Классика жанра

— …Мы болтались по свету-у-у, земле и воде, — вполголоса подпевал Вася из-за двери, кружа по комнате в поисках зарядника для телефона. И куда только подевался? Вчера же вечером болтался в розетке у стола. — И совершенно случа-а-айно мы взяли билеты-ы-ы на соседнее кресло-о-о на большой высоте… — Вася остановился посреди комнаты, щелкнул пальцами и пропел громко, дергая головой: — И мое се-е-ердце останови-и-илось, мое се-е-ердце за-мер-ло!.. Миша проспал на два часа, что с ним случалось редко, но все же случалось, а Вася на два часа раньше обычного встал, что постепенно входило в привычку — не получалось сильно выбиваться из Мишиного расписания и дрыхнуть до победного, зная, что он там уже долго бодрствует в одинокого. Поэтому Вася периодически попадал на утренние тренировки под музон. Не лично, разумеется, а в качестве стороннего наблюдателя. Мише так и не удалось его заставить делать в день больше двух приседаний. — Миш, а ты не видел мой... — Вася наконец задолбался искать зарядник, высунулся в соседнюю комнату и сбился с мысли, — пл-л-р-ровод?.. Миша плавно согнул руку в локте, подняв гантель на уровень плеча. Его мощный бицепс напрягся, вены четче проступили под кожей. Васин взгляд невольно скользнул по рельефному прессу, по всему Мише, в одних домашних шортах с лампасами, облитому с ног до головы золотистым утренним светом. Васе уже не в новинку стало отдачей ударившее по нему ощущение, но он все равно оцепенел и судорожно сглотнул, когда жар, накатив стремительно, столь густо и тяжело осел внизу живота. Вася мученически отвел глаза. Он никогда, абсолютно никогда, не засматривался на Мишу в этом плане. Не то что не позволял себе — даже не задумывался. Это же Миша, он лучший друг, территория запретная. Не мужики с плакатов из журналов на стене, не Игорек, с которым он встречался. Табу. И однажды… нечаянно, разрешения не спросив, в один из подобных утренних моментов Васю навестило то самое ощущение. Он глаз не сумел отвести от полуголого Миши, в поту и солнечном свете тягающего гантели и небрежно играющего мускулами. И у Васи привстал. К счастью, он так этого испугался, стремглав проскакав сквозь комнату в коридор, а оттуда — в ванную, что упал у него довольно резко, без долгих уговоров и холодного душа, но факт оставался фактом. По некогда надежной стенке, тому бастиону, что Мишу держал в голове Васи отдельно от его предпочтений, пошла трещина, сквозь которую начали сочиться совсем уж дерзкие мысли, окружая Мишин образ новыми наблюдениями. Вася впервые обратил внимание не в сравнении с костлявым и худым собой, а чисто с эстетической точки зрения, что у Миши невероятно классное, подкачанное тело. Что ему идет его короткая стрижка, черты лица у него выразительные, а глаза — большие и красивые. Запах Мишин, знакомый до боли — смесь недорогих, но вкусных духов, которые ему тетя Рита дарила на каждый Новый год, начиная с его шестнадцати, и его естественного, — вдруг начал острее выделяться среди прочих запахов, заставляя Васю подвисать и настойчивее тянуть воздух носом, если Миша сидел рядом на кухне или заходил к нему в комнату. И Вася, попадаясь на коварный крючок, эти мысли старательно гнал прочь. Не хватало еще слюни пускать на лучшего друга. Не смахивало это все на безобидные ночные фантазии об актерах, далеких и неизвестных, за которые перед Игорьком было стыдно, но не настолько — Игорек, что ли, ни разу не дрочил не на Васю? А тут близкий, знакомый и свой Миша. Неправильно, за гранью того, что Вася мог себе простить. Масла в огонь, пожалуй, подливало и то, что Игорек, узнав о летнем Мишином переезде, закатил получасовую истерику по телефону. Вася и не знал, что Игорек умеет так голос повышать, наседать и плеваться ядом. «У него что, дома своего нет?» — взбеленился Игорь. Вася, заведенный перепалкой не меньше, огрызнулся: «И чего ты так за мою хату переживаешь? По-твоему, я в своей — своей, блядь! — хате не могу с Мишей затусить?» Игоря это заявление еще пуще взбесило. «И в какой позе ты с ним тусить собрался, не поделишься? — ядовито уточнил он. — Как Мише больше нравится?» «Ты больной? — вскинулся Вася, чувствуя пульс даже в висках. — Он мне семья! Ты что, реально собрался ревновать?» «Да я не знаю, с чего бы мне не начать! — прокричал Игорь. — Вас друг от друга