What Am I Gonna Do, Not Grab Your Wrist?

Уэнсдей быстро провалилась в сон, в то время как Инид не чувствует и намёка на усталость. Винить свою готичную подругу в этом она и не думает — она по опыту знает, что лечебное зелье, которое медсёстры варят в медпункте весьма сильнодействующее, но оно ещё и имеет тенденцию вызывать сильную сонливость. Этот факт, вкупе со словами Аддамс о том, что она не спала прошлой ночью, значит, что, когда та засыпала, Инид ворочалась, вертелась в кровати. Её волчьи уши улавливали то, как дыхание Уэнсдей постепенно выравнивалось, как сердце постепенно замедляло свой ритм. Инид выбирается из кровати и принимается бродить по линии, разделяющей комнату на разноцветную и монохромную половины. Чёрного скотча на полу больше нет, но волчица всеми силами старается, несмотря на отсутствие полосы, уважать дух этой границы. Более того, каждый круг, что она проходит, подводит её всё ближе и ближе к спящей Уэнсдей. Её волк желает патрулировать, стеречь, и она не может его остановить после того, как весь вечер держала его на привязи. Пока её босые ноги меряют шагами холодный дощатый пол, в сознании роятся сотни мыслей. Вещь какое-то время наблюдает за ней, но вскоре в дрёму впадает и он. Наблюдать за ней всё равно, что считать овец, точнее волков, и через некоторое время он сворачивается в комок на подушке. Временами он ворочается, пытаясь принять более удобную позу, но не просыпается. Её мысли захватывают слова Бьянки, более язвительная её часть задумывается о том, использовала ли сирена свои способности, чтобы настолько сильно её выбесить. Но она понимает, что это дурные мысли. Бьянка ни разу не задира, которой сама Инид её всегда считала, по крайней мере больше не задира. Да и вряд ли бы сирена так поступила, особенно учитывая, что Уэнсдей могла бы быстро об этом узнать. Так на самом ли деле её внутренний волк решил, что Уэнсдей — её партнёр? Это вообще возможно, учитывая, что у них сугубо дружеский уровень отношений? Что ещё хуже, не сделала ли она чего-то, что эти мысли и породило? Инид и в самом деле очень любвеобильная, но она так ведёт себя со всеми друзьями. Обнимашки дарят комфорт и удовольствие, она обожает крепко обвивать кого-нибудь руками, или даже слегка склоняться и обнимать сбоку, когда открывается такая возможность. Она часто играется с волосами друзей, либо заплетая их в маленькие косички, либо просто мягко прочёсывая их пальцами. Это так отвлекает, иногда она не может себя остановить. Ей нравится держаться за руки, даже держаться за одни только мизинчики, гуляя с кем-нибудь, нравится сидеть рядышком — это даёт ей ощущение привязанности. По этой же причине она может положить ладонь на руку, на плечо или даже на лицо любому собеседнику, просто для того, чтобы держать под контролем своё легковозбудимое сознание. Она всегда хотела делать всё это и с Уэнсдей, но чаще всего сдерживалась из уважения к отстранённости Аддамс относительно любого вида касаний. Так что можно сказать, что Инид проявляла любви к Уэнсдей не больше, чем к кому-либо другому. И всё же. Инид осознаёт, что перестала расшагивать, остановившись у ног кровати своей соседки и наблюдая за тем, как от дыхания вздымается и опускается её грудь. Вверх, затем вниз. В затылке неприятно заколол страх. Кажется, наблюдать за столь простым действием дольше она не может — не сейчас, когда у её преследователя намерения могут быть куда более смертоносными, чем считает Уэнсдей. До неё доходит, что, может, ей не стоит стоять над душой спящей соседки, будто она сама по себе является ненормальным преследователем. Покраснев, она отходит к окну, выглядывает на балкон и пейзаж внизу, проверяя всё на наличие угрозы. Снаружи ни души, и сколько бы она ни пялилась во мрак, тени остаются лишь безобидными тенями. Инид вздыхает и поднимает глаза. Она до жути чётко понимает, что завтра будет полнолуние. Ей придётся сбежать на время в лес вместе с братией оборотней, лишь бы никому не причинить вреда. Но… кто тогда останется для защиты Уэнсдей? Волчица вновь начинает бродить. Это совсем дурная мысль — она осознаёт это даже будучи в состоянии, которое обволакивает её сейчас. Пусть Уэнсдей до чёртиков мала, она может постоять за себя больше, чем кто-либо другой из знакомых