Wulfwiga

В обещанный срок письмо так и не пришло. Неделей позже Хэйтему доставили рваный и обгорелый кусок бумаги, на котором торопливо было нацарапано: «Большая часть отряда мертва, Арнольду донесли о готовящемся бунте». — Черт подери, — магистр тамплиеров раздражённо скомкал злосчастную записку. С такими успехами до убийства Вашингтона не дойдёт и к следующему году. Теперь охрана форта усилится в разы, и подобраться будет ещё сложнее. Представив самодовольную ухмылку Коннора, когда тот узнает о провале, Хэйтем скрипнул зубами. Их дурацкое соперничество временами забавляет, но не в моменты, когда он проигрывает. Ли, уже давно маячивший на пороге, рискнул вставить слово: — Хэйтем, не стоит так сильно винить себя в неудаче. У нас нет никакой защиты против воли Вашингтона, он поработил половину колоний. — Я должен был предусмотреть все варианты, — Хэйтем фыркнул. — Теперь остаётся только залезть в форт и выяснить самому необходимые сведения. — Зачем же самому? Возьмите с собой шамана, чего он сидит без дела, — заметил Ли. — Заодно проверите, каков он в бою и чего стоят его способности. — И правда, чего это я, — Кенуэй надел треуголку. — Свалю на него всю грязную работу. — Вдвоём вырежете весь форт? Звучит романтично, — Чарльз ухмыльнулся, за что получил испепеляющий взгляд от магистра. — Шучу, шучу. Коннор обнаружился в одном из немногочисленных пабов, куда пускали индейцев. — Не знал, что ты пьешь алкоголь, — вместо приветствия сказал магистр, садясь напротив. Коннор заглянул в кружку и поморщился. — Это маскировки ради. Не понимаю, как это можно пить. Когда туман затягивает взор, ты беззащитен и глуп. И на вкус мерзость. — Да уж, местная продукция оставляет желать лучшего, — Хэйтем усмехнулся. — У меня новости. Не самые хорошие, но, возможно, ты будешь рад поучаствовать в очистке фронтира от патриотов. — Твой отряд облажался, — Коннор прищурился. — М-м-м… Да. Влияние посоха слишком сильно. Их сдали, — развёл руками Кенуэй. — Ожидаемо, — шаман самодовольно осклабился. — И теперь ты хочешь попробовать сам надрать Арнольду зад? — Вроде того, — кивнул Хэйтем. — Ты со мной? — Пожалуй, да. Не хочу, чтобы тебя убили раньше времени, — отозвался нагло Коннор, и Хэйтем едва подавил желание врезать ему по носу. Второе желание, возникшее одновременно, он предпочёл не озвучивать и затолкать поглубже в подсознание. Мальчишка был слишком близко, нарочито нависая, и мысли позорнейшим образом путались. — Очень мило с твоей стороны, — Хэйтем выдержал очередную партию игры в гляделки и встал из-за стола. — Добудь лошадь, жду тебя на выезде из города. Коннор посмотрел отцу вслед, задумчиво кусая губы. Предстоящая совместная поездка почему-то будоражила кровь. Индейцу доводилось ранее работать с белыми, и все они были медлительными и нудными и так или иначе намекали на то, где на самом деле место Коннору. Хэйтем же, несмотря на желание контролировать каждый шаг (что крайне бесило), был интересным и в какие-то моменты даже мудрым. Как молодому шаману ни хотелось игнорировать факты, общение с Хэйтемом пока что приносило полезный опыт. И что-то ещё, что Коннор никак не мог сформулировать, оно ускользало, как песок сквозь пальцы. Оседлав каурого жеребца, индеец отправил его в галоп, постаравшись отмахнуться от ненужных мыслей. Следовало сосредоточиться на том, как проникнуть в форт и не встрять в неприятности по пути. Хэйтем был странным во многих своих повадках. Всегда с идеально прямой спиной, и вместе с тем в его походке была звериная мягкость. Искусная полуложь-полуправда для большинства и короткие, чёткие указания для него, Коннора. Хэйтем не верил в истину, и Коннор был целиком и полностью с ним согласен. Вот только если Коннор верил в природу и свое племя, то во что верил Хэйтем, кроме самого себя? Для конца ноября стояла удивительно хорошая погода, с утра было солнечно и безветренно. Впрочем, чутье подсказывало Коннору, что спокойствие обманчиво. Хэйтем чересчур часто прикладывался к фляжке со странным горячительным напитком, от маленького глотка которого по горлу пробегалось настоящее пламя. Также тамплиер сделался сварливее, чем обычно, и в каждом его жесте чувствовалось напряжение. — Остановимся на привал, — сказал Коннор, спрыгивая с лошади. — Зачем? — смерил его неодобрительным взглядом Кенуэй. — Солнце ещё высоко. — Затем, что тебе больно, и я не хочу, чтобы ты упал в припадке и покалечился, не добравшись до форта, — ответил индеец. — Чуть левее поляна, пойдём туда. — С чего ты вообще взял… — начал было возмущаться Хэйтем, однако очередной укол боли в боку