Карп в сухой колее

      Что же имел Юн Шэнь в сухом остатке?       Он более не был самим собой, вернее, более не существовал в прежнем бессмертном теле. Так он решил. По крайней мере, это единственное объяснение происходящему. Ныне его душа занимала тело некоего смертного господина Хэ Циюя, урождённого Хэ Вэя, двадцати двух вёсен от роду.       Хэ Циюй был четвёртым и самым младшим сыном прославленного генерала Хэ, что служил при императоре. Женщина, что назвалась его младшей сестрой, в действительности ею и являлась, её имя — Хэ Цисинь, и она самая младшая из всех детей генерала Хэ.       На днях молодой господин Хэ проводил время, как обычно, бесцельно прожигая жизнь и состояние собственной семьи в игорном доме. Он имел слабость к азартным играм. Сопровождал его, как и всегда, личный слуга Су Эр. Вначале всё шло хорошо, Хэ Циюй развлекал себя обществом прекрасных ивовых сестриц и играл в кости, ему даже везло: он выиграл достаточно крупную сумму. Вино лилось рекой, а смех не умолкал ни на мгновение. В этот вечер Хэ Циюй был опьянён собственной удачей и изрядным количеством алкоголя. Он никогда не следил за языком и даже будучи трезвым часто говорил всё, что приходило ему в голову, с обширным влиянием семьи Хэ он мог позволить себе выражаться, как того пожелает. Для Хэ Циюя деньги решали многое, если не буквально всё.       Неудивительно, что такой подход к жизни не нравился многим, и рано или поздно нашлись бы те, кто пожелал бы преподать урок хороших манер зарвавшемуся молодому господину.        И они нашлись.       Обстоятельства сложились так, что помимо Хэ Циюя в игорном доме отдыхал и другой знатный господин — Цзи Чу. Тем не менее, если Хэ Циюй был знатен по праву рождения, Цзи Чу же зарабатывал свой чин, проливая пот, кровь и вышагивая по головам. В этот вечер Цзи Чу с компанией сослуживцев праздновал повышение по службе. Поговаривали, ещё несколько лет службы — и ему пожалуют чин генерала.       Хэ Циюй не был бы собой, если бы не нашёлся с очередной едкой речью по этому случаю, потому как бы невзначай проходя мимо стола Цзи Чу, он решил поздравить того с радостным событием в своей манере.       — Слыхал, господину Цзи пожаловали новый чин, поздравляю, — елейно произнёс Хэ Циюй, его губы расплылись в сладкой улыбке, девушки, что поддерживали его под руки, ведь тот стоять ровно не мог оттого, что пьян, захихикали. Наверняка скоро в народе пойдёт молва о том, как сукин сын достиг драконьих врат!       Ивовые девицы, что сопровождали Хэ Циюя, взорвались хохотом, вместе с ними и он сам. Наблюдавший за этой сценой Су Эр, оставшийся за столом, изнемогал от волнения. Господин не прислушался к его словам не дразнить Цзи Чу, впрочем, как и всегда.       Цзи Чу и так обладал крутым нравом, и, будучи разгорячённым вином, он вовсе становился свирепее тигра. Естественно, подобное оскорбление не могло быть просто так спущено с рук. Потому в следующий же момент Цзи Чу вскочил со своего места и зло уставился на пошатывающегося Хэ Циюя, сжав кулаки. Ивовые барышни испуганно охнули и отпустили своего господина, из-за чего тот начал шататься ещё больше, но надменное выражение так и застыло на его лице.       Дружки Цзи Чу, что выпивали с ним, ощутили, что вскоре случится неминуемое, решили разрядить обстановку.       — Брось, дагэ, оставь этого пьяницу в покое.       Цзи Чу лишь хмыкнул и вновь сел, видно, ему не слишком-то и хотелось в свой праздник сцепляться с этим склочным сынком Хэ. Однако же теперь не выдержал уже Су Эр, поспешивший подхватить заваливающегося вбок Хэ Циюя. Услышав оскорбление в сторону своего господина, он прикрикнул:       — Да как вы смеете говорить так о молодом господине Хэ?! Бесстыжие!       