Карп в сухой колее

      Минуло некоторое время, пока Юн Шэнь смог прийти в себя. Это помешательство, что заставило его выбежать чуть ли не нагим на мороз и испытывать стыд после… В целом, за то небольшое время, что он находился в теле Хэ Циюя, им было испытано множество неизведанных для себя ощущений, какие-то были давно забытыми, а некоторые были по сути своей новым опытом в его длинной бессмертной жизни. По крайней мере, он сам так считал.       Оказавшись наконец наедине с собой, он смог привести свои мысли в порядок. Присутствие других людей для него было в тягость. Он привык быть один. Будучи в Обители Бессмертных, он практически всё свободное время проводил за медитациями или музицированием в уединённом месте снежной горы Шугуан под древней сосной. По какой-то причине там ему было спокойнее всего, мысли текли плавнее, а разум приходил в безмятежность и покой. О Небо, как бы ему хотелось оказаться сейчас снова там! Смертные были слишком эмоциональные, слишком шумные, их вокруг было… Слишком много. Даже если это были всего лишь два человека, Юн Шэню от их общества становилось неуютно.       Когда мокрое нижнее одеяние стало ощутимо неприятно липнуть к телу, а чувство холода отошло на второй план, Юн Шэнь наконец решил переодеться. Из обширного, вычурного и безвкусного, по мнению самого Юн Шэня, гардероба Хэ Циюя он выбрал простое белое одеяние. Отдалённо оно ему напоминало то, что он носил, когда ещё был бессмертным мастером. Пусть ткань была добротной, плотной, а испещряющие рукава и лацканы узоры, вышитые серебристой нитью, были искусны, это всё равно было далеко до его прежних одежд. Приведя себя внешне в порядок, Юн Шэнь замер у небольшого медного зеркала в углу комнаты.       Он понятия не имел, как обычно одевался Хэ Циюй.       Судя по его гардеробу, как павлин, всеми силами выпячивая достаток своей семьи, но как укладывал волосы? Скорее всего, как-нибудь сложно. Носил ли украшения? С его стремлением приосаниться, очевидно, да.       В голову закралась мысль, что семья Хэ может узнать, что в теле Хэ Циюя ныне пребывает не он, но, с другой стороны… Люди, которых он видел на нынешний момент, были поголовно смертными без следа духовных сил. Однако же аристократы часто отправляли своих отпрысков обучаться в школы заклинателей, постигать мудрость и смирение под руководством бессмертных мастеров, к коему числу Юн Шэнь не относился, но зато таковыми были некоторые из его боевых братьев и сестёр. Были ли в семье Хэ те, кто обучался в какой-нибудь школе или клане? Су Эр не упоминал ничего подобного, когда давал краткую справку «потерявшему память господину», он в принципе рассказал очень мало, уделив больше внимания инциденту в игорном доме.       У Юн Шэня не было сил придумывать сложные причёски или наряжаться в кричащий наряд, кроме того, ему не хотелось этого делать. Да и что семья Хэ может сделать, если и узнает, что тело одного из их сыновей теперь занимает не он сам, а Бессмертный Небожитель с пика Шугуан? Убьют его? Изгонят душу Юн Шэня из этого тела? А что дальше? Думая об этом, Юн Шэнь понимал, что ему самому было бы на руку, если бы об этом узнала семья Хэ, тогда он, наверное, получил бы возможность связаться с Обителью бессмертных, ну или обратиться в какую-нибудь из школ заклинателей, что имели доступ к Обители и…       Ох. Точно.       Как он мог забыть.       Это тело мало подходило для культивации духовных сил. Хэ Циюй был слаб, а, судя по рассказу Су Эра, ещё и страдал некой болезнью с рождения, отчего во взрослом возрасте всё ещё был не у дел, в отличие от старших братьев. Даже свяжись он с Обителью, попасть он туда не сможет — туда имели вход лишь те, кто достигли бессмертия, другие просто не смогут пересечь Облачную границу — потоки энергии разорвут их душу и тело.       Юн Шэнь в задумчивости прошагал назад к кровати и присел на её край, долго стоять он не мог, ноги начинали слабеть.       Он продолжил думать над планом своих дальнейших действий и понял, что ему нужно найти способ связаться с Обителью. Был ли Небесный барьер цел? Кто его охраняет сейчас? Что стало с Небесными печатями? Ну и, конечно же, его волновал главный вопрос.       Как он умер? Или… Умер ли вообще?       Однозначно, ему было необходимо знать, что происходит там, наверху, в Обители, да и в мире совершенствующихся в целом. Пока он проводит время здесь, возможно, к Царству живых приближается неминуемая катастрофа.       