Wulfwiga

— Он живёт в деревне неподалёку от Бостона. Одной из немногих, кто ещё не сдался Вашингтону, кстати, — Ли положил на стол карту, где красным кружком обвёл нужное место. — Ганьягэха — очень гордое племя. Они реже остальных идут на уступки, да и сражаются до последнего, — сообщил Хэйтем задумчиво. — Думаю, стоит попытать удачу и съездить на переговоры. — Я слышал, что ещё никому из белых не удавалось склонить шамана на свою сторону, — Ли покручивал кончик уса, размышляя. — Что мы можем ему предложить? — Он попросит свободу для своего народа, к гадалке не ходи, — поморщился Хэйтем. — Или ещё что-нибудь несбыточное. Посмотрим, стоит ли юнец усилий. Если да… Что ж, я тряхну связями и найду выход. Отправлюсь завтра. — С вами поехать? — уточнил Чарльз. — Сейчас на дорогах крайне неспокойно. — Я бы не отказался от сопровождения, — спустя паузу ответил Кенуэй. — Ближе к поселению остановишься в каком-нибудь трактире и подождешь, пока я договорюсь с индейцами. Двух чужаков сразу они терпеть не станут. — Ещё скажите, что у меня лицо, не располагающее к разговору, — усмехнулся Ли, но спорить не стал. Он, признаться, и сам не особенно хотел соваться к дикарям. А вот у магистра к ним всегда была особая симпатия, которую Ли не понимал, как ни пытался. Хэйтем был настроен позитивно. В конце концов, ему всегда удавалось разрешать самые трудные ситуации и сглаживать углы в общении даже непримиримых противников. Вязнущая в грязи лошадь нисколько не портила ему хорошего настроения. Вернувшись к привычным ядовитым шуточкам и длинным разговорам на философские темы, Хэйтем сумел удивить Чарльза, давно не видевшего магистра в подобном расположении духа. — Наверное, вам давно следовало выбраться за пределы привычных мест, — осторожно заметил он, слегка пришпорив лошадь, чтобы успеть за Хэйтемом. — Ты прав, Чарльз. Рутина изматывает донельзя, — отозвался тот, сверяясь с картой. — После того, как большую часть жизни провел в пути, усидеть на месте невероятно тяжело. Конечно, я не столь вынослив и быстр, как в юные годы… — Вы до сих пор дадите жару многим молодым, — слегка улыбнулся Ли. — Чаще опыт более важен, чем сила. — Без неё, впрочем, тоже непросто, — Хэйтем прикрыл глаза ладонью, глядя вдаль. — Поэтому я и отправился к шаману. — Говорят, он властен над орлами и волками, — сказал Ли с толикой скепсиса. — Не знаю, насколько это достоверная информация. Дикарям свойственно приписывать магические свойства обыкновенным вещам. — Иногда они гораздо ближе к истине, чем мы, — парировал Хэйтем. — Я бы сказал, довольно часто. Люди, которые близки к природе, чувствуют мир иначе, без обманчивого тумана цивилизации. Он замолчал, помня, что Ли начинает раздражаться от подобных разговоров. Как и от обсуждения таких особенностей, как орлиное зрение и ассасинское чутье. Очень по-человечески — злиться на то, чего не понимаешь. Хэйтем и сам до конца не разобрался в подобных вещах, хотя прочёл зашифрованный дневник от корки до корки и не раз. Наверное, стоит смириться с тем, что некоторые детали мира непостижимы. Начинало темнеть, и тамплиеры поспешили найти относительно защищённое место для ночлега. Разбойники таились чуть ли не под каждым кустом — из-за разорительных налогов люди голодали и шли на преступление, чтобы накормить семью, поэтому следовало быть предельно осторожными. К счастью, нашёлся трактир, где осталась как раз пара свободных комнат. Расплатившись и забрав тарелку с рагу в номер, Хэйтем сел на жёсткую кровать и прислушался к происходящему за тонкими стенами. Вроде бы обстановка была спокойная, ни дебоширов, ни подозрительно тихих личностей. Расправившись с ужином, Хэйтем улёгся в постель, сняв только сапоги и верхнюю одежду с портупеей и оставив при себе наруч со скрытым клинком. Он разучился крепко спать с тех пор, как лишился отца, и заставить потерять бдительность его могла только болезнь. Временами Хэйтем завидовал тем, кто беспечен и не вынужден