Там, вдалеке.

Где ещё могли встретиться души потерянные, души ищущие, души обречённые?.. Степь любит всех, кто бережно к ней относится. Даже если бережность эта выражена в весьма странной форме.

*** Он просыпается. Тяжело дыша, протирает глаза. Перед внутренним взглядом все ещё висит та странная картина. Старческое лицо. Глаза пронизывают насквозь. Смотрит так, будто пытается проникнуть внутрь в мозг, заставить подчиняться своей воле... Губы плотно сжаты, но, между тем, откуда-то идёт голос. Шепчет что-то сложноразличимое. Кажется, в этом бормотании можно разобрать отдельные слова. "Должен", "хочет", "убить"... Что это? Руки немеют от одного звука. Кажется, совсем немного, и ты полностью потеряешь контроль над собственным телом... Он встаёт и на ватных ногах плетется по лестнице вниз. Выпить воды. Прийти в себя. Уже не заботясь о том, что вид у него, наверное, впечатляющий. Спутанные волосы. Испарина на лбу. Прилипшая к груди мокрая рубашка. — С тобой все в порядке? — спрашивает знакомый голос из другой комнаты. Звучит сонно. Кто-то только что спал. Видимо, разбудили шаги. — Всё в порядке... — бормочет "лунатик". — Воды попить. — Ты, кажется, что-то бормотал... В ответ лишь пожимает плечами. Не хочется говорить о ночных кошмарах. Тем более о таких непонятных... *** — Неплохой тут у вас кабак... — к стойке подходит молодой человек в буром плаще. Массивный, плечистый, но лицо болезненно бледное. Волосы мерно темнеющие, по краям ещё сохранившие светлый оттенок. — А, да. — хмыкает Андрей, старательно вытирая стаканы. — Твиринчику не желаете? — Ну, давай попробуем твоего твиринчику. А рецептом-то не поделишься? Я могу в ответ поделиться своими. Сам травы смешиваю с детских лет. — Ммм? — хозяин кабачка хмурится, что-то смутно припоминая. — Вы этот... Как его... — Бурах... — Мммм... — он деловито кивает, выпятив нижнюю губу. — Тут говорят, вы убийца. Но, знаете... Среди моих знакомых много убийц. Потому наши двери для вас всегда открыты. Главное, чтобы вы не убили никого в пределах нашего заведения. В остальном — делайте, что хотите. Я не моралист. — Это славно. — ухмыляется Артемий, уже устав всем объяснять, что он не убийца. — Разговор у меня к вам. — О чем же? — Был у вас недавно столичный доктор... — А, Даниил? Славный парень. Да, был. — Предлагал уехать? Андрей пожимает плечами, не очень понимая, стоит ли говорить лишнее при новом знакомом. — Так я сказать должен: уехать, к сожалению, уже не получится. — продолжает Бурах, не дожидаясь ответа. — С чего это вдруг? — Три семьи уже в курсе об эпидемии. Все ходы из города перекрыты. Станция в том числе. — Это печально. Но я так и думал, что мы не уедем. Брат мой не очень уезжать хочет. Одна только Мария могла бы его уговорить... Артемий тяжело покачал головой. — Мария не хочет, чтобы он уезжал. — Это неудивительно. — А твирин ваш от болезни-то помогает? — Бурах задумчиво покачивает в руках только что поставленный перед ним стакан со странной ядовито-зеленой жидкостью. Хозяин кабачка клонит голову набок. — Брат верит: кто его пьёт, тех Песчанка не тронет. — Хм... — пробует на вкус и почти сразу же кашляет. То ли от "целебного действия", то ли с непривычки. Качает головой, оценив варево. — Сильно. Но это больше так, баловство. От болезни другие настои помогают. — Ну, чем богаты, тем с народом и делимся. — пожимает плечами Андрей. — Народ вполне доволен. — Хм... Голову зато проясняет. Вспомнил вдруг всю карту города как перед глазами. Сильная вещь... Своими настоями могу поделиться. Да