***
Драко быстро шёл по направлению к приёмной, в надежде перехватить Нотта и придушить его на месте, возможно, даже без использования магии. Встретив друга ещё в коридоре, он схватил того за грудки и, втолкнув его в ближайшее помещение, которое оказалось архивом, тут же запечатал дверь заклинанием. Лицо Тео изображало наигранное недоумение, в то время как в тёмных глазах плясало искреннее веселье, что взбесило Драко ещё больше. — Вижу, ты успел познакомиться с нашей новой коллегой. Хорошенькая, не находишь? — едва сдерживая улыбку, произнёс Нотт. Яростно сжимая и разжимая кулаки Драко подошёл к нему почти вплотную. — По-твоему, это смешно? — сквозь зубы процедил он. — По-моему, это как минимум забавно, — идиотски улыбаясь, ответил Тео. — Забавно ему. Как ты это допустил? — совершенно теряя терпение, спросил Драко. — Министр лично посодействовал её переводу. Что тут поделаешь? — Невинно пожал плечами Нотт. — Это, блять, ни капли не смешно. Я не могу... я не буду с ней работать. — Почему же? Я работаю с ней уже две недели, и ничем магловским пока не заразился. Хотя, мы ещё не настолько близки. Эта шутка, в сочетании с многозначительно приподнятой бровью Тео, вызвала у Драко внезапное чувство отвращения. Он стиснул зубы и отошёл на шаг. «Забавно ему, сука. Он хоть понимает, к чему привело наше с ней последнее нахождение в одном помещении?» — Поговори с Кингсли, пусть найдёт ей другое место, — зажмурив глаза и потирая двумя пальцами переносицу, бросил Малфой. — Я не могу, — вдруг совсем серьёзным тоном произнёс Тео. Он медлил. — Я не могу просить перевести Грейнджер куда-то ещё, когда сам попросил Министра перевести её к нам. Драко резко убрал руку от лица и внимательно посмотрел на друга неверящим взглядом, пытаясь распознать очередную идиотскую шутку Нотта, но тот оставался предельно серьёзным. — Зачем? — спокойно спросил Малфой. Прежде чем ответить, Тео глубоко вздохнул и закатил глаза. — Я краем уха услышал, как Шэклболт говорил, что Грейнджер попусту растрачивает свой потенциал в этом зверинце этажом выше. А мне, знаешь ли, надоело работать с посредственностью, которую нам подсовывают. Кто из кучи этих идиотов за последние полгода задержался у нас хотя бы на месяц? И раз уж именно я обречён ежедневно терпеть их на рабочем месте, то кандидатура Грейнджер мне показалась весьма подходящей для... — Я сейчас заплачу, — ядовито перебил его Драко, — бедняжка Теодор Нотт. Скажи мне правду. Зачем? — он сощурил глаза и с подозрением посмотрел на друга. — Ты запал на Золотую девочку? Взгляд Тео моментально стал ледяным и суровым. Он сверлил друга своими тёмными глазами, словно ожидая, что тот прочтёт его мысли и наконец поймёт суть происходящего. Драко никогда не видел Нотта таким злым и подавленным. — Ну так, запал?! Отвечай! Тео, явно, сделав над собой усилие, с грустной усмешкой сказал: — Куда уж мне. Я бы не посмел, зная, кто мой главный конкурент. Бросив последнюю фразу, он прошёл мимо Драко, задев того плечом, взмахнул палочкой и вышел в коридор. «Да, что, блять, с ним происходит? Конкурент, говорит. Даже если допустить, что такой как Тео умудрился запасть на Грейнджер, кто может составить Нотту хоть сколько-то значимую конкуренцию? Уж точно не уёбок Уизли! И между ними давно ничего нет, я узнавал. Блять, а это может стать проблемой. Тео любит прикидываться тихоней, однако если что-то попало в круг его интересов, он ни перед чем не остановится. Проходили, знаем. И кого тогда Нотт мог испугаться? Чёрт, речь же о Золотой девочке, да на неё, наверняка, полминистерства слюни пускает. Сука, что там у него за "конкурент" такой?» Непроизвольно стиснув зубы от злости, Малфой вышел из пыльного архива.***
