Wulfwiga

Хэйтем сквозь сон почувствовал, как Коннор ускользнул из постели — резко стало холодно и пусто. Нехотя приоткрыв глаза, тамплиер поискал взглядом сына и обнаружил его у окна. Зимний тусклый рассвет причудливыми отблесками растекся по смуглой коже полностью обнажённого индейца, что-то внимательно высматривающего снаружи. — Коннор, что случилось? — поинтересовался слегка недовольно Хэйтем, мол, в такую рань и холод вовсе незачем вскакивать. — Снег идёт. Значит, будет тепло. Мы сможем отправиться дальше, — сказал шаман. — Какие вести принесли тебе агенты? — Пока всё относительно спокойно, — отозвался магистр. — Французы отменили встречу, сославшись на неблагоприятную погоду. Удивительно, что их корабль вообще сумел доплыть до бостонского порта. — Нужно выходить как можно скорее. Израэль Патнэм ждать не будет, — промолвил Коннор и обернулся на отца. — Ты прав, — с тяжким вздохом признал старший Кенуэй. — Я отдам распоряжения. Мягким прыжком индеец добрался до кровати и нырнул под одеяло, прижавшись к Хэйтему и ткнувшись носом в его шею. — Мой мальчик, — пробормотал Хэйтем, пропуская через пальцы смоляно-черные шелковистые пряди. Он чертовски хотел бы провести целую вечность вот так — не бежать за врагами или от них, не выполнять чужие планы по захвату мира, а просыпаться по утрам рядом с Коннором, говорить с ним обо всём, наблюдать, как он улыбается и хмурится, просто жить. Но вернуться к извечной битве всё же пришлось, как бы Хэйтем ни пытался оттянуть этот момент. Он завязал волосы в хвост красной лентой, поправил шейный платок и портупею и снова стал той версией себя, которая твёрдой рукой вершила чужие судьбы. — Патнэм правит Бостоном, — сказал он Коннору, точившему топор. — У него в руках флот и внушительная армия на суше. — Однако он не трус, как Арнольд, — ответил индеец, не отрываясь от своего занятия. — Хоть и жестокий. К нему нужен другой подход. — Это уж точно. Они знают, кого ждать, поэтому не пускают индейцев в город под угрозой расстрела, — помолчав, промолвил тамплиер. — Им даже повод не нужен, чтобы убивать нас. Ты же знаешь, — Коннор поджал губы и склонился над топором, будто бы разглядывая лезвие. Хэйтем знал, что он пытается скрыть эмоции. — Формальный всё же нужен, — спокойно произнёс Хэйтем. — Лошади и поклажа готовы. — Тогда в путь, — отозвался шаман, подхватывая лук и колчан со стрелами. — Жду не дождусь нарубить патриотов в американский салат. — Тот отряд, который я отправил охранять твою деревню, исправно шлёт мне отчёты, — сказал как бы между прочим старший Кенуэй, когда они отдалились от особняка. — Вашингтон не знает, откуда ты явился. — Пока что, — мотнул головой Коннор. — Я не питаю особых надежд на хороший исход. Солдаты Вашингтона режут всех без разбора, лишь бы добраться до убийцы Арнольда и угрозы так называемой империи, — красивое лицо индейца исказила гримаса боли. — Из-за того, что я медлю, погибают невинные люди. — Коннор, если тебя убьют, то жертв среди коренного населения будет в разы больше, — резонно заметил магистр, чуть стегнув лошадь, отнюдь не торопившуюся скакать по свежему снегу. — И пока тебя активно ищут, шансы провалить миссию гораздо выше. Коннор прищуренно посмотрел на отца. — Поверю на слово. — Уж пожалуйста, — с лёгкой иронией ответил Хэйтем. — Мне бы хотелось от тебя поменьше сопротивления, если это вообще возможно. — Нет, — нагло оскалился индеец, снова возвращаясь в игриво-боевой настрой. «Что ж, это лучше, чем когда он винит себя во всех людских бедах», подумал Хэйтем, наблюдая, как Коннор рассматривает звериные следы на снегу. — Уйдёшь поохотиться? — спросил тамплиер, и Коннор кивнул, исчезая в ближайших кустах. Ему требовалась какая-то отдушина среди бесконечных сражений с теми, кто вздумал покуситься на чужую свободу. Вообще, по большому счету Коннору было плевать на всех, кроме собственного племени, но он не мог не принять необходимости сотрудничества с белыми. Они бывали полезными, например, Хэйтем. Вот только индеец опасался, что слишком привязался к