ей. За время пребывания в Неверморе она доказала, что ей нипочём ни монстры, ни задиры. Но внутренний волк Инид ни капли не хочет, чтобы она вновь доказывала это. Её волк хочет быть преградой для любого, кто посмеет поднять на неё нож. Она замирает, ловя себя на мысли: «Как сделал бы любой лучший друг». Ей нужно отвлечься — все эти мысли ей сейчас явно не на руку. Не мешает заставить себя переключить свою одержимость на что-нибудь другое. Инид подходит к компьютеру, в голове раз за разом проносится конфликт с Аяксом на ужине. С чего вдруг она начала так часто думать об этом? Неужто она ненавидит себя? Или ненавидит то, что Аякс смог задеть её своими сбивчивыми оправданиями? Не задумываясь над причиной, она открывает сайт академии и принимается перелистывать фотографии студентов этого года. В списке была только одна Трейси, и что ещё хуже — она не была той блондинкой, которую она видела на танцах. Она была горгоной, абсолютно прекрасной горгоной со смуглой кожей и карими глазами. В них сияла искорка, которая будто говорила, что Трейси знает, насколько она хороша. Инид очень хочет ненавидеть её, но не может. Себя она ненавидит куда больше. Сколько вообще девушек цеплял Аякс за спиной Инид? Она и подумать не могла, что он на это способен, но… Она вспоминает их первое неудачное свидание. Он кинул её, сказал, что случайно окаменил сам себя и был слишком смущён, чтобы признаться. После этого, кстати, он даже не пытался поговорить с ней. И позвал на Вороний бал кого-то другого. Она связывала всё это с его предположительным смущением. Она была готова, она так отчаянно верила, что после того, как Лукас соврал ей, кто-то захочет быть с ней. У неё не было мысли о том, чтобы задуматься. Так в чём тогда причина — его новоявленная популярность, или он всё это время лишь играл ею? Инид захлопывает ноутбук и еле подавляет всхлип. Заскочив в ванную, она старается глубоко дышать, омывает лицо холодной водой. И пялится в своё жалкое отражение. Что в ней такого, что заставляет каждого, кто с ней встречается, использовать её? Неужели на всём белом свете нет никого, кто хотел бы быть с ней просто потому что она — это она? Ей отчаянно хочется свернуться в клубочек и заплакать. В сердце так неприятно колет, ей всего-то хочется… На полпути к кровати Уэнсдей она замирает и осознаёт, куда её несут ноги. Оглянувшись на свою тёплую, яркую кровать, манящую к себе, она возвращает взгляд на мрачный угол Уэнсдей. Даже не думай об этом. Она вновь начинает бродить. В надежде отвлечься от этого роя одновременно болезненных и заманчивых мыслей, она принимается практиковаться в трансформации отдельных частей себя. Когти вытягиваются с лёгкостью — она контролирует их сколько себя помнит. Клыки требуют куда большей концентрации, и после трансформации челюсть болезненно саднит. Они часто меняются, когда она этого даже не хочет, это зависит от уровня её ярости, но она хочет контролировать их. Когда дело доходит до ушей, она решает проверить, насколько улучшится её слух, прежде чем они станут слишком острыми или покроются шерстью. Такой же эксперимент она проводит с носом и обонянием. Заставить глаза поддаваться она не может, только если не пытается разглядеть Уэнсдей во мраке ночи. Она винит в этом то, насколько сильно она изматывает саму себя этой тренировкой. Тело чувствует усталость и боль, пусть даже её сознание продолжает бегать кругами. Она приходит к компромиссу, который будет отвечать требованиям к комфорту своей соседки и капризам внутреннего волка. Она усаживается на пол, вытягивает ноги, облокачиваясь спиной об спинку кровати Уэнсдей, после чего достаёт телефон. Сообщения от Аякса сразу же игнорируются, она задумывается над тем, чтобы заблокировать его номер. Затем она открывает приватную вкладку в мобильном браузере. Её чересчур смущает мысль о том, что кто-либо может обнаружить то, что она хочет проверить, но лучше так, чем подвергать себя ещё большему позору и идти в библиотеку за книгами. Там её невежество и замешательство были бы очевидны любому, кто наткнулся бы на неё. Она засыпает прямо там, сидя на полу со склонённой в сторону двери головой. Лёгкое сочетание запахов мёда, цветов, кожи и чернил, которое источает Уэнсдей, убаюкивает её не хуже колыбельной.