Су Эр крепко поддерживал Хэ Циюя, потому тот смог выпрямиться и встать ровно. Он проигнорировал выпад своего слуги и, чуть нахмурив брови от крепкой хватки того, продолжил:       — Цзи-гэ, ты должен быть благодарен, знаешь? Я сейчас о твоей матери. Должно быть, ей пришлось сильно постараться, ублажая генерала Ли, чтобы тот взял тебя под опеку, а может, и не только его... Да, верно, поэтому она умерла. Слишком много работала! — Хэ Циюй расхохотался, а Су Эр испытал острое желание заткнуть ему рот прямо сейчас. — Ты же не забываешь возносить ей почести?       Такого стерпеть Цзи Чу уже не смог. Одним движением он подхватил со стола оловянный кувшин с вином и запустил его в голову Хэ Циюя. Лишь ловкость и реакция Су Эра помогли избежать плачевного столкновения. Схватив за плечо господина Хэ, тот вместе с ним пригнулся. К сожалению, это не спасло от того, что было дальше. Цзи Чу широким шагом подошёл ко всё ещё пригнувшемуся Хэ Циюю и его слуге, оттолкнул последнего прочь, а сам ударил Хэ Циюя в живот ногой. Тот не устоял на ногах. Сила удара была велика, особенно учитывая то, что на Цзи Чу были тяжёлые походные сапоги.       Хэ Циюй повалился назад и ударился затылком о позади стоящий стол, опрокинув его. Сил подняться у него уже не было, но он всё ещё оставался в уме. Он сплюнул кровь и хрипло засмеялся.       — Ты, верно, смелостью Небо превзошёл, Хэ Циюй, — пророкотал Цзи Чу и подошёл к нему ближе. — Твой гнилой язык бежит впереди скудного ума.       Он одним махом поднял Хэ Циюя с пола, удерживая за грудки, после чего двинул кулаком ему по лицу. Хэ Циюй безвольной куклой вновь полетел назад. Раздался треск, столешница разломалась, сидевшие за столом девушки с криком разбежались. Хэ Циюй же рухнул вместе со столом, куда приземлился, на пол.       — Господин Хэ! Господин! — закричал Су Эр, порываясь прекратить драку, но дружки Цзи Чу занялись им, схватив и тоже вдарив по лицу. Так они и сцепились.       После последнего падения Хэ Циюй умолк, и в зале игорного дома воцарилась тишина. Никто не смел вмешиваться в эту драку, многие работницы и посетители разбежались, другие же, зеваки, в остолбенении замерли у выходов, продолжая наблюдать за дракой, вернее, избиением. Было не понаслышке известно о том, как велики силы Цзи Чу, и мало кому хотелось попасть под горячую руку.       Цзи Чу подошёл ближе, и как раз в этот момент Хэ Циюй подхватил ножку сломанного стола, что лежала рядом, и, собрав все свои оставшиеся силы, запустил в лицо сопернику. Удар вышел несильным, но щепки, торчащие со сломанной стороны ножки, угодили прямо в глаз Цзи Чу, тот охнул от боли и схватился рукой за лицо.        — Ублюдок! — взревел он и замахнулся ногой над грудью Хэ Циюя.       Из-за повреждённого глаза Цзи Чу сделался неуклюжим, поэтому даже изрядно пьяному Хэ Циюю удалось избежать удара. Он перекатился в другую сторону и начал отползать прочь в поисках других предметов, которыми мог отбиться от озверевшего Цзи. Стоило ему отвлечься, как его вновь подхватили и откинули к колонне. Столкнувшись с ней, Хэ Циюй почувствовал, как зал в его глазах начал кружиться. Он медленно сполз на пол, теперь уже точно сил шевелиться не было. Каждый вздох давался с трудом ещё с тех пор, как его в самый первый раз приземлили о стол. Из раны на виске хлестала кровь, она же попала в глаза, не представлялось возможным разглядеть хоть что-то перед собой, но зато Хэ Циюй отчётливо почувствовал, как Цзи Чу вновь оказался рядом и начал наносить удар за ударом по его лицу.       Один, два, три... После пятого Хэ Циюй перестал дергаться.       — Дагэ! Прекрати, дагэ! Ты убьёшь его!       