не оторвать, я посмотрю! Кот из дому, мыши в пляс». «Пошел ты, а?» — Вася трубку бросил тогда, словам Игоря много значения не придавая: банальная ссора ради ссоры, причем не в первый раз. Только и подумал — а не конец ли это? Может, на этом их пути с Игорем неприятно разойдутся? Но Игорь позвонил вечером. Извинился за крики и наезды, сказал, что Вася может что угодно делать, а Игорь, мол, ему доверяет. И Васе совесть не позволила его повторно послать. Извинения он со скрипом принял, что не избавило его, впрочем, от гадкой мысли, что когда-то он и извинения Дениса без толку принимал и продолжал жрать опостылевший кактус и об него колоться. Вася бы поделился с Мишей, но Мишу он бы вынудил тем самым почувствовать себя яблоком раздора. А уж подробности ссоры внесли бы ненужной неловкости, дескать, Вася может Мишу в ином, кроме дружеского, смысле рассматривать. Да и осознавал Вася неожиданно ясно, что это решение он должен принять сам. Ну не подскажет ему Миша, как бы хорошо они друг друга ни знали, что Вася чувствует к Игорю — по пути ему с ним или нет? Хочет ли он бороться за долго и счастливо именно с ним? И Вася думал. Думать об Игорьке, признаться, было тяжелее в разлуке с каждым днем все сильнее, что на Васю нагоняло удушливых раскатов вины. Что это о Васе говорило? О его верности, честности, в конце концов. Он вспоминал частенько Толстого, с которым рьяно бился в школе и местами не вывозил его творчество, но именно его отчего-то лучше всего в памяти уберег. И казался себе эдакой Карениной, которая металась, руки заламывая, между «Ах, Вронский!» и «Но мой дражайший супруг…», зная прекрасно, чего хочет, точнее, чего не хочет, но продолжая тянуть резину. А ведь у Анны в силу всратостей ее эпохи дело обстояло куда сложнее, чем у Васьки в его современности. «Как я его брошу по телефону?» — задумался Вася однажды, и его таким мертвенным холодом обдало от этого «я» и решительного, не по-Васиному, «брошу», что он в ступор впал и в стенку пялился пять минут под разогнавшееся сердцебиение. Ему же придется сделать это. Придется, правде в глаза глядя, сделать самому. Вася отчаянную мысль три дня в голове носил. Загонялся, зависал на элементарных бытовых задачах — вроде заправки дивана или мытья сковородки после завтрака. Места себе не находил, стал рассеянным, все у него из рук валилось, и ничего не хотелось, кроме как в угол забиться и притвориться, что его не существует. Миша все происходящее с Васей видел, но, будто чуя нутром, что у Васи та ноша, которую он не хочет и не будет взваливать на чужие плечи, тактично не лез после первого же твердого и серьезного Васиного: «Все нормально. Просто думаю. Потом скажу». Может, Васю окончательно доконала собственная бесхребетность. Или сил придало трезвое соображение: разве справедливо это по отношению к Игорю? Не хотеть шагать с ним бок о бок дальше, не чувствовать к нему ничего, кроме обязанности и должности, но заставлять его там, в Питере, жить уверенностью и надеждой? Тянуть с разрывом аж до осени лишь потому, что Васе, видите ли, жмет бросать его по телефону? И Вася собрался и позвонил. Игорь, наверное, по тону, уже по тихому «Привет» понял. Потому что замолчал, дав Васе тишины, выписав ему паузу для честности. Вася зажмурился и произнес быстро, оторвав уже подцепленный за истрепавшийся край пластырь: «Игорь, я все. Все, не могу. Не хочу больше. Давай… расстанемся?» Полились в обратную сторону вопросы дрожащим не то от нервов, не то от злости голосом. Вася сказал терпеливо, что нет, не из-за Миши, и нет, не потому, что с ним что-то было, а потому что не хотел больше. Разве нужны были еще причины? Вася себе столько в голове накрутил, а в сухом остатке вышло безбожно короткое «Не хочу», после которого, наверное, можно было и не думать дальше? Игорь протянул непонятным тоном: «Не любишь больше?» «Нет», — признался Вася сдавленно. Когда-то в самом начале, наверное, еще мог назвать свои чувства первой влюбленностью. Но разве они оба хоть когда-то по-настоящему друг друга любили? Никогда не признавались. Не ждали признаний. Им было удобно вместе, даже… выгодно. «Я тебе тогда соврал, — произнес Игорь после продолжительной паузы. — Что доверяю. Ну и не зря не верил. Так что… Мы кое с кем в баре пососались на тусовке с мастерами. А потом ко мне на съемную