Сборник драблов по МШ

— Алф, ну хватит, идем, — Джаст пытается проявить твердость, но голос у него дрожит, ни то от холода, ни то от тоски, сжимающей сердце. Альфедов не реагирует, только незаметно смаргивает крохотные слезы — льдинки. Порывистый ветер задувает в запахнутый плащ, сыплет снег за шиворот. Небо от бури пепельно-серое. Кажется, от адского воя оно вот-вот разорвется на части. — Я помню, как влюбился в это место, — тихо бормочет юноша. Его белая кожа огрубела, покрывшись ледяной корочкой, и Джаст чувствует легкую резь в пальцах, когда крепче сжимает его руку. — Мы высадились, я немного прошелся по болоту… Он звучно и высоко всхлипывает. Слезы, замерзающие прямо на белых невидимых ресницах, мешают ему смотреть, и он небрежно вытирает их о предплечье. — Потом мы зашли в пещерку, — Джаст продолжает эту скорбную песню за него. Он изо всех сил старается показать, что разделяет с ним эту утрату, что он здесь, чтобы поддержать его. — Помню, как я возводил маяк на этом берегу. — А помнишь, как мы сжигали здесь лес? Сжигали, а потом вновь высаживали, — он смеется, хрипло и тепло. И от этого смеха Альфедов, кажется, немного оживает. Джаст так редко смеется. А сейчас, в суете, перед срочным отбытием и вовсе забыл, как улыбаться. — Как нашли табличку Обси и узнали, что у нас будет сосед, — Альфедов качается на тонких ногах, ветер хочет сбить его на землю, и Джаст подставляет ему свое плечо, ежась от цепкого, ползущего по коже мороза. — Не надо, я холодный. За их спинами, на хлипком причале догорают дымные костры. Когда-то этот причал покачивался в стоячей болотной воде и задорно поскрипывал от столкновения с крохотными лодочками. Теперь он намертво вмерз в окруживший его лед и рыхлую грязь. Под снегом уснули звонкоголосые лягушки. Когда от холода они торопливо забивались в свои сырые норки, еще не знали, что больше не проснутся. Разлапистые мангры укрылись снегом так быстро, что не успели даже пожелтеть. Их листва казалась совсем свежей, вчера все болото только начинало цвести, предвещая душный от сырости воздух и пыльцу, сегодня уже было мертвым. — Боюсь, у нас больше нет времени, — Джаст высвободил руку, и юноша, охнув, застыл, словно ледяная статуя. Пальцы демона чернели от холода, кажущиеся уже совсем неживыми. Альфедов кротко кивнул. Глаза от страха и горя сделались сероватыми, как у слепого, будто их затянуло серебряным бельмом. Последний раз окидывая затуманенным взглядом родной берег, он ступил с причала на окрепший лед. Назад дороги больше не было, плотная стена метели отрезала их от дома и грозно ползла дальше, царапая кожу дыханием морозной пасти. Джаст опустился к затухающему костру и выцепил оттуда последнюю искру пламени. Пальцев он уже давно не чувствовал, но они со скрипом еще подчинялись его воле. Зажег факел и отвернулся. Маленький хрупкий Альфедов был сильнее него. Демону не хватило сил проводить их пристанище в последний путь, Альфедов еще смотрел. Туда, где когда-то стояла их родная нора. Гнездо, сырое, теплое, выстланное мхом. Место, с которого все началось. Теперь оно рассыпалось обледеневшими корками, и метель с жадным лязгом проглотила его остатки. — Пойдем, — юноша прошел мимо, как белая тень, уцепив его за полу рукава. — Пока тропы не замело. Альцест и остальные наверное уже отправились на наши поиски.