В конце концов, дружки Цзи Чу оттащили его от бездыханного тела Хэ. Су Эр тут же бросился к нему и не сдержал крика, увидев, в каком состоянии оказался его господин. Лицо его было залито кровью, да так, что и не узнать, глаза плотно закрыты, а грудная клетка не двигалась. Неужто он не дышал?!       Су Эр судорожно попытался нащупать пульс на запястье Хэ Циюя, но ничего не выходило. Он ничего не чувствовал! Совсем ничего! Слуга обернулся на замерших позади Цзи Чу с компанией, те в ужасе смотрели на тело Хэ. Сам Цзи Чу от такой картины, похоже, даже протрезвел. Не успел Су Эр разразиться грозной тирадой, как дружки буквально волоком увели Цзи Чу прочь, а со стороны Хэ Циюя донёсся хриплый вздох.        В этот момент, в теле господина Хэ впервые очнулся Бессмертный небожитель Юн Шэнь.        Выслушав всю историю злосчастного вечера в игорном доме, которую ему поведал Су Эр, бессмертный испытал отвращение. Похоже, Хэ Циюй в действительности умер в той драке, а душа Юн Шэня заняла тело в момент, когда душа покинула тело... Однако же, Юн Шэнь не мог сказать, что ему было сильно жаль этого молодого господина Хэ.       Но если Хэ Циюй умер, то что же с Юн Шэнем?       Как так вообще вышло, что его душа попала в это тело?       Юн Шэнь попытался вспомнить хоть что-то, предшествовавшее его пробуждению в новом теле, но в голове всё ещё был туман. Всё же логичным вариантом было именно то, что он умер, но... Как? Должно быть, травмы этого тела сказывались, всё же его неплохо приложили о многие поверхности во время драки, да и кулак этого Цзи Чу, судя по описаниям Су Эра, был довольно тяжёлым.       Будучи бессмертным, Юн Шэнь мало задумывался о смерти и перерождении по причине того, что смерть для него была в целом чем-то непостижимым. Он не страдал от болезней, время было над ним не властно, а в сражениях мало кто мог его одолеть, не то что убить. Однако же он точно знал следующее: в пламенном Диюе перед прохождением через мост перерождения каждая душа испивала напиток забвения в павильоне тётушки Мэн и только тогда возвращалась на землю. Было попросту невозможным пройти через перерождение, сохранив воспоминания прежней жизни, это противоречило естественному ходу вещей. Сохранившим память дозволялось оставаться лишь в форме бестелесных мстительных духов. Юн Шэнь таковым себя не считал. Кроме того, любопытный нюанс был в том, что Юн Шэнь оказался в теле взрослого мужчины, а не начал своё перерождение с начала жизненного пути.       Считать ли это перерождением?       Но ведь бессмертные не перерождаются…             Душа, обретшая бессмертие, выходит из цикла перерождений. Она не может ни рассеяться, ни исчезнуть.       Юн Шэнь покосился на медный таз, наполненный водой, из отражения на него смотрел Хэ Циюй. Избалованный отпрыск аристократической семьи, обладавший слабым здоровьем. Распутный и бесстыжий. Пьяница, прожигающий жизнь день за днём, бесталанный и не блещущий умом.       Богиня Судьбы, должно быть, решила поиздеваться, раз заслала Юн Шэня в тело этого отброса. ***       Су Эр с тревогой теребил рукава своего одеяния и не осмеливался поднять головы, лишь украдкой поглядывая на Юн Шэня, что так и замер в задумчивости с тех пор, как слуга завершил свой рассказ.       После того вечера господин стал другим. Было и то, о чём Су Эр умолчал от страха быть наказанным. После того как они вернулись в поместье Хэ, господин метался в бреду две ночи и два дня. Тогда он шептал странное, многого Су Эр не понимал, часто господин повторял одно и то же. Бредовые приступы были порой настолько сильными, что сопровождались судорогами. Как бы Су Эр ни пытался достучаться до господина, тот не приходил в себя.       На третий день в поместье прибыла вторая госпожа, Хэ Цисинь, и Су Эр был отослан прочь.       На пятый день господин, наконец, очнулся.       