Сборник драблов по МШ

Белые холодные стены лабораторных коридоров, разделяющие типовые белые комнаты, обитые бетоном и сталью, морозили кожу сквозь стерильный халат, когда он прислонялся к ним спиной. Пахло кварцем и хлором, эхо шагов расползалось по коридорам и царапалось об острые углы поворотов. Расположение камер наблюдения здесь было самым непродуманным на свете, и их можно было обойти, если только поплотнее прижаться к стенам. Арлабус задержал дыхание, вручную активируя механизм открытия тяжелой блокированной двери. Она поддалась со скрипом железных шестерней. В лицо ударил поток холодного пара, и беловолосый мужчина скользнул внутрь, растворяясь в нем. Никто не привык видеть его таким. Всегда спокойный и собранный Арлабус, глава исследовательской группы номер семь под кодовым названием «Арктический поток» всегда был спокоен, рассудителен и собран, холоден и изящен подобно горному заснеженному пику. Сейчас коллеги бы его не узнали. Растрепанный и резкий, он крадучись пробирался в одну из камер под покровом ночи, бессовестно пользуясь своим высоким положением и доверием командования. На лице застыла нервная, какая-то больная и от того надломанная, по-идиотски счастливая улыбка. — Хайди, — прошептал он. Перед глазами предстала камера. Один большой бассейн с темной, соленой и до жути ледяной водой. По его поверхности стелилась белая туманная дымка. Кондиционеры работали мерно и тихо, старательно нагнетая нужную температуру. Он их не слышал, ища в воздухе знакомый запах и звук. — Хайди, это я. Вдруг водная гладь запузырилась, по воде побежала рябь. Арлабус рухнул на колени у самой кромки воды, чувствуя, как мокнет одежда. На белом скользком кафеле остались лужи. — Не бойся, — когда над водой показалась макушка, а в лицо впились два сияющих глаза, один алый, другой небесно-голубой, он улыбнулся, раскрывая объятия, показывая свою хрупкую беззащитную фигуру. — Иди ко мне. Он с трепетом наблюдал за тем, как чужой силуэт выползает из воды. Он был почти как человек, но все же достаточно отличался для того, чтобы его заточили здесь, в холодных стенах лаборатории. В этом восхитительном создании было больше двух метров роста. Природа наградила гибрида обтекаемым крепким телом, чудесными позвоночными плавниками, двумя рядами жабр, тянущимися вдоль всей шеи, и очень примечательным, внушительных размеров акульим хвостом. — Прости, сегодня я ничего не принес, — он тихо сжато засмеялся, когда Хайди, выбравшись из воды, подполз к нему на руках, волоча за собой хвост, и принялся, подобно коту, мурлыча и урча, тереться о его фигуру, да так сильно, что окончательно свалил его на пол. — Хайди! Ах-ха, ну, хватит. Промокший халат неприятно лип к коже и морозил ее, но ученому было не впервой. Он проводил по его шее пальцами, очень аккуратно, чтобы не повредить чувствительные жабры, а гибрид льнул к нему, обнимая почти по-человечески. — Ар-ла-бус, — сплетая длинный язык сразу в несколько трубочек, широко открывая зубастую пасть, с легким шипением, но в целом разборчиво, произнес гибрид. — П… Правильно. Ар-ла-бус, — растерянно повторив за ним, произнес ученый. — Ты умница. Сердце в груди от этого единственного слова, произнесенного чужими губами, замерло, а потом застучало быстрей в неконтролируемом порыве. Он находился здесь уже больше двух месяцев и все время болтал на своем, неясном племенном языке, состоящем только из шипящих и звуков, схожих с урчанием. И вот его первое слово. Чужое имя, произнесенное тоном, исполненным благодарности и ласки. Неудивительно. Из всей исследовательский группы Арлабус стал единственным, кто отнесся к нему несколько иначе, чем к образцу для исследований и жестоких опытов. Он привязался к нему недопустимо сильно, почти как собственному ребенку. По ночам тайком приносил ему живую свежую рыбу, скупая ее у местных рыбаков чуть ли не втридорога, ведь это было единственным, что гибрид мог есть, стребовал с начальства еженедельную смену воды и приходил проведать его каждую ночь, позабыв о сне в теплой постели. И пусть Хайди едва ли его понимал, ученый говорил с ним мягко и учтиво. В его двуцветных глазах сияли самородки вполне себе ясного разума. Жаль, что кроме Лабуса их никто так и не разглядел.

***

Он шагал очень неуверенно. Его нижние конечности для ходьбы совсем не предназначались, но гибрид учился невероятно быстро. Ученый пригибался под его весом, но позволял ему опираться на свою фигуру, и Хайди шел. За стенами лаборатории воздух был холоднее, снег покрывала сверкающая в лунном свете ледяная корка. От воя сирены где-то позади их укрывали высокие корабельные сосны. — Ты можешь плыть, — залив приветствовал их звенящей тишиной и тихим шумом прибоя. Хайди таращился на него с непониманием, сидя у воды, водя по ней хвостом. — Уплывай. Ты свободен. Ученый легко подтолкнул его, но Хайди, вместо того чтобы погрузиться в воду, снова обвил его руками, прижимаясь холодной кожей к теплому телу. — Я знаю-знаю. Но тебе пора домой, к семье, — он последний раз провел по его мокрым черным прядям, огладил ряды жабр, и гибрид содрогнулся. Он что-то шипел ему на своем неразборчивом, но Лабус только мотал головой. — Нет. Я не могу. Мое тело не выдержит такой температуры, — когда Хайди взял его за руки своими когтистыми перепончатыми ладонями и потянул за собой, ученый протестующе двинулся назад. — Нельзя. Двухцветные глаза полнились молчаливой, но вполне ясной эмоцией. Тоска. Им и говорить было не обязательно, чтобы понять друг друга. — За меня не волнуйся, — заметив, что Хайди косится на здание лаборатории, оставшееся там вдалеке, ответил ученый. — Лучше плыви, пока не поздно. Хайди натужно кивнул, отпуская его руки, погружаясь в воду. Он потянулся к нему в последний раз, Арлабус потянулся в ответ. Их лбы соприкоснулись, кожа гибрида была влажной, прохладной, мягкой. У ученого же голова просто горела. — Спа-си-бо, — снова скручивая язык в три погибели, открывая рот пошире, произнес Хайди, и ученый понуро улыбнулся. — Не за что, — он наблюдал, как чужой силуэт разгребает волны хвостом, отдаляясь, исчезая под кромкой ледяной соленой воды.