Таинственный незнакомец

      Сентябрь промозгло заканчивался. Золотые листья уже заполонили парки и на Париж нахлынули прохладные дожди. Театр погрузился в меланхолию.       Вместе с погодой угасал запал всей труппы — в начале подготовки к гастролям все были взвинчены, трудились не покладая рук, прибегая на прогоны в любом состоянии. Сейчас же всё приелось, первый ажиотаж схлынул, замещаясь в душе артистов тягомотной, долгой рутиной.       Кристина, находящаяся в постоянном стрессе и метании, скинула пару кило и потеряла здоровый румянец. Однако каждую репетицию она старалась как никогда. Конечно это всё ещё было подкреплено нездоровой надеждой. Пару раз Кристин специально срывала свои партии и фальшивила чтобы нарваться на гнев призрака, но игнорирование не закончилось — Эрика не было, и девушка вернулась к работе более старательно, чтобы не подводить труппу.       Осень тянула всех в свои сети, не оставляя попыток продуть и подкинуть простуды. Балерины шмыгали носиками, разминаясь, а некоторые уже слегли с температурой. Но мы же знаем — неявку на репетицию можно было оправдать чудовищным жаром или смертью. Мадам Жири строго подходила ко всем перфомансам, а здесь она особенно старалась, иногда отлучаясь на время, чтобы проверить театр.       В сердце Эрика тем временем пела весна. Удивительно, что с такими перепадами настроения он не превратился в цветочную фею. Букеты для Реннет, небольшие подарки и конфеты регулярно отправлялись в точку назначения. Малыш Жеан был счастлив и стоял у театра по утрам, ёжась от холода, в надежде получить очередное поручение от таинственного господина.       Учительница была не менее увлечена своим уже не незнакомцем, и теперь их переписка начинала меняться — громкие слова о любви, томные вздохи и признания перемешивались с вопросами о литературе, истории и музыке. Они начинали узнавать друг друга, искали новые грани. Реннет иногда писала о проделках и успехах своих учеников, о жизни в простой квартирке и вредной соседке — и Эрик упивался этими строками рутинной, провинциальной жизни. Он не чувствовал себя настолько одиноко, когда читал об улочках Парижа, выпечке, которую любит девушка и музыкантах на площади Трокадеро. К последнему он относился с сомнением, как человек, наделённый музыкальным талантом и слухом. Хотелось бы и ему делиться с ней чем-то столь же обыденным — но писать о мрачных и сырых подвалах оперы не хотелось. Тем более, выдавать свою личность не стоило.       Иногда вечерами Эрик садился за инструмент, часами подбирая мелодию и лирику. Его новое произведение, наполненное теплотой и трепетом — возникало на листах. Медленно, кропотливо, бесконечно переправляемый рукой маэстро шедевр обретал свои краски. Но мужчина сделал ещё кое-что.       На уже безликом манекене красовалась основа карнавального платья. Вокруг были закреплены наброски — наряды разных фасонов, но непременно одного цвета — красного. Реннет шёл этот цвет — отсвечивая, он придавал её нежной коже оттенок персика, а алые губы эффектно выделялись в сочетании с нарядом. Зимний бал был не за горами, и Эрик вознамерился во что бы то ни стало встретиться там со своей возлюбленной. Он уже раздобыл новую пару красных перчаток, на этот раз из красного бархата — украшенных камнями.       Мужчина был так увлечён, что совершенно забыл о делах в опере. Иногда он всё же смотрел на репетиции. Но сейчас он был не просто наблюдателем — тенью, которая не подаёт признаков своего присутствия. Ему не хотелось провоцировать Кристин — он пару раз слышал её арии, внутренне содрагаясь и чувствуя горечь внутри. Ему нужно было продолжать держаться от неё подальше, чтобы залечить раны. Он уходил с головой в работу, бродил по театру, часами перечитывал письма и предавался мечтам — чтобы уйти от такой суровой, сложной реальности. Так было легче. Мадмуазель Дае скоро станет графиней де Шаньи, и уедет на гастроли в Венецию. Там она сможет подписать ещё несколько контрактов, которые откроют ей двери в высший свет, во все театры мира. Малышка Кристина, дочь скрипача, на такое не способна. А оперная певица и жена состоятельного графа — да.       Дистанцирование действительно шло на пользу — хоть призрак и мучился, слыша её голос, но теперь не испытывал таких жёстких психопатических перепадов, которые туманили разум. Он максимально переключился на свою новую веточку жизни, которая приносила крупицу радости. ***       Вечер начала октября не отличался ничем особенным. Эрик оторвался от орга́на и размял затёкшую шею. Взял перо и сделал несколько правок в нотных листах. Наиграл мелодию повторно и, довольно хмыкнув, вышел из-за инструмента. На часах было 8.20. Если всё было как обычно, конверт уже лежал в пятой ложе. В приподнятом настроении Эрик одел маску, пригладил волосы, надел плащ и пошёл в сторону озера.       Общие репетиции обычно заканчивались поздно, кроме вторника и четверга — в этот день уже в 7.30 артисты разбредались по комнатам — учить слова, повторять арии и готовиться к прогонам. Некоторые уходили в аудитории наверху, чтобы прогнать и вычистить сцены. Отдельным артистам назначались примерки, — швеи снимали мерки, кроили, подгоняли костюмы. Работа кипела.       