всегда быть начеку. Хотя в последнее время подобное поведение следует отнести к смертельно опасным — доверять нельзя никому. Доброжелательный с виду сосед может оказаться вражеским лазутчиком, и если твой урожай немного лучше его, то нож в боку гарантирован. Простые жители защищены от произвола меньше всех. Солдаты Вашингтона отбирают у гражданских оружие, фактически оставляя их беззащитными. Хэйтем прикрыл глаза. Он не назвал бы себя добрым или сострадательным, но происходящее не могло его не напрягать. Сколько бы крови ни было на руках, бессмысленные человеческие жертвы огорчают. Особенно магистру не нравилось, что местные племена хладнокровно вырезают за отказ отдать запасы. Индейцы для Вашингтона — досадная помеха на пути к плодородным землям, и их уничтожение лишь вопрос времени. Засыпая, Хэйтем содрогнулся от мысли о том, что, возможно, Дзио мертва. Она бы точно не стала терпеть притеснения от белых врагов и первой кинулась бы в бой, не щадя ни себя, ни соотечественников. О ней давно ни слуху, ни духу. Совпадение или же?.. Хэйтему снился лес. Точнее, смесь всех лесов, в которых ему когда-либо доводилось бывать. Деревья шелестели листвой, перетекая одно в другое, и словно следовали по пятам за незваным гостем. Птицы не пели. Кенуэй ускорил шаг, ощутив спиной чей-то пристальный взгляд. Он понятия не имел, куда идёт. Тропинка вилась под ногами юркой змеей, петляла, водила кругами. Где-то сбоку раздался треск веток, словно что-то огромное ломилось через чащу и довольно быстро приближалось. В какой-то момент треск зазвучал со всех сторон, сбивая с толку и заставляя сердце биться чаще. — Кто ты? — крикнул Хэйтем, остановившись. — И что тебе нужно? В ответ раздался леденящий душу волчий вой, оглушающий, вызывающий волну мурашек по телу. Но звери не спешили появляться, видимо, чего-то выжидая. Между деревьев мелькали тени, много низких и одна высокая, словно кружась в странном хороводе. — Я не боюсь, — заявил Хэйтем и скрестил руки на груди, демонстрируя, что бежать не собирается. Тихий смешок пронёсся по лицу порывом холодного северного ветра. — А следовало бы. Что-то тяжёлое ударило Кенуэя в грудь, и он провалился в темноту. Последнее, что он видел — полузвериные-получеловеческие карие глаза с голубым отблеском в глубине зрачка. Он резко сел в постели, судорожно хватая ртом воздух. Сквозь грязные занавески пробивались слабые лучи осеннего солнца. — Пора отправляться в путь, — пробормотал он. Ополоснув лицо ледяной водой и утолив голод сваренными вкрутую яйцами с ломтем хлеба, Хэйтем почувствовал себя гораздо лучше. Ночной кошмар понемногу забывался, уступая место гораздо более насущным проблемам. Ли, конечно же, заметил лёгкое смятение магистра, но ничего не сказал. — К трём часам будем на месте, — возвестил тот, свернув на перекрёстке дорог направо. — Надеюсь, мы не зря столько тащились по грязи, — хмыкнул Чарльз, которому предстоящая сделка казалась не такой уж удачной. — Выше нос, Чарльз. Хуже идиота, дорвавшегося до артефакта, точно не будет, — заверил его Хэйтем. — Ага, и убитого патриотами Джонсона, — понизив голос, сказал Ли. — Парламентер из него вышел так себе. — Не могу не согласиться, — поморщился Кенуэй. — Зато мы учли его ошибки. Оставив Чарльза пить эль и ждать новостей, Хэйтем отправился прямиком в лес. Места были ему смутно знакомы. Кажется, на той болотистой поляне ему довелось прикончить Брэддока… Да, хорошие были времена, если сравнивать с нынешними. Мир был куда понятнее и проще. Или так казалось. — Стоять. Или получишь стрелу в глотку. Хэйтем медленно поднял голову и увидел сидящего на раскидистой сосне могавка. — Я пришёл поговорить с вашим шаманом, — спокойно ответил Хэйтем. — Зачем? — могавк мягко спрыгнул на землю. — Хочу убить Вашингтона. Вроде бы, он тоже собирался, — ответил тамплиер. — По крайней мере, я слышал подобное. — Слухи что пожухлые листья. Легко рассыпаются и ничего не стоят, — сказал