Из размышлений его вырвал шумный хлопок дверей. В покои вошли двое, это были госпожа Хэ и служанка. Хэ Цисинь заметила своего старшего брата, что сидел на белых простынях, в белых одеяниях и был бледным, как призрак. Его длинные чёрные волосы каскадом струились по его плечам, ниспадая вниз, а серые глаза казались стеклянными, пока он глядел перед собой, будто в пустоту. Он выглядел словно душа, застывшая в ожидании своей очереди у реки забвения. От этих мыслей Хэ Цисинь стало особенно горько, и она быстрым шагом пересекла комнату, садясь на кровать рядом с братом. Она осмотрела его с головы до ног на предмет повреждений, ощупав при этом и тонкие предплечья, плечи и, наконец, доведя руки до его лица, обхватила ладонями брата за щёки, повертела из стороны в сторону.       — Су Эр всё мне рассказал. Чем ты только думал! Как мог выбежать в такой мороз босым во двор! Неужели Юй-гэ совсем не волнует, как мэй-мэй переживает?! Юй-гэ и представить не мог, что мэй-мэй пережила, пока он был без сознания. Знает ли Юй-гэ, каких сил мне стоило покинуть дом мужа, чтобы быть здесь, с ним?!       Юн Шэню было непривычно такое повышенное внимание к собственной персоне и физический контакт. Эта женщина снова была на грани рыдания. Удивительно, как у Хэ Циюя остались люди, столь преданные ему. Что Су Эр, что младшая сестра… Казалось, они действительно за него переживали? Юн Шэнь не чувствовал фальши в их эмоциях, пусть они и были утомительными.       На мгновение Юн Шэнь задумался, знала ли Хэ Цисинь всю историю случая в игорном доме с подробностями? А если и знала, то почему всё ещё так переживала и защищала брата?       Наконец, его утомило, что его треплют за щёки, как малое дитя, поэтому он взял запястья Хэ Цисинь в свои руки и легонько сжал, отстранив от своего лица.       — Синь-мэй, — Юн Шэнь постарался сделать свой голос мягче и искренне надеялся, что такое обращение успокоит барышню, в конце концов, та обращалась к Хэ Циюю очень фамильярно. — Я в порядке. Хватит.       К сожалению, это было не так. По щекам женщины потекли слёзы. Юн Шэнь сжал губы в плотную линию и неловко отвёл взгляд. Он совершенно не знал, как вести себя в подобных ситуациях, и больше раздражался. Сохранять душевное равновесие в окружении этих людей было крайне сложной задачей.       В этот раз Хэ Цисинь всё же нашла в себе силы не устраивать сцену рыданий и, тихо шмыгнув носом, взяла у служанки платок, чтобы утереть слёзы. Юн Шэнь обратил внимание, что хрупкая служанка еле удерживала в руках крупный короб.       — Да-да, прости, — сказала Хэ Цисинь, пытаясь выровнять голос. — Я принесла лекарства и немного еды. Пришлось задержаться, я постаралась приготовить тебе твою любимую кашу.       Удивительно.       Служанка принялась распаковывать короб на небольшом низком столике, расставляя тарелки и приборы. Юн Шэнь и Хэ Цисинь устроились по разные стороны столика на мягкие подушки. Совсем скоро перед взором Юн Шэня оказалось множество блюд, бо́льшая часть из которых — лёгкие закуски, которым он названия не знал. Бессмертные не нуждаются в пище, и Юн Шэнь не помнил, когда в последний раз вкушал её. Он с интересом разглядывал блюда. Всё было тёплым, и от еды исходил пряный запах, от которого чесался нос, а желудок неприятно сжимался. Это… чувство голода?       Хэ Цисинь легко улыбнулась, глядя на то, как её брат жадно разглядывает закуски, и поставила перед ним пиалу с мутноватой жидкостью, от которой исходил аромат уже менее приятный, чем от еды. Пахло горькими травами и чем-то кислым.       — Это лекарство приготовлено лично лекарем Сун, — Хэ Цисинь подвинула пиалу ещё ближе. — Его нужно пить перед едой, три раза в день.       Юн Шэнь с сомнением уставился на пиалу, от которой исходила лёгкая дымка пара. Это варево было ещё и горячим. От странного запаха лекарства хотелось чихать, потому невольно он потёр нос. Взглянув ещё раз на Хэ Цисинь, что сложила руки в ожидании, Юн Шэнь понял, что от него не отстанут, и взял пиалу, поднёс её к носу и, ещё раз вдохнув горько-кислый аромат, он нерешительно сделал глоток.       