Там, вдалеке.

Нет более вольного создания, чем семечко одуванчика, свободно несущееся по воле ветра.

*** — Что за странные линии? — спрашивает маленький мальчик, проводя пальцем по брошенной на земле ветке дерева. — Они везде. На дереве. На земле. На людях. Когда я пытался спросить у ребят, они сказали, что не видят никаких линий. — он заметно погрустнел, опуская голову. Отец, смеясь, ложит руку малышу на плечо. — Мальчик мой. Эти линии — дело особенное. Это нормально, что ты их видишь. Я тоже вижу их. Их видят все, в ком течёт кровь гаруспика. — Гаруспика? — Да, это древние врачеватели, которые ведали сокровенную науку. Знали как можно разрезать без ножа любой предмет. Для этого достаточно видеть такие линии. Смотри. — он проводит пальцем по той же самой ветке Одно лёгкое нажатие, и дерево с хрустом раскрывается внутренностью наружу. — Ох... — только и может выдохнуть ребенок. — Значит и человека можно так?.. — Да, дорогой. Именно поэтому это знание доступно не всем. А лишь особым людям. "Вскрыватели". Они же "хранители", понимающие истинное значение своей силы и достаточно разумные, чтобы не применять её без надобности. Выглядит страшно. Но очень многое нельзя узнать, видя предмет только снаружи... Раскрывая эти линии, ты можешь увидеть всю суть предмета. Попробуй... Вон на том камне. Проведи по такой линии. Надави на неё сильно-сильно. И скажи мне, что ты видишь. Мальчик неуверенно подходит к лежащему на земле камушку. — Смелее. — шепчет отец. Малыш проводит пальцем. Пытается надавить. Его сил явно недостаточно. Давит всей рукой, даже двумя. — Эх, ты... — вздыхает мужчина. — Возьмись за этот камень. Возьмись хорошенько. Представь, что там уже есть разрез. Просто схватись одной рукой за одну сторону, а другой за другую. Надави на линию и рвани со всей силы! Наконец, мальчику с трудом удаётся выполнить свое задание. Камень рассыпается у него в руках на мелкие кусочки. Малыш замирает на несколько секунд и стоит как вкопанный. На эти несколько секунд он словно и сам стал камнем. Маленьким твёрдым телом, что лежало на земле нескончаемо долго. Когда-то это маленькое тело было частью огромной скалы на дне океана. Скалу величественно омывали со всех сторон подводные течения. Мимо неё проносились стаи рыб. Низ её прогрызли глубоководные полипы. О верх её разбивались корабли. Поражённые, не способные дальше плыть, они ныряли в морскую пучину. А от скалы с каждым новым ударом откалывались маленькие кусочки. Отколотые камешки уносились течениями все дальше, и дальше, и дальше... Волны равняли их края, потом их выбрасывало на берег. Там уже основным двигателем становился ветер, колеса да ноги пробегающих мимо существ. Собачьи лапы, а иногда и его собственные детские ножки в порыве бега способные вдавить в землю все, что ни попадётся у них на пути, а то и здорово отфутболить... — Ну, что ты видишь? — спрашивает отец. Его голос возвращает в реальность Мальчик сглатывает, рассматривая свои ручки. "Никакой не камень. Видение?" — Я был камнем. Был частью огромной морской скалы. Потом что-то ударило в неё. Отколотый кусочек несся и несся, пока его не вышвырнуло на берег. Потом его футболили ногами и сносило ветром, пока он не оказался тут... — Видишь? — старший довольно улыбается. — Эти линии — особые потоки, по которым в каждом струится жизнь. Если раскрыть их, можно увидеть то, что составляло саму жизнь этого существа, этого предмета или этого человека... Все его воспоминания, все его чувства, самую его суть... Это то же, что выпустить наружу его душу и вобрать её в свое сердце. Именно поэтому гаруспиком может стать не каждый. Гаруспик — хранитель чужих жизней. Врачуя, мы в первую очередь стараемся восстановить линии... Оценивая состояние больного, также смотрим на линии. Разрезать поверхность живого тела может только гаруспик и только по этим линиям. Любое другое нарушение целостности — страшный проступок, который Степь не прощает. Маленький "вскрыватель" все так же задумчиво осматривает горстку песка, оставшуюся от камня. *** — Какая интересная болезнь... — хмыкнул Артемий, наконец, оказавшись у себя дома. "Вырубленный" недавно охранник у входа издал какие-то нечленораздельные звуки, прежде чем окончательно затихнуть. — И на стенах, видать, тоже болезнь... Угу... — добавил молодой лекарь, многозначительно осматриваясь. Дом выглядел мало сказать впечатляюще. Всё помещение было измазано кровью. Стены, пол, потолок. Кровать и подавно сплошь пропиталась багряными разводами. С болью он вспомнил, как когда-то давно сам много играл на этой кровати. А если забраться в самый угол и подложить себе под спину горку тряпья, можно было устроиться поуютнее у самого окна. Темка часто не спал ночами и одним из развлечений было часами смотреть на их скудный дворик, объятый лучами