Hell yeah Hallelujah

Утро оказалось едва ли радостным — дознаватели тогда, ночью, ещё успели застать тот момент, когда полная луна садилась в далекие тучи, а к рассвету небо так и вовсе затянуло плотным бело-серым слоем облаков, и великое солнце проглядывало сквозь них блеклым диском. Было душно и сыро, в воздухе с самого утра вилась навязчивая, забивающаяся в глаза и рот мошкара, а птицы летали низко, предчувствуя дождь. Низушек-прораб был хмур и сам зевал, поэтому залегшие под глазами дознавателей синяки легко были им списаны на сонливую погоду, а их неторопливость была воспринята без энтузиазма, но с определенным уровнем понимания. — После обеда съезжу за материалами в Ларами, — сумрачно пообещал низушек, чью сложную фамилию — Гольцман — Телор никак не мог запомнить и называл его по имени, что Айзека невероятно раздражало, — а то финалка заканчивается. Не налажайте тут. Если припрётся кто-то из общины… Было видно, что акт подобного общения был бы неприятен никому, так что сошлись на том, что хотелось бы, чтобы не приперлись — да и к чему вообще? Зачем? Радио в пасмурную погоду работало с помехами, и советы о том, как следует проводить профилактику бруцеллеза у коров, прерывались шумом и довольно фривольными текстами ставшего этим летом невероятно популярного соул-исполнителя. Накладываясь друг на друга, они создавали забавную смесь и это позволяло держаться на плаву — без актов самовольного засыпания над кельмой и тазом с раствором. Но работать все равно совершенно не хотелось, и любое занятие казалось монотонным и унылым. — Надо будет в обед заглянуть в город, купить ящик энергетиков, — дознаватель в очередной раз зевнул в рукав, лениво ляпнул раствора и принялся без энтузиазма размазывать, и выходило из рук вон плохо, — не могу больше, давай перекурим. В трейлере после длительных проклятий и воззваний к великому солнцу нашелся даже блок сигарет: очень дрянных и дешевых, совершенно очевидно купленных только для того, чтобы вытряхнуть из них табак и набить чем-то еще, но без курения Телора ломало и он становился ещё более раздражительным. Хотя, казалось, куда уж. — Может это чёртово радио треснуть как следует? Раньше только так и чинили такие штуки. Он сделал несколько шагов к раздражающему помехами приемнику, но это оказалось не слишком правильным решением: стена — одна из старых, тех, что были не достроены, но ещё не ими, — вдруг покачнулась и стала медленно заваливаться внутрь. Радио кашлянуло и замолчало навеки, потому что приемник похоронило под грудой мусора почти сразу. Телора ударило по руке осколками пересохшей до состояния стекла известки; ему стоило огромных усилий сдержаться, не дать годами отточенным рефлексам победить здравый смысл, прикрывая таким привычным, приятным, удобным щитом их обоих — маг даже почти растерялся, потом вспомнил, что кроме магии у него есть ещё руки и голова, и оттолкнул напарницу, приняв основной удар на себя. В воздух поднялась огромная куча пыли, за которой маги едва-едва смогли уловить что-то… не совсем понятное, если так можно было выразиться. После этого работа на какое-то время встала. — Жопа, полная жопа, — констатировал Айзек, когда вернулся из Ларами. В воздухе ещё стояла пыль, он дышал через рукав — из-под манжеты виднелась татуировка, размытый якорь и надпись из четырех букв на незнакомом Телору языке — и мрачно осматривал масштабы разрушений. — Это уже не в первый раз. Перед тем, как предыдущие разъебаи свинтили, одна из внутренних стен точно так же падала. Я уж было думал, что на доме какое-то проклятье, дак эти солнцепоклонники тут всё освящали, ну там, какие-то службы проводили, чтобы фундамент стоял и всё такое. Но вы же останетесь? Покрытые пылью с ног до головы Телор и Нерис точно так же были мрачны. — Останемся, — сделав вид, что отвечает скрепя сердце и вообще пребывает в крайних сомнениях, но на что ради лишней бутылки пива не пойдешь, Телор хмурился и цыкал зубом, — но может накинешь, шеф? За сложные условия труда. Делать пристойную надбавку низушек отказался, и вообще был безмерно расстроен увеличением расходов. Зато отпустил их отмыться и перевязаться — явственно трусил, что работники обратятся в эмердженси, что ему, разумеется, вовсе не было выгодно, но те его убедили, что и сами всё могут, а бутылочка вискаря лечит любые раны. Бутылочку он пообещал принести к вечеру, после чего торопливо испарился, пока цена не поднялась до двух. — Я не знаю, возможно, за нами таки следят. Может, увидели, что работа перестала стоять, — задумчиво предполагал Телор, отмывая руки в заляпанном застывшим раствором тазу, — а может, раскусили нас. Хотя если раскусили, брали бы чем покрепче — а тут очень слабый заговор, явно рассчитан на обычных людей, припугнуть. Или зашибить. Зато теперь понятно, почему предыдущие работники сбежали, осталось понять, какого черта местным — наверняка ведь они расстарались — не угодил этот коттедж. Не в том месте стоит? Не по зерриканскому феншую? Он действительно располагался чуть на отшибе, прямиком среди полей, и община, возможно, была недовольна пусть незначительным, но уменьшением пространства для сельхозработ — хотя, спроси кто Телора, он бы сказал, что кукурузы тут и без того до жопы: лексикон Айзека оказался очень заразным. — Если местные расстарались — то как? Ты чувствовал магию? Я не чувствовала. Все, давай руки. Царапины на предплечьях аэп Ллойда были глубокими, но совершенно точно неопасными, и Нерис стоило ровно тех же усилий не залечить их два счета магией, что и Телору — удержаться и не поднять щит. Единожды привыкнув решать свои проблемы при помощи колдовства, тяжело было отвыкать даже на время: заматывая руку напарника пожелтевшим от времени бинтом, лишенная привычного инструмента действия чародейка мрачно ощущала себя хромой калекой, неспособной даже на простейшие манипуляции. Как люди живут вообще вот так? Это же словно левой руки лишиться. Благодаря реакции аэп Ллойда, ее производственные травмы ограничивались несколькими ссадинами, мелкими настолько, что не стоили даже внимания, и единственное, что создавало сейчас неудобства чародейке — это вездесущая каменная пыль, которой Нерис была покрыта так же щедро, как мидинваэрнский кекс — глазурью. Ее, по всей видимости, ждал очередной холодный душ — солнце, словно обидившись чем-то на своих самых праведных последователей, пряталось за облаками, не спеша являть мормонам свой лик и работать водонагревателем для чародейки. А колдовать, меж тем, все так же было нельзя. Бинт Нерис обнаружила в аптечке, а ту, в свою очередь, отыскала в трейлере, в одном из кухонных ящиков, задвинутой почему-то за банки со старыми крупами, в которых дохлых жуков было больше, чем, собственно, крупы. В потрескавшейся красной коробке нашлись две упаковки бинтов — пропахших тяжелым лекарственным запахом, наверняка давно не стерильных, но чистых, чего в данном случае было достаточно. Телору процедура, может, приходилась не по душе, но Нерис оставалась непреклонной: возиться по локоть в грязи и строительных смесях с кровавыми царапинами — верный способ довести эти царапины до воспаления, а потом, как известно — гангрена, сепсис и смерть. Она так и сказала, подкрепив свою речь сотрясанием красной коробки, и, видимо, оказалась весьма убедительной, потому что теперь, присев у окна, осторожно накладывала благоухающую анисом и карболкой повязку и думала о каких-то странных вещах — к примеру, о том, что руки у аэп Ллойда оказывались внезапно слишком жилистыми для среднестатистического чародея — рассчитывали сотрудники бюро в первую очередь не на силу. Говорили — да, в общем, аэп Ллойд и сам не отрицал — что до назначения заместителем де Ридо у него была какая-то бурная полевая молодость, подробности которой представлялись Нерис крайне любопытными, но Телор еще вчера вполне однозначно дал понять, что беседовать об этом не намерен, и она сдерживалась, заставляя себя говорить не о личном, а о рабочем. — Слушай, — внезапно произнесла чародейка, затягивая узелок на повязке, — а для кого вообще этот дом строится? Может, дело в имени заказчика? Гольцман явно торопится, значит, над ним есть кто-то, кто назначает ему сроки. Как бы вызнать, кто это? Эх! Нерис досадливо поморщилась и раздраженно рванула бинт, отрывая еще кусок. — Навести бы справки у наших, так ведь начнут спрашивать, зачем нам. А у нас тут вроде как... несанкционированное расследование, за которое нам влетит просто из-за наших фамилий. Давай вторую. Потом она еще какое-то время молча бинтовала левую руку чародея и мысли ее — странные и неповоротливые, будто бы от предгрозовой духоты — бродили вокруг да около их дела, но ни на чем не задерживались долго. — Попробую разговорить Айзека. — приняла решение Нерис. — Может, он чего интересное расскажет. Маловероятно, конечно, но пока единственный вариант. Ты постарайся повязку не мочить, хорошо? Со всем жидким я буду работать. И выпрямилась, выпуская руку аэп Ллойда. Над обещанными гангреной, сепсисом и смертью Телор незаметно посмеивался, стараясь не подать виду — потому что чужая забота была отчего-то трогательной и приятной, и он, будучи в состоянии обойтись и без бинтов (бурная молодость несла за собой бурный же опыт, далеко не всегда ограничивающийся настолько мелкими царапинами), ничуть не сопротивлялся, с некоторым даже удовольствием позволяя госпоже воплощению медицины делать с ним всё, что она посчитает нужным. — Да, давай так. Если не разговорится за бутылочкой чего покрепче — помнишь про виски, да? — я просто вскрою ему мозги. По пьяни не заметит, — легкомысленно предложил он, щурясь в окно мимо дознавательницы, потом перевел взгляд вниз, на распотрошенную аптечку, — смотри-ка, а тут, кажется, работали