Там, вдалеке.

Отрицая ценность "мечты" и "веры", он сделал выбор защищать то, что хорошо знает. Материю и блага мира физического.

*** Темка сидел на траве, перебирая в руках сорванные недавно стебли. Бурая твирь, чёрная твирь. Твирь кровавая. Листик савьюра. Все нужно было аккуратно разложить по мешочкам. Для каждого вида травы — мешочек отдельный. Внешне они одинаковые. Все старые, из плотной серой ткани, туго перевязанные верёвкой. Но, чтобы хоть как-то их различать, с боку на каждом была грубо приделана нашивка. На каждой нашивке буква. "К" — значит "кровавая". "Б" — "бурая". "Ч" — "чёрная". "С" — "савьюр". Осталось только разложить все по местам. Позже, уже дома, он будет долго толочь эти трофеи в отдельной ступке, выжимать из них соки по капелькам. А потом смешивать их в разных пропорциях. Хорошо, если закончит к вечеру... А, скорее всего, сидеть придётся снова до поздней ночи. Если уж так сидеть, то самое время после сего изнурительного занятия погулять по местному кладбищу, собрать лунную твирь... Хотя вряд ли он действительно пойдёт ночью на кладбище. Для такого Темка уже безнадежно устал... Невдалеке звучат тихие голоса. Мальчик не обращает на них внимания. Вероятно, уже стемнело, и Травяные Невесты вышли своим пением успокаивать Степь. А, может, поёт и сама Степь, убаюкивая его. Ведь он так хорошо сегодня поработал... Что-то мягкое приземляется на его голову. Темка удивлённо оборачивается, вырванный из раздумий. Перед ним стоят самые обычные человеческие дети. Две девочки. Обоим лет пять. У одной глаза озорные, волосы светло-рыжие, и веснушки обильно рассыпаны по щекам. У второй волосы светлые, почти совсем белые, а глаза томные, сонные, какие-то не от мира сего. На цвет светло-голубые. Обе смеются. Понавешивали на себя трав, поверх обычных льняных платьев, будто они Травяные Невесты. Темка щупает рукой то, что две эти проказницы водрузили ему на голову. Венок? Девочки смеются. — Вы сегодня Травяные Невесты? — догадывается младший Бурах. Они кивают и улыбаются, ничего не говоря. Светленькая негромко продолжает свою песнь. Голос у неё тихий и какой-то шепчущий. Такие действительно нравятся Степи. Её спутница не поёт, но с тем же старанием вьется и скачет вокруг неё. Светленькая начинает игру ещё более странную. Хватает за руку рыжую. И они вдвоём начинают водить хоровод вокруг сидящего на земле Темки. Мальчик смеётся краешком рта, потом достаёт щедрую жменю травы, которую с таким усилием до этого собирал. И подбрасывает её вверх. Так, что девочки оказываются под дождём из листьев и стебельков. Они кружатся, обильно собирая падающие с неба дары на свои платья. Потом садятся рядом, пристраиваясь возле него. Бок о бок. Светленькая все ещё тянет свою песнь. Рыжая палочкой на земле чертит какую-то картинку. — Я видела сон про тебя. — говорит она мальчику. — Про меня? — он вскидывает брови. Она кивает. — Я знаю. Ты — защитник детей. Поэтому мы поем тебе свою песнь. Степь поёт тебе через нас. Темка улыбается все так же краем рта, не очень понимая сейчас смысл этих слов. "А все травы-то разбросал..." — с досадой думает мальчик. Словно слыша его мысли, светленькая протягивает ему жменьку стеблей. Что это? Редкая лунная твирь, которая так нечасто ему попадалась? Темка с удивлением оборачивается на странную беловолосую девочку. Из-за его плеча смеётся рыжая. — Она собирала их для тебя. Она на кладбище живёт. Там много такой растёт. — Спасибо... — мальчик обнимает обоих маленьких травниц, что только больше их веселит. Беловолосая, наконец, решает взять передышку в своей песне и тихо говорит: — Эта трава любит меня. Она растёт, когда я пою. По ночам. Земля тоже любит меня. И говорит со мной. Темка и сам слышал землю и слышал Степь. Слышал, что, хотя песнь закончилась, в воздухе продолжают звенеть её отголоски. Словно пели травы своим шорохом да ветер своим лёгким шелестящим завыванием. *** "Тяжелый Влад" застал