оборвал его на половине фразы. Старое ранение напомнило о себе крайне невовремя, а юнец слишком внимателен, чтобы такая немаловажная деталь ускользнула от его буквально орлиного взора. Шаман усмехнулся, складывая пожитки на траву. — Не пытайся выглядеть всесильным. Лучше присядь. — Оказывать мне последнюю милость ещё рановато, — буркнул Хэйтем, но не стал спорить и тяжело опустился на землю. Ему действительно требовался отдых. К тому же, подобные приступы случались с ним, когда резко портилась погода. Судя по набегающим на слабое, почти зимнее солнце тучам, тело в очередной раз не ошиблось. — Покажи, — попросил, нет, потребовал Коннор. — Колдовать будешь? — приподнял бровь тамплиер. — Нет. Просто хочу посмотреть, — пожал плечами тот. — Я не целитель. Хотя кое в чем разбираюсь. Хэйтем смотрел на индейца снизу вверх. Непривычно, странно, да ещё эта нелепая просьба… Он снял портупею, затем жюстокор, расстегнул жилет и задрал рубашку, обнажив широкий, неровный шрам, пересекающий левый бок. — Ты должен был умереть тогда, — задумчиво произнес Коннор и ничтоже сумняшеся коснулся кончиками пальцев шрама. Хэйтем невольно вздрогнул — пальцы у шамана были горячие. — Я почти умер. Месяц провалялся в беспамятстве, — сообщил Хэйтем и торопливо прикрылся рубашкой. — Что, Коннор, запрет на прикосновения с твоей стороны не работает? Шаман фыркнул и поднялся на ноги. — Если в ближайшее время не собираешься упасть замертво, собери веток для костра. Я поищу дичь на ужин. Кенуэй моргнул, и индеец словно растворился без следа, в очередной раз оставив его в недоумении. Сбор хвороста помог немного отвлечься. Стараясь не отходить далеко от лагеря и по минимуму шуршать опавшей листвой, Хэйтем бродил между смоляно-чёрных деревьев. С каждой минутой темнело всё сильнее, поднялся ветер, пробиравший до костей. «Будет буря», отстранённо подумал магистр, подбирая очередную крючковатую ветку. Не самое лучшее место и время для ночевки. Впрочем, выбирать не приходится. — Тебя было слышно на весь лес, — не преминул съехидничать Коннор, когда Хэйтем вернулся. — Повезло, что сейчас так ветрено. — Тут никого нет на многие мили, и ты это прекрасно знаешь, — парировал Кенуэй. — Вижу, охота прошла успешно, ну надо же. Индеец и ухом не повёл на ответный выпад, продолжив освежевывать тушку зайца. — Надо озаботиться шалашом, — пробормотал Хэйтем, бросив взгляд на свинцовое небо. — Не зря взял кусок парусины. Кстати, Коннор, а эти твои волки… Они настоящие или.? — Это воплощения воли духа Волка. Изредка они просят жертву за свою службу, — отозвался шаман, вытерев нож о пожухлую траву. — Так что они не вполне звери. Их материальная форма не очень устойчива. Но для схватки достаточно. — Откуда они берут энергию для появления? У тебя, не так ли? — тамплиер прищурился. — Как проницательно, — индеец насадил мясо на палочки. — Они забирают меньше сил, чем когда я обращаюсь в волка сам. С полётом то же самое. — Тебе нравится больше быть человеком или… Вот это всё? — поинтересовался Хэйтем. Коннор фыркнул, не желая отвечать. Расспросы тамплиера начинали утомлять. Было неясно, спрашивает он из чистого любопытства или же с определённой корыстной целью. Мама любила повторять, что белым не стоит верить. Особенно его отцу. Если бы она была жива, то точно бы разозлилась, узнав, с кем ее сын заключил союз. Хэйтем неторопливо жевал зайчатину, стараясь не обращать внимания на накатывающую волнами боль. Ветер тем временем усилился, и небо нависло совсем низко. Однако вместо дождя из него посыпалась белая крупа. — Просто великолепно, — сказал Кенуэй. Холодало с каждой минутой. Коннор тем временем расправился со своей порцией и тщательно облизал испачканные пальцы. — Зима нам поможет, — изрёк он, задрав голову и с толикой восторга разглядывая тучи. — Наши враги её боятся. — И не зря, — хмыкнул Хэйтем. — Не знаю, как ты, но я начинаю мёрзнуть. — Я могу спать на снегу, — усмехнулся Коннор вслед лезущему в импровизированную палатку отцу. — Я догадывался, — ответил Хэйтем, помимо плаща завернувшийся еще и в одеяло. — Удивляюсь, как ты не мерзнешь с голым торсом в такую холодрыгу. — Одежда стесняет движения, — ещё немного насладившись снегопадом, индеец тоже нырнул в палатку. — К тому же, обычно я двигаюсь очень быстро. — Неужели, — Хэйтем подложил под голову дорожную сумку и прислушался к завыванию ветра снаружи. Несмотря на достаточное количество слоёв ткани на теле, ему всё равно было очень холодно, да и ноющий бок не добавлял прелести ночевке. Еще и Коннор занял большую часть места, при этом умудряясь не соприкасаться