земляки нашего Айзека. Знаешь, как его зовут у него на родине? Изя. Только там ещё пользуются этой зеленой дрянью, она токсична. Хочешь, смажу тебе ссадины? Будет красиво, мама всегда говорила, что у меня есть художественный талант, если вытащу руки из задницы. Дождь полил ближе ко второй половине дня — хлесткий, косой, он заливался в оконные проемы и работать в какой-то момент стало совершенно невозможно. Дознаватели спасались от него в трейлере, который, как выяснилось, протекал, поэтому просмотр зерриканских сериалов теперь перемежался со сменой тазиков по углам вагончика, наполнявшихся нескоро, но неумолимо. Трансляция шла серыми полосами, голоса актеров трещали — Нерис, последовав совету аэп Ллойда, аккуратно постучала по телевизору кулаком и печально вздохнула. — Дождь экранирует. К вечеру горизонт несколько расчистился — закатное солнце наполняло разметавшиеся по небосводу облака рыжевато-розовым светом, и сизое небо, проглядывывшее между ними, у границы с землей заливалось золотом. Выскользнувшая из импровизированной душевой кабины Нерис, невольно залюбовалась: остановившись на полпути к трейлеру она долго глядела на заходящее солнце, рассеянно выжимая мокрые волосы — среди ровных кукурузных рядов ей снова почудилось какое-то движение — и Нерис была почти уверена, что это неутомимый Креван снова бродит в полях, отыскивая следы Цириллы; но, приглядевшись, чародейка поняла, что ошибается. Дети, наряженные в яркие желтые дождевики, восторженно топали по раскисшей земле, прятались за кукурузой и заливисто хохотали. Странно, что их мормоны-родители позволяли им подобные вольности — но, быть может, они и не спрашивали позволения? Солнечные лучи вспыхивали на мокрых листьях кукурузы, плясали в лужах, золотили мокрые деревья и сырой камень ступеней. На пороге дома приютилась бутылка виски — Айзек сдержал обещание, но общаться с работниками явно не желал; или у него просто не было сегодня времени на долгие алкогольные посиделки с работягами из Гесо. После шумного ливня вечер казался каким-то особенно тихим. — Ты никогда не думал бросить все это? — неожиданно спросила Нерис напарника, спиной ощутив его приближение. И обернулась, глядя спокойно и чуть задумчиво — заходящее солнце ясно вычерчивало ее профиль на фоне удаляющихся туч. — Бюро, дознавательство... вот это все. Никогда не хотел заняться чем-то еще? Телор поднял бутылку, поколебался, оставить в трейлере или откупорить прямо здесь, окончательно превращаясь из склонного к алкоголизму дознавателя в склонного к алкоголизму работягу из Гесо, но вместо принятия решения сощурился, глядя на напарниц против света. — Нет, — ответил на вопрос без колебаний, — сама подумай, кому мы такие нужны? Только не надо говорить про семью и детей, ладно? Лливедд таскала меня к психотерапевту, потому что считает, что у меня посттравматический синдром. А я считаю, что если утратишь реакцию — ты труп. Однажды я вел машину, и на шоссе ветром швырнуло выброшенный чем-то пакет, но это я понял поздно. Потом пришлось писать объяснительную и тратить половину аванса на ремонт, а Лливедд со мной неделю не разговаривала, дулась, решила, что я это специально. Ни в жизнь не поверю, что у тебя с головой тоже всё в порядке — ну, в том, который обычные люди считают правильным. Однажды придя на эту работу, ты с ней уже не распрощаешься, для обычных людей мы становимся изгоями. Они любят безобидных чародеев, тех, кто делает им пластику и выправляет кривые зубы, а все остальные, те, кто спасает их задницы — скоты драные и отщепенцы. Все-таки определившись, он открутил крышку. — Будешь? Напиваться перед ночью, в которой расследование наверняка будет мало того что тяжелым, так ещё и противным — ливень превратил все окрестные земли в жижу — было бы ошибкой, но Телор считал, что глоток-другой крепкого горячительного не помешает. — Мы могли хотя бы попытаться, — проговорила Нерис, с прищуром глядя на заходящее солнце, — прикинуться нормальными. Да и мало ли людей с придурью? Где-то бы пригодились, какие ни есть — я постоянно копаюсь в кишках, разве не выправила бы зубы? Тогда, после Риссберга, мне предлагали переселение по программе защиты свидетелей — другая провинция, другое имя, другая работа; жизнь с чистого листа там, где тебя никто не знает. Частная практика, хороший заработок, достойное занятие. Никаких косых взглядов, никаких упреков, никаких ссылок в захолустье ради расследования налоговых махинаций мормонской секты. Я отказалась. Хотя знала, к чему это приведет. Нет, Телор, дело не в том, что мы больше нигде не нужны. Не ври себе. Дело в том, что нам больше ничего не нужно. Желтые дождевики появлялись между стеблей кукурузы то тут, то там, и их владельцам было наплевать на грязь, как, в общем-то, детям и положено. Тревожней было бы, если бы дети вели себя тихо, чинно и вежливо — Телор знал, что это могло быть признаком домашнего насилия — но, прислушавшись к тому, о чём болтали цветы жизни, он слегка поменял своё мнение, разом отбросив всю профессиональную тоску, в которую они вместе с Нерис приготовились шагнуть, продолжая нелегкий разговор. Чёрт бы знает, чем он закончился — с бутылкой-то в руках. — …а нам тоже надо разыскать желудь и окунуть его… — …кровь… — …а давайте будто взаправду приносим жер… Дергались кукурузные листья, мелькали жёлтые дождевички. — Ой, дядька! — одна из девочек вдруг подняла глаза и вперила их прямо в Телора. — Да это бездомный какой-то, — очень громко шепнул ей низенький мальчик и дети, не сговариваясь, отступили в кукурузу. Цветущие верхушки тревожно покачивались, свидетельствуя о том, что дети решили держаться от их трейлера подальше. — Бесы бы побрали этот город, — выругался Телор, вручая бутылку напарнице, — схожу помоюсь, будем ползать по лесу чистыми. Как относиться к услышанному, он пока не решил, но задумался. Странные у них тут были игры. Кукурузные стебли подрагивали то там, то тут, обозначая движение детей, что теперь играли на почтительном расстоянии от "пары бездомных". Нерис проводила удаляющегося чародея взглядом полным печальной задумчивости; взвесила на ладони бутылку виски и со вздохом отставила ее в сторону — увы, но не сейчас: как бы ни хотелось сейчас затуманить разум, ясным он на их ночной вылазке пригодился бы больше. Расплескавшийся закат золотом дрожал в лужах. Айзек не явился ни к закату, ни после наступления темноты. К ночи небо почти полностью очистилось, и проглянули звезды. Выждав достаточное время, дознаватели выключили свет и покинули трейлер, памятуя про тряпку, над которой ещё следовало провести ритуал — грязь не грязь, а дела не ждут. Было решено отойти подальше, притом не в ту сторону, где блуждал Креван — кто знал, что этому вечно пребывающему в трипе эльфу в этот раз придет в голову. Лиственный то ли запущенный парк, то ли лес, был погружен в почти кромешную темноту — забыв сменить аккумулятор в фонарике, дознаватели были вынуждены блуждать почти вслепую, но возвращаться на добрые полмили назад казалось безумием. В правильности своего решения не пить Нерис убедилась в тот момент, когда поняла, что ее подводит даже незатуманенный разум — надо же было забыть о севших батарейках! — и половину пути чародейка провела бормоча себе под нос неразборчивые ругательства в адрес себя самой, а подворачивавшиеся под ноги коряги только подливали масла в огонь ее раздражения. Ни раз и ни два она была близка к тому, чтобы ударить в ривердейльскую грязь лицом, и на ногах удерживалась то чудом, то помощью шедшего впереди аэп Ллойда; а потом дорога внезапно пошла в гору, и чародейка совсем приуныла. К счастью, вскоре обнаружилась едва заметно белеющая, неплохо утоптанная тропа, и дела немного наладились. И лес, и возвышенность, на которой он рос, возникали посреди Ривердейльских равнин крайне неожиданно, будто земля, подчиняясь какой-то неведомой силе, вдруг решила потянуться к небесам, но на полпути устала. Нерис подозревала, что это терриконник старых шахт, располагавшихся некогда на территории провинции: когда-то давно в Ривердейле добывали горючие сланцы, но пыль от шахт и их отвалов в какой-то момент начала угрожать сельскому хозяйству, являвшемуся основой здешней экономики, поэтому разработки быстро прикрыли, а терриконники засадили деревьями, чтобы меньше пылили — этой информацией, почерпнутой из краткой сводки о Ривердейле, Нерис по дороге щедро поделилась с коллегой, что не выглядел заинтересованным, но внимал вежливо и не перебивая. Хотя в темноте точное выражение лица аэп Ллойда определить было невозможно. Правда насчет шахт конкретно в этом месте чародейка ничего не слышала, но быть может, ее закрыли очень давно, а сводка была не настолько подробной, чтобы упоминать в ней каждую мелочь — в любом случае, появление внезапного холма никак иначе объяснить было нельзя. Лиственный лес, покрывавший его склоны, уходил ввысь, в темноту, но у вершины будто бы расступался — в темноте Нерис трудно было разглядеть, что там творится вверху, но ей казалось, что и там она различает какие-то смутные отблески пламени.