Это был далеко не первый случай пьяной драки. Су Эр, прислуживавший ему с юности, точно знал, как господин вёл себя в той или иной ситуации, и давно привык, что после таких инцидентов тот пребывал в крайне мрачном расположении духа и мог в отместку поколотить и ничтожного слугу, раз тот так удобно ошивался под рукой. Во время болезни же господин становился капризным и опять же вымещал всю злость на тех, кто был рядом.       То, что наблюдал Су Эр сейчас, не было похоже на типичное поведение господина Хэ. Добровольно принять заботу младшей сестры и даже не прикрикнуть на никудышного слугу? Невероятно. Вместо привычного озлобленного состояния Хэ Циюй был задумчив и в какой-то степени меланхоличен, да даже стал выражаться несколько странно, прямо как тогда, в бреду. Могло ли это быть последствием травмы головы? Господин был серьёзно ранен, все лекари в один голос говорили об этом. Даже цвет его глаз сменился с привычного угольно-чёрного на этот необычный цвет, напоминавший холодную сталь.       Су Эр пока не мог для себя определить, что ему было по душе больше: озлобленное и взбалмошное, но старое и предсказуемое поведение господина или же это отстранённое и задумчивое, но совершенно неожиданное.       Неожиданности не заставили долго ждать.       Господин, пребывавший в задумчивости и, видимо, глубоко ушедший в свои мысли, вдруг встрепенулся. Его глаза вдруг расширились от ужаса, он откинул тяжёлые одеяла и сбросил поднос с медным тазом на пол, вода расплескалась, а сам таз покатился по полу с громким звоном.              Су Эр в остолбенении наблюдал, как Хэ Циюй с прыткостью, несвойственной раненому человеку, подскочил с кровати и ринулся вперёд, к выходу из комнаты.       — Господин! Постойте же! Вам нельзя вставать!       Су Эр попытался ухватить Хэ за руку, но тот ловко увёл её в сторону и, казалось, не обратил никакого внимания на попытки слуги остановить его. Приблизившись к двери, он пошатнулся, чуть не рухнув на неё.       Порыв холодного ветра окатил их двоих, стоило дверям распахнуться. Хэ Циюй прошёл ещё пару шагов, выходя на веранду. Он судорожно бормотал себе под нос что-то, Су Эр не мог различить, что именно. Его господин продолжал идти вперёд, как заворожённый. Он сошёл с веранды и пошёл дальше. Босые ступни утопали в тонком слое снега, что выпал за утро. Выйдя из-под навеса, Хэ Циюй задрал голову к небу и наконец остановился.       Это был очередной холодный день, как и всегда бывает у них на севере. Снег не прекращал идти с самого утра. Крошечные снежинки, подхватываемые порывами ледяного ветра, кружили вокруг. Всё сияло белизной, такой, что впору было зажмуриться, подсвеченный холодным солнцем, снег ослеплял. Небо, в которое, замерев, взирал Хэ Циюй, было затянуто тяжёлыми серыми облаками.       Оцепенение Хэ Циюя продолжалось недолго. Тонкая фигура, одетая лишь в тонкие нижние одежды, после очередного дуновения ветра дрогнула. Су Эр наблюдал, как его господин, не сводя глаз с неба, рухнул на колени. ***        В это же время разум Юн Шэня, что находился в теле господина Хэ, был переполнен вопросами.       Пусть Юн Шэнь не мог припомнить многое, но он точно помнил, кем является. Он бессмертный мастер с пика Шугуан, одного из пяти великих пиков Обители, хранитель Небесных печатей, страж Небесного барьера.       Именно два последних его титула делали невозможным всё то, что происходило сейчас.       Небо пусть и было мрачным и тяжёлым, но оно было мирным. Шёл снег, вокруг царили тишина и покой. Вещи сохранили свой естественный ход, как будто ничего не случилось, как будто Небесный барьер не раскололся надвое, впуская в Царство живых полчища кровожадных и ужасных демонов, как и должно́ было, после смерти его стража и хранителя печатей.        