ни в одном месте и подчёркнуто держась на расстоянии. Хэйтем повернулся к нему спиной, поджав ноги и надеясь, что тепло дыхания поможет согреться. Да уж, такими темпами он точно не уснёт, а утром будет в ещё более мерзком настроении, чем сейчас. Время тянулось ужасно медленно. Пришлось постоянно менять положение, чтобы не немели конечности. В какой-то момент Хэйтем начал проваливаться в обрывистый сон. На изнанке век мелькали непонятные образы, перетекающие один в другой, расплывающиеся цветастыми узорами, не дающие уловить суть. Чужое дыхание обдало ухо, и тамплиер почувствовал, как холод отступает и на животе крепнет чужая хватка. — Коннор?.. — пробормотал Хэйтем, не вполне осознавая происходящее. Вокруг палатки бродили волчьи тени, очевидно, охраняя. Безопасность? Хэйтем давно забыл ощущение безопасности, однако это было именно оно. И вернул его молчаливый, недоверчивый Коннор, прижавшийся к нему со спины и мирно спящий. — Наверное, это сон, — Кенуэй прикрыл глаза. — Приятный сон, как ни крути. Проснувшись утром, он обнаружил, что остался один. Выбравшись и размяв затекшие мышцы, он осмотрелся. Снега нападало внушительное количество, не увязнут ли лошади? Коннор следил за костром. Скосив взгляд на отца, он не сказал ни слова, сделав вид, что ничего особенного ночью не произошло. То, что случается во тьме, не следует вспоминать при солнечных лучах. К тому же, Коннор и сам не знал причин неожиданно взыгравшего альтруизма. Просто ему показалось правильным поступить именно так, вот и всё. — Я готов продолжить путь, — сказал Хэйтем. Боль отступила, словно её никогда и не бывало. Да и усталость прошла… Удивительно. Словно не провёл целую ночь посреди ненастья в лесу. Лошади неторопливо брели по свежему снегу, понемногу таявшему на солнце. Начало декабря всегда такое… Неустойчивое. Зыбкое. Как и остальные границы между временами года. Хэйтем не особенно верил в магию, однако в такие моменты рациональное видение мира уступало мистическому. — Где ты взял эту силу? — спросил тамплиер, когда Коннор вернулся из вылазки на предмет отрядов противника. — Попросил, — коротко ответил тот, успокаивающе поглаживая морду недоверчиво фыркающей лошади — животных беспокоил запах хищника, окутывавший индейца после превращения. — Мы используем ивовый чай только в крайних случаях, потому что он может свести с ума слабого духом. — То есть кто пережил галлюцинации, тот обзаведётся звериными помощниками? — уточнил Хэйтем. — Это не галлюцинации, — холодно поправил шаман. — Наше сознание действительно переносится в другой мир. Близкий к миру живых, но в то же время очень сильно от него отличающийся. Кто смелый, может попросить несколько раз. — Как ты, да? — Кенуэй усмехнулся. — Я не хотел этого, — Коннор гневно поджал губы. — Я обратился к Священной иве только потому, что мой народ оказался в опасности. Это… Не развлечение и не бравада, Хэйтем. Было заметно, что его задело отношение отца. — Ну-ну, не надо обижаться. Я не собирался оскорблять тебя или обычаи твоего племени, — примирительно поднял руки магистр, решив, что ссора сейчас будет некстати. — К тому же, я нарушил запрет матери, — буркнул Коннор, тронув поводья, чтобы лошадь пошла чуть быстрее. — И почему же она была против? — поинтересовался Хэйтем. — Она считала, что ивовый чай необратимо меня изменит. Сила сделает меня…другим, — ответил индеец. — Она боялась, что ты станешь жестоким, — протянул задумчиво Кенуэй, припоминая один из долгих и тяжёлых разговоров с Дзио. — Иногда жестокость необходима, — бросил Коннор. — Мама не хотела, чтобы я уподобился врагам. Но иначе их не победить. — Уверен? — хмыкнул Хэйтем. — А не лучше будет их превзойти? Шаман покосился на него недоверчиво, с подозрением, и ничего не ответил. Хэйтем понимал его метания — сам был таким же в юности. Мир оказался гораздо более несправедливым, чем казалось сначала, и то, чему учил Хэйтема отец, во многих случаях потеряло актуальность. Впрочем, и тамплиерские догмы не всегда выручали. Кенуэй старался выбирать из обеих идеологий самое применимое. На самом деле он никогда не был тамплиером в полном понимании этого слова, да и ассасином тоже. Кем-то между, без твёрдой опоры под ногами в виде чётких правил. Он не любил убивать, и всё же руки у него по локоть в крови. Коннор оказался чуть менее подвержен влиянию обеих организаций, однако тоже оказался на распутье. И хоть Хэйтем узнал его всего лишь пару месяцев назад, он почему-то чувствовал ответственность за угрюмого, дикого, одинокого индейца, чье настоящее имя в полной мере отражало его судьбу.