясь того, что я дампир? — на его слова раздался тихий хохот. — Я же серьёзно спрашиваю! Не боитесь, что я сорвусь в какой-то момент и нападу на Вас? — Боря, я почти каждый день встречаю таких монстров, которые тебе даже не снились, и это далеко не одни вампиры. Один раз я уже чуть не умер, — Уман показал рукой на свой шрам. — Тебе же я верю, надеюсь, ты мне тоже. И беру я тебя в свои ученики, чтобы справляться с нечистью. Не переживай, убивать таких же, как ты, я заставлять не буду, к тому же дампиры достаточно редко встречаются, ты, можно сказать, индивид, да к тому же такой сильный. Лифшиц же на эти слова взглянул в глаза Николаю, такие же карие, как у него самого, снова отмечая, что тот ниже, хоть и точно намного старше. Мужчина положил руку на спину юноше, точнее, куда смог дотянуться, и чуть подпихнул его вперёд, чтобы тот шёл к дверям. — Я верю, что ты станешь хорошим хранителем, будешь защищать людей от зла скрытого от простых глаз мира, регулировать порядок так же, как делали это я с твоей матерью. Я научу тебя всему, что нужно, и ты продолжишь наше общее дело вместе с моими потомками, — с этими словами Уман открыл парадную дверь, позволяя солнцу осветить их. Вместе с этими дверями для Бори открылось и новое будущее, в котором он продолжит ненавидеть вампиров, чересчур жестоко расправляясь с ними.