Сборник драблов по МШ

Жираф застыл над ним, занеся кулак. Алые капли с его носа срываются, о белую толстовку разбиваются, словно мертвые птицы, шею пачкают, стекая вниз по щеке. Юноша дышит глубоко, гневно и устрашающе ровно. Так, что пьяный горячий поток до чужого лица добивает, щекочет кожу, треплет светлые короткие пряди на лбу. Жираф почти живой, когда злится, и особенно живой, когда плачет и пьет. Эта картина вызывает восторженный трепет в груди и воробьиную возню у Нео под ребрами. Сейчас Жираф сгиб белого крыла вдавливает в пол. Больно, но архангел потерпеть готов. Илия думает, что поймал его, что напугал. Ребенок. Они оба дети, если так подумать, обиженные и грустные, за живое крюками подцепленные. Юноша отчетливо улавливает, как напряженное, приготовившееся к порции боли тело под ним разжимается. У Нео на лице отвращение, кефирно-кислое. Поддельное. Он в глаза зеленые смотрит с вызовом, даже когда напарывается на черное лезвие зрачка, не теряется. Ему точно все это нравится. Он же добился, чего хотел. Вытащил всех его демонов на свет божий, выпотрошил и внутренности высосал. — Вмаж в ответ, давай, — окончательно размалывая на осколки чужую решительность, каблуком ее в пыль перетирая, Нео руки в стороны отбрасывает, с вызовом подставляя щеку. — Ну, чего? Ты же хотел! Вот оно. Жираф ушами дергает, в лице меняясь, его напускная решительность, как песок, зыбкая. Отвращение Нео хрупкое и трескается, словно лед. Из-под него садистский восторг виднеется. Илия на подгибающихся коленях поднимается, кажется, с досадой отплевывается, кровь небрежно вытирает рукавом, пол-лица изукрашивая алыми полосами, когда Нео в его бедра вцепляется. — А ну стой, — крылья звучно хлопают об пол, а потом о воздух, поднимая серую пыль и рассыпанную в ходе ссоры муку. Ангел оппонента укрывает, и Жираф теряется в вихре белых перьев, задыхается, в момент оказавшийся загнанным в угол. Щекой его прижимают к груди, так сильно, что он слышит чужое разогнавшееся сердце, удар или два. Окровавленным носом юноша о чужое солнечное сплетение бьется и гневно, озлобленно шипит. — Ты же поговорить хотел, куда намылился?! — Ты меня не слышишь, — Илия отмахивается, сжавшийся в волосах чужой кулак стряхивает и дальше рвется из клетки его рук, пугающе теплых. — Я тебя не понимаю! — Нео кричит только от того, что тешит надежду до Жирафа таки докричаться. А он — как далекий, мерцающий неясным огнем маяк. — Сказал, что мог, не дошло — твоя проблема, — Жираф у него на коленях дергается, вырывается не столько бешено, сколько с отчаянной паникой дикого испуганного животного. Ему кажется, что слишком близко, Нео кажется — недостаточно. Он толкает его в грудь, но ангел балансирует, и юноша сам на спину валится, силу не рассчитав. Нео его придерживает, помогая в спине прогнуться, следит, чтобы он затылком не стукнулся. — Отпусти, блядь! — Убери руки! — он отпинывается, назад отползая, но Нео этим пользуется, скользя меж резких взмахов, ловя его под коленями, к себе обратно подтягивая. — Разберемся — отпущу! — он на него накатывает, как белая клокочущая волна, меж бедер его встревает. Не дает капкану захлопнуться. Белые крылья разводит в стороны. Визуально размер рисует. — С собой разберись! — он замахивается и мажет. Может быть, даже специально. Нео хватает за запястье, чувствует, как гудят под пальцами чужие натянутые жилы. — Непроходимый идиот. Все мне ясно! — Нет, нихуя, туманно и пасмурно! — ангел падает на него, сминая протестующее тело всем весом. — Ты опять что-то там себе придумал, ни черта не объяснил и пытаешься благополучно свалить обижаться в свой угол! Вот все, что действительно ясно! — Пожалуйста, уймись, — архангел снижает тон, намеренно и явно. Он подобрался достаточно близко и не попробовать не может. — На минуту. Жирафа ощутимо простреливает в правое ухо. Кажется, Нео нечаянно и окончательно его убил, но пока грудь вздымается, нужно договорить. — В смысле, — архангел заминается на секунду, губу закусывая. Он не ожидал, что Жираф послушает, но, похоже, силы у него кончились. Он гневно, смиренно сопит и только. Отсутствие сопротивления выбивает из колеи. Ангел мысли в кучу собирает руками, лепит из них слова, словно комки из липкого теста. — Твое косноязычное застенчивое признание в любви я понял, пусть матов в нем было больше, чем слов. Он намеренно язвит и дразнится, глядя, как Жираф глаза отводит. Значит, ему не показалось, весь тот поток брани, вылившийся на него минутами ранее, действительно содержал в себе нечто столь чувственное. А он в ответ ударил. Не со зла, простая, чересчур небрежная попытка привести в чувства, может, даже защита, но это, должно быть, в два раза больней. Он смотрит, как Жираф себя понемногу собирает заново, промакивая подтекающий нос рукавом. — Только делать-то мне что? — ворох растерянности сыплется на голову, как снег, и медленно ее припорашивает, когда Нео начинает старательно вникать. — Да ничего, — Жираф злобно, раздосадовано дергает ногой, наконец, с себя его стряхивая, поднимается со скрипом. Убитый и воскресший. Обычное воскресенье, сказал бы он, но сегодня среда. — Ничего не нужно. — Стой, — Нео ловит за окровавленный рукав. Не брезгует. — Давай сначала залатаю, потом дуться пойдешь. Илия в ответ медленно моргает. Он соврал бы, что справится сам, но игра в гордого кончилась на третьем бокале, когда он решился выпалить архангелу все до последней капли, не выбирая изящных оборотов, так что мучиться в одиночку он больше не намерен. Мимолетное «извинения приняты» мелькает где-то меж изогнутых бровей. Он шмыгает носом и вроде даже как-то расслабляется, мнет грязный ковер под ногами утешительно. — А что делать, я придумаю, — задушено, едва слышно шепчет Нео.