Можно было бы решить, что это просто местная молодежь, плюющая на традиционные устои, устроила ночь костров и разврата, но располагались они слишком высоко, так, словно огонь был подвешен на дерево. — Сходим посмотрим? — подобравшись, шепотом предложил Телор. Тропинка вела как раз в направлении огоньков, так что пока что им везло, и ломать в темноте упавший валежник не пришлось бы. — Ага, — чародейка сосредоточенно кивнула в ответ на предложение напарника, — идем. Тропа поднималась выше, петляла меж деревьев и следующие ею чародеи скоро вышли к явно рукотворной поляне — лес даже не расступался, а внезапно обрывался, открывая глазам немалых размеров прогалину, на которой творилось нечто, что чародейка затруднилась бы описать словами: притаившиеся в кустах дознаватели настороженно наблюдали за тем, как пятеро человек в темных балахонах сосредоточенно развешивали по ветвям фонари; еще трое стаскивали в центр поляны дрова и хворост; несколько человек носили корзины с фруктами, а у дальнего края поляны возводили нечто похожее на крупный шалаш. Словом, по ночам мормоны не скучали. — Может у них там карнавал, — шепотом предположила Нерис, — или какой-то праздник. Что представлялось странным, конечно: главным праздником солнцепоклонников всегда было летнее солнцестояние, а до него еще оставалась такая прорва времени, что даже мормоны не начали бы готовиться настолько загодя; кроме того ни один из известных Нерис ритуалов во славу Великого Солнца не предполагал наличия... — Это что еще за штука? — чародейка ткнула пальцем в сторону конструкции, более всего напоминавшей гигантскую клетку из ивовых прутьев, пустую пока, но Солнце знает, чем местные намеревались ее заполнить. Один из людей в балахоах, стоявший ближе всего к кустам, скрывавшем дознавателей, встревоженно обернулся в их сторону, и долго вглядывался в темноту, но, так и не увидев ничего среди ветвей, снова вернулся к своему занятию. Чародейка, зажавшая себе рот рукой, осторожно выдохнула и виновато поглядела на аэп Ллойда. Прости. Что будем делать? Наскоро перебрав все более-менее имеющие вес даты, дознаватель покачал головой и замер, опасаясь быть обнаруженным. Не то чтобы сам был истовым поклонником Великого Солнца, но кое-какие основы они обязаны были знать — хотя бы для того, чтобы не создавать прецеденты оскорбления чувств верующих. Игра света и теней создавала дополнительные трудности в идентификации предметов, с которыми имели дело присутствующие. Не было разглядеть и лиц, и знаков различия на одежде, если те были — одно тревожило, праздничные одеяния солнцепоклонников обычно были белыми с золотом, а тут то ли решили, что повод недостаточно торжественный, то ли собирались переодеваться из ежедневных балахонов в праздничные сутаны только после того, как всё будет готово. Пронаблюдаем для начала, - Телор тоже перешел на телепатию. Стараясь устроиться в кустах поудобнее так, чтобы не произвести излишнего шума, дознаватель потратил прилично времени на поиск подходящего места и выгодного ракурса наблюдений, но после этого можно было следить и слушать, не опасаясь заполучить затекшие ноги, что означало бы полную невозможность бежать, когда возникнет нужда. Могла возникнуть - чем дольше маг наблюдал, тем сильнее в этом убеждался. Всё, что тут происходило, ничуть не напоминало ни один из ритуалов, принятых в обществе верующих, зато веяло чем-то древним, варварским, позабытым уже добрые несколько сотен лет. И эта клетка… неприятные ощущения. Телор проверил сохранность табельного оружия, с которым не расставался и во время сна — его было не так уж просто спрятать под рабочей робой, но в какой-то момент жизни дознавателя просто начинаешь чувствовать себя неуютно без пистолета. Знаешь, я как-то раз наталкивался на такое в интернете. Друиды и прочая языческая муть, и вроде как это стало модно среди молодежи, херова туча сайтов на бесплатном движке, полных рекламы про увеличение пенисов. Может и здесь дети решили пошалить, одного в толк не возьму — как мормоны допускают подобное, у них же с таким очень строго. Некстати вспомнились обрывочные реплики детишек с кукурузного поля, и дознавателю стало до досадного неуютно. Отлично и спокойно проверили налоговые декларации, пристойно провели спонтанный отпуск. — …каждый год их ждем, может, спустятся… — и ни единый обрывок разговора не напоминал о Великом Солнце, но в чём было дело, дознаватель понять не мог, только прислушивался, дав знак напарнице сидеть тихо, как мышке — успокоившиеся люди продолжали работу как ни в чем ни бывало, не боясь присутствия посторонних ушей. Дело спорилось, и вскоре начал разгораться костер — высокий и мощный, жар от него достигал даже кустов, за которыми замерли дознаватели. Одежду загадочные любители странных ритуалов не сменили, так и оставшись в невнятно-коричневых балахонах, и Телору постоянно казалось, что обтрепанные края вот-вот займутся от огня, когда они собрались у костра, подступив к пламени вплотную. В руках у двоих были плетеные корзинки с фруктами. Кажется, зимние яблоки, но точнее Телор сказать не мог. — Из нашего пота, — произнес один невнятно и швырнул яблоки в костер. — Из нашего пота, — повторил за ним другой и сделал то же самое. — И из нашей крови, — сказал третий и вдруг резко и сильно полоснул себя по запястью; в руке ярко блеснуло. Твою мать! — маг невольно дернулся, этот сюжетный твист застал его врасплох. Адепт неизвестного культа стоял, сосредоточенно закусив губу, и кровь из надреза лилась прямо в пламя, шипя и пузырясь на горящих дровах. Один за другим люди повторяли странный жест, жертвуя собственную кровь огню. Это нихера не солнцепоклонничество — Телор проявил похвальную наблюдательность. Впрочем, оснований для того, чтобы требовать подкрепление, пока ещё не было — ни один из законов не запрещал людям наносить себе увечья, совместимые с жизнью, а эти парни явно не собирались умирать — напротив, покончив с этим варварством, тщательно заматывали руки белоснежными бинтами, а один, отвернувшись от костра, украдкой залил порез чем-то темным вроде меркурохрома. Естественно, это было не солнцепоклонничество; и теперь, кроме всего прочего, дознавателям предстояло прояснить, вся ли община разделяла эти альтернативные религиозные взгляды — вспоминая недобрый взгляд пастора и его завуалированные угрозы, Нерис рискнула бы предположить, что если и не вся, то некоторым просто не успели сообщить о смене веры. Творящееся тут уже походило на темный секрет, степень мрачности которого пока что была неопределима: может быть, адепты этого странного культа просто охраняли свою религию от посягательств извне, особенно со стороны истинных солнцепоклонников. А может, религия их была и не такой мирной, как представлялось — Нерис не любила связываться с фанатиками любого рода, что вечно были полны если не неприятных сюрпризов, то тошнотворно нездорового пыла. Пока, тем не менее, происходящее на поляне выглядело почти благопристойно: добровольное жертвоприношение собственной кровью не нарушало ни один из имперских законов, и совершив его, культисты моментально разбрелись в разные стороны, возвращаясь к своим вполне мирным занятиям. Чародейка еще немного понаблюдала за тем, как фонари занимают полагающиеся им места на деревьях, а потом едва заметно качнула головой. Пойдем выше. Они аккуратно и бесшумно выбрались из своего укрытия, обошли поляну по широкой дуге и снова вернулись на дорогу. Тропа, что привела их к поляне, вилась и дальше, хоть становилась гораздо уже — туда, очевидно, поднимались не так часто — и обрывалась дорожка внезапным сетчатым забором, что уходил в обе стороны насколько хватало глаз. Безобидная преграда, на первый взгляд, преодолеть которую дознавателям не составило бы труда — если бы в перекрестьях проволоки магия не потрескивала так явно, что едва не рассыпала искры; и Нерис, даже не прощупывая защитное заклинания, могла бы предположить, что над снятием такой защиты они с аэп Ллойдом бились бы долго, даже решись они применить колдовство. И это, кроме всего, означало, что... — У них есть маги, — чародейка тревожно нахмурилась, — и, судя по всему, маги неплохие. Чувствуешь, как фонит? Там, наверху, видимо, спрятано что-то очень ценное. Что, интересно? Они пошли вдоль забора, хотя надежда на то, что в столь внушительной защите обнаружится брешь, представлялась весьма призрачной — и, естественно, не оправдалась: дознаватели обогнули весь терриконник, лишь для того, чтобы убедиться — забор опоясывает холм целиком, и заклинание, кропотливо вплетенное в ограду, нигде не дает слабину. Кто-то очень постарался преградить путь наверх кому бы то ни было. Жаль. Лиственный лес, уходивший к вершине, был темен и тих — если на поляне ниже кипела работа, то там, кажется, не было ни души: чародейка долго вглядывалась в темноту, но не сумела приметить никакого движения среди ветвей. Значит ли это, что туда не поднимается вообще никто? Может это что-то вроде священной рощи, на которую вообще нельзя ступать смертным? Нерис встревоженно нахмурилась, обращая рассеянный взор к лежащим внизу пшеничным полям — со склона открывался отличный вид на окрестности, и погруженная в свои мысли чародейка не сразу обратила внимание на... — Гляди, — тронула она аэп Ллойда за руку. С высоты агроглиф, на который дознаватели наткнулись вчера, читался ясно и выглядел внушительно: огромный человеческий череп без нижней челюсти скалился в звездное небо и будто бы пытался высмотреть что-то среди набегающих туч. Нерис долго разглядывала монструозное творение неизвестного художника, а потом отчетливо спросила — будто бы у Телора, и одновременно у мироздания в целом: — Да что такое тут творится?.. Само собой, то, что здесь было, уже ни в коей мере не напоминало пристойную мормонскую общину, и в ночной темноте россказни про гризли и трагическую гибель господина Керидвена приобретали крайне тревожный оттенок — фактически, ему стоило попросту побывать где-то не там в не тот момент, при этом глупо попасться, не имея опыта в подобных вещах. Фактически, дознаватели тоже уже могли трагически погибнуть, и ни одна душа не докопалась бы до того, что это был не несчастный случай. Словом, отпуск вышел что надо. Спать уже не хотелось — пока они сбивали ноги на холме, и потом, когда медленно шли в темноте, ведомые даже не зрением, а магическими чувствами, и череп, вытоптанный на