поехали, и он мне дал». «Ты, — уточнил Вася, не переварив до конца услышанное, — это говоришь… — у него ком к горлу подкатил от одного лишь предположения, что он, Вася, нюня и сука, про которую все знают вокруг, что надо ее непременно утешать, — чтобы мне легче было, что ли?» «Да какое, нахуй, легче, Вась! — фыркнул Игорь вполовину раздраженно, вполовину оскорбленно и насмешливо. — Потрахался я, ясно? И подо мной кончали фонтаном. Так что ты там это, поменьше требований… к тому, под кого ляжешь в следующий раз. Покедова, блядь». Игорь трубку бросил, а Вася сполз с дивана, сев на пол, потому что башка кружилась, и вдруг засмеялся в голос. Нервно, на грани ебучей истерики. На следующий день Вася проснулся с оглушительной легкостью во всем теле, от которой, казалось, вот-вот взлетит под потолок. Игорь отписался от него во всех соцсетях и всюду заблочил. Миша заметил за завтраком, как Вася светился и лыбился в тарелку, и осторожно спросил: «Ты че?» «Я с Игорем расстался с концами», — ответил Вася, сунув полную ложку хлопьев с молоком в рот. «Оуке-е-ей. А мы… радуемся или грустим?..» — все так же осторожно уточнил Миша, глаза округлив, будто по реакции Васи не ловил очевидного, стиснув ложку в кулаке. «Радуемся», — с чистой совестью ответил Вася. Больше всего, пожалуй, Васю обрадовало в сложившихся обстоятельствах, что Игорю он решился сообщить о намерениях до того, как узнал в ответочку об измене. Это не вынужденный был шаг, не то, к чему Игорь его подтолкнул — и он сам взял ответственность за свое нежелание. Вот тогда-то, через недельку после обретенной и распробованной на вкус свободы, тот бастион, который Васю ограждал от взглядов и мыслей в сторону Миши, не просто трещину пустил, а начал сыпаться, как стенка песочного замка под набежавшей морской волной. Будто Васе до того момента кто-то глаза закрывал плотной повязкой, мешая палить на запретное, а теперь ее сдернул — и позволил смотреть. И Вася снова стоял, рот открыв, и смотрел, как Миша занимается под музон в одних шортах, слегка вспотевший, весь напружиненный любимой и привычной нагрузкой на тело. Стоял и злился на свою реакцию. То, что они с Игорем расстались, разве означало, что надо опрометью броситься на первого же парня — и не на кого-то левого, а на его Мишу? Подвести их дружбу своими низменными желаниями, проснувшимися не иначе как от эйфории свободы, снявшей груз с Васиных плеч? — Чего искал? — спросил Миша, прервавшись, и облизал пот с верхней губы. Васю как током пробило, и он понадеялся, что не дернулся, поймав это взглядом, как припадочный. — Провод? Сорян, я для колонки взял… — Миша кивнул на розетку, в которой торчал Васин зарядник, протянутый до колонки на подоконнике. — Ничего? — Н-ничего… Вася проскакал мимо него в ванную, заперся и поскорее залез в душ. Пока он отмокал, Миша с тренировкой закончил, выключил музон и убрал гантели. — Я зарядник на стол тебе положил, — сообщил Миша, когда они пересеклись на пороге ванной, местами меняясь — теперь Миша шел плескаться, перекинув полотешко через плечо. — Угу… Ага… — Вася, в халат запахнувшись, ушел к себе в комнату. В голове-то, как назло, закрутились красочным калейдоскопом совсем не те картинки, которых Вася ждал, одеваясь после с трудом, но все же подавленного возбуждения. Вася зачем-то представил Мишу стоящим под душевой насадкой, обрисовал мысленно ручейки теплой воды, стекающие по его груди и твердому прессу ниже, огибающие его мягкий, средних размеров член, до тех пор, пока Миша сам не возьмет его в руку, небрежным, ленивым жестом оглаживая… Он, наверное, пах не брил, как Вася, и волоски там были светлые, почти прозрачные, как и дорожка, тянущаяся от пупка к резинке дурацких шортов с лампасами. Вася застыл, голову в ворот футболки продев, и бесшумно матюгнулся. Уши горячими стали, в горле сдавило, в животе опять все плавилось. И стыдно стало, и сладко от наводнивших голову фантазий. Васина совесть на сделку шла, пожалуй, лишь по причине того, что Вася прекрасно осознавал — дальше воображения дело не зайдет. Главное, слишком сильно не разгоняться на поворотах. Иначе Миша заметит, что Васю штырит, а там и закономерный вопрос последует — от чего? Вася не врал ему никогда и не уверен был, что сумеет соврать и сейчас. Отвлечься Вася решил на волосы. Так длинно, как в