во дворе странную картину. На траве сидел молодой мужчина в окружении детей. Ближе всего к нему расположились две девочки примерно одного возраста. Одна, беловолосая, худющая как смерть, пела вполголоса какие-то степные напевы. Вторая... “Тяжёлый Влад" с сомнением протёр глаза. "Чего?". Второй девочкой была его собственная дочь. Капелла. Вокруг них вились остальные. Какой-то мальчонка со светлыми волосами, пластырем на носу и в клетчатой рубашке что-то рассказывает без умолку, сопровождая свои слова бурной жестикуляцией. У самого края приютилась совсем дикая девочка лет восьми с тёмными всклоченными волосами. Лицо угрюмое, если не сказать злое. К груди обиженно прижимает плюшевого мишку. "Эм... Давно не бывало такого. Видать, детишки нашли своего предводителя. Своего "мессию". И кто же это? Не Бурах ли младший собственной персоной?" Во двор вышел человек массивный и низенький. Поступь тяжёлая. На шее медальон с железной бляшкой в виде черепа быка. На плечах роскошная меховая шуба. Взгляд тяжёлый, из-под бровей. Голова абсолютно лысая. Завидев его, младшая детвора разбежалась. Сидеть остались только Капелла, да их предводитель, вернувшийся со своего дальнего странствия. Беловолосая девочка поежилась и перестала петь. — Я попозже вас навещу. — улыбнулась она болезненной улыбкой начинающей любительницы твирина, и поспешила скрыться за остальными. Бурах проводил её задумчивым взглядом. Как обычно, появление старшего и обладающего властью человека ничуть не смутило его. — Здравствуй, отец. — Капелла опускает голову как-то чересчур смиренно. — Иди поиграй. Отдохни, золотце моё. — говорит ей Большой Влад. — Я хочу несколько вопросов обсудить с нашим гостем. Капелла уходит в дом. — Пойдёмте в мои покои, дорогой. — Большой Влад подозрительно оглядывается, демонстрируя причину своего приглашения. — У Степи есть уши. А лишние уши нам, я думаю, не нужны. Бурах молча идёт за ним. *** — Какая у вас милая компания. — улыбается молодая девушка с волосами пшеничного цвета. — Мама! — кричит рыженькая и бежит к ней в объятья. Светленькая припадает к земле в каком-то странном раболепном жесте, которому её уже успели где-то научить. Один Темка даже не двинулся. "Ну, да. Одна из Хозяек. Ну и что." Девушка подходит поближе, поднимает свою маленькую почитательницу. — Не стоит, дорогая. — треплет её по голове. Переводит взгляд на мальчишку. — Бурах младший. — говорит она с тем же внутренним теплом. — Ни перед кем колено не преклонишь? Что ж, это верно. И даже не боишься. — Мама, он знает, что ты хорошая... — прерывает рыженькая. Девушка смеётся. — Что ж, я смотрю, ты всех младшеньких вокруг себя собираешь. Темка пожимает плечами. — Они сами вокруг меня собираются. Она улыбается. Слегка касается ладонью его лба. — Интересная судьба тебя ждёт, мальчик... — кажется, хочет сказать что-то ещё, но вовремя себя останавливает. — Спасибо, что присматриваешь иногда за этими хулиганками. Ладно, Капелла, она при мне всегда... Но вот Ласочка одна при живых родителях. Они на твирине так плотно сидят, что даже имя своей крохе не дали. Растёт как травиночка на могилочке... Одни травки могильные с ней и разговаривают. — улыбается чему-то одной ей видимому. Треплет по голове беловолосую девочку, которая, тем временем, прижимается к краю её платья. — Славная у тебя судьба, мальчик. Но сложная. Сложно тебе будет выжить. *** — Я так понимаю, Капелла уже тебе объяснила, что наше семья издревле чтила традиции Степи? И потому мы всегда были друзьями Бурахам. Твоему отцу. А, значит, и тебе. Я помню тебя шестнадцатилетним мальчишкой. Ты играл с Капеллой и этой твириновой девчонкой в Степи. Жена моя покойная хорошо о тебе отзывалась... — Большой Влад ненадолго замолкает. — Я не буду говорить, правильно или нет ты поступил, покинув Степь... Не моё это дело. Я не проповедник. И власть моя основана не на вере. Проще говоря, мне нет никакого дела до