поле, ложился в эту ночную тревогу, как родной — ну а что, в конце концов, могло быть на таком поле в такой общине? Не Великое Солнце, в самом деле. Телор твердо решил назавтра, если ничего не выяснится, связываться с руководством и быть чертовски убедительным. Про чёртову тряпку, принадлежавшую рабочим, он вспомнил только тогда, когда они возвращались через поля домой, в трейлер, с злой усталостью подумал, что на ней, вероятно, лежит проклятье — иначе чем объяснить всю ту arse, которой они любовались уже вторую ночь кряду, не имея ровным счетом никакого времени на личные развлечения вроде магии? Ему, вообще говоря, редко когда приходилось столько не колдовать — и от подобного маг становился нервным и раздражительным, словно магия была чем-то вроде никотиновой зависимости. Вот и сейчас, пока они искалывали ноги кукурузой, мрачно раздумывал, а стоит ли это всё вообще такой конспирации, ещё думал о том, что работать на стройке ему уже надоело, и ещё одно непонятное происшествие, и нужно возвращаться в машину за формой и наручниками, и устраивать то, что местные наверняка потом назовут дознавательским произволом: может, даже войдет в новости и его снова понизят, но что это по сравнению с неведомой хренью, с которой они обычными человеческими средствами сладить-то не могут? Хотя колдунам, особенно таких профилей, тут и вдвоем не сладить — нужно подкрепление, а для подкрепления требуются весомые основания. Что-то серьезнее подозрений, недоказанного покушения и того, что при ближайшем рассмотрении может оказаться простым чудачеством. — Я позвонила Родри. — решительным тоном сообщила Нерис напарнику. Никем не замеченные — вроде бы — они вернулись в свой трейлер, когда время уже давно перевалило за полночь; но размеры империи в этот раз играли чародейке на руку: там, где они оставили Зануду, время к полуночи еще только-только приближалось, а Родди, ко всему прочему, был законченной совой и оттого звонок поздним не считал. — Попросила его узнать что-нибудь про заказчика строительства. В частном порядке, разумеется. Он парень хороший, вряд ли выдаст. Если только по глупости. Обещал отзвониться, как только что-нибудь найдет. Ужинать будешь? Телор кивнул: — Пусть копается, лишним не будет. Я ему дам в ухо, если растрындит. Ужин их оставался все таким же убогим и наполовину состоял из бекона, безграничные запасы которого необходимо было как-то уменьшать; зерриканские сериалы сегодня ловились из рук вон плохо, и даже беспокойный Креван не бродил среди кукурузы — и в отсутствие развлечений, чародеям не оставалось ничего другого, кроме как отправиться спать. Посреди ночи Нерис разбудило... что-то: сонная чародейка не сразу поняла, что именно потревожило ее сон, но едва поняв, обеспокоенно толкнула в плечо спящего у стены Телора. Кровать в трейлере, увы, была одна. — Телор. Телор? Проснись. Рассекаемые жалюзи на полосы, по потолку трейлера метались огни будто бы от автомобильных фар — или словно кто-то ходил под окнами и светил в них ярким диодным фонариком. До утопленной в нише, располагавшейся под самым потолком трейлера, свет никак не дотягивался, и чутко замершая в безопасной темноте Нерис настороженно глядела на окно, силясь различить за ним хоть что-нибудь. — Что это? — одними губами спросила она у аэп Ллойда. Дознаватель засыпал с плохим предчувствием скорого общения с шефом — человеком по-своему неплохим, но в лучшие годы Телор таких давил сапогом по пятеро за сезон, а сейчас, ишь ты, придется снова позорно вилять задницей и применять дипломатию. На почве этих размышлений снилось невнятное, скомканное, неприятное, воздух в трейлере был холодным и удушливым одновременно, утопленная в нишу койка — тесной, поэтому, когда напарница ткнула его в плечо, вырывая из этого подобия сна, он вынырнул в явь с облегчением. Огни метались так, словно на приземление заходил пресловутый небесный корабль пришельцев — неужто аэроглиф сработал в качестве ориентира? — но всё происходило в гнетущей, липкой и душной тишине, так что не могло быть ни корабля, ни машины. Замерев в темноте, в ответ на безмолвный вопрос — не будь этого скользящего сквозь щели света, он бы ничего не рассмотрел, — маг едва заметно пожал плечами. Следовало, как минимум, дождаться развития событий, не дергаясь, а после, если повезет, проследить за любопытствующим — или любопытствующими. А потом решение «не дергаться» показалось ошибочным, потому что, по-хорошему, им вообще следовало бы очутиться подальше. Потому что за пределами трейлера находился маг, маг сильный и знающий толк в сканирующих чарах; Телор почувствовал это слишком поздно, чтоб успеть что-нибудь предпринять - хотя что тут предпримешь? Даже бежать через окно уже поздно. Их немного спасало то, что тот толком не знал, что искать, «смотрел» по площадям, бесцельно, и по отрывочным сигнатурам — о толковом анализе сейчас, разумеется, не шло и речи, — становилось ясно, что их вот-вот накроет телепатической сетью, пока ещё скользящей в отдалении, и тогда дознавателям предстоит завидный выбор — закрывать мысли блоком, выдавая свою выучку, которую невозможно в таких случаях скрыть, либо же бесхитростно демонстрировать неизвестному все размышления. Оба варианта означали раскрытие, а третьего не… Но третий вариант всегда есть, дознаватель он, или кто? И следовало немедленно что-то предпринять, а извиняться он будет потом. Телор судорожно вдохнул холодный и душный воздух. Не так давно пасынок приезжал в гости вместе со своей невестой — на тот момент она получала ученую степень на одном из дистанционных факультетов Лок Грим и с охотой рассказывала про тематику собственных исследований. Тогда Телор морщился, слова «духовная трансмутация» ему не говорили ровным счетом ни о чем, а готический вид девицы раздражал своей нескромностью, так что примерно половину он пропустил мимо ушей, а потом разразился тот жуткий скандал с Лливедд, потому что Кадваль отрастил длинные патлы и наотрез отказался стричься, и… Конечно, она испугается. Потом, вероятно, даст по морде, не раз — и это будет целиком заслуженно. Обзовёт мерзкими словами, может, даже напишет докладную — тоже заслуженно. Испуг, страх, ужас, боль, паника — эзотерические учения говорили о том, что это является сильными триггерами, и Телор избавляется от остатков этих связных мыслей, в душной темноте вжимая в простынь, накрепко сжав пальцы на запястьях, вдавливая до синяков. Думай только об этом. И когда телепатическая сеть достигает их, вызывая неприятную щекотку в районе затылка, накрывает вероятный крик губами — без насилия, почти извиняясь. Работа, в конце концов, не всегда повод быть грубым, а Нерис, несмотря на свой статус напарника, прежде всего женщина. Мягкая, хрупкая, очень беззащитная сейчас. Думай об этом. Хотя это, безусловно, насилие. И это длится слишком долго, чтобы суметь сдержать себя в руках, и когда даже эхо телепатической сети растворяется в душной и липкой ривердейльской темноте, ему едва достает воли разжать пальцы — для дознавателя с таким опытом не становится сюрпризом, что насилием можно увлечься, но, пожалуй, он впервые увлекается именно таким его видом — и скатиться набок, стараясь не глядеть напарнице в глаза, но темнота упоительно позволяет все подобные слабости. — Я мудак, — очень спокойно говорит дознаватель, — нужно было придумать другой выход. Схожу, проветрюсь. И он идет - наружу - не разыскивая никакой конкретной дороги, и только надеясь, что рассерженная коллега не швырнет ему ничего в спину. На её месте он бы швырнул пулю - потому что кто занимается такими вещами без предупреждения? И, вправду, мог бы придумать что-то другое. Шумит в темноте кукуруза. Зреют початки. Ночной ветер, кроме шорохов листвы, швыряет в вспотевшее лицо горсти невидимого в темноте песка и черной пыли; а уши вдруг улавливают шум мотора — машина едет неожиданно близко, но фары потушены, только отлетает из-под покрышек мелкий гравий. Телор, занятый своими размышлениями, мешкает; шум удаляется, а шмалять из пистолета в темноту означает, что они выдадут себя и все предыдущие жертвы были напрасны, а больше ничего толкового в голову ему не приходит. Будь проклят этот Ривердейл, с досадой подумал дознаватель, ставя пистолет на предохранитель. В конечном итоге этой ночью каждый остался при своем, а назавтра он свяжется с шефом и начнет втихую надирать задницы. Главной проблемой Нерис, хорошо известной ей самой и не раз озвученной ее мачехой, была привычка слишком много думать; и сейчас, лежа во мраке на смятой постели, отчаянно стараясь унять бешеное сердцебиение, чародейка невидящим взором глядела в потрескавшийся потолок и думала — сбивчивые, путанные мысли алыми всполохами прожигали темноту век. Потом она спустилась вниз, зажгла настольную лампу — рыжую, едва живую от старости и пыли — достала из кухонного шкафчика свою папку с личными делами и с преувеличенной аккуратностью принялась раскладывать бумаги на кухонном столе. Лист ложился к листу: карты местности, снимки видов ривердейльской общины, короткие выдержки из рапортов, редкие заметки о происшествиях, финансовые отчеты, фотографии первых лиц здешнего захолустья — пастор, пара влиятельных спонсоров и активистов — и, наконец, материалы из дела о пропаже Рыса Керидвена, якобы съеденного медведями. Нерис выкладывала их, как пасьянс; так, будто в ее действиях была какая-то система; так, будто она понимает, что делает и чего пытается добиться этой бессмысленной возней; и когда последний лист занял свое место, чародейка, ссутулившись, тяжело оперлась руками о столешницу и прерывисто выдохнула. Не прошло. Сделалось хуже, собралось в давящий комок в груди и осталось там — наливаться силой и болью, вызревать, чтобы в самый неподходящий