***

Уэнсдей просыпается в привычное для неё время — до того, как солнце озарит собой мир и наполнит его ненавистными красками. Она поворачивается на бок и оглядывается на кровать соседки. Пусто. Паника заставляет её подскочить, краем глаза она замечает копну блондинистых волос с розовыми и голубыми локонами, торчащую между прутьями спинки её кровати. Уэнсдей выскальзывает из-под своего пледа и аккуратно обходит кровать, дабы взглянуть на спящую волчицу. Её ноги раскинуты для равновесия, руки лежат на коленях, телефон валяется в стороне. Пока Аддамс смотрит на неё в попытках понять, как та оказалась на полу, Инид содрогается, по её оголённым рукам пробегают мурашки. Ворона хмурится. Затем, едва успевая остановить себя, она присаживается, обвивает одной рукой плечи девушки, а другой подхватывает её под колени. Ей удаётся без лишнего труда поднять её — в прошлом ей доводилось помогать своему дяде таскать трупы куда больше размером, однако что-то ей подсказывает, что донести её через всю комнату до другой кровати вряд ли получится. «Лгунья», шепчет предательский голос, пока она укладывает Инид на свою кровать и накрывает чёрным пледом по самый подбородок. Она с осторожностью смахивает её волосы назад, как и предыдущим утром, и с удовлетворением наблюдает, как от её прикосновения Синклейр расслабляется, мурашки постепенно пропадают, а сама Инид мягко сопит. Аддамс поворачивается и тычком будит Вещь. Она подносит палец к губам, когда рука резко подскакивает. Кошмар приснился? — дразнит она его. — Я нашла её на полу, — она указывает на спящую соседку. — Разбуди её к концу первого занятия, чтобы она успела на второе, хорошо? — Если разбудить её позже, то волчица будет ею крайне недовольна. Вещь сонно соглашается, после чего снова сворачивается и засыпает. Разобравшись с проявлением заботы, Уэнсдей может сфокусироваться на других вещах. У неё уже есть некоторые задатки нового плана, но нет понятия, чего от неё хочет её сталкер помимо того, чтобы заставить её сделать первый шаг. Ладно, раз так, то сделает она это в своём духе — с точным расчётом, чтобы заставить своего оппонента оступиться и выиграть преимущество. Ей нужно убедить преследователя в том, что её приоритеты расставлены совсем не так, как он считает, причём сделать это так, чтобы не было риска для Инид. Её не покидает то видение с волчицей и тем ножом. Последний раз взглянув на мирно спящую соседку, она начинает продумывать способы защитить Пагсли. Нужно сделать это так, чтобы показать, что она в самом деле заботится о своём младшем брате, но вряд ли возвращение домой в убийственной ярости поможет. К тому же, так она оставит Инид в Неверморе одну, без защиты. Уэнсдей направляется к ноутбуку Инид и открывает его. Та показывала ей раньше, как им пользоваться, пусть сама Аддамс и предпочитала избегать возможности прибегнуть к нему. Чего, однако, Синклейр не сделала — это не сказала ей пароля от него. Она пялится на пустое поле ввода, мигающая палочка на нём словно дразнит её. Раздражённый стук пальцами по столу будит Вещь — и тот с недовольством взбирается на стол, дабы проверить, во что на этот раз ввязывается его подруга. — Пароль, как я понимаю, ты не знаешь, да? — шепчет она, одаривая его тяжёлым взглядом. — Так и думала. Он подползает к сенсорной панели под клавиатурой и тащит курсор мыши к знаку вопроса с края поля. «Подсказка», — поясняет он. Уэнсдей нажимает на знак. Какой мой любимый цвет :р — Ты издеваешься? — мягко ворчит она. Она окидывает взглядом половину комнаты, обжитую Инид, и, как и в первое своё прибытие сюда, она видит зрелище, которое напоминает радужную рвоту. Каким-то образом её половина сочетала в себе всевозможные цвета, и выделить отдельный цвет, появляющийся больше других, она не может. Уэнсдей вновь смотрит на Вещь. — Идеи есть? Он поднимает два пальца, будто пожимая плечами. — Я сомневаюсь в этом, — фыркает она и вводит «Чёрный». На экране появляется рабочий стол. — Поверить не могу, что это подошло. Кто бы мог подумать? Внутри по непонятной ей причине начинает разливаться приятное тепло, но отвлекаться нельзя. Она заставляет себя переключить своё внимание на экран ноутбука. На её радость окно браузера уже