того, действительно ли ты убил своего отца или все это злые языки. Лицо Бураха вытянулось в изумлении ("Да как вы могли поверить, что я убью родного отца! Я же! Да я!.."), но он вовремя взял себя в руки и лишь ещё больше нахмурился. — Спокойно... — массивный человек сделал успокаивающий жест рукой, будто пытался остановить что-то неначавшееся. — Спокойно. Мне важно одно. Чтобы все работало. Людям надо жить. Людям надо есть и пить. Людям надо что-то на себя одевать. Людям нужны деньги. И, наконец, людям нужны лекарства. Лекарства! Особенно сейчас, когда странные слухи ходят о возможном повторении эпидемии... Нам нужен врач. Исидор мёртв. А кто у нас остаётся вместо него? Непонятный субъект со столицы да девочка-чудотворница? Увольте. Я доверяю только фактам и тому, что видел собственными глазами. Доверить судьбу города этим господам, о которых я ничего не знаю? И которые, сами по себе, крайне карикатурны? Я не могу. Кто у нас остаётся? Рубин-вскрыватель? Увольте. Люди сами к нему не пойдут. Старик Оюн? Этому только быков на бойне разделывать. Отсюда следует простой вывод. Ты нужен нам. А мы нужны тебе. Наша власть и наша защита. Я прав? Артемий пожал плечами. Большой Влад всегда умел удивительно прямолинейно строить свои рассуждения. Тут даже и не поспоришь. Вместо этого лекаря в его словах привлекло другое. — Непонятного субъекта из столицы я уже видел. — хмыкнул он. — А что за девочка-чудотворница? — Ооо! — протянул Влад, потерев свой жирный подбородок. — Девчушка — это проект Сабуровых. Протеже, так сказать. Сабуровых ты вообще помнишь? Бурах снова пожал плечами. — Честно, меня как молотом по голове ударили. Я прожил в Столице уже достаточно долго. Привык. В Столице все совсем по-другому. Единственным, кто мне писал, был отец. И то, он делал это настолько редко... Хотя я действительно продолжал отправлять ему письма. И любое его слово так и осталось для меня законом. Все говорят, что я убежал. Но, не разреши мне отец, я бы никуда не уехал... Толстяк покачал головой. — Послушай. Эти темы ты будешь обсуждать не со мной. Мне все равно, правильно ты поступил или нет. Для меня врач — тот, кто вылечит, а не покромсает. И я считаю, что из всех предложенных кандидатур у нас здесь только один настоящий врач. А что касается Сабуровых, это наша третья великая семья. Держали здесь исполнительную власть. Но настолько тихие, что легко было их не заметить. Нынешняя их Хозяйка, Катерина, была раньше никем. Сейчас самая старшая из всех троих и самая полноценная. Поэтому на их стороне есть некоторая сила. У Каиных Нина умерла. Осталась дочка её. Мария. У нас тоже Виктория умерла. Осталась дочка моя. Обе они обрели дар хозяйки слишком рано. Но. Марии уже 20. А Капелле ещё только исполнилось 15, и её способности только пробуждаются. Она толком сама не знает, как ими управлять. Хоть и старается... Одному богу ведомо, как сильно она старается. Действительно преданное дитя. — Я помню её совсем маленькой девочкой... Слышал, она потеряла мать незадолго после того, как я уехал? — Да. Год спустя. Бедное дитя закрылось в гроб вместе с ней, чтобы никогда их не смогли разлучить. Если бы я не заметил, закопали бы её вместе с матерью... Бурах горько покачал головой. — Тяжело... — Тяжело. Но ты видел, какое время сейчас. У нас большая часть детей сироты или выброшены на улицу... Лекарь только грустно вздохнул. Спорить снова было не с чем. — А та Катерина, собственно, никогда не была настоящей хозяйкой. Когда живы были Нина с Викторией, вся сила была сосредоточена в них двоих. Третья вообще не нужна была. Но она вырисовалась. Захотелось ей стать наравне с великими. Ходило даже мнение, что она ненастоящая хозяйка. А самозванка. Но она так сильно хотела ей стать и так твёрдо стояла на своём... А ещё так плотно сидела на твирине (и сейчас сидит!), что, в конце концов, у неё тоже пробудились видения. И сейчас её видения сильнее всех. Кстати, ты, если