момент прорваться отвратительной истерикой, злой и некрасивой, за которую потом будет очень стыдно. Нет, так нельзя. Это может помешать работе — а у них, как говорила недавно сама Нерис, не было ничего, кроме нее; и если свои чувства не жаль запинать за грудину, запереть в реберной клетке и оставить там умирать в одиночестве, то работе мешать нельзя. Работа была больше, чем оба чародея вместе взятые; ее нужно было выполнить так или иначе, потому что если нет — на что они окажутся годными? В ночную прохладу Нерис упала, как в воду — не трудясь даже отыскать обувь, босиком по траве она решительно направилась к чародею — едва различимый в ночной темноте, он немым изваянием замер у ворот, будто пытался высмотреть что-то за ними — и сердце глухо колотилось в груди, задавая ритм каждому ее шагу. Левой. Левой. Левой. Левой. Звонкая пощечина в глухой ривердейльской ночи звучала громко, как выстрел. — Никогда больше так не делай, — отчеканила Нерис, в строгом взгляде которой было на удивление мало злости. Глаза ее блестели сухо и ярко, как у больного лихорадкой. — Я не знаю, как ты там привык работать, но здесь мы — напарники. Ты и я — это все, что сейчас есть друг у друга, хочешь ты этого или нет; и пока мы не поймем, что за дрянь тут творится, пока не прибудет подкрепление, все останется так. Если тебе неважны мои чувства, то думай об этом, как о вещи, которая может спасти наши шкуры в ситуации, когда промедление будет смертельным. Как о вещи, которая может утопить нас. Мы и так оба по уши в дерьме на работе, и если ты хочешь в нем остаться — это твой выбор, но не тяни меня на дно вместе с собой. Проклятие, да я тебе жизнь должна не бояться доверить — и я не боялась все это время! Не ломай этого, Телор. Может, твоя Лливедд была права, когда таскала тебя к терапевту. Может, у тебя и правда посттравматический. Может, она напрасно не потащила тебя еще и к психиатру. Может, тебе не зря прописали ежемесячное освидетельствование. Солнце великое! Она выдохнула и закрыла лицо руками. Правая ладонь горела — похоже, она самую малость перестаралась с силой удара — и ровно так же горело на губах послевкусие непрошеного поцелуя; и сдавленные запястья чуть немели — завтра на тонкой коже наверняка проступят синяки, а их не свести даже, потому что магией пользоваться нельзя, теперь, когда их явно ищут чародеи, — особенно. Обида, вспыхнувшая мгновенно и ярко, как сухой ельник, прогорала так же быстро, и отступающий адреналиновый всплеск оставлял после себя легкий озноб и мелкую дрожь. Нерис запустила пальцы в волосы, замерла так на несколько мгновений, обратив лицо навстречу прохладному ночному ветру, и глубоко вздохнула. — Прости. — глухо проговорила она. — Прости. Я... мне не стоило, извини. Мне.. мне жаль, что я все это наговорила. Что бы ты ни сделал, ты все сделал правильно, и благодаря этому нас не заметили... и необходимость превыше... извини. Извини, пожалуйста. Она замолчала и молчала какое-то время — сорвавшиеся с языка слова оставляли горькое, как полынная настойка, послевкусие. — Когда мне было шесть, — ровно заговорила она, — отчим опять явился домой пьяным. Шумел на кухне, искал еще бутылку, я спустилась. Стала просить, чтобы он перестал, просила, чтобы не пил больше, ревела. Думала, слезы его разжалобят. А он схватил меня за руку, швырнул об стену... Даже в темноте было видно, как она кривится. — Врать не буду, ничего такого он сделать не пытался. Просто бил; да я и не думала тогда о таких штуках, но когда поняла — потом — вдруг сделалось так страшно. Сама мысль о том, что пожелай он, то смог бы сделать это с легкостью... Само это чувство бессильного страха и беспомощности... оно селится в тебе, и ты живешь с ним всю жизнь, и оно заставляет тебя обмирать каждый раз, когда кажется, что вот сейчас... Она осеклась и замолчала еще ненадолго. — А виски остался?.. Нерис все-таки была в чем-то удивительной женщиной. Привыкший жить с Лливедд с её бесконечными истериками и упреками, Телор довольно часто получал по морде, и не только по ней — в доме регулярно приходилось менять двери, а чёрные подкопченные пятна на обоях были уже чем-то вроде декора. И после всего, что произошло, реакция напарницы казалась ему на удивление рассудочной. То есть он бы понял, если бы это был бы удар кочергой по затылку — просто потому что женщины терпеть не могут быть орудием личного эгоизма. Какие бы причины тому ни были. Так что к середине её речи он почти проникся — ну, насколько это вообще применимо к куску бревна — и мысленно сам себе пообещал извиниться. К концу — уже не знал, куда себя деть, даже все слова, которые вместо извинения готовы были вырваться в качестве тупого, раздраженного возражения, перекрутились и встали в новом порядке, с совсем с другим смыслом, а потом и вовсе рассыпались. — Остался. Пойдем, — глухо ответил Телор, не глядя сунув пистолет за пояс. Щека горела. Вечер откровений начался тяжело и нелепо, и магу было нечем отвечать на то, в чём призналась Нерис, таких вещей у него в жизни не было. Были другие — собственно, тем, кто сильнее тебя, совершенно неважно, какой у тебя пол, если можно попросту бить, бить со вкусом и много, но женщинам всё равно сложнее — по многим причинам. — Ты спрашивала, что случилось перед тем, как меня сместили, — неровно, вроде как не по сути, начал Телор. Осекся, занеся бутылку над стаканом, потом плеснул не жалея. Стакан забрал себе, бутылку подтолкнул по направлению к напарнице, — так вот, было почти то же самое. Нерис, в общем-то, права во многих вещах. У Телора было не всё в порядке с головой, но не из-за перенесенных стрессов, и посттравматический синдром был не при чем. Очень часто эта черта становилась причиной конфликтов или нелепых неприятностей, иногда — чем-то более трагическим. — Ловили одного мудилу с севера. Гоэта. Если помнишь… хотя нет, дело до сих пор засекречено, кажется. Я руководил небольшой группой, мы его выслеживали очень долго, и наконец нашли, но он как-то почувствовал, что ему сели на хвост. Долго вилял, и сумел нас заморочить до того, что ему удалось взять заложников. Много… людей тридцать, кажется. Да не простых — госслужащие, и даже один член конгресса. Ридо тогда сказал, что придется идти у гоэта на поводу и выполнять все условия. Я отказался. Потому что считал, что его поимка — превыше всего. Нарушил приказ, повёл группу на штурм. Тогда он убил их всех, принес их в жертву, провел какой-то ритуал. После — убил моих парней, в живых нас осталось двое из десятка, и то чудом. А потом взорвал половину квартала, точное количество жертв так и не выяснили. В газетах, разумеется, объяснили все действиями террористов, кто-то из наших карманных ячеек даже показательно взял за это ответственность. Телор едва удержался от того, чтобы не зажечь сигарету пальцами, щелкнул зажигалкой — пьеза сбоила, а может, просто пальцы не попадали куда надо. — Патологоанатомы после вскрытия сказали, что у него был рак, четвертая степень, метастазы в печени. Он бы не жил долго, месяц-два максимум. Если бы я тогда выполнил приказ… то все бы выжили. Но я считал, что цена результата неважна. К чему это всё… В плафоне рыжей настольной лампы с шумом билась крупная ночная бабочка. — Необходимость превыше всего. И я сделаю это ещё раз, если возникнет нужда, сделаю многие плохие вещи. Это не значит, что мне это приносит удовольствие. Не значит, что я люблю демонстрировать превосходство - я не люблю. И это не значит, что ты не должна писать на меня рапорты и жаловаться шефу, или, к примеру, не должна чувствовать обиду - и выражать ее так, как тебе хочется. В том числе ударить, если потребуется. Я привык. Слово «прости» никак не лезло на язык, хотя проявление гордости в данных обстоятельствах было полным мудачеством. — Можешь дать по морде ещё раз, если тебе будет от того легче, или высказать всё, что думаешь. Сейчас, когда от этого уже ничего не зависит - все будет заслуженно, я заранее посыпаю голову пеплом и принимаю все оскорбления. Одним глотком допив добрую половину стакана, дознаватель закончил: — А потом все-таки схожу, поработаю с гребаной тряпкой. Поспи. Я не скоро вернусь. Примерно до утра. Поспи… спокойно и в безопасности. Раз не сможешь доверять, то… Он не закончил, затянувшись и глядя куда-то в стену, занятый не то раздумьями о дне сегодняшнем, не то попыткой не быть раздавленным гнетом старой вины. Долгий монолог Телора Нерис слушала, не отводя глаз от его лица, и потом, когда дознаватель замолчал, еще какое-то время задумчиво разглядывала собеседника, так, будто видела его впервые. — Дурак ты. — беззлобно сказала она наконец. — Так ничего и не понял. И неизящно отхлебнула виски прямо из бутылки. Она как-то всегда упускала из виду, что все они, работающие в этом ведомстве, в той или иной степени были вещами ломаными, и каждый из них как мог залатывал трещины в себе — алкоголем ли, задушевными ли беседами с психотерапевтом или чем-то еще — но те никогда не срастались до конца; и среди множества изломанных людей, составлявших Бюро, они с аэп Ллойдом оказывались, пожалуй, самыми изломанными. Именно поэтому и куковали сейчас в ривердейльской глуши, а не слушали речь президента: слишком поврежденные даже для сборища поврежденных, но и такими — слишком ценные, чтобы просто выбросить. Раз аэп Ллойда разжаловали, а не отправили под трибунал за проваленную операцию с десятком погибших, среди которых сенатор, значит, его предыдущие заслуги должны быть просто феноменальными; да и она сама не гнила сейчас в тюрьме вместе с остальными только благодаря знаниям, которыми щедро делилась с представителями ведомства де Ридо. Нерис сделала еще один глоток, поднялась с места — геммерское пойло она пила, как горькое