открыто. Когда она уже было собралась открыть новую вкладку, её взгляд упал на уже открытые её соседкой. Одна из этих вкладок — это список студентов и куча их фотографий с фальшивыми улыбками и вынужденными позами, принятыми для фото. В самом центре экрана она видит имя Трейси. — Трейси, — бормочет она. — Аякс вчера упоминал это имя, — говорит она Вещи, который, внезапно, начинает проявлять куда больше интереса к занятию Уэнсдей. — Девушка, которая ничего не значит. «Не много ли он её защищает?», — спрашивает Вещь. — Может и много, — она склоняет голову. — Он со многими братался на танцах, но я не видела, чтобы он подходил к ней, пока игнорировал свою пару. Она предполагала — судя по всему, ложно — что он имел в виду девушку, которой лез в глотку языком на Вороньем балу, но та девушка была бледной, с платиново-блондинистыми волосами, длиной ниже плеч. Эта Трейси — темнокожая горгона, улыбка которой граничит между уверенностью и самоуверенностью, если по улыбке вообще можно что-то сказать. — Ты у нас был очень популярным мальчиком, да, Аякс? — ей приходится загнать свою ненависть в дальний угол, чтобы вернуться к ней позже. Она открывает новую вкладку и возвращается к своей первостепенной задаче. Охотник и дрессировщик волков ведёт собственный сайт, и к её радости, он принимает кредитные карты. Перебросившись десятками сообщений с ним, её родители беднеют на пять тысяч долларов буквально двадцать минут спустя. Но она знает, что они поймут её. И очень скоро её братец получит себе нового питомца — она заплатила немного сверху, чтобы доставить его как можно скорее. Она более чем уверена, что этот питомец будет защищать его ценой её жизни. В конце концов куда честнее, если у её младшего брата будет собственный волк. Позаботившись о безопасности своего брата, она закрывает вкладку и захлопывает ноутбук. Теперь в её забитом мыслями мозгу куда больше места для других, более мрачных планов, которые она продумывает, пока собирается. После чистки зубов, плетения кос и переодевания в чистую форму она останавливается посреди комнаты и оглядывается на спящую Инид. Она вертит маленький кусочек мрамора между пальцами. Солнце едва выглядывает из-за горизонта, до занятий ещё несколько часов. Обычно это время она тратит на написание своего романа, занятия с виолончелью, медитацию или практику в кэмпо в зависимости от того, сколько стимуляции нужно её мозгу для того, чтобы решить задачу. Но она в тупике. Она не хочет делать ничего, что потревожило бы свернувшуюся калачиком спящую волчицу на её кровати. Но и оставлять её в одиночестве она без особого повода не хочет. Уэнсдей также понимает, что отклонение от своего расписания ради необъяснимого стремления защитить Инид только покажет её преследователю, что Синклейр — её слабость. Если ей и нужно отвлечься от ежедневной рутины, то нужно отвлечься на то, что принесёт ей пользу. «Я присмотрю за ней», — обещает ей Вещь. «И да, я разбужу её до второго занятия». Даже несмотря на его слова, Уэнсдей проверяет, что окно накрепко закрыто, после чего закрывает за собой дверь и для надёжности поворачивает в ней ключ. Обычно она к таким мерам предосторожности не прибегает — она уходит и возвращается в любой час ночи, и терпеть не может то, с каким скрежетом замок открывается. Но она надеется, что такой скрип выиграет Инид немного времени, чтобы среагировать. Уэнсдей семенит по школьным коридорам, направляясь туда, куда обычно ей нет причин ходить. Некоторые планы, над которыми она работала, продвинутся после её похода, но у неё внезапно возникло желание использовать некоторые инструменты из широкого ассортимента, который академии предоставили богатые выпускники. Она входит в пещеристую мастерскую и принимается старательно искать и собирать всё то, что может понадобиться ей в работе, после чего вываливает собранное на стол возле кузницы, в которой горел слабый огонь. Аддамс открывает для себя, что ей нравится тихая работа. Нравится нагревать металл и оперировать им, подчинять его себе. Несмотря на то, часть её творческого таланта составляет богатый словарный запас, писательский опыт и музыкальные умения, она более чем довольна тем, каким получается кулон. Ксавье появляется