уж так интересуешься детишками, обратил бы внимание на эту бледную как смерть.... Как там её? — Ласка. — Да... После смерти родителей, её Сабуровы-то и усыновили. А потом Стаматины. И те, и другие давно сидят на твирине. И сама девчонка... Ты её видел вообще? Лицо это, брррр-ррр... — За девчонкой я присмотрю. — строго говорит Бурах. — За всеми ними. Капелла просила меня уберечь детей. — Ммм... Ну, если Капелла, значит так тому и быть. Я в Степные дела не лезу. А, вот, что касается чудотворницы... Я эту девчонку не знаю. Не знаю даже, здешняя она или нет. Ты её, скорее всего, видел. Они здесь лазают везде, где можно и где нельзя. Девочка эта, дескать, дар божий несёт. Божью волю. Или Волю Степи, если угодно. Своим прикосновением исцелять может любые недуги. Сабуровы от неё в восхищении. Говорят, как нашли девчушку, так и доктора сразу не нужны стали. — Нужно будет присмотреться к детям... — задумчиво добавил лекарь. — Я не верю в чудеса. — В этом мы вполне сходимся. — Влад просиял улыбкой довольного кота — Что ж. Эти вопросы мы обсудили. Остался ещё один. Твоё наследство. Парень вздохнул. Разговор не предвещал теперь ничего хорошего. — Ох. — Я, конечно, дядька не творческий. Похвалиться великими свершениями не могу. Но я дядька надёжный. Спроси здесь кого хочешь. Все знают: если Тяжёлый Влад берет тебя под свое крыло, то будет у тебя, что есть и что пить, где жить и чем зарабатывать. И я уже обо всем позаботился. Но проблема в том, что Исидор, отец твой, не был простым человеком. Он был менху. Часть наследства, физическую, я нашёл, как тебе вернуть. А вот мистическую часть... Можно вернуть только через Сабуровых. Остальное тебе расскажет мой сын. Найдёшь его в вагончике на окраине. Он у нас в Степных делах больше сведущ... Заведует Термитником вместе со мной. В Термитнике, собственно, закрыты сейчас все двери. Бунт там был. А, когда бунт, мы всегда двери им закрываем. Ждём, пока перебесятся. Там же одни плешивые Черви да Мясники и остались... Слушались только Тычика, коменданта их, да дочку его. А сейчас помер Тычик. Одна только дочь его и осталась. Младше Капеллы. В Термитнике с ними сидит. Я предлагал, говорил: "Выходи. Злые они, убить могут." Она только посмеялась. Говорит, не бросит своих калек... Так что ты не смотри, что пока все тихо и мирно. Твари Степные наверняка что-то чувствуют, знают. Потому и взбунтовались... И, возможно, уже завтра здесь будет ад... Собственно, я также надеюсь, что ты вдоволь будешь снабжать своими настойками наш дом. Я, взамен, буду помогать тебе по мере возможности. Тебе это выгодно. Каины и Сабуровы раздавили бы тебя на месте. А я постараюсь заставить их придержать свой раздавливатель. По рукам? Дорогой мой. Бурах пожал плечами. Довольный кот перед ним стал ещё довольнее, видя, что запланированная беседа прошла гладко и безболезненно. Он добавил: — Я также знаю, что ты был ранен и жив сейчас только благодаря своим Степным средствам. Ещё и кровь вчера потерял. И не страшно-то тебе было идти к этому мудаку Горбуну? — Когда Горбун обернулся, я чуть не упал. Настолько искажено было его лицо. Но как без него-то... — И все, чтобы спасти человека, который сам же на тебя и напал! Золотой ты парень, Артемий! Остальные бы бросили его умирать. И уж тем более, не рисковали бы собой. — В столице говорят: "Кто не рискует, тот не пьёт шампанское". — степной лекарь усмехнулся, но усмешка вышла немного болезненной. — Я не врач. — Ольгимский старший развёл руками. — Но я хорошо знаю, что человеку нужна здоровая еда и здоровый сон. Так что идём-ка со мной к столу. Жаль мне, если такой хороший парень одну степную траву жрать будет. Заодно Капеллу порадуешь. Как-никак, с твоим приездом оживилась она. С детворой бегать стала, как когда-то давно... Ну, что ты сидишь? Идём. Ольгимский тащит за собой гостя, который вдруг остро ощутил потребность хлебнуть, да и немало, своего травяного настоя.