Входя в кабинет, Тео был мрачнее тучи, и догадаться о причине подобного настроения было несложно. Гермиона никогда ещё не видела его таким, потому резонно решила, что лучше будет воздержаться от вопросов и тихо заняться своей работой. Малфой в тот день больше не появлялся. Только вечером, собираясь домой, Тео неожиданно прервал царившее весь день молчание: — Ты должна знать: Драко, мягко говоря, не в восторге от твоего присутствия здесь. — Ничуть не удивлена. — Разумеется, — он устало улыбнулся и внимательно посмотрел на Гермиону. — Я должен попросить тебя хотя бы попытаться найти какой-то способ мирного сосуществования с ним. Она в возмущении открыла рот, чтобы возразить, но Тео продолжил: — Его я об этом просить не могу — он в гневе даже видеть меня не захочет, не то что слушать. — Понятно, — Гермиона демонстративно закатила глаза и выдохнув добавила. — Я постараюсь. — Спасибо. И ещё одно, — Тео помедлил, подбирая слова. — Я точно знаю, что Драко давно отбросил все эти предрассудки по поводу маглорождённых, но кажется, тебя он стал ненавидеть только больше. Не подскажешь, в чём причина? Гермиона уставилась на него широко раскрытыми глазами, в которых читался лёгкий испуг и удивление. — Без понятия, — процедила она. — Может, он в принципе меня ненавидит, независимо ни от каких предрассудков? — добавила девушка, уткнувшись в разложенные перед ней бумаги. — Хорошо если так. Гермиона резко вскинула голову, и нахмурившись, вопросительно посмотрела на Тео. — Ну, знаешь как говорят: от ненависти до... или как там? В общем, ситуация может оказаться не столь безнадёжной, как я предполагал, — уже бодрее добавил Нотт, подмигнув Гермионе. Пока до неё доходил смысл сказанного, он махнул на прощание рукой и быстро ретировался. Как только за ним закрылась дверь, Гермиона измождённо уронила голову на сложенные перед собой руки, и практически сразу же её плечи начали мелко подрагивать.***
Гермиона ненавидела себя за эти сопли. Сколько бы она ни напрягала свой блестящий мозг, никак не могла понять, зачем подсознательно пыталась оправдать и обелить каждое его действие? Зачем попёрлась на его слушание, когда там и без неё защитников хватало? Почему не пропускала ни одной, даже крошечной заметки в прессе о самом завидном холостяке магической Британии? В сотый раз одни и те же мысли бегали по кругу. Зачем он поцеловал её на Рождество? Просто ради развлечения? Почему в таком случае не отпускал её, зная, что их могут в любой момент застукать? Почему отменил свадьбу? Ладно, полагать, что она имеет к этому отношение было уже откровенным бредом — из-за одного поцелуя помолвки не расторгают. Однако, сердце Гермионы предательски нуждалось в подтверждении того, что Малфою она не безразлична, и Тео только что это жестоко подтвердил, очень по-слизерински. От слов Нотта, что Драко её ненавидит, ей вдруг стало так нестерпимо больно, что дальше это продолжаться не могло. Гермионе уже давно было пора заставить себя выкинуть несносного блондина из головы, и лучше времени придумать было нельзя. И плевать, что на это оставались лишь одни выходные.***
После разговора с Ноттом Драко отправился в Мэнор, решив, что в этот день сможет поработать и дома. Расположившись в бывшем кабинете отца, он честно пытался заняться делами, но мыслями неизбежно возвращался к Грейнджер. Наконец, сдавшись, и в который раз убедившись, что традиция иметь небольшой бар в непосредственной близости от рабочего стола до крайности нелепа и, мягко говоря, нездорова, он открыл бутылку редчайшего гоблинского вина и сделал то, что не позволял себе последние пару месяцев — погрузился в воспоминания о ней. Он вспоминал шестой курс — самый ужасный год в его жизни. Как в то время, в наиболее тяжёлые моменты Драко воскрешал в памяти её мягкие губы, её объятия, сладкий жалобный стон, и по какой-то причине, тогда это было единственным, что хоть как-то грело его бесконечно одинокую душу. Он вспоминал своё отчаяние, когда увидел Грейнджер в гостиной их фамильного замка. Как от её криков кровь стыла в жилах. Драко не раз испытывал действие Круциатуса на себе, его не раз заставляли смотреть, как заклятие применяли к его родителям, но никогда раньше в нём не поднималось такое чувство омерзения к собственной беспомощности, как в случае с ней. Когда же Драко увидел кинжал Беллатрисы, летящий прямо в аппарирующих беглецов, то почувствовал, как его сердце остановилось. Он смотрел в карие, широко распахнутые