и травы я собирать умею. Хотелось бы знать, на что можем меняться. Если вы, конечно, не против. Хозяин незаметно посмотрел по сторонам и поманил собеседника за собой. Вытащил из стола какой-то ремешок, замотанный в тряпки. Тряпки размотал, ремешок раскрутил. Оказалось,что на всей его длине приделаны аккуратненькие кармашки. В каждом кармашке по пуле. — Вот такими малышами меняться могу. — ухмыляется Андрей — Если очень надо, могу и пистолет для них раздобыть. Ну как, хорош "бартер"? — Хорош... — многозначительно хмыкает Бурах. — Думаю, мы найдём общий язык. Не успевают они закончить свою беседу, как по лестнице сбегает ещё один человек. Весь бледный и болезненно худой. Со спутанными космами чёрных волос, небрежно разбросанными по плечам, и уставшими, какими-то даже мутными, глазами. — Андрей. Плесни мне. — вместо чашки он протягивает целый кувшин. Артемий внимательно смотрит на гостя, который, собственно, никак не реагирует на его присутствие. Подмечает, что зашедший — почти точная копия хозяина кабачка, только доведенная до нездорового состояния. Андрей молча забирает протянутый кувшин и идёт заготавливать новое варево. Добавляет, не оборачиваясь: — Я, конечно, достану тебя. И тебе, конечно, это не понравится. Но спрошу в очередной раз. С тобой все в порядке? Ты не хочешь... поесть?.. Или сказать что-то мне? Парень качает головой. — Всё в порядке. Бурах слегка кашляет, привлекая к себе внимание. — Молодой человек, в вашем состоянии я бы посоветовал что-то менее концентрированное, чем местная выпивка. Например, это. — ставит на стол свою фляжку. Но молодой человек будто в упор его не видит. Лишь на Андрея поглядывает, словно умоляя его поскорее закончить. Видя, что его слова снова остались без внимания, Артемий пробует подойти с другой стороны. — Слышал, кто-то из вас девчонку удочерил одну с кладбища. Это срабатывает. Гость смотрит на него своими большими глазами. Смотрит как-то потеряно и будто впервые замечая, что они с братом вообще-то здесь не одни. — Да, удочерил. — Хотелось бы узнать, как так вышло. Я просто знал её совсем еще крохой... Тогда живы были её родители. Когда уезжал, был шестнадцатилетним пацаном. Малышня любила меня, хвостиком за мной бегала. Вот и она тоже... Парень перед ним стоит в каком-то оцепенении. Андрей подходит, кладёт руку ему на плечо. — Это брат мой. Пётр. Девчонка — полностью его заслуга. Он у нас гений. Видит то, чего другие не видят. Думает необычно. Вот и в ней что-то особенное увидел. Да? — ласково, но и с каким-то сожалением смотрит на брата. Добавляет уже для него. — Пётр, это местный убийца. Бурах. Которого все ищут. Пётр продолжает стоять как вкопанный. Потом хмурится, трёт виски. — Я совсем не соображаю сейчас...Какие убийцы... Что вообще происходит... — Ну, точнее, я не убийца. — поясняет Артемий. — Я только успел приехать в город, как на меня уже все кидаются. Измождённый гений качает головой. — Андрей, ты не можешь побыстрее? — Ласке плохо было сегодня. — добавляет Бурах. — Жаль. — Пётр, видно, действительно об этом сожалеет. — Бедная девочка. Как она? — Сейчас в порядке. Она сюда часто заходит? — Не сюда, а ко мне в мансарду. Заходит нечасто. Но для неё двери всегда открыты. Хорошая девочка. Добрая. — Добрая... — подтвердил Артемий. — Я все думал, как ей помочь. А теперь вижу, помогать нужно не только ей... — Ты про него? — хмыкнул Андрей, иронично и одновременно печально косясь на брата. — А я давно говорил... Пётр снова качает головой и устало опускается на сидение рядом