Уникальный случай

      Привычный к ранним пробуждениям по работе организм всегда поднимал Сеченова с утра по внутренним часам, будь то будний день или, как сегодня, выходной, но на этот раз дело было явно не в них и даже не в ласковом прикосновении к лицу лучиков только-только очнувшегося ото сна вместе с ним солнца. А во влажном, до дрожи приятном ощущении между ног и жаре, что вместе с удовольствием разлился из этой точки вверх по всему его телу. Дмитрий опустил взгляд из-под полуприкрытых спросонья век, дабы найти причину столь приятных ощущений, и его губы сами собой расплылись в мягкой улыбке от вида его возлюбленного, что с закрытыми в старании глазами сейчас самозабвенно ублажал его ртом. Серёжа был столь увлечен любимым процессом, что заметил, что Дмитрий уже не спит, только когда ощутил в своих волосах его пятерню. Он открыл будто светящиеся изнутри глаза и с нежностью посмотрел на ее обладателя, с влажным чмоком выпуская налитый кровью член изо рта. Сеченов погладил довольно прищурившегося от ощущений Серёжу по волосам, улыбнувшись чуть шире. Что бы ни нашло сегодня на его мальчика, тот явно пребывал в прекрасном настроении с самого утра. А это для его нового «я» было редкостью.       — Доброе утро, — хрипло поприветствовал его Нечаев и прижался губами к блестящей от собственной слюны головке. Весьма необычный утренний поцелуй, но Дмитрий нисколько не возражал против такого разнообразия.       — С этим не поспоришь, — усмехнулся он, одновременно с этим несильно, но требовательно надавливая все той же ладонью на макушку мужчины в немом приказе продолжать. И томно вздохнул, стоило Сергею без всяких пререканий вновь заглотить его член до самого основания, еще более щедро смачивая его слюной. Контроль был успешно передан обратно любимому хозяину, и тот не преминул воспользоваться этим, мягко направляя движение чужой головы так, чтобы доставить себе максимальное удовольствие.       Не то чтобы это был первый раз, когда майор будил его подобным образом, но Сеченов все еще не переставал про себя удивляться тому, насколько его мальчик раскрепостился со времен их первого раза. Удивлялся он, разумеется, приятно. Ведь еще каких-то пару лет назад он не смел мечтать даже о том, чтобы хоть на миг ощутить эти нежные губы на своих собственных, а сейчас они были растянуты вокруг его члена. Головка того теперь упиралась в самую стенку Серёжиного горла, восхитительно узкого и горячего. Хотелось задержать его голову в этом положении подольше, а лучше вообще лежать вот так целую вечность, греясь в жаре чужой глотки. Тем более сегодня выходной.       Ну а что? Провести его целиком в постели с любимым звучит как неплохая идея. Да жаль, возраст уже не тот, и такие марафоны он все еще был способен где-то лет двадцать назад. Так, впрочем, считал он сам, а вот Серёжа каждый раз умудрялся доказать ему обратное, и на выходных практически не слезал с его члена, имея им себя поочередно во все хотя бы относительно пригодные для того отверстия с такой целеустремленностью, что потом у бедного Дмитрия Сергеевича все тело ломило так, будто это его в течение дня несколько раз втрахивали во все горизонтальные и вертикальные поверхности их квартиры, а не наоборот. Легкий физический дискомфорт не мешал ему загадочно улыбаться на следующий день, стоило кому-то на работе полюбопытствовать, чем же он таким занимался на выходных, чтобы вот так светиться как лампочка.       А радоваться действительно было чему. Его дорогой майор больше не стеснялся себя. Они прошли для этого долгий путь — вернее сказать, опробовали не одну поверхность и позу — и Дима не мог не гордиться успехами своего мальчика в принятии своего нового тела. Возможно, они даже немного перестарались, так как в постели из зажатого неловкого мальчишки его Серёжа преобразился в чуть ли не в нимфомана, теперь норовящего забраться на него при каждой удобной возможности. Особенно это стало заметно в последние полгода от полутора лет их отношений втайне ото всех, кроме полимерного ворчуна Захарова. Но опять же, не то чтобы Дмитрий собирался жаловаться, как бы порой ни протестовала на такую активность его спина.       