от ужаса глаза, и понимал, что отдал бы всё на свете, лишь бы она осталась жива, лишь бы увидеть эти глаза снова. Такие яркие чувства к девушке были для него в новинку, и вместо того, чтобы дать им какое-то определение, Драко предпочёл спрятать их подальше за стенами окклюменции. Он вспоминал финальную битву. Как после их невероятного спасения из охваченной адским пламенем выручай-комнаты, он, словно обезумевший носился по Хогвартсу, пытаясь в клубах пыли и дыма не упустить из вида копну каштановых волос. Малфой был одержим идеей следовать за ней по пятам, защитить её от любой возможной опасности. Он видел в этом искупление своей вины за его бездействие в Мэноре — искупление, по крайней мере, перед самим собой. Когда же сражение закончилось, и она оказалась среди выживших — ощутив невероятное облегчение, Драко пришлось принять тот факт, что подобный альтруизм проснулся в нём не только из-за чувства вины. И то, как в его животе что-то сжалось при виде Гермионы в объятиях Уизли, только подтверждало его опасения. Он вспоминал, как его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда он увидел её в числе свидетелей защиты на своём слушании. Малфой не мог поверить, что умница Грейнджер не разглядела всего его ничтожества, что она могла защищать его, в то время как он не сделал ничего, чтобы защитить её в Мэноре. Тогда Драко впервые осознал, что не стоит и мизинца так ненавистной ему когда-то грязнокровки. Ему стало нестерпимо больно и противно, а поднять на неё глаза оказалось просто выше его сил. Он вспоминал, как один взгляд на Гермиону в её чёртовом изумрудном платье положил конец всем его сомнениям и многолетнему отрицанию собственных чувств. На той вечеринке Драко понял, что способен быть по-настоящему одержимым женщиной, испытывать неистовую, испепеляющую страсть, а вместе с тем пришло и осознание того, что он, однозначно, не хочет на всю жизнь связать себя с Асторией. Даже после падения Волдеморта и смерти отца Драко не покидало чувство, будто его жизнь течёт сама по себе, независимо от его воли. И расторжение помолвки стало для молодого Лорда Малфоя первым шагом на пути к столь желанному самоопределению: если он когда-то и женится, то только по велению собственного сердца, а не по договорённости родителей пятнадцатилетней давности. Он вспоминал, как последние полгода понемногу сходил с ума. Её больше не сдерживали даже защитные стены разума — она заполонила всё его сознание. Драко непроизвольно высматривал её в Министерстве, он вздрагивал каждый раз, когда кто-то упоминал о ней в разговоре, он навёл справки о её личной жизни и, обнадёженный полученными данными, порывался заявиться к ней в кабинет или даже домой. Да он всех своих чёртовых эльфов освободил! Однако, его всё время останавливал лишь тот факт, что это ведь она тогда разорвала объятия и исчезла в толпе. Значит, ей так было нужно. Значит и Драко было нужно избавиться от этого помешательства, что он и пытался сделать, пропадая в бесконечных командировках и держась подальше от Министерства. И наконец, вспоминая прошедший день, он не верил в реальность происходящего. Вряд ли можно было описать крайнюю степень его изумления, когда в их с Тео кабинет влетела та, мысли о которой он так старательно гнал прочь последние пару месяцев. Та, которой здесь не могло быть по определению. А уж новость о её работе в их отделе показалась ему чьей-то злой шуткой, и, как оказалось, "шуткой" его лучшего друга. Голова Драко начала болеть от нахлынувших воспоминаний и крепкого вина. Держаться от Гермионы подальше и забыть о ней теперь вряд ли получится. Если Тео положил на неё глаз, а судя по его реакции там всё серьёзно, то как Драко соперничать с лучшим другом? Любого другого, кого бы там Нотт ни опасался, Драко не счёл бы даже за конкурента, но как делить девушку с Тео? Благородно отступить и смотреть как её уводит Нотт он точно не сможет. И как ему работать с Грейнджер, если думать о ней он мог только представляя её сладко стонущей под собой? «Да твою ж мать». По воле Тео он оказался в полнейшей заднице.