в мастерской и, как всегда, обнаруживает в ней Уэнсдей. В это время она заканчивает добавлять детали на маленькие коготки. — Что ты здесь делаешь? — с полуулыбкой спрашивает он, вываливая содержимое своей сумки на соседний рабочий стол. — Тебе не нравится, что я без разрешения пришла в мастерскую и заняла твоё место? — она вскидывает бровь, не сводя взгляда с блестящего белого золота. — Вообще-то я даже приятно удивлён, — в его голосе слышится улыбка. — Приятно знать, что у тебя есть увлечения, которые не затрагивают убийство или хаос. — Конец моей репутации, — вздыхает она. — Не беспокойся, я никому не скажу. Они работают бок о бок в компанейской тишине. Уэнсдей эта тишина кажется довольно приятной. Обычно он старается втянуть её в разговор, но здесь, за рабочим местом, он, как и она, ведёт себя тихо. Но выглядывая в одно из огромных окон, окружающих помещение, она решает, что так дело не пойдёт. — Что ты делаешь здесь так рано? — спрашивает она, стараясь хоть раз в жизни звучать спокойно, но слова всё равно вылетают резче, чем она хотела бы. С Инид быть спокойнее всегда проще, но она знает, что оттачивание навыка разговоров с волчицей затребовало немало времени. Он фыркает и поднимает большой блокнот для зарисовок. — Нынешний навык рисования я бы не приобрёл, если бы не практиковался при каждой доступной возможности. А ты? — он отводит взгляд на блокнот перед собой, но слегка отклонённая в сторону голова парня показывает, что на рисовании он уже не так сфокусирован. Она поднимает перед его глазами цепочку из белого золота, вороний коготь на которой опоясывает гладкий кусок мрамора, пронизанный розовыми и голубыми линиями. Цепочка выкована так, что если обвить её вокруг запястья, то кулон будет лежать в её ладони. Так она сможет держать его и не бояться потерять. Ксавье низко присвистывает. — Неплохо. Как долго ты его делала? Она пожимает плечами, берёт губку для полировки и продолжает протирать изделие. — Около двух часов. Торп коротко смеётся. — Да конечно, так я тебе и поверил, — он качает головой и возвращается к рисунку, но лёгкая улыбка не покидает его лица. Они ещё некоторое время работают вместе, после чего раздаётся звонок, призывающий к завтраку. Ксавье вздыхает и убирает блокнот в сумку. Затем он помогает Уэнсдей убрать на место все инструменты. На завтрак они приходят вместе, Уэнсдей позволяет ему разговаривать, даже стараясь слушать его рассказы о кружке лучников, о том, что там нужны новые члены и для чего он существует. Она более чем довольна собой — ей кажется, что ей удалось в нужные моменты показывать нужные выражения лица и хмыкать в нужное время. Её опасения подтверждаются после окончания трапезы — они расходятся в разные стороны на первое занятие. Он нагоняет её и касается её локтя. Уэнсдей еле сдерживается от того, чтобы выдернуть руку, и вместо этого поворачивается к нему. — Ты не хотела бы… не знаю… мне очень понравилось разговаривать с тобой утром, — он нервно чешет затылок. — Ты не хотела бы провести немного времени вечером? Я имею в виду со мной. Это просто идеально для её плана. Она хочет согласиться, даже открывает рот, чтобы согласиться без единого сомнения, но не может. Она не может вымолвить этих слов. То же самое было, когда он пригласил её на Вороний бал — её слова писком застряли в горле. Ксавье облизывает губы и на долю секунды задумывается о чём-то своём. — В качестве друзей? — вновь пробует он. Узел, тесно сплетённый в груди Уэнсдей, ослабевает, и она с трудом кивает. — Да, я бы не отказалась. Времяпрепровождение в качестве друзей звучит неплохо. Таким образом она вдвойне покажет преследователю, что проводит куда больше времени с кем-то, кто не является Инид, и при этом не почувствует вины за то, что каким-либо образом предаёт её. — Круто, — кивает он, отшатываясь с глуповатой улыбкой на лице. — Я, эм, выловлю тебя за обедом, ладно? «Чудесно», — мысленно ворчит Уэнсдей, идя своей дорогой. «Он подумает, что я хочу быть больше, чем друзьями. В очередной раз». Она уже видела, как он обрадовался её ответу, он совершенно точно не сдержит своего обещания насчёт друзей. Чувства, оказывается, такая запутанная штука. Именно так она о них всегда и думала.