Стоило капле лекарственного отвара коснуться его языка, как все его чувства взорвались отвращением. Это было отвратительно! Казалось, тысяча игл вонзились в его язык, отвар жёгся, но не потому, что был горячим, его вкус… Юн Шэнь не мог описать это словами! Он сморщился и резко поставил пиалу, стукнув ею по столу, после чего зажал рот рукой. От его резких движений отвар расплескался по столу. Сколько бы он ни пытался сглотнуть, мерзкое чувство так и оставалось в его рту! Должно быть, Хэ Циюй досадил чем-то и тому старику Сун, раз тот предложил ему нечто подобное в качестве лекарства, недаром тот посмотрел на него с презрением тогда...       — Не будь как маленький, Юй-гэ, — протянула Хэ Цисинь и махнула рукой, веля служанке, что ожидала позади, прибрать беспорядок на столе. — Лечиться неприятно, но тебе нужно выпить отвар, тем более после недавнего переохлаждения. Попробуй залпом, а потом тебя ждёт сюрприз.       Юн Шэнь поднял взгляд, горевший недовольством, на свою «мэй-мэй». Почему с ним говорили, будто он неразумное дитя?! Этим отваром должны пытать в Царстве демонов, а не использовать его для лечения!       — Давай, гэ, тут всего лишь один большой глоток.       Хэ Цисинь вновь подвинула ближе к нему заново наполненную пиалу. Юн Шэнь облизал губы. Привкус трав расползся по его языку, оставляя вяжущее чувство. Ему придётся это сделать. Что ж, тогда он попробует осушить пиалу одним махом. Рука, обхватившая пиалу, чуть подрагивала. Его тело сопротивлялось тому, чтобы вновь ощущать вкус этого лекарства, но Юн Шэнь сжал руку крепче.       Стоило ему выпить отвар, как его язык, горло и, казалось, внутренние органы охватило огнём. Он закашлялся. Этот вкус сочетал в себе и горькое, и кислое, и острое... Невероятно! Хэ Цисинь протянула ему пиалу с водой, и тот, недолго думая, схватил её и тоже осушил одним махом, это немного помогло. Юн Шэнь тяжело дышал. Постепенно чувство жжения прошло, а вместо него по телу начало разливаться приятное тепло, которое, казалось, наполняло его силами.       — Вот видишь! — поддержала Хэ Цисинь, улыбаясь. — Как сказал лекарь Сун, этот отвар поможет восстановить равновесие ци в твоём теле и наполнит тебя энергией ян. В самом деле… Не думала, что ты так бурно отреагируешь на лекарство.       Она нахмурилась и плеснула немного отвара в свою пиалу из небольшого чайничка, после чего сделала глоток.       — Это… Совершенно обычный лекарственный отвар. К чему такая реакция? Хотя… Я знаю, чему ты точно обрадуешься.       Юн Шэнь мысленно ужаснулся. Если это был обычный лекарственный отвар, то каковы на вкус другие лекарства? Хэ Циюй чем-то болел, и если помимо этой дряни Юн Шэню придётся пить что-то, возможно, ещё хуже на вкус, то он этого не вынесет.       Хэ Цисинь тем временем подвинула к Юн Шэню миску и сняла с неё крышку. Это была совершенно обычная рисовая каша, но подана она была исключительно красиво: сверху лежали ломтики сушёной хурмы и лепестки мэйхуа, от блюда исходил приторно-сладкий аромат.       Юн Шэнь колебался. С одной стороны, пахло приятно, не вровень с лекарственным отваром, с другой… Он впервые в жизни, или же впервые за долгое время — Юн Шэнь не мог вспомнить точно, — пробовал пищу. Раз такая бурная реакция была на отвар, то стоит ли ему опасаться и каши? Он не знал. От вяжущего привкуса травяного отвара его начинало тошнить. Ему в руки Хэ Цисинь пихнула ложку. Кажется, его заставят съесть тут всё до последней крошки, было не похоже, что барышня Хэ готова отступить от затеи накормить и залечить своего «Юй-гэ».       На вкус каша была приторно-сладкой, как и на запах, её консистенция была вязкой и жирной. Юн Шэнь с трудом проглотил одну ложку. От сладости ему показалось, что зубы сводит. Он чуть нахмурил брови.       — Что? Не понравилось? — тут же спросила Хэ Цисинь. — Я помню, как матушка готовила нам эту кашу, когда мы простужались зимой… Тебе она нравилась. Я думала, у меня получится её повторить.       Она опустила голову и закусила губу, неловко теребя край своего рукава. Вдруг в сердце Юн Шэня что-то кольнуло. Он чувствовал примерно ничего к этой странной деве Хэ, но, наверное, это были отголоски чувств прошлого владельца тела. Вопреки своим мыслям, он поспешил успокоить «мэй-мэй».       — Нет, всё хорошо. Просто… Вкус лекарства остался на языке, — сказал он и зачерпнул ещё ложку. Похоже, кашу придётся съесть. — Спасибо.       Хэ Цисинь тут же просияла, от её прежней меланхолии не осталось и следа. Юн Шэнь растерянно подумал, что повёлся на девичий трюк.       — Тогда я буду готовить для Юй-гэ эту кашу каждое утро!       