магистру тамплиеров, подпустив его предельно близко. Не чревато ли это последствиями? Не потребует ли он слишком большую плату? Коннору нравилось то, что Хэйтем делал с ним в постели, даже очень, вот только было ли что-то ещё кроме влечения, причём у них обоих? Коннор с наслаждением вгрызся клыками в горло оленя, глотая горячую кровь и очищая голову от лишних мыслей. Иногда он жалел, что не может насовсем остаться в шкуре волка и не думать ни о чем, кроме запахов и звуков леса. Интересно, получит ли он такую возможность после смерти? И какой будет эта смерть? — Уж точно не от руки Вашингтона, — пробормотал себе под нос шаман, наблюдая, как духи волков разделываются с тушей оленя. — Ни за что. Он не боялся умереть, вовсе нет. Просто не хотел оставлять незаконченных дел, всего-то. А как бы отреагировал тамплиер? Наверное, расстроился бы. Коннор поспешил вернуться, и не потому, что Хэйтем мог волноваться, вовсе нет! Так себе сказал индеец, снова вскочив на лошадь. — Успешно? — полюбопытствовал тамплиер, и Коннор кивнул, устремляя взгляд на дорогу. А с погодой он ошибся, причём капитально. После короткого мига просветления небо снова затянуло стальными тяжёлыми тучами, и стало холодать. Через некоторое время на землю хлынул поток льдинок, острых, звенящих в полёте и об ветки деревьев, создавая странное пугающее шуршание. Коннор натянул шапку на глаза и склонился к шее лошади, чувствуя себя крайне неуютно. — Плохой знак, — процедил он. Хэйтем посмотрел на него искоса. — Да, погодка не из приятных. — И похуже бывало, — буркнул шаман. — Ты весь дрожишь, — заметил старший Кенуэй и развязал подвязки плаща. — Хэйтем, у меня всё хорошо, — упрямо заявил Коннор. — Нет. Ты замёрз, — спокойно ответил магистр, укутывая продрогшего сына в плащ. — Через пару часов должен быть трактир, остановимся переждать там. — Угх… Спасибо, — все-таки выдавил слова благодарности Коннор, который и правда чувствовал себя паршиво под ледяным дождём. — На здоровье, — улыбнулся уголками губ тамплиер. Остаток пути они проехали в молчании. Хэйтем держался ровно, как и всегда, хотя его мундир не был таким уж тёплым, и даже шерстяной свитер не особенно улучшал положение. Он поглядывал на хмурого индейца и отчего-то совсем не ощущал холода. — Надеюсь, ты не заболеешь, — сказал он, когда Коннор захлопнул дверь маленького номера с одной кроватью — единственное, что они смогли получить в такую метель. — Не волнуйся, я гораздо крепче, чем ты, — в привычной наглой манере ответил шаман и завернулся в одеяло. — Вот как, — Хэйтем сел рядом, нашарил под одеялом руки сына и сжал. — Ледяные, как тот дождь. — Что-то не так, — Коннор прикрыл глаза и прислонился к плечу тамплиера. — У меня плохое предчувствие. — Мы поедем окружным путём, проблем возникнуть не должно, — заверил Хэйтем индейца. — Разве что наткнемся на случайный разведотряд. — Нет, это что-то более глобальное, — покачал головой Коннор и внезапно обхватил отца за плечи, прижимаясь изо всех сил. — Мне давно не было так страшно, и я даже не знаю причину. Возможно, ты считаешь, что я ослабел… — Нет, вовсе нет, — Хэйтем коснулся лба Коннора губами, как бы проверяя температуру. — Ты имеешь право на страх. Наши враги многочисленны и коварны, и нельзя не бояться, иначе угодишь в их ловушку. — Неплохое утешение, — признал Коннор и возблагодарил вселенную, что им не пришлось спать порознь, потому что ему то и дело казалось, что он медленно, но верно ускользает в глубокий тёмный омут, полный хищных рыб с мёртвыми белыми глазами и раскрытыми голодными ртами, полными обоюдоострых зубов. Единственное, что удерживало от полного погружения в холодное забвение — тёплые руки Хэйтема, его дыхание, само его присутствие, ощущающееся как восход солнца после бесконечной ночи. — Тише, мальчик, я рядом, — говорил сонно Хэйтем и обнимал молодого шамана крепче, а тот стискивал зубы, чтобы не разрыдаться от накатывающего бессилия. Куда только делась сила духа и злость, которая гнала его вперёд последние несколько лет? Загадка. Постепенно