индеец, чуть приблизившись. — С чего нам тебе верить? — Ни с чего, действительно, — Хэйтем усмехнулся. — И все-таки мне есть, что вам предложить. Индеец с минуту разглядывал чужака, потом кивнул: — Отдай оружие и иди за мной. Бросив саблю и пистолет на землю, Хэйтем поднял руки, показывая всем своим видом, что не собирается нападать. Могавк забрал снаряжение и знаком показал, чтобы Хэйтем шёл чуть в стороне. Деревня располагалась на некотором расстоянии от места, где раньше была стоянка племени Дзио. Судя по обгорелым деревьям, пришлось сменить дислокацию из-за пожара. Могавк тем временем перекинулся парой слов с часовыми на своем наречии и велел магистру ждать снаружи. «Если не пристрелят, уже хорошо», подумал Хэйтем, разглядывая тёмно-зелёный мох на одном из деревьев. Нельзя осуждать индейцев за недоверие, уж слишком много раз их предавали белые союзники. — Пойдём, — сопровождавший его могавк вернулся примерно через полчаса. — И без глупостей. К ним присоединились ещё двое, держа томагавки наготове и подозрительно зыркая на гостя. Его привели в хижину с высоким потолком. Посередине горел костёр, у которого, скрестив ноги, сидел парень в шапке из головы волка. Несмотря на прохладную погоду, он был обнажен по пояс, не считая пары ремней и ожерелья из медвежьих клыков. — Садись, — пихнул Хэйтема в спину один из индейцев. Тот послушался и опустился на землю. Шаман мотнул головой, и его сородичи, немного помедлив, вышли. — Меня зовут Хэйтем Кенуэй. Я… — Великий магистр ордена тамплиеров в колониях, — закончил за него шаман. Говорил он практически без акцента, в отличие от остальных. — Рад с тобой наконец познакомиться, отец. Хэйтем моргнул. — Что, прости… — О, так ты не в курсе? Не такие уж тамплиеры и всезнающие, — парень ухмыльнулся. — Гадзидзио — моя мать. — Тебе двадцать? — уточнил Хэйтем, чувствуя, что теряет контроль над ситуацией. Чего он точно не ожидал, что его предполагаемый союзник окажется его… Сыном. Дзио всегда была очень скрытной, а если учесть детали их расставания, то немудрено, что она не рассказала о ребёнке. — Ага, — могавк подбросил несколько веток в костёр. — Так что ты там хотел предложить? — Союз против Вашингтона, — ответил Кенуэй, разглядывая человека напротив. Теперь в нём отчётливо угадывались черты Дзио… Как, впрочем, и его собственные. Губы, в частности, ухмылка, выражение глаз… Глаз, которые были в сегодняшнем кошмаре. Хэйтем отмахнулся от глупых мыслей. — Что, не смог склонить его на свою сторону? — фыркнул шаман. — Вроде того, — не стал кривить душой Хэйтем, зная, что индейцы ненавидят ложь. — Он стал неуправляемым и опасным. Как, кстати, к тебе обращаться? Индеец смерил его снисходительным взглядом. — Радунхагейду. Но ты, конечно, не выговоришь. Так что Коннор. Моё специальное имя для таких, как ты. Прозвучало в высшей мере презрительно. Кенуэй сделал вид, что не заметил. — Хорошо, Коннор. Обсудим условия? — С чего мне вдруг с тобой сотрудничать? — прищурился шаман. — Раз ты пришёл просить помощи, орден недостаточно силён, чтобы справиться с врагом самостоятельно. — То же самое можно сказать про вас, раз скальп Вашингтона всё ещё не висит на вашем заборе, — парировал Хэйтем. — Хм… Резонно, — согласился Коннор. — Что ты можешь предложить? — Людей. Деньги. Оружие. Не очень много, ясное дело, но некоторое количество имеется, — отозвался магистр. — Ну и свой клинок, конечно же. Я хочу принимать активное участие, а не отсиживаться в безопасности, пока другие умирают по моему приказу. Впервые за разговор во взгляде шамана появилось нечто вроде уважения. — От тебя же я хочу твои… Эээ… Способности. И умелых стрелков, — сообщил Хэйтем. Коннор приподнял бровь. Господи, прямо как я, мелькнуло в голове Хэйтема. — Мне нужно посоветоваться. Я сам тебя найду, — сказал спустя невыносимо длинную паузу шаман. — Если захочу. А теперь иди. Хэйтема провели до границы территории, и он остался наедине со своими мыслями и смятением.