Во время первого демонического нашествия Юн Шэнь был тем, кто дал отпор и применил Небесные печати, но сила тех была слишком велика, пытаясь подчинить их обычным способом, их свет сжёг бы его дотла, потому он Юн Шэнь пошёл другим путём, а именно, подчинил их не просто своими силами, но и своей жизнью. Он соединил всё своё существо с ними, и только так Небесный барьер получилось восстановить, после этого он сделался хранителем печатей и стражем Неба. Пока он жив, барьер будет стоять.        Теперь же Юн Шэнь, вроде как, мёртв.        Почему небо было безмятежным, птицы пели свои песни? Почему ветви дикой сливы, украшенные кроваво-красным цветением, мирно покачивались на ветру? Со смертью хранителя барьер должен был пасть. Неужто…        У Юн Шэня закружилась голова. Его колени немели, как и руки, что безвольно свисали по бокам и касались снега. Намокшее от снега нижнее одеяние липло к телу, а ветер заставлял вздрагивать своими холодными прикосновениями.        — Почему мне так холодно? — прошептал он.        Вдруг на его плечи опустилась тяжёлая мантия. Нос уткнулся во влажный мех. Невольно Юн Шэнь схватился за края мантии, натягивая её на себя сильнее. Сжимая ткань в своих руках, он не чувствовал пальцев.        Как же холодно. Бессмертные не испытывают холода. Почему же ему так холодно?        Отчего он вообще беспокоится об этом? Есть проблемы и важнее: без хранителя печатей небесный барьер может рухнуть в любой момент. Быть может, сейчас он поддерживается остаточной энергией или силами его боевых братьев и сестёр, но это ненадолго. Небесные печати слишком опасны, никому не под силу сдержать их мощь, кроме него.        Он должен… Должен сейчас быть там…        Но боги, как же ему холодно.        Юн Шэнь часто заморгал. Его грудь разрывалась от накатившего ужаса, волнения и тревоги. Он часто и поверхностно дышал, не в силах от сковавшей дрожи вдохнуть глубоко. Наконец, он обернулся к человеку, что дал ему накидку. Это был Су Эр. Он подошёл ближе и обхватил Юн Шэня за плечи, одним рывком поднимая его на руки.        — Почему мне так холодно? — повторил свой вопрос Юн Шэнь.        Выражение лица Су Эра было трудно прочитать, но в его глазах бывший бессмертный смог разглядеть растерянность.        — Вы выбежали на улицу будучи босым и одетым лишь в одно исподнее.        Юн Шэнь хмыкнул. Смертные тела слишком хрупкие.        Су Эр бережно донёс его назад до покоев и опустил на кровать. Оказавшись в тёплом помещении, Юн Шэнь всё ещё дрожал и сильнее кутался в спасительную мантию, поджимая ноги. Сейчас он был снова в тепле, но холод не отступал.        — Всё ещё холодно.        — Вам нужно переодеться.        Юн Шэнь никак не отреагировал на эти слова и отвёл свой взгляд к окну. Что стало с Небесными печатями и Небесным барьером? Сколько осталось до неминуемой катастрофы?        Су Эр вновь подошёл к нему, держа в руках сложенную одежду, положив ее рядом с Юн Шэнем, и потянул руки, чтобы снять мантию и помочь ему переодеться, как тот резко повернулся к нему и оттолкнул руки.        — Не прикасайся.        — Тогда переоденьтесь сами, вам нельзя переохлаждаться, или же этот слуга может позвать…        Юн Шэнь скривился в негодовании: к чему были все эти глупые хлопоты? Это так раздражало и отвлекало. Тем не менее, не было похоже, что этот слуга от него так просто отвяжется.        — Я справлюсь сам. Иди. — сухо сказал он и указал Су Эру в сторону двери.        Тот нерешительно взглянул на него и, колеблясь, поклонился, после чего направился к выходу. Как только двери закрылись за ним, Юн Шэнь поправил меховую мантию, кутаясь в неё сильнее, и вновь поглядел в окно, не двигаясь. Теперь, когда он остался один, мыслить стало проще, пусть смертное тело и продолжало дрожать.        Юн Шэню предстояло обдумать многое.