Отвлекая его от жарких воспоминаний не менее жарким настоящим, Серёжа в последний раз мотнул головой и стал тягуче медленно выпускать его член изо рта, напоследок дразняще лизнув уже сочащуюся смазкой уздечку, словно большой котенок. Он даже очень похоже на того сыто облизнулся прежде, чем отстраниться окончательно, вызвав у Сеченова невольный стон от столь похабного зрелища. Влажный от слюны ствол обдало прохладным воздухом, пуская по телу академика табун мурашек. Однако долго оставлять шефа без внимания Нечаев не собирался, потому со все той же нежной улыбкой он подвинулся ближе, практически садясь тому на ноги, поскольку продолжал держаться на весу на одних лишь протезах голеней, и широко раздвинул бедра, показывая себя во всей красе. Пальцами одной руки он разомкнул нежно-розовые складочки полимерной вульвы, открывая вход в уже изнемогающее от пустоты влагалище, пока второй придержал его член в нужном положении под собой. Сеченов приподнялся на локтях, чтобы полюбоваться тем, как тот сантиметр за сантиметром погружается в полимерное лоно, пока они с Серёжей не встретятся в основании с удовлетворительным влажным звуком и довольным полувздохом-полустоном последнего.       Больше всего в такие моменты Дмитрию нравилось видеть, как ладно они с возлюбленным сливаются воедино, будто две половинки одного целого. Ему казалось, что более правильного и приятного физически чувства он в жизни еще не испытывал и едва ли испытает впредь. Обволакивающий жар пульсирующей полимерной плоти вокруг спустя полтора года отношений ощущался уже как родной. Но на сей раз в Серёже было еще и влажно от слюны, хоть и не столь обильно, как в те моменты, когда Сеченов берет его снова уже после первого оргазма, и смазка течет по внутренней стороне мощных бедер майора, хлюпая с каждым толчком в восхитительную тесноту его тела. К отсутствию намокания его мальчик подошел весьма основательно, заимев приятную обоим привычку порой предварительно смазывать член шефа слюной (и учитывая то, что в смазке в целом не было необходимости, в какой-то момент Дмитрий пришел к выводу, что Сергею просто нравилось, когда он пользовался его ртом), и с каждым днем мысль попросить Сеченова все-таки вернуть его искусственным гениталиям эту функцию казалась тому все более заманчивой. А еще в отличие от Дмитрия, Сергей в столь пикантные моменты предпочитал не созерцать, а действовать.       Потому, едва насадившись до конца, Нечаев не стал долго любоваться тем, как в нем исчезает член шефа, а сразу приступил к работе, приподнимая и опуская таз в такт их с Дмитрием общих стонов удовольствия. Тот даже был удостоен небольшой поблажки в виде того, что Серёжа не спешил задать столь любимый им бешеный темп, чтобы начать буквально скакать на нем, как оно обычно бывало, а вместо этого двигался настолько медленно, насколько это вообще позволяла нетерпеливость его натуры, принимая во внимание все еще немного сонное состояние Дмитрия. Эту вынужденную неторопливость он тем не менее нашел как обернуть в свою пользу, откидываясь на пятках немного назад, а ладонями держась по обе стороны от ног Сеченова. Таким образом член внутри теперь постоянно упирался в передние стеночки влагалища, с каждым движением вверх или вниз безошибочно скользя по всей длине клитора, спрятанного за умышленно сделанного Сеченовым тонким слоем полимерной плоти.       Поблажка почти сразу превратилась скорее в наказание. Незаслуженное, если бы кто-то спросил самого Дмитрия, и если бы в своем состоянии он мог выдать из себя хоть что-то, кроме хрипов и стонов, откидывая голову на подушки чуть ли не до хруста в шее. Ведь пока прикрывший в блаженстве глаза Серёжа тихо постанывал, покачиваясь на восхитительно твердом члене и сладко содрогаясь от интенсивности ощущений, для самого академика это было больше похоже на медленную и до дрожи приятную, но все-таки пытку. После минета он был уже на пределе, однако слишком медленное движение шелковой плоти вокруг болезненно возбужденного члена было недостаточно для наступления разрядки. Знакомое и столь желанное ощущение приближающегося оргазма подобно морским волнам накатывало на его тело с каждым движением крайней плоти, но отступало слишком быстро и, как назло, в самый последний момент, доводя бедного мужчину практически до безумия. Вернее сказать, до той самой грани, когда он уже был почти готов умолять своего мучителя ускориться. Лишь природные гордость и упрямство не позволяли ему до сих пор сдаться, и свою фрустрацию Дмитрий выражал лишь в том, как сильно впился ногтями в бедра Сергея, нарочито не обращающего ни на легкую боль, ни на его мучения никакого внимания в погоне за собственным удовольствием.       