лекарство, кривясь и морщась, но упрямо, крупными глотками, от каждого из которых на глаза наворачивались слезы — и, поравнявшись с Телором, спокойно заглянула ему в лицо, будто с близкого расстояния пыталась высмотреть в нем то, чего не разглядела издалека. — Я говорю, мы напарники. И это значит, что не ты сделаешь многие плохие вещи, а мы их сделаем. Вместе. Мне нет дела до того, сколько там людей погибло по твоей вине когда-то — у меня самой руки настолько в крови, что мне вовек не отмыться, и потому в таких вопросах я и близко не судья. И если мне придется умереть где-то процессе — я не буду против, в конце концов, если бы я искала безопасной работы, то действительно занялась бы исправлением прикуса. Но когда я пойду на смерть, я хочу это четко понимать. И когда ты в следующий раз захочешь посреди ночи похватать меня за руки, обозначь, пожалуйста, хоть как-то, что это для моего же блага. И сейчас не "ты пойдешь поработать с гребаной тряпкой", а мы пойдем смотреть, что с ней не так. Понимаешь, в чем дело? Мы работаем вдвоем. Не ты работаешь один. Обжигавший гортань виски был горьким даже для напитка своего рода — дрянной, видимо, но откуда тут достать хороший? Пьянит и ладно, а от головной боли на утро можно заглотить пару таблеток просроченного аспирина, найденного чародейкой в аптечке. — Я не буду писать на тебя рапорты. — после паузы произнесла Нерис. — И жаловаться никому не буду. Зачем? Чтобы выместить обидку? Я достаточно взрослая девочка, чтобы не ябедничать папе на вредного Телора. Просто если понадобится, еще раз съезжу тебе по роже — и тебе полезнее, и мне на душе как-то приятнее. Но ты лучше не доводи, хорошо? Она сделала еще один глоток и, отдавая бутылку аэп Ллойду, подмигнула почти игриво. — Здорово целуешься, кстати. Не знаю, чего там твоей Лливедд в жизни не хватает. — чародейка махнула рукой, приглашая следовать за собой. — Идем, попробуем сделать что-нибудь с этой рваной сранью. И первая шагнула за порог. Изрядная доза алкоголя, бушевавшая теперь в крови чародейки, делала ее совершенно невосприимчивой к ночной прохладе: все так же босиком она решительно пересекла их небольшую стройку, не допуская даже мысли о том, что аэп Ллойд может не следовать за ней, и уверенно толкнула заднюю калитку. — Пошли. Пьянея она удивительным образом не теряла ясности мышления — напротив, ум ее делался каким-то особенно острым и расчетливым — зато приобретала нехарактерную для Нерис непреклонную решительность; и чародейка почти с нетерпением ждала наступления этого паралича рефлексии, дававшего возможность делать и говорить то, чего в трезвом состоянии дознавательница бы себе никогда не позволила. Осторожность, впрочем, подсказывала, что не все из этих поступков были достойны свершения; но осторожность, по счастью, в алкоголе тонула первой. — Дело, наверное, в том, что ты никогда не ассистировал. — по дороге рассуждала Нерис, как ни в чем не бывало продолжая разговор. — Ты привык командовать, причем так, в лоб: ты показываешь рукой — все бегут; а для взаимодействия нужно кое-что еще. Ванье называл это "колыбелью для кошки" — ты играл когда-нибудь? А, нет, конечно, мальчишки в такое не играют. О! Короткая тропка, идущая между кустистых зарослей, выводила их к милейшей полянке — явно уже обнаруженной прошлыми работниками, потому что в ее центре красовалось старое кострище, закиданное мелким мусором, вроде оберток от жвачки "Ofir dope" и бутылок из-под пива "Witcher light". — Обалденно, — восхитилась Нерис, как бы невзначай забирая бутылку виски из рук у Телора, — прям то, что нужно, для того, чтобы устроить кровавый шабаш, или чем там чародеи должны заниматься. Ты же куришь? Херачь костер. И серьезный взгляд, которым она сопроводила указание, означал, что чародейка отнюдь не шутит. — Разводи, говорю. Намутим ритуал. Совершенно нехарактерным для себя жестом Телор склонил голову, слушая — намного ниже, чем того требовали любые светские приличия. Совершенно нехарактерно же для себя не спорил ни с одним словом, хотя не всегда был согласен. Любые возможные (да что уж там, желанные!) пререкательства жирно перечеркивала истина, послужившая пригоршней холодной воды и отрезвившая намного лучше удара по лицу — да, работать в команде на равных он не умел, но сейчас на самом деле требуется именно это, а иначе они оба пропадут, можно уже сейчас заворачиваться в белое полотно и ползти на жальник. Формальных причин вызывать подмогу у них по-прежнему нет, ни одно из увиденных ими событий по-прежнему не является преступлением само по себе, но всё вместе выглядит так паршиво, что в одну рожу справиться невозможно, а в две — только если не ставить друг другу палки в колеса. А он мало того что начисто игнорировал этот факт, так ещё и вместо второй пощечины получил совершенно незаслуженную попытку… приободрить? Удивительный человек. Телор устыдился окончательно. — Кровавый шабаш тут устроили и без нас, — возразил он (почему-то осторожно), стаскивая несколько сухих веток в небрежно огороженное несколькими потемневшими от копоти камнями кострище. Большого костра не требовалось, пиромантия при должном обращении со стихией не требовала длительных медитаций, а напарница видимо знала, что делает. Но если уж они собирались колдовать, следовало позаботиться о любопытствующих, поэтому, пока пламя неторопливо разгоралось на тонком сухостое, подпитанное найденным здесь же бумажным мусором, более-менее просохшим после дождей, маг очертил вокруг кострища несколько контуров, не пресекающих применение проявления чужого таланта, ер хотя бы предупреждающих о нем. Иногда их, дознавателей, работа напоминала какое-то несусветно древнее варварство и камлание — двадцать первый век на дворе, а по-прежнему приходится обходиться палками и кострами. Впрочем, поговаривали о том, что вот-вот появятся военные разработки для внутреннего пользования, и с помощью телефонов удастся не только отправлять друг другу сообщения в местах, где ловит связь, а где не ловит - открывать ими пиво, а ещё и колдовать: проекции там разнообразные и прочая фантастическая хрень. Обещали уже не первый год, видимо, в исследовательском подразделении департамента господина де Ридо тоже любили открывать пиво разнообразной точной техникой и не спешили портить такую чудесную вещь какими-то надстройками и артефакторикой в целом. Костёр разгорался быстро, несмотря на висящую в воздухе сырость, и начиная с этой минуты следовало быть очень осторожными. Ни он, ни Нерис на могли обращаться с огнём как с родным, и если возможности напарницы ещё представлялись ему довольно размыто, то насчёт своих он давно не питал иллюзий, потому все, что сейчас мог — так это осуществлять поддержку в меру своих сил. Огонь представлялся угрожающим и слишком диким для любых попыток контроля, отправься маг на изучение злополучного предмета сам, то прошел бы ещё полмили — до ручья, чтобы заняться намного более привычной, хоть и не дающей таких прозрачных результатов гидромантией. Но может что-то получится? То ли уязвленный, то ли воодушевленный разговором о командной работе, Телор замкнул контуры, ещё с несколько секунд постоял над ними, проверяя, ничего ли не упустил. Потом развернулся, комкая опустевшую пачку от сигарет в пальцах — огонь все сожрёт, а об экологии пусть думает другое ведомство. Кинул в пламя. — Ты уверена? — переспросил он, хотя ответ угадывался. Формально, конечно, колдовать в состоянии алкогольного опьянения было запрещено — точно так же, как водить машину и совершать ещё ряд важных социальных действий, фактически же сам был настолько грешен, что иногда даже подумывал о том, что кроме заклинаний «дневных» и «ночных» следует отдельным столбцом в учебниках выписывать заклинания «пьяные». Что-то из заклинаний, конечно, от измененного состояния психики колдуна страдало, но кое-что колдовалось настолько лучше, что, сочти вдруг общество это достаточно приемлемой темой для обсуждения, то можно написать несколько пристойных диссертаций. К миру науки Телор имел такое же отношение, как к миру ассистирования, но все равно почему-то принялся волноваться: со стороны, правда, смотрелось, будто он начинает выстраивать следующие барьеры, в этот раз невидимые, призванные не ловить посторонних магов, а удержать только одного, точнее одну, если вдруг что-то пойдет не так — сила, щедро разлитая в чёрном воздухе, плавно текла в ладони чародейке. Очень честно старался работать в команде. — Более чем, — подтвердила свою решимость Нерис. Считывание памяти крови было одним из самых базовых криминалистических ритуалов, которому учили еще стажеров, и который приходилось потом повторять над всем, что хранило хоть какие-то следы биологического материала; так что провести его чародейка могла хоть смертельно пьяной, хоть разбуженной посреди ночи и опасения коллеги считала совершенно напрасными. Виданное ли дело, разговорить тряпку — да криминалистам практически платили именно за такие фокусы. Глотнув виски в последний раз, Нерис окончательно передала бутылку Телору: сознание ее задержалось ровно в той точке опьянения, когда рассудок достаточно ясен, а рука — верна, но страх и сомнения уже уснули, и оттого игра с огнем не казалась чародейке опасной. Она вдохнула пламя так же, как глотала алкоголь — морщась, но с готовностью — впуская под кожу едкий жар, что пьянил по-настоящему, до слез и горечи в горле; затуманивал разум; и оттого нужно было думать очень-очень ясно, очень крепко держаться за каждую мысль, очень осторожно выпрядать нить даже привычного заклинания. Учитывая способности Телора, она могла бы просто позволить ему читать в своем разуме, но Нерис внезапно было весело и отчего-то хотелось сделать все красиво, поэтому чуть задержав в пальцах