получилось расслабиться, уснуть у отца на груди, слушая ровное биение его сердца. И утро ворвалось в туман снов шумом с первого этажа, развеяло наваждение. Хэйтем, в одной рубашке и штанах, сидел и писал что-то в свой дневник. — Уже проснулся? — услышав шелест простыни, сказал он. — Завтрак на столе. Думаю, можно продолжить путь. Дождь закончился. Коннор посмотрел в окно и зажмурился от нестерпимого блеска солнца, играющего на ледяном насте, покрывшим всё, до чего доходил взгляд. — Будет скользко, — пробормотал он и оказался прав. Пришлось брать лошадей под уздцы, чтобы избежать падения. — Не припомню подобного за всё время пребывания в колониях, — поделился старший Кенуэй. — Разве что ближе к Арктике… — Из-за манипуляций Вашингтона с пространством сама природа изменилась, — выплюнул индеец раздражённо. — Лето слишком жаркое, а зима чересчур холодная. Звери меняют среду обитания, мой народ начинает голодать. А этот ублюдок до сих пор жив! Хэйтем молчал, слушая, как Коннор ругается вслух, поскольку возразить было нечего. У людей есть привычка лезть, куда не просят, и обращать всякую могущественную силу во вред себе и остальному миру, тут уж ничего не попишешь. Но, как сказал ему однажды хороший друг, ничего не потеряно, пока есть хотя бы один безрассудный дурак, готовый сражаться до конца. Себя бы магистр тамплиеров таковым не назвал, а вот Коннор вполне подходил под это определение. Но, как выяснилось, и у него ресурсы не бесконечные. Мальчик попросту устал воевать с таким количеством врагов в столь юном возрасте. Ему бы проводить дни в охоте, наблюдении за природой и постижении самой сути бытия. Почему-то образ развязного гуляки абсолютно не вязался с Коннором. Была ли у него когда-нибудь девушка или… Не девушка? Или же он научился лишь нескончаемой схватке? — Коннор, что ты планируешь делать, когда убьёшь Вашингтона? — спросил вдруг тамплиер, и индеец удивлённо на него воззрился. — Ты настолько в меня веришь? — он усмехнулся. — Не знаю, Хэйтем. Я не думал, что есть жизнь после. Если ты про обзавестись семьёй и наплодить детей, то нет. Я не создан для этого. Возможно, уйду в общину шаманов-отшельников. Или утоплюсь в море. Вариантов много. — Почему ты отказываешь себе в праве быть счастливым? — справедливо заметил Хэйтем. — Потому что рано или поздно я стану тебе не нужен, — ответил спустя невыносимо длинную паузу Коннор. — Что? — опешил старший Кенуэй. — С чего ты вообще… — С того, что я реалист, отец. Надобность во мне отпадёт, как только я сниму голову Вашингтона с плеч, — надрывно произнёс шаман. — У тебя есть орден и мировой порядок, за которыми надо присматривать. И я сомневаюсь, что ты выберешь меня, которого знаешь меньше года. — Прекрати нести чушь, — строго отрезал Хэйтем, глядя Коннору в глаза. — Ты мой сын, и я тебя не брошу, особенно после… Всего. Коннор молчал, не отводя взгляд, и пытался понять, насколько правдивы слова тамплиера. По всем признакам выходило, что он не лжёт. — Я хотел бы остаться с тобой, — сказал, наконец, индеец. — Большего мне и не надо. Кроме справедливости для всех, конечно же. — Даю слово, что не уйду, — произнёс несколько торжественно старший Кенуэй. Дорога до Бостона и правда оказалась непростой. По мере приближения к городу количество патрулей росло в геометрической прогрессии. Приходилось уходить глубже в лес, передвигаться предельно тихо и быстро. — Мне донесли, что прямыми путями в город не пройти. Есть вариант пробраться через тоннели, — сообщил Хэйтем, прищуренно глядя на замершие в дымке здания и мелькающие тут и там синие точки мундиров. — На северо-востоке, я помню, — отозвался шаман. — Разделимся. Я полечу. Встретимся у ратуши. — Ты уверен, что это хорошая идея? — приподнял бровь магистр. — Мне не пять лет, чтобы требовался постоянный присмотр, — огрызнулся Коннор. — Коннор, их целая армия, а ты будешь один, если угодишь в западню, — спокойно ответил тамплиер, тщательно скрывая тревогу. — Привычное дело, — мотнул головой индеец. — Жду тебя через два часа на месте. Хэйтем