одиннадцатом, чтобы в хвост затягивать, он их уже не отпускал, хоть и не изменял привычке ходить патлатым и по-прежнему красил их в черный. Сколько они собачились на эту тему с Денисом, а Вася упрямо не сдался — и считал своей маленькой победой, что однажды и Денис, плюнув, перестал цепляться к его внешности. В салоны Вася ходил очень редко, буквально по праздникам — в прошлый раз как раз перед съездом от родителей, потому что Игорь сказал — помогать на дому не станет, не теряя надежды, что Васе надоест черный. Миша же, когда Вася поинтересовался у него, сможет ли он подсобить с затылком, плечами пожал и кивнул. «Хули, попробую». — Пришло время! — торжественно объявил Вася, продемонстрировав вывалившемуся из душа Мише упаковку. Вася развел в миске краску и, пока тщательно мешал, попросил Мишу, который на пороге ванной у него за спиной топтался и пыхтел, не зная, чем себя занять и как себя проявить: — В нижнем выдвижном кисть и расческа мои для окрашивания. Достань, плиз. Миша протиснулся мимо него к раковине, наклонился, и Вася краем глаза заметил, что не тот ящик за ручку тянет, но поздно слишком среагировал: — Не… не там… — Вася от стыда чуть под кафельный пол ванной не провалился. Миша соседний ящик открыл, в котором Вася хранил резинки и причиндалы для спринцевания. Васе огромных усилий стоило, не переставая краску мешать с увлеченным видом, сказать небрежным тоном, будто ничего не случилось: — В соседнем… Миша никак увиденное не прокомментировал, хотя не догадаться, с его-то уровнем прошаренности, для каких целей Васе нужен полный комплект в косметичке, не мог. Миша просто бросил: — А, — и захлопнул ящик, чтобы открыть соседний. «Ну и что? — упрямо спросил себя Вася. — Это… ну епта. Как будто он не знает, что я трахаюсь. То есть трахался. Ничего такого же…» Вася взял у Миши кисть и показал, занявшись теми частями головы, с которыми мог справиться самостоятельно, как наносить и распределять краску. Миша, судя по отражению в зеркале, смотрел очень внимательно, почти не отвлекаясь: даже если его взгляд традиционно для Миши куда-то вверх или в сторону улетал, он тотчас встряхивал головой и деятельно возвращался к наблюдению. Мише всегда сложнее было сосредотачиваться. И оттого Вася не переставал восхищаться упорством, с которым он проложил себе дорожку в Москву. Может, иностранные языки к нему и «просто липли», как Миша отмахивался от комплиментов, но это не умаляло ни разу тех усилий, которые он приложил, чтобы отлично сдать экзамены — и чтобы выживать в универе, программа которого предполагала серьезный уровень подготовки и труда. — Сможешь теперь сзади мне помочь? — спросил Вася, закончив свою часть. Некая двусмысленность, которую он сам же себе и придумал, заставила Васю зардеться. Он что, постоянно теперь будет мандражировать из-за мелочей?.. — Агась. — Миша ничего странного не заметил, с удовольствием схватившись за кисть. — Давай… Миша действовал аккуратно. Вася сидел перед ним на табуретке и чувствовал, как его пальцы в перчатках скользили по коже головы, вслед за жестким гребнем разделяя пряди. Как Миша плавно, стараясь не торопиться, вел кистью по корням. — Пх… — выдал вдруг Миша приглушенный смешок. — Ты чего? — спросил Вася, очнувшись: успел поплыть от легких массирующих движений и забыть, чем они занимались. — Да ниче, — судя по тону, Миша улыбался, но Вася, сидя ниже зеркала, этого не видел. — Просто крашу лучшего братана. Приколдес. — Твои тверские бы не поняли? — с полуулыбкой поддел Вася. — Да они много чего бы не поняли… — отозвался Миша тихим, слегка напряженным голосом. Вася напрягся тоже, и Миша, догадавшись, о чем он подумал, прервался на пару секунд, сказав серьезно: — Нет. Я не про тебя. Издеваешься? Если кто-то начнет на тебя бочку катить, без зубов останется. — А… ты про что? — полюбопытствовал Вася, пытаясь угадать, что у Миши в голове и в выражении лица. Может, прямо сейчас между его светлых бровей пролегла задумчивая морщинка? — Да так, про свое… Забей, — попросил Миша настойчиво, как попросил его Вася, когда хотел разобраться с Игорем сам — и искал сил в себе, а не поддержки извне. И Вася решил, что отплатит ему тем же. Оставит Мише то, чем он пока не готов был делиться. Миша произнес бодрее: — Ну че… Кажись, ты готовенький, ваша честь. Принимай результат.