Теперь уже нельзя было сказать с той же однозначностью, кому на самом деле принадлежал контроль. Потому что майор решил сжалиться над Сеченовым и ускориться лишь тогда, когда дорожки слез от излишней стимуляции на его раскрасневшихся щеках уже высохли. Предчувствуя долгожданный пик, Дмитрий предупреждающе похлопал Сергея по бедру: это был их условный знак о том, что кому-то пора слезать, ведь самостоятельно Сеченов едва ли смог бы сдвинуть с себя наполовину напичканного металлом майора хотя бы на сантиметр, что оба прекрасно понимали.       — Серёж, я долго не выдержу… — хрипло предупредил он еще раз уже вслух, все же найдя в себе немного сил на слова, когда знак не возымел должного эффекта. Однако и это не принесло результатов. Серёжа, забывшись в удовольствии, будто не слышал его, целиком отдавшись процессу.       — Серёжа! — получился скорее крик, чем громкий стон. Это было ошибкой с его стороны. Поскольку после него Нечаев не только не слез или хотя бы остановился, а наоборот сжал его внутри до звездочек перед глазами.       Стоило почувствовать, как в тот же миг его семя оросило в кои-то веки внутренние, а не внешние стеночки Серёжиной матки, Дмитрия как ледяной водой окатило от осознания того, что они только что натворили. Яркое удовольствие смешалось с тихой паникой в необычный коктейль, обострив для Сеченова все ощущения. В то же время сам виновник чуть не случившейся у него остановки сердца продолжал невозмутимо восседать на нем до последней тугой струи и жмуриться с довольной улыбкой, будто смаковал ощущение текущей внутрь него спермы, в котором ему так долго отказывали. Более того: Сергей не спешил сняться с его члена, даже когда тот обмяк, вместо этого приятной тяжестью ложась академику на вздымающуюся от частого дыхания грудь. Как если бы не хотел выпустить из себя ни капли…       Осознание в ту же секунду свело мимолетную панику Дмитрия на нет, и та сменилась неумолимо затопляющей все его существо нежностью. Он тепло улыбнулся, погладив нежащегося на нем в послеоргазменной истоме Серёжу по широкой спине.       — Значит, ты все-таки решился?       — Да. Девочку хочу, — сонно мурлыкнул Серёжа над его ухом. В его голосе отчетливо звучала улыбка, отчего у Дмитрия все замерло в груди в кроткой радости. Прекрасное настроение его мальчика с самого утра сразу стало ему понятно. Они часто обсуждали это в последнее время, но Дмитрий не ожидал, что майор решится на столь серьезный шаг в их отношениях так скоро. — Но и пацану буду рад не меньше!       Невольно фыркнув на это поспешное дополнение, Сеченов не мог не полюбопытствовать, не переставая гладить Серёжу по спине и чуть мокрому загривку:       — А почему именно сегодня, если не секрет?       — А почему нет? — смешливо ответили ему вопросом на вопрос. — Как по мне, самое время. В следующем месяце же запустится этот твой новый «Коллектив». А ты сам мне говорил, что после этого все изменится, и что нашей будущей семье уже ничто не сможет угрожать.       Следующее Нечаев пробормотал уже тише и заметно менее уверенно:       — Что бы это ни значило…       Из-за этих слов майора совесть напомнила Сеченову о своем существовании, больно кольнув его во все еще заполошно бьющееся после близости сердце. Ведь он собирался все подробно объяснить Серёже еще до того, как тот решился бы на ребенка от него. Потому что слишком велика была вероятность, что после его объяснения его мальчик мог (и имел на то полное право) и передумать. Как и в принципе о своем решении связать свою дальнейшую жизнь с таким злостным обманщиком. Даже если обман был ему во благо.       — Я обязательно объясню тебе позже… — вместо всего, что следовало бы сказать, прошептал он Серёже в висок. В конце концов, теперь его солнышку вообще противопоказано нервничать.