Вторая часть труппы активно давала спектакли. Ложу номер 5 всегда оставляли пустой, несмотря на отсутствие угроз в последнее время. Всё шло настолько хорошо, что директора боялись спугнуть удачу.       Эрик проверил коридоры и убедившись, что никого нет, прошмыгнул к пятой ложе. Он открыл дверь своим ключом и зашёл на балкончик. Спектакль был в разгаре, и сегодня давали «Mam'zelle Moucheron» — которая пользовалась успехом с весны. Эрик спокойно относился к данному произведению, не добавив его в список любимых. Внутри ложи, на табурете за занавесом сидела Мадам Жири. Стул она отодвинула вглубь, чтобы её присутствия нельзя было заметить со сцены. Для ложи на другой стороне она оказывалась в тени настолько, что разглядывать не имело смысла. Призрак удивился такому раскладу. Он аккуратно подошёл к мадам и сел рядом.       — Мадам Жири?       — Месье.       — Что-то случилось?       — Да, мне нужно с вами поговорить. Это касается Кристины.       По спине пробежали мурашки. Боясь представить худшее, он поторопил:       — Говорите же.       — Я отослала её в квартирку Нотр-Дам дес Виктор, на попечение мадам Валериус. Ей нездоровится. Она. Я… — женщина заморгала, пытаясь удержать слёзы. Несмотря на всю свою строгость и холодность, за своих воспитанниц она была горой, и переживала как за своих детей. Призрак протянул ей платок из нагрудного кармана. Она промокнула глаза и продолжила.       — Врач сказал, что на нервной почве она потеряла голос.       Эрик слушал внимательно, не отрывая взгляда от лица женщины. Внутри всё похолодело.       — Но я знаю, Эрик, это не так, — зашептала она, наклоняясь ближе, — в последнее время Карлотта была дружелюбна и мила, а крошка Кристин была совсем не своя.       Эрик стыдливо отвёл глаза.       — Она стала невнимательной, мало ела и много репетировала. Пару дней назад она перенервничала у пианино, прервав арию на середине. Я дала ей перерыв, и она отошла. Когда я нашла её, она говорила с Карлоттой. Та улыбалась во все зубы, держала её за руку. Бедная Кристин! Она забыла о всех гадостях, которые сделала эта женщина. Уходя, Карлотта засунула в корсет свою небольшую фляжку, в которой она обычно носит бальзам для поддержки голоса. Тогда я не придала этому значения, а сейчас понимаю…       — Она отравила её!       — Скорее всего, месье. Я не знаю, что было во фляге, но вернувшись к арии, Кристина замолкла на распеве. Голос надломился и пропал насовсем. Испугавшись, она лишилась чувств.       Эрик вскочил. Нельзя было оставлять Кристин без присмотра! Он ушёл, погружённый в свои заботы, и его кроткого ангела настигло возмездие. Где был чёртов Рауль, когда это случилось? Он готов был рвать и метать, когда вдруг задумался, останавливая свой гнев и пытаясь сосредоточиться.       — Но зачем? Кристин уезжает, она остаётся ведущей певицей, не этого ли она хотела?       — Эрик, вы не понимаете. Гастроли слишком важны, чтобы отменять их, осталось всего два месяца. Никто не надеялся на запасной состав, но всё же…       — Если Кристин не будет, Карлотта поедет вместо неё! — осенило мужчину.       — Да. Директора могут заткнуть дыры здесь небольшими спектаклями, или увеличить количество показов балета, но не будут отменять гастроли, за которые уже сулят огромные гонорары. Карлотта хочет сместить Кристин, и у неё это почти получилось.        Эрик подошёл ближе к перилам балкона, оставаясь в тени тяжёлого бархатного занавеса. Итальянская певичка как раз была на сцене, исполняя одну из главных ролей в новой постановке. Её акцент резал по ушам, а завывания заставили бы оглохнуть любого неискушённого зрителя.        — Когда её репетиция?        — Сегодня вечером после спектакля, месье. У них прогон сразу в костюмах. Но я бы не советовала вам. — начала было она, но осеклась. Призрак гневно вышел из ложи, хлопнув дверью.        — Но месье, письмо… — она достала из ридикюля белый прямоугольник, подписанный красивыми завитушками «для ПО». Растерянная, она сунула его обратно в сумку и вышла из ложи.

***

       Такой забытый, необузданный и всепоглощающий гнев. Волна разрывала изнутри, отяжеляя шаги, заставляя кулаки сжиматься, а зубы скрипеть. Было и ещё одно чувство. Интересное, кровожадное. Жажда убить.       Эта жаба пожалеет о том, что сотворила. Как она посмела открыть свой поганый рот рядом с Кристин? Неужели забыла, каково это — квакать, когда на тебя смотрит вся Парижская знать? Каково быть придавленной задником, который чудом упал на полметра ниже головы? Шутки кончились, тварь. На этот раз ты просто так не отделаешься.       Эрик зашел в застенки, пробираясь к служебному коридору. Выйдя через секретный люк, он огляделся. В голове начал назревать план.       Верёвка? Кандалы? Нож? Может, пара гвоздей в туфлях для начала? Он усмехнулся, глаза его сверкнули в темноте, а лицо озарила кровожадная безумная улыбка.       Пришёл план получше. И если она выживет — ей же хуже.