Сборник драблов по МШ

На белой простыне мелькают смазанные цветные тени. Картинки. Деб дежурит у проектора с очень ответственным видом, розовощекий крепкий мальчишка в больших круглых очках с темными пластмассками вместо стекол. Майский воздух пахнет первым медом. Уже поздний вечер, тягучий и жаркий. Над головами проносится визгливая стая стрижей и, пересекая линию горизонта, теряется в темнеющем небе. Пленка кончается. Притихшие ребята, скучившиеся на пледах в траве, начинают неспешно собирать вещи, накидывают на плечи сумки, кофты вяжут на пояс. Их звонкие бойкие голоса от кино поугасли. Кто-то сонно трет глаза. Кто-то в темноте наступает на чьи-то болтающиеся шнурки. Юные тела падают и айкают, но никому нет до этого дела. — А пойдем сверчков ловить? — Альфедов тянет Джаста за рукав, вырывает его из дымки сна, и мальчишка хмурится, зябко зарываясь в колючий застиранный свитер. — Ну пожалуйста! Мне одному страшно, — предвидя отказ, плаксиво просит Альфедов. — А я завтра поделюсь с тобой печеньем. Демон дергает длинными заостренными ушками, блестит черными любопытными глазами, и Альфедов силится сдержать улыбку. У него получилось. Уговорить Джаста на что-нибудь такое всегда непросто, хотя, в конечном счете соглашаясь на затеи веселого белокурого Альфедова, он никогда не жалеет. Вот и сейчас он нехотя плетется за ним по тропе, усыпанной желтыми хвоинками, смотрит по сторонам и крутит в узелки белую метелку собственного хвоста. — Я подумал, оставь себе печенье, — мальчик прячет в ладонях розовеющие кончики ушей. Альфедов, в обнимку с банкой больше собственной головы, таращит на него черные глаза, полные удивления. Он не представляет, что в этой жизни может быть ценнее и лучше трех посахаренных хрустящих печенюшек с клубничным джемом к чаю на полдник. — Лучше дай мне свой фонарик на ночь. Белокурый мальчишка с облегчением выдыхает, а потом хохочет. Звонко, заливисто. Сверчки в кустах на миг затихают, а потом лес снова наполняется их сухим пронзительным стрекотом. — Чего смеешься? — Джаст дует губы, показательно отворачиваясь. — Да нет же! Я не над тобой! — Альфедов утирает щеки, перепачканные в сливках, виновато опускает взгляд и берет его за руку. — Читать будешь? — Буду, — Джаст многозначительно кивает. — Мама комиксы привезла. Хочешь со мной? — выуживая в чужих глазах искорку заинтересованности, предлагает он. — А нас не отругают? — лес вокруг них сгущается, и Альфедов боязливо тянет к нему руку. — Залезем под одеяло, никто не узнает, — он смотрит на белую круглую ладошку в своей руке. Они ровесники, обоим вот-вот должно стукнуть двенадцать, а руки у Джаста уже совсем не детские. Темнеют пластинки черных когтей, и первые грубые чешуйки покрывают поверхность костяшек. И зубы у него намного острей, чем у остальных ребят. Все совсем изменится, когда вырастут рога. Так сказали взрослые. И каждый день, просыпаясь, Джаст щупал лоб, в страхе найти там первые бугорки, зарождение его личного дьявола. Еще немного и его начнут сторониться, а потом бояться, как боятся большинства демонов его рода. — Эй, ты чего? — Альфедов будто считал мысли с поверхности его зрачков, заглянул внутрь, непозволительно глубоко, и заставил поежиться. Это Джаста в нем всегда удивляло. Ребяческая наивность и проницательность старого мудреца. — Чего? — Джаст хлопает глазами. — Такое выражение лица, будто думаешь о чем-то очень дурацком! — он машет сачком, как флагом. — И правда, о дурацком, — подтверждая его догадку, демон кивает. Большие круглые лампы у дорожки нагибаются и смотрят на них желтыми шляпами плафонов. В их свете бьются о стекло мелкие букашки и мохнатый неуклюжий мотылек. В куще малиновых ветвей у тропы на резном листе сидит серый сверчок, он медленно переставляет треугольные ноги и потряхивает брюшком, готовясь запеть. Альфедов дергает Джаста за рукав, переполненный восторгом. Дно банки устилается листьями и хвоей, первым, что попадает под руку. Мальчишка, вооружившись сачком, влезает в куст, стараясь не трясти ветки, но сачок цепляется за шипы, юркое насекомое выпрыгивает из-под сетки и пускается наутек. Все вокруг затихает, и никого не найти. Мальчик теряет жертву из вида и, разочарованно вздыхая, продирается обратно. Джаст помогает ему, раздвигая кусты. — Ну вот, все зря, — раздосадованный Альфедов стряхивает с себя налипшие на тонкую паутинку листочки. — Опять без улова останусь. А мы с Секби поспорили. — Ну почему сразу без улова, — Джаст показывает ему осторожно сомкнутый когтистый кулак. Альфедов, как заворожённый, молча подставляет банку в ожидании чуда и смотрит, как из раскрытой руки внутрь выпархивает большой мохнатый мотыль с пятнистыми крылышками. — Ух ты! И когда ты успел?! Еще и голыми руками! — Альфедов накрывает банку марлей, рассматривая мягкую сонную бабочку, бьющуюся внутри. От ее стука стекло слабо вибрирует, и мальчик водит по нему белыми пальцами. — Только отпусти его потом, — Джаст рассматривает мелкие чешуйки и пыльцу, оставшуюся от тонких крыльев на его пальцах. — Обязательно, — грея холодное стекло ладошками, Альфедов чему-то улыбается. — Не быть тебе страшным демоном, Джаст. — Почему? — мальчик удивленно хлопает глазами. — Я же всего на свете боюсь: больших жуков, воспитателей, темноты, — без толики смущения объясняет он, загибая мягкие белые пальцы. — Высоты, громких петард, и еще звать девочек гулять. А тебя вот не боюсь. — Значит, ты не страшный, — с видом ученого эксперта, заявляет мальчишка. — А взрослые просто глупые. Как вообще можно бояться того, кто так заботится о простом мотыльке? — Страшный, — Джасту хочется смеяться, и он печально улыбается. Тропа свивается в кольцо и уже ведет их обратно к лагерю, где копошится их отряд. — Просто ты еще не научился бояться меня. — Ерунда какая-то. Зачем же мне учиться бояться своих друзей? — довольный, он обнимает банку с мотыльком одной рукой, а второй беззаботно тянет Джаста за собой. Джаст в ответ молчит, рассматривая его белую круглую ладошку в своей когтистой руке. Он знает, что рано или поздно многое изменится. Многое, но не все.