Сборник драблов по МШ

Он нашел его у самого порога. Вой пронзал звездное небо, блуждал в лесной чаще еще час назад. Выстрелы мушкетов, словно салюты, резкие, глухие, следовали за ним неотступно. А потом все стихло. Мягкий топот под самой дверью заставил напрячься. Зверь дышал тяжело, хрипло. Он прятался в клубящейся тьме, там, куда не доставал теплый свет фонаря, висящего у крыльца. И если бы не кровавые следы волчьих лап на гравийной дорожке, Пугод бы подумал, что ему показалось. Юноша долго собирался с силами, а потом неуверенно скользнул в ночную мглу. Входная дверь скрипнула, провожая его. Он чувствовал себя самым настоящим трусом, сжимая ручку фонаря скользкими от пота ладонями, но, когда увидел его, принял решение, не задумываясь. Большой косматый зверь, скулящий от боли, внимательно следил за каждым его шагом, когда Пугод приближался, держа дрожащую лампадку на вытянутой руке. Волк сверлил его янтарными глазами пристально, большие и дикие, они сверкали теплыми отблесками горящего пламени. Волк лежал на земле, истекая кровью, похрипывал, раздувая ноздри, исторгая клубы горячего, седого пара. Он серебром оседал на его морде, делая черную шерсть сизоватой. — Нашел, где спрятаться. Думаешь, они не придут за тобой сюда? — опасливо опускаясь на колени, протягивая руку, заворчал севшим от страха голосом юноша. Он слышал низкое приглушенное рычание, но не убирал ладони, позволяя себя обнюхать. Зверь настороженно вел носом, едва отрывая от земли голову. Нос у него был холодный и мокрый. Юношу плеяда мурашек окропила, добравшись до самых ушей, когда он ткнулся ему в ладонь, безобидно, словно щенок. От чужой шерсти пахло порохом и кровью. Пугод осторожно гладил зверя за ухом в ожидании, когда чужая тревога спадет. — Глупый. И что мне с тобой делать? Зверь медленно, уныло вилял хвостом, склоняя тяжелеющую голову, подставляясь под чужие касания. Утробное рычание медленно стихало, он надрывно сипел, вслушиваясь в чужой голос, будто пытался угадать дальнейшую реакцию, но юноша молчал, тревожно прикусывая губы, пытаясь высмотреть за оградами деревенских изб мерцание дрожащих огоньков.

***

Пропитанные кровью тряпки валялись в медном тазу, наполненном багровой водой. Зверь лежал на тахте, темную шерсть пересекали бинты. Косматая голова покоилась у юноши на коленях, и волк дремал, зарываясь носом в самый сгиб. Большая, круглая, как чаша, луна опускалась за горизонт, и скоро последние серебряные лучи, пробивающиеся сквозь кружевные занавески, иссякли. Пугод наблюдал за чужим метаморфозом с замиранием сердца, он догадался почти сразу. Не мог же к его порогу прибиться простой дикий волк. Но в конечном счете юноша все равно оказался не готов. Косматая волчья морда изменила черты, и только зашла луна, волк обернулся молодым мужчиной, он словно маску зверя сбросил взмахом руки. Клочья черной шерсти осели на пол, и лицом, пересеченным грубоватым рубленым шрамом, он притерся к чужому бедру. Лохматый и всклокоченный, мужчина умиротворенно вздохнул, засыпая в чужих ногах под мерные поглаживания по спутанным волосам.

***

— А ну, хватит! — юноша хохотал, пытаясь усмирить чужую прыткую натуру. Они валялись в постели, путаясь в простынях, а Пугод все старался изловчиться так, чтобы оседлать его и, наконец, расчесать. Но вдруг расческа выпала из рук. Моддичат перевернул игру в свою пользу очень стремительно. Он нависал над ним, глядел звериными глазами в самую суть очень внимательно. — Ладно-ладно, сдаюсь, — Пугод растерянно поднял вверх руки, неловко посмеиваясь. — Твоя взяла, не буду. — Можно, сначала я? — он медленно огладил его по рыжим шелковистым волосам, накручивая отросшую прядь на палец. — Хочешь расчесать меня? — юноша смущенно приподнялся на локтях, растерянно указывая пальцем на свою фигуру. Оборотень молчаливо кивнул, смыкая веки, подаваясь вперед, ему навстречу. — Хорошо.

***

— Модди, стой, — он жался к нему, держал за плечи, водил по исцарапанным лопаткам чуть выше затянувшейся раны, куда угодила серебряная пуля. — Не надо, не уходи! — Луна полная, — он, как всегда немногословный, стоял, поникший, словно тень, растворяясь во мраке прихожей. Пугод боялся отпустить его, ему казалось, только он выпустит его из объятий — мужчина исчезнет без следа. — Они же тебя убьют! — он жался ближе к горячему телу, глядел искоса на то, как пальцы его меняют форму, медленно превращаясь в волчьи лапы. — Модди! — Зажги фонарь, — он насилу выпутался из цепких объятий. От вида чужих мокрых щек сжималось сердце, и холодным носом он стер бегущую по подбородку слезу. — И я вернусь.