вздохнул, когда волчий вой отозвался эхом вдалеке. Мальчик хотел быть самостоятельным, а также продемонстрировать храбрость (хотя скорее безрассудство). Что ж, пусть попытается, главное, вовремя появиться и избавить его от ещё больших неприятностей. Подпалив огнивом заботливо оставленный кем-то из предыдущих путников фонарь, Хэйтем спустился во влажный холодный тоннель. Иней, выросший на кирпичных стенах, горел нестерпимым блеском, когда на него попадал неровный свет фонаря. — Так, пять сегментов налево, затем направо два и четыре прямо… — пробормотал магистр, сверяясь с картой. Он надеялся, что большая часть солдат отправлена сторожить важные стратегические точки снаружи. Ясное дело, Патнэм не мог не знать про тоннели, хоть и не любил общаться с разведкой Вашингтона. Другой вопрос, насколько большое значение он придал этим сведениям. Пока что было тихо и пустынно, но это не значило, что из-за ближайшего угла не выйдет патруль. Хэйтем осторожно шагал по заледеневшему полу, ловя каждый звук, вырывавшийся из кромешной темноты, подступавшей со всех сторон. Время шло ужасно медленно, тамплиер надеялся, что успеет добраться к сроку. Тоннель в какой-то момент начал сужаться и привёл Хэйтема к длинной лестнице наверх. Карабкаясь по скользким перекладинам, он не раз выругался. К тому же пришлось приложить усилия, чтобы открыть люк. Хэйтем вылез посреди бакалейной лавки. Хозяин, судя по всему, отсутствовал, и это не могло не радовать. — К ратуше, — сказал Хэйтем, скользнув взглядом по витрине и затем оценив обстановку на улице через ужасно грязное окно. На удивление, улица была безлюдной. — Куда все подевались? — недоуменно продолжал говорить сам с собой тамплиер, украдкой следуя к месту встречи. Окна и двери были наглухо заперты, торговцы попрятались вместе со скудным товаром, стражники появились только раз, торопливо следуя к центру. И вот на подступах к ратуше Хэйтем и услышал шум людских голосов. Один выделялся на их фоне. — Думал провести меня, дикарь? — насмешливо произнёс он, и Хэйтем почувствовал, как у него холодеет затылок. Коннора поймали. Иначе и быть не могло. Он взобрался на крышу, обезвредил двух солдат и затаился, глядя из-за широкой трубы на площадь. Коннор, обезоруженный и связанный, стоял на коленях перед генералом. — Тяжело в одиночку справляться, да? — Патнэм ухмыльнулся. — Я знаю, что у тебя есть напарник, и он наверняка рыщет где-то рядом, надеясь спасти тебя. И напрасно. — Ты умрёшь, — спокойно ответил Коннор, не опуская головы. — И Вашингтон тоже. Ваша империя падёт. — Как самоуверенно, — Патнэм фыркнул. — Особенно для того, кто сам вот-вот отправится к праотцам. Хэйтем выжидал подходящего момента, чтобы напасть сверху. Главное, не прогадать и успеть отвлечь внимание на себя, иначе… — Я освобожу свой народ от вашего гнёта, — сказал шаман и рванулся в сторону, свалив с ног охранников, поскольку сумел ослабить верёвки на запястьях. — Черт подери, не надо было с тобой возиться, — выругался раздражённо Патнэм, наводя пистолет на нырнувшего в толпу индейца. Старший Кенуэй счёл, что время настало, и сиганул вниз, надеясь прикончить генерала скрытым клинком. Коннор взвился в воздух, также собираясь спикировать на противника, и вдруг как гром среди ясного неба раздались три выстрела. Хэйтем рухнул на Патнэма, вонзив клинок ему прямиком в затылок, и наконец поднял взгляд, чтобы оценить обстановку. На камнях мостовой в луже крови лежал молодой шаман. В его глазах плескались обида и непонимание. — Он не мог меня видеть… Правда же? — удивлённо протянул он, глядя на дыры от пули в левой руке и одну в груди. У Хэйтема внутри всё сжалось от осознания того, что ещё несколько дюймов, и пуля попала бы в сердце, а не рядом с плечом. — Потом разберёмся. Нам пора, — магистр сгреб раненного сына в охапку и побежал изо всех сил в ближайший переулок. Там, найдя относительно тихий уголок, он, как мог, остановил, льющуюся кровь. — Прости, на лучшее нет времени. Сейчас главное уйти от погони. И Хэйтем, стиснув зубы, продолжил тащить Коннора.