лунного света... Что сейчас сохранилось от этого от таких вечеров? От этого тепла? От тех минут, когда отец, качая головой, трепал его по волосам... "Не спеши вылетать из гнезда, Темка...". Воспоминание отозвалось болью. Да. За это время их домишко, уже тогда достаточно обветшалый, стал совсем никаким. Жалкая деревянная хибарка. Когда-то она казалось светочем тепла и безмолвной невысказанной любви. Любви, которая существует просто так, ничего не требуя взамен... Сейчас это жилище было пропитано запахом ужаса, смерти, чем-то глубоко больным, ненормальным... Недалеко в шкафу что-то ухнуло. Как будто кто-то чихнул. "Чего?" Бурах резко рванул на себя дверь, ожидая увидеть там что угодно, вплоть до убийцы, не успевшего вовремя покинуть место преступления, но... — Не убивайте! — из шкафа вылетел мальчишка, зажмурившись и прикрывая голову руками. Совсем ещё ребёнок, один из здешних. — Спичка? — парень настороженно поднял бровь. — Ты что здесь делаешь? Ребенок, все ещё испуганный, отнял от глаз руки. Несколько секунд на его лице сменялись эмоции от страха и последующего удивления до радости узнавания и какого-то истерического приступа веселья. — Гаруспик! Бурах младший! Ты вернулся! — Ты лучше объясни мне, что ты делаешь в моем доме? — Ну... Эм... — мальчишка замялся, потирая макушку. Вид он имел достаточно вороватый. Синяки и царапины, свойственные всем здешним детям, излишняя худоба, наспех нахлобученная рубашонка не первой свежести. Глаза проницательные и не менее хитроватые, хоть сейчас это и сложно было различить за заслонившей все остальное растерянностью. — Я как бы ученик его. Исидора. С тех пор как ты уехал, прошло много времени. Вот он и взял меня в ученики. — Стало быть, учился травы смешивать? — А то! — найдёныш гордо выпятил грудь. — Хм... — Гаруспик подозрительно прищурился, словно говоря: "Сам расскажешь, или будем и дальше в глазелки играть?" — Я, знаешь ли, тоже вижу линии! Иначе не смог бы сюда пролезть! Ключа-то нет у меня. Я всегда вижу, как куда залезть. Бурах хмыкнул, смотря ещё более подозрительно. — И что ж привело тебя в этот дом именно в этот день? Давай, рассказывай все. — мельком завидев скомканную бумажку у самого края дверцы шкафа, он, не задумываясь, подобрал её и сунул в карман. — Ну вообще я выслеживал степную тварь. Малышня шепталась, что, дескать, видела, как ожил Шабнак. А я живу на самом краю в старом домишке. Иногда вижу с окна дрянь всякую. Кого только земля здешняя не родит. Недавно увидел новое какое-то интересное. Шея длинная. Пузо толстое. Ножки копытцами. Лицо — один черт разглядит. Стоит покачивается. Только, думаю, подойду ближе. А оно — раз, и задвигалось. Я с дуру струхнул. Потом решил его выследить... Повадилось оно от края Степи гулять до твоего дома. Может, это Шабнак тот и был... Я не знаю. Я лазил вначале за ним, а потом больно интересно мне самому стало, чем твой отец занимается. Вот и повадился к нему заходить. Добрый он был. Есть давал. Разрешал остаться, если ночевать негде. Я ж это... Один живу и уже давно. Домой иногда в ночь переть страшно. Я, хоть и знаю этот городок как никто другой, но и сам иногда степных тварей боюсь... Лазил я сюда часто. Вот и сейчас залез... Как обычно думал... Ну, поесть взять, старикана твоего подождать. А вышло что-то ненормальное. Шум какой-то, грохот... Вроде и возвращается добродетель наш, но не один... Я только и успел спрятаться. Через щелку видел немногое... — мальчик сглотнул. — Но видел какую-то страшную тварь... Полузверя-получеловека. Оно когтем как возьмёт да и проткнет Исидору сердце... И все... Умер старик, не прошло и минуты... Я боялся, ничего не мог сделать... А у той твари вместо головы череп... Вроде как бычий. Оно один раз в мою сторону морду как повернет... Так я обмер на месте... Когти у него огромные как ножи. А пасть в кровь измазана. И вместо глаз две чёрные бездонные дыры. Правду малыши говорят... Шабнак это чёртов... Надеюсь, он не успел на меня дыхнуть, а то я так и помереть могу, следом за дедой... — Ну, помереть — не помрешь... Исидор не единственный, кто умел травы смешивать. — хмыкнул Бурах. — Я тебя так настройками отпою, любая зараза за километр обходить будет. — ещё раз задумчиво обвел взглядом помещение. — Да, здесь лучше долго не оставаться. Видишь, красные пятна на стенах? Это не кровь. Кровавая плесень. — Дыханием Шабнака её ещё называют... — добавил Спичка, демонстрируя свои небольшие познания. — Верно. — лекарь хмыкнул, изображая что-то вроде "начальной степени признания". Тыльной стороной ладони коснулся лба мальчонки. — Да, нам лучше поспешить. — Я заражён? — Спичка снова смотрел испуганно, на что старший просто схватил его за руку и потащил прочь из дома. — Я сказал: "так отпою настройками, что любая зараза тебя за километр обходить будет"!