А люди любят

      Антон слушает музыку только в машине, самолёте, поезде и автобусах от города до города. Подписчикам его телеграм-канала посчастливилось периодически получать от него музыкальные рекомендации, которые Шастун вылавливает в рандоме своего плейлиста или мозга, — треки всплывают, соответствуя настроению, — «Вдох-выдох» на очередную романтическую годовщину, «Круги на воде», когда на улице поливает ненавистный дождь, или «Седьмой лепесток», когда Арсений уезжает в Питер. Антон едет вечером в такси в тишине после съёмок «Цитат» с Астафьевым, где обсуждались танцы дома в одиночку, и думает, почему он никогда так не делает, что приводит его к невесёлым мыслям о том, что в его случае дома он проводит так мало времени, что и потанцевать-то некогда. Да и чтобы что? Никого дома, ты по центру комнаты стоишь, включаешь музыку и просто — танцуешь? Допустим, даже голым, как они шутили на моторе, и Антон не соврал, что это первое, что пришло ему в голову. Прикол, конечно, имеется, но всё равно — лучше полежать. Тоже голым, кстати. Вот если не один, если позвать Арсения и станцевать с ним... Антон задумчиво прикрывает глаза, — раз им недоступны варианты совместных медляков на корпоративах или чьих-то праздниках, можно попробовать это дома, и в своих размышлениях доезжает до дома неощутимо быстро.       Дверью в квартиру Шастун старается не хлопать и вообще не шуметь в коридоре, — времени уже второй час, Арсений спит, и хотя спальня закрыта, сон у того чуткий, а Антон всё равно сносит напольную вешалку, в полуметре до пола чудом удерживая её. Он пробирается в комнату, переодевается, но сна ни в одном глазу, поэтому, оставив телефон с будильником на зарядке, уходит в гостиную, бросив короткий взгляд на сопящего в сжимаемую руками подушку Арсения. Даже жаль — этому ласковому существу необходимо обниматься во сне, а Антон оставляет ему подушку вместо себя, но лежать, в темноте гипнотизируя потолок, будет невыносимо. Приходится выходить курить на балконе, бездумно наблюдая за включающимся и выключающимся светом в квартирах напротив, бродить вдоль комнаты, что моментально надоедает, играть в плойку нет сил, поэтому Антон садится писать музыку, прикрывая одно ухо мониторными наушниками. Вместо привычной электроники выходит что-то тоскливое под пианину из две тысячи десятого, такое уставшее, словно Шастун музыкой пытается передать вот это чувство, когда ты так сильно измотан, что не можешь уснуть. Разговоры со съёмок как-то самостоятельно всплывают в голове. Если потанцевать, то можно повеселиться и выплеснуть энергию? Антон чувствует себя дураком, когда думает, — а может? А если реально голым? Он начинает оценивать размер зала, чтобы понять, хватит ли места, прикусывает щёку, поглядывая на шторы, чтобы прикрыть окна — трясущееся голое тело в приглушённом свете вряд ли порадует соседей напротив. Антон, не давая себе возможности начать сомневаться, рывком встаёт с дивана и начинает стягивать вещи, параллельно думая, какую песню для этого эксперимента включить. Когда широкая футболка и домашние штаны оказываются на подлокотнике, а он стягивает и трусы тоже, как в анекдоте раздаётся щелчок дверной ручки, и в зал выходит заспанный Арсений. Он трёт костяшками пальцев глаза и, проморгавшись, застывает в дверях, фокусируя взгляд на Антоне, что стоит со спущенными до колен трусами посреди комнаты. — Арс, я просто потанцевать хотел. Сука. — Я сейчас должен спросить «Ты идиот?», если следовать сценарию мема, но, честно признаться, я и так бы спросил что-то подобное. — Арсений зевает в конце предложения, и в такие моменты Антона от него мажет в стократ больше, чем обычно: то, как его мягкость приумножается, каким он становится трогательным — фигурально и буквально. — Да бля, я серьёзно! Долго объяснять, потом. Но я не еблан. — Трусы подтяни, нееблан, — Арсений беззлобно хмыкает и идёт к графину с водой. — Кто бы мне за трусы вообще говорил, — бурчит Антон в ответ. Шастун неловко шлёпает резинкой по животу, надевает штаны обратно и приваливается к боку дивана, словно он так и стоял, а Арсению спросонья всё показалось, мало ли, какие галлюцинации бывают. — Ну слушай, хочешь, давай потанцуем? — Арс отставляет стакан с водой и разворачивается лицом. Вид у него сонный, но взгляд ясный. — Я даже знаю под какую песню. Антон навизуализировал, получается. Он выходит на середину комнаты и протягивает руку, приглашая Арсения подойти. — Алиса, включи песню Уитни Хьюстон ай вилл олвейс лав ю, — просит Арсений, даже не стараясь придать акцент. Голос колонки сообщает «Включаю», Арсений подныривает под руки Антона, обвивая его талию и упираясь лбом в грудь. Они медленно покачиваются из стороны в сторону, и Антон укладывает свою голову ему на макушку. Песня, которую Арсений выбрал, наверное самая приторная из всех, что можно было включить, но Шастун отлично помнит арсеньевскую историю про фильм «Телохранитель» и как он сам записывал из такси кружочек, подпевая Хьюстон, драматично размахивая кудрями, так что молчит, тепло улыбаясь. Вот такие они слащавые, да. — Гляди, — Арсений поднимает голову и кивает на их отражение в тёмном окне, — жаль, что мы не можем потанцевать так больше нигде. Мы красиво смотримся. — Мы и трахаемся неплохо. — Шастун! — Арсений вскидывает глаза, — Умеешь ты момент испортить. — Ну прости-прости, — Антон треплет его рукой по волосам, отчего Арсений морщит нос, и волосы ещё больше топорщатся, — это всё из-за всратых мемов. Но я же прав. Арсений в отместку прикусывает его за плечо, посылая Антону по спине мурашек. — Вот и проверим утром. Натанцевался? Я забираю тебя спать. — Алиса, выключи музыку. Антон не сопротивляется, когда Арсений утягивает его за руку в кровать и укладывает их, спиной прижимаясь к груди, — его любимая поза для сна, — он выцеловывает перед сном Арсению шею, намереваясь продолжить это утром, и проваливается в сон.       Без всяких сомнений, они друг друга will always love.