с только что представленным ему "убийцей". Почти распластывается на столе, подкладывая под голову руки. — С мёртвыми не разговариваешь часом? — настороженно спрашивает Бурах, наклоняясь к нему. — Я — нет. Но иногда они в голову ко мне лезут. — Травма у него небольшая с мертвецами связана. — Андрей ласково треплет брата по волосам. Тот хмурится, но не отодвигается. — Какого рода? — лекарь вглядывается, подмечая в зрачках этого "заядлого твиринщика" болезненную реакцию на свет. Видно, большую часть времени парень проводит при подвальном освещении. — Опасного. Мертвецы эти тёмной магией обладают. — хмыкает хозяин кабачка. — Андреееей... — устало тянет Пётр. — Дед-колдун что ли? Симон? — Бурах подпирает голову рукой в надежде услышать долгую историю. — Да. И не только. Но я не хочу об этом говорить. — доходяга вздыхает. — Хм... А твирин ваш неплохая штука. — Артемий переводит тему. — Кажется, чувствовать начинаешь весь город. Пётр несколько оживляется. — Да. Каждый дом. Каждую травиночку. И сам становишься его частью. Частью этой великой общей сущности... "Степи"... — Если закрыть глаза, видишь перед собой любую её область. Чувствуешь, где город здоров, а где нет. — Да... — Но тебе я все же посоветовал бы что-то более лёгкое. — Более лёгкое мертвецов не отгонит. — скептически замечает молодой гений. — А они в черепушку мне каждый день стучатся. Потому, возможно, с Ласочкой мы и дружим... Кстати... — взгляд его останавливается на поставленной на стол фляжке. — Я, кажется, знаю, что там. Такой же настой, как у твоего отца? Потомственный лекарь пожимает плечами. — Видимо, да. Если я не разучился ещё их делать. — Мммм.... Тогда я, может быть, и глотну... Отец твой иногда и мне помогал. Был я, кстати, возле его дома сегодня... Жуткое зрелище. Понимаю, почему ты там не живёшь. — Не могу жить там, где его убили. — Всё-таки убили. Не болезнь? — Когтем в сердце вряд ли болезнь убивает. — Ух... — Пётр ухнул как-то по-совиному и все-таки решил в этот раз предпочесть фляжку длительному ожиданию кувшина. — Отец твой умел как-то так делать, что даже при слабом растворе твари ко мне не цеплялись. Иногда бывал и смешным. Положит мне какие-то листья на голову, шепчет свои заклинания и говорит со мной как с ребёнком. "Будешь ты, Петька, великим художником". Как будто мне лет десять... Когда я давно не ребёнок и уже давно стал, кем хотел... — А листья на голову неплохая идея. — добавляет Артемий. — Выглядит глупо, но "Степь своих любит". И это правда. Пожалуй, я нарву для тебя немного травы сегодня. Будешь носить её при себе. Запахом её пропитаешься. "Тёмным магам" сложнее до тебя добраться будет. А мертвякам и тварям степным и вовсе за своего сойдешь. Из-за запаха. Пётр пожимает плечами. — Я так устал... Хочешь, осыпь меня травой с головы до ног. Но был бы премного благодарен, если ты напомнишь Ласке: когда ей совсем плохо, она может приходить ко мне. Отдохнуть от своих мертвецов... *** — Разъясни мне одну вещь, многоуважаемый Георгий. — говорит Ольгимский старший. Брови нахмурены. В глазах трудно скрываемое раздражение. — Куда делся наш архитектор? Седовласый человек перед ним пожимает плечами. — Сие мне неведомо. Возможно, он уехал? Видя, что его творения не пользуются такой популярностью, как детище новых двух братьев... — Уехал?! — почти рычит Плечистый толстяк, поправляя массивную пряжку на поясе. — Прожив здесь всю жизнь?! Не неси ерунды! Твои распрекрасные братья постарались! Они убийцы! Георгий пожимает плечами — У меня нет такой информации. Нет