звенящее плетение, она завернула его во второе, более тонкое и изящное — звон в ушах чуть усилился и мир слегка качнулся перед глазами. Один из созданных чародеем контуров пошел мелкой рябью, но удержал возмущение. — Смотри, — сказала Нерис, сама не отрывая взгляда от костра. Огонь вдруг изогнулся сначала в одну сторону, потом в другую, словно разминал затекшую спину; а затем вдруг пошел волнами, и дрожащий от жара воздух над костром сделался линзой, на которым языки пламени, словно алый морозный узор, поспешно рисовали картину за картиной — они перебивали друг друга, вспыхивали и таяли, и Нерис, как ни старалась, не могла долго удержать хотя бы одну из них. Вот недостроенный дом, вот их трейлер; кукурузные поля, великое солнце на стене; поднимающийся к небесам террикон, ветви, летящие в лицо; снова великое солнце, высокий собор, торжественная месса, плохая репродукция картины с тремя грациями; крутая дорога все выше и выше и наблюдателя будто бы волокут — знакомый забор все ближе и ближе, подобраться бы еще чуть-чуть, заглянуть бы за него, чтобы увидеть… Телор смотрел. Очень внимательно, стараясь подметить любую деталь, которая сейчас выглядела не более чем глупостью, но впоследствии могла бы помочь, став ценностью. Трейлер, темный абрис дома на фоне закатного неба, шелест листьев, капли воды на кукурузных метелках — прошел дождь — великое солнце заходит за горизонт, бутылка виски, почти такая же, как сейчас была у них, кажется, стоит расслабиться после рабочего дня — точно так же, как они — шорох и мелькнувший яркий дождевик, дети играют. Желуди. Кровь. Телор смотрел, замерев и не совершая ни единого движения, и в то же время чутко удерживая и не разрешая свалиться за грань, переступив которую станет ещё веселее — но ненадолго. Огонь был очень коварен. Пламя вскипело, и дрожащая линза лопнула, не выдержав давления — осколки ее больно хлестнули по лицу, и Нерис непроизвольно закрыла лицо ладонью. Тряпка, лежавшая у костра, вдруг вспыхнула внезапно и ярко, и за считанные секунды сгорела до пепла — серую золу моментально смело ветром, не оставив и следа от ценного вещдока дознавателей. Голову наполнил неприятный звон и дыхание перехватило — с трудом продышавшись, чародейка выпрямилась, глядя на Телора слезящимися глазами. — Как-то... бестолково довольно, — признала она, — похоже, эта тетка здорово обслюнявила эту штуку, и оттого все образы пошли по... к черту. Все, что ясно — это что нам точно надо забираться на ту долбаную гору. Там все ответы и, предположительно, наши предшественнички. Не факт, что живые Взгляд туманился от огня и алкоголя — взятые взаймы сила и смелость, неизрасходованные, лишние искали выхода, встряхивали тело, гулко колотились в висках. Нерис потерла глаза предплечьем, и четко поняла, что спать не хочет и не будет — не сейчас, во всяком случае, когда огонь так ярок, а в бутылке еще есть виски. И что если напарник откажется с ней пить, она его свяжет. Потому что пить в одиночестве — алкоголизм. Именно это она ему и озвучила с самым добродушным выражением лица, жестом предлагая присесть рядом — от каждого движения качались звезды над головой и пламя в костре; последнее — оттого, что еще не утратило связи с руками чародейки. — Не будь унылым, аэп Ллойд, — дипломатично убеждала Нерис чародея, — любые приличные коллеги должны нажраться вместе и совершить что-нибудь безрассудное. Это, считай, посвящение в напарники. Завтра с утра... мм, ладно, завтра после полудня опять будем блевотно-приличными. Хочешь опять про жену побухтеть? Я обещаю слушать. Дракон как живой полз по небу к Деве, а Дева лишь кокетливо подбирала платьице. — Спасибо. Так, конечно, было нагляднее, — подумав, Телор решил все-таки поблагодарить за риск, — в целом картина ясна, это всё равно доказательство. По-прежнему недостаточно для следствия, но для них двоих — более чем. Пожалуй, многие дознаватели на этом бы закончили дело. Честно признав, что в документах не нашли несоответствий, а проверкой финансов пусть занимаются бухгалтера и аудиторы. И были бы по-своему правы, потому что разбираться в этом вдвоем было несусветной глупостью — будь на месте его и Нерис чуть менее изломанные игрушки с инстинктом самосохранения, пожалуй, тот бы им диктовал как можно скорее садиться в машину и ехать в город. Остатки этого самого инстинкта были и у Телора, но, здорово извратившиеся вследствие его нелегкой жизни, сейчас они лишь яростно вопили о том, что с чародейками в таком состоянии лучше не спорить. От увиденного не то чтобы потряхивало — в конце концов, множество мрачных картин, но ни единого убийства или чего-то такого же плохого, так что даже странно, почему нервы хоть как-то реагируют — но и возвращаться в трейлер не очень хотелось. Вдруг и их… отволокут в кукурузу, а потом на вершину холма. Нет, Телор теперь тоже прямо-таки жаждал попасть за забор, но не таким же методом. Или, по крайней мере, надо всё как следует продумать. — Ладно, — сдался он, — знал бы, взял стаканы и пожрать. А то вправду как алкоголики. Но хрен с ним. Огонь притих и больше не буянил, постепенно превращаясь в обыкновенный костер. Контуры исчезали постепенно и фрагментарно, медленно — для посвященных, конечно — истаивая и рассыпаясь, и, если бы не неестественный лилово-белый цвет, смахивало бы на рой светлячков. — Я не настолько унылый, чтобы бухтеть про неё сейчас, — дознаватель принял приглашение, потом, чуть поразмыслив, принялся осторожно, как налипшую во время долгой лесной прогулки паутину, стряхивать с напарницы остаточные связи. Очередное вторжение в личное пространство, едва ли не настолько же неприличное, как и в предыдущий раз - но в колдовстве, как и в работе, нередко приходится об этом понятии забыть вовсе. — Думаю, если мы пойдем напролом, нас задавят количеством. У меня ограниченная обойма и не так много конвенционных боевых заклинаний в арсенале, а за применение неконвенционных нас отправят под трибунал, а у меня другие планы на лето. Распробовав как следует геммерское, не такое уж пристойное, но очень качественно бьющее в голову пойло, Телор вдруг понял, что мысли о расследовании в данный конкретный момент вызывают стойкую тошноту, и нет, дело совершенно не в дрянном вкусе виски. Просто вся эта история почему-то, причем совершенно необъяснимо, заставляла его покрываться холодным потом и жаждать очутиться как можно дальше отсюда. — …надо переспать с этим всем, я пока не понимаю, как всё лучше провернуть. Вот если бы их повыдергивать по одному… эх, ладно. - И все-таки принялся почти по-стариковси нудеть: - Вот в юности, на заре своей карьеры я служил в отделе практических исследований и не успел закончить разработку одного пыточного заклинания. Потом на них на всех наложили запрет, даже протестировать как следует не удается ни на ком - сразу же начинают про свои права кричать, международные конвенции и вот это все. А многие заслужили ещё и не такого. Прервав самого себя едва ли не на полуфразе, дознаватель поерзал, чуть отодвигаясь дальше от огня - спина иногда уже давала о себе знать, особенно в скверные дни, так что он предпочел опереться о ствол дерева — и неловко признался: — Чувствую себя как даун. Обычно, знаешь, мы мчимся без остановок: дело, расследование, подозрения, вещественные доказательства, криминалистика, исследование, допрос и дознание. Некогда думать, надо действовать, лезть в любую задницу, браться за что угодно. Сканируют? Плевать на всё, важен результат. И все-таки, очень запоздало, извинился: — Прости меня. Можно было по-другому, я не знаю, почему придумал так, еще и решил не предупредить. Вот за это не люблю совместные пьянки — появляется время думать, а это очень безрадостное занятие, знаешь ли. Ты права, я до чёрта унылый. И не обещаю, что отработаю. Сама-то о чём думаешь? — Ни о чем, — честно призналась Нерис, неотрывно глядевшая в небо, — вообще ни о чем. И ты просто не представляешь, насколько это охрененно. Закинув руки за голову, она лежала в траве под боком у аэп Ллойда и вдохновенно пялилась на мерцающие звезды, теперь уже оставив всяческие попытки различить в их сияющей россыпи знакомые созвездия — здесь, в Ривердейле, все было немного не так, и даже само Око, пристально наблюдающее за жителями столицы с самой высшей точки неба, тут лишь неодобрительно поглядывало с края небосклона. Ривердейл представлялся границей мира — а ведь там, дальше, есть еще провинции, в которых тоже живут люди; и Солнце знает, что они творят. Может, тоже организуют всевозможные культы конца света. Может, они даже не знают, что являются подданными империи. Может, у них всех песьи головы — Нерис лениво перебирала эти глупые мысли, как жена богатея перебирает украшения, и так же равнодушно откладывала их в сторону. Ей было до приятного все равно. — Я-то как раз слишком много обычно думаю. Когда думать надоедает — принимаюсь вспоминать; а от воспоминаний начинаю рефлексировать... Ты говоришь, что знаешь немного неконвенционных заклинаний — у меня в голове их пятнадцать. Шестнадцать, если считать то, что мы не успели закончить. Нам-то не мешал запрет на опыты на людях — мы сами для себя его сняли, совсем. Вышло эффективно, но неприглядно — реданская Церковь Вечного Огня потом хорошо подняла свои рейтинги, демонстрируя по первому реданскому "зверства чародеев"... Мне говорили, что это все беглые преступники или заочно осужденные — не знаю, правда ли, но я верила, потому что так было проще. Потом перестала верить, и сразу стало сложнее — собственно, и тут меня подвела привычка слишком много думать. В кустах самозабвенно заливался соловей, и ему вторил еще один где-то подальше — треск костра и шелест листвы аккомпанементом вплетались в трель, и даже