Хэдканоны, зарисовки. Сборник. Великий из / Проза бродячих псов / БСД.

      Летние ночи на Руси тёплые; согревают их более того разведённый посреди уже укрытой крепким сном деревушки костёр и собравшаяся вокруг него компания близких друзей, наконец-то забывающихся от повторяющейся изо дня в день утомляющей рутины и развлекающихся, словно подростки. Кто увидел бы их в таком положении, сразу же умилился, осознавая, кто же на самом деле эти люди. В глазах обычного народа — настоящие герои.       Возможность спать спокойно, так как страх нечисти развеян множеством обрядов, наколдованная щедрая урожайность, раскрытие множества пугающих загадок и происшествий, предсказания надвигающихся опасностей, возникновение которых благодаря этому удаётся предотвратить, удачные поиски пропавших животных и людей, связь с миром умерших, когда это необходимо, — заслуги небольшой «группировки», известной светлым словом далеко не на один посёлок. Кого-то, возможно, отпугнёт их сила, напрямую связанная у некоторых с чёрной магией, да и «нетрадиционный» для нынешнего времени внешний вид тоже способен удивить, к тому же, нечасто встретишь в русских городках людей из отдалённой страны, но зато в какой восторг впадают люди, никак не устающие благодарить за оказанную безразмерную помощь! И всё это, конечно же, требует много сил, заставляет возникнуть желание отдохнуть от реальности и упорного труда на людское благо. — Ребят, всем места у костра хватило? — Сигма, медиум и душа компании, складывает ноги бабочкой, попутно заплетая волосы в высокий хвост, дабы не мешались, и после аккуратно берётся за ранее лежавшую рядом балалайку. — Ночь сама по себе тепла, не продрогнешь, — отвечает своему лучшему другу ясновидящий Ацуши, самый молодой из ребят, уже в какой раз по традиции собравшихся на мирные посиделки.       Тонкий аромат готовившихся на костре недавно собранных грибов, голодный треск согревающего огня, льющаяся оптимистичная мелодия вместе с мягким голосом медиума, которому подпевали многие присутствующие. До чего же хороши подобные ночи. — Федька, — Николай, само воплощение энергичности и активности, легонько стукает чернокнижника локтем в бок, — ну что же ты молчишь! Даже твой друг спел немного. Давай с нами, хоть куплетик! — Ночь на то и ночь, что прекрасна лишь в тиши. — Тем не менее, ты всё ещё сидишь с нами, — досадно буркнул в ответ молодой шаман, почти сразу же озарённый светлой идеей. — Коли так, станцуй хоть, что ли. Сигма вон как разыгрался и распелся. — Тем более нет. — А это не предложение было, — хитрая улыбка расплывается на лице альбиноса, резко ухватившегося за вечно холодные ладони Достоевского и потянувшего его на себя. — Коля прав, — ранее упомянутый Гоголем Тацухико с наглым смешком тихонько, но настойчиво толкает парня в спину, позволив Николаю утащить того за собой. — Развлекись, друг мой. Не будь занудой. — Я тебя прикончу, чёртов некромант. — Ну-ну, — то ли весело, то ли игриво отвечает Шибусава на фразу, процеженную сквозь зубы, пока Николай радостно уволакивал растерявшегося Фёдора в народную кадриль.       Некоторое время сопротивляющийся Фёдор всё-таки решил довериться шалости напарника. Оба уже охотно пустились в пляс, будучи подбадриваемыми хлопками и посвистыванием, складывающимися в ловкий такт, а Сигма и правда играл уже с бóльшим упоением. Николай и сам распелся; с его уст так и слетало «А во кадрили мы попляшем, во кадрили мы споём», едва прерываемое рваным дыханием по причине интенсивных и задорных движений. Отдавшись дурашливому потоку, тот, всего лишь на пару секунд оставив партнёра, нахально сорвал с шеи когда-то подыгравшего ему некроманта вишнёвое жабо и, получив недовольное «Эй!», во всю расхохотался, размахивая в пропитавшемся кокетством и радостью воздухе яркой тканью, словно платком; Фёдор же наконец и сам позволил себе несдержанно хихикнуть, в отместку за недавно совершённое действие показав Шибусаве кончик языка.       Вьются алый и чёрный пояса, надёжно завязанные поверх свободных белой с малиновыми узорами и однотонной тёмной рубах, словно вытанцовывая вместе с парнями; скачет в бурном такте светлая коса, завязанная пышным карминным бантом, мечутся смоляные пряди, бьющие по бледному лицу, местами налившемуся тусклым румянцем от лёгкого смущения и выплёскиваемой энергии.       Порой чрезмерно тактильная кадриль оживлена и озорна, оттого и утомительна; по окончании танца оба, запыхавшись, плюхнулись наземь, стараясь восстановить безумное дыхание, отдающееся пустой колкостью где-то в горле. Так легко и свободно на душе, что хочется смеяться. До чего же счастлив, беззаботен простой люд. — Придурошный! — завопил Достоевский, получивший неожиданный как для него, так и для всех мимолётный поцелуй в щёку и пихнувший вновь залившегося смехом Николая в грудь. — Это благодарность милой даме за столь любезно подаренный не менее очаровательному юноше прекрасный танец! — на одном дыхании выпалил, подмигнув, шаман и, дабы не получить очередных люлей, подпрыгнул с места, тут же отпрянув на пару шагов назад.