ни единого доказательства, что было совершено убийство... — Вы, Каины, считаетесь судьями! Но, когда выгодно, судите только себе на руку! Вам хотелось, чтобы у этих двух братьев не было соперника! Чтобы вашему "Многограннику" ничто не могло помешать! Никаких других идей! Тот, кого вы убили, построил великое здание! Собор! Собор, который собрал вокруг себя всех местных жителей! Стал обожаем и людьми, и этими грязными Червями! Люди стали понимать, видеть значение Степи, приносить ей дары! И Степь стала щедро одаривать город! Какой урожай собрали прямо здесь, сразу как Собор был построен, ммм-мм... А что сделали вы?! Построили лестницу в небо?! Ублажили свои чёртовы фантазии?! Вы убили человека! И я в этом ничуть не сомневаюсь. Вы. Вы — убийца, дорогой Георгий. Вместе с Симоном и Ниной. Братья — лишь исполнители. Вы совершили это убийство их руками. Запятнали тех, кого сами так восхваляете... — Дорогой Ольгимский... — старец хмурится, потирая бороду. Ему давно хотелось прервать эту разгоряченную тираду. Но, как бы ни было сильно такое желание, ничто не могло нарушить холодного выражения на лице. — Никаких доказательств того, что было совершено убийство, нет. Значит, нет и расследования. — Помяните мои слова. Георгий. Вы не уважаете Степь. Попираете её ногами. Она не прощает такого обращения. На вашей Нине уже слишком много крови. Ещё одна капля, и произойдёт великое горе. — На случай великого горя у нас есть Сабуровы. — Нет, это другое горе. — Ольгимский качает головой. — Поверьте мне. Степь знает обо всем. И она умеет карать тех, кто нарушает её законы. — Даже если Нина внезапно умрёт, она уже оставила после себя дочь. Мария займёт её место. — Вы так в этом уверены? В привычной для Георгия холодности появляется какие-то хищные нотки. — Вы бы лучше присмотрели за своим собственным отпрыском. А уж как нам судить, мы и без вас знаем. Как отыщите доказательства — милости просим. А пока считаю дальнейший разговор нецелесообразным. *** — Ну, где рецепт для девчонки? — Бурах выжидательно смотрит на Марию. Она сидит за столом у самого края. В каком-то мрачном одиночестве, так не свойственном всем остальным посетителям кабака. — Вот, держи. — устало и высокомерно девушка передаёт ему какой-то листок. Лекарь внимательно читает написанное и хмурится: — Ты издеваешься?! Такое я и сам могу сделать. Это не то, что ей поможет! Мария зло кривит губы. — Какой ты проницательный! Но, уж прости, я не травница. Самым действенным, что у меня есть, поделилась! А девчонку ты одной травой не спасешь! Её мёртвые следом за собой тянут! Ты уже видел, что на похоронах было?! Это только один покойник. А скоро их будет тьма! Не выдержит твоя девчонка! Не может выдержать тот, кто уже разлазится по швам! — Ах, ты, сволочь... — цедит сквозь зубы. Девушка издевательски ухмыляется. — Да ты мне ноги лизать должен за мою доброту! — она нахально задирает нос, показательно вытирая пальцы салфеточкой, будто единственное прикосновение к руке такого собеседника могло запятнать её грязью. Бурах, конечно, был очень добр к детям. Но он хорошо помнил, что наглецов следовало осаждать. А такие жесты стали последней каплей. В следующую секунду парень хватает злобную девчонку за ухо как нашкодившую школьницу, заставляя её завопить. Шепчет: — Слушай сюда, сволочь малолетняя. Если что-нибудь случится с девчонкой или с этими братьями, я лично тебя на салат нашинкую. — Отпусти, придурок! — хнычет Мария, потирая ухо. Добавляет обиженно. — И не малолетняя я. Мне двадцать уже!