Нерис, которую никогда особенно не впечатляли певчие птицы, находила это завораживающим. Привычка думать - хоть сейчас Нерис вряд ли признала бы это - в конечном итоге оказалась тем, что спасло ей жизнь: она в конечном итоге привела ее сюда, и по сравнению с могилой, в которую легло большинство ее коллег, это могло считаться успехом. Ей дали возможность начать жизнь сначала - под пристальным надзором и не слишком перспективную, но всегда лучше дышать, чем не дышать? Наверное, так. Гвинкамп, кажется, тоже пошел на сделку со следствием. Интересно, где он сейчас. Она умолкла на какое-то время, прислушиваясь, и холодная земля под лопатками отдавала силу не нехотя, но по-матерински неспешно, с расстановкой: из-за нее Нерис казалось, что она слышит все — как поднимаются примятые травинки, как медленно остывают нагретые солнцем камни и как глубоко под ней медленно и упорно корни деревьев прокладывают себе путь в толще земли. Каждый едва различимый звук отдавался в ней, убаюкивая огонь под кожей — и тот угасал, отступая под натиском спокойной и неумолимой силы. — Не знаю, зачем тебе обо всем этом знать. Наверное и незачем. Дай бутылку. Солнце великое, дрянь-то какая все-таки... Я помню, в Риссберге спрашивала у Ванье — дескать, а правда, что вы спирт пьете? "Естественно", — отвечал он, — "вон у нас даже целый кулер со спиртом стоит". Я все смеялась, а потом как-то себе оттуда воды налила — оказалось, реально со спиртом, все долго хохотали пока я кашляла. Пробовал чистый спирт когда-нибудь? Он кажется сладким на вкус. Она вдруг села, чтобы посмотреть на Телора со всей серьезностью, на которую способен сильно пьяный человек, выглядевший при этом неприлично трезвым — в свете медленно угасающего костра это смотрелось почти зловеще. — Ты хороший мужик, аэп Ллойд. — проговорила Нерис так, будто сообщала напарнику нечто важное. — Я давно хотела сказать, но не была достаточно пьяна. Упертый и психованный, конечно, но кто из нас без придури. Зато кто бы еще послал к бесам того козла из проверки, который нас всех затрахал? Я тогда мысленно аплодировала просто. И правильно ты все сделал с этим гоэтом, просто совершенно любые планы иногда дают осечку, поверь бывшему исследователю. Особенно, когда ты действуешь фактически наугад. У тебя были все шансы преуспеть, но иногда просто не выходит — ну, вот такое дерьмо; и тогда ты попадаешь в Ривердейл с налоговой проверкой, а потом изображаешь разнорабочего из Гесо вместе с таким же неудачником, как ты. Хреновые вещи случаются, печаль в том, что иногда они случаются с нами. Будешь еще? Я все, наверное. Акт пиромантии плавно превращался в бес знает что — но чем оставалось себя развлекать, коротая часы перед скорым ривердейльским рассветом. За деревьями не было видно горизонта, и утренние птицы пока ещё молчали, позволяя соловьям драть глотки вовсю, а те, кажется, настолько одурели от своих серенад, что совершенно не реагировали на любые человеческие голоса. Впрочем, беседовали чародеи негромко — поразмыслив, Телор принялся под шумок расплетать свои защитные контуры, тщательно убирая любое эхо: вскоре никто, даже очень опытный маг, придя на эту неприглядную полянку, не обнаружит ни малейших следов колдовства. — Я читал отчеты. Сначала удивлялся, почему ты сидишь в отделе экспертизы, а не за решеткой. Потом понял. Пламя костра качнулось от ветра — и вместе с ним качнулась Нерис, передавая, казалось, бутылку напарнику, но вместо того вдруг оказалась очень близко, прерывисто выдохнула в губы Телора, задержалась на короткое мгновение, будто сомневаясь в том, стоит ли, а потом упала и в это полымя; и разум ее на это вопиющее, неуставное деяние откликался звенящей пустотой. Огонь взметнулся ввысь в последний раз — она целовала чародея долго и жадно; гораздо дольше, чем можно было ради шутки; дольше, чем он ради их спасения, отстранившись лишь когда воздуха в легких стало не хватать — и тогда пламя опало совсем, оставляя мерцающие угли. И тогда Телор понял, каков на вкус чистый спирт. Прошедший день был долгим и странным, долгим и странным оказалось всё, происходящее в Ривердейле, в котором всё было немного не так. Долгим и странным вышел этот поцелуй, который он не заслужил и которым, тем не менее, увлекся — всегда легко увлекался — по извечной привычке осознанно шагая в пропасть с открытыми глазами. Казался сладким на вкус, но жёг так сильно, что прокатился куда-то вниз клубом пламени и заставил на время забыть о том, как вообще удается дышать. Может, вместе с её дыханием выходили остатки огня — это было бы милосердным вариантом, но не нужно тешить себя надеждами В голове было непристойно пусто, и стоило немалых усилий вспомнить о том, что, вообще-то, женщина, которая не спешит сбегать из его рук, делает это только потому, что он сам своими решениями вынудил её нажраться — какой бы трезвой она не казалась, стоило заглянуть правде в глаза и признать, что в бутылке осталось всего ничего. Уставшая, напуганная, только что пережившая не самую приятную магическую процедуру — поэтому тянущаяся к обычному и человеческому теплу, или, по крайней мере, чему-то похожему. Тому, как такие, как они, вообще могли понимать это тепло. Сломанная, как и он сам, испорченная изначально тем, что жило внутри неё, изменяя синапсы и нейронные связи, а потом испорченная ещё несколько раз — обстоятельствами, структурами и непростой жизнью, решениями, которые приходилось принимать, принципами, через которые приходилось переступать. Как любой маг из Бюро, ломающая голыми пальцами металл — при необходимости — и, как любой маг из Бюро, иногда, изредка, каждый первый вторник нового тысячелетия впадающая в кратковременный период слабости, который никто не должен видеть. А ему… просто повезло, оказался в нужном месте под рукой. Телор никогда не упускал случая воспользоваться возможностями, но в этот раз - который раз за этот вечер - что-то пошло не так. — Вот так будет честно. — сказала Нерис, тяжело выдыхая, и взгляд ее при этом был пугающе трезвым. — Вот так. Давай не пойдем обратно? Этот фургон фантастически вонючий. Здесь, в Ривердейле, все было немного не так. — Хорошо, — проглотив любые комментарии, за которые, вообще-то, сейчас спокойно мог умереть, кротко ответил он, — хорошо. Тепло, мы на земле не простудимся. И сколько там осталось до рассвета. Он пожалел о том, что не захватил с собой куртку — она бы создала иллюзию тепла и защищенности, сейчас же оставалось ходить по охрененно тонкому льду. Завтра с утра — в крайнем случае, после обеда — всё снова станет до тошноты приличным, а сейчас можно позволить себе очередное нарушение границ и вольности, едва ли безрассудные — скорее, осторожно-осознанные даже несмотря на плещущийся в крови спирт. Слишком, пожалуй, зная Телора, осторожные. Безрассудным был сам факт этих действий, в принципе, не несущих в себе ровным счетом ничего непристойного — для них-то, умудренных жизнью, у каждого за плечами какое-то количество длительных отношений, вообще шалости, не заслуживающие внимания, а вот было бы обоим по пятнадцать… Он несколько бесцеремонно вынудил опустить Нерис голову к себе на плечо, и так и оставил руку на её плече. — Постарайся отдохнуть. Тебе надо. Я посторожу. Лопатки болезненно соприкоснулись с покрытой густой травой землей, Телор прикрыл глаза, но знал — сна не будет. Если она ещё сделает хоть что-то… Если она ещё сделает хоть что-то, он, пожалуй, совершит ещё один безрассудный поступок и обзовёт её глупой, после чего, вероятно, какое-то время не сможет нормально функционировать в силу травм — но вот так будет честно. Нерис ничего не сделала. Нерис ничего не сделала, потому что немилосердный разум, на которой она несколькими минутами ранее жаловалась напарнику, проснулся удивительно невовремя и моментально осведомился, чего это хозяйка успела натворить в его отсутствие и почему это она, дознаватель при исполнении, валяется в траве в обнимку с женатым мужиком. Каких еще глупостей она наговорила ему ранее? Вот этих? Еще и целовалась? О, детка, ты все это зря — ты пожалеешь, потому что я заставлю тебя пожалеть о каждой вещи, что хоть немного похожа на досадный просчет. Что ты о себе возомнила? Что хороша настолько, что способна позволить себе такие выкрутасы? Ну, молодец, теперь-то все точно поймут, что кроме жалости ты вызывать ничего не можешь. Нерис зажмурилась, отчаянно вцепляясь в руку Телора и несколько раз мотнула головой, будто пыталась вытряхнуть из нее проклятущий голос. Ну к черту, — сказала себе она. Ну тебя к черту; уйди прочь и оставь меня — в ее жизни и так немного тепла и близости, чтобы разбрасываться пусть даже крадеными; и она раздражающе сильна и серьезна все остальное время; а сейчас дай просто побыть усталым и слабым, позволь взять то, что дают добровольно и без упрека. Все мы — сломанные вещи, и битая чашка ничем не лучше треснувшего блюда; но в такие моменты, рядом, можно на чуть-чуть почувствовать себя целым. Будто все это не временно. Будто все это правда. Будто все это не взаймы. Будто чужое тепло — не просто так; будто ты можешь вызывать что-то кроме жалости. В ватный сон Нерис проваливалась под стук чужого сердца — тревожно частый и успокаивающе четкий. На рассвете она проснулась продрогшей от выпавшей росы и какое-то время сидела, глядя в потухшее кострище, прежде чем отважилась посмотреть на чародея: в сизой предрассветной дымке лицо Телора казалось почти таким же серым, как и его седые волосы — Нерис в деталях рассмотрела каждую черту, смахнула со щеки капли воды, задумчиво поглядела в сторону тропы, что уводила к стройке, но передумала и легла обратно под руку аэп Ллойда. Разбуженные первыми лучами солнца травы беззвучно, но непреклонно поднимались к небу.