Давясь очередной ложкой каши Юн Шэнь неловко кивнул. На что он себя обрёк… ***       Как только с кашей было покончено, Юн Шэнь решил освободить себя от дальнейших гастрономических потрясений и отказался от закусок, заявив, что был уже сыт. Закуски доела Хэ Цисинь, попутно болтая о всякой чепухе. Юн Шэнь мало что понял из того, что она говорила. В основном это были новости и слухи о других аристократических семьях, о которых он и понятия не имел, так что приходилось лишь рассеянно кивать и соглашаться.              Вскоре и с закусками было покончено, пока служанка торопливо сгружала посуду назад по коробам, Хэ Цисинь поднялась, отряхивая несуществующую пыль с подола своего лёгкого светло-голубого платья.       — Я думаю задержаться в поместье подольше. Не хочу оставлять тебя, к тому же, мы так долго не собирались все вместе на Чуньцзе! Совсем скоро должен прибыть отец с благими вестями с границ, а ещё в этом году наконец возвращается Цимин! Бабушка будет рада…       Значит, семейное собрание? К этому Юн Шэнь не был готов.       — Цимин? — Ещё один брат Хэ Циюя? Но который по счёту…       — Да! Недавно получила от него письмо, он сказал, что закончил обучаться в школе Юэлань и приедет в поместье на празднование Чуньцзе. Ещё он сказал, что с ним будет друг… Эх, а я надеялась, что он наконец задумается о браке, — протянула Хэ Цисинь, складывая руки на груди. — Эта заклинательская чушь забила ему всю голову, но, быть может, вновь окунувшись в мирскую жизнь, он всё же когда-нибудь осчастливит нас племянниками.       Юн Шэнь замер. Школа Юэлань. Заклинатели.       Это его шанс!       Он принялся судорожно вспоминать, кто из его боевых братьев и сестёр мог возглавлять эту школу. Он знал многих, кто время от времени покидал Обитель, дабы поделиться мудростью и знаниями с жаждущими бессмертия и просветления. Юэлань. Лунный ореол. Название было очень знакомым, ответ будто бы был совсем рядом, но ничего толкового не приходило на ум.       Когда служанка закончила собирать короб и уже приблизилась к двери, встав рядом с ней, чтобы не идти вперёд своей госпожи, Юн Шэнь вдруг спросил:       — Могу я прогуляться с тобой по поместью, Синь-мэй?       За время их общения Юн Шэнь понял, как эта сестрица печётся о его здоровье, поэтому обращение добавил намеренно. Судя по всему, акцент на их родственных узах делал деву Хэ более сентиментальной, потому это могло пойти на руку Юн Шэню. Пусть общение было в тягость, он порядком утомился от чужой болтовни, ему не мешало бы осмотреться. Кроме того, из уст Хэ Цисинь можно было узнать больше о семье Хэ и, возможно, об этом брате Цимине или школе, в которой он обучался.       Было видно, как Хэ Цисинь боролась с собой, прежде чем дать ответ, она чуть нахмурила свои изящные брови, сомневаясь, но Юн Шэнь оказался прав, сентиментальность пересилила деву Хэ и та кивнула.       — Только оденься теплее, — наказала она и оглядела комнату. Подойдя к шкафу, она достала оттуда тёмно-синюю шерстяную мантию. Её воротник был отделан шерстью, как и рукава, а по всей длине спускалась искусная вышивка с изображением гор и рек. Очередная вычурная вещица из гардероба Хэ Циюя. Вот, надень.       Юн Шэнь отчего-то не хотел надевать нечто подобное, поэтому потянулся к зелёной мантии, что дал ему Су Эр. Она так и осталась валяться на кровати с тех пор, как Юн Шэнь переоделся.       Хэ Цисинь сморщила нос.       — Эта мантия слуги. Не пристало тебе носить подобное… Или ты хочешь зелёную?       Она было вновь повернулась к шкафу, но Юн Шэнь опередил её, быстро встав, он подошёл и взял из её рук предложенную мантию, прежде чем Хэ Цисинь достала ещё более абсурдную мантию из набора Хэ Циюя.       Нужно будет вернуть мантию Су Эру.       Когда дева Хэ осталась удовлетворена внешним видом своего брата, они покинули покои. Оказавшись на холодном воздухе, Юн Шэнь поёжился, кутая руки в длинные рукава мантии. Пусть лекарственный отвар и придал ему сил, позволив ходить так, чтобы ноги не подкашивались после трёх шагов, к холоду он оставался крайне восприимчив. Так странно, они, очевидно, находились на севере, разве Хэ Циюй, выросший тут, не должен был реагировать спокойнее на мороз зимнего дня? Это из-за болезни он был так чувствителен?       Они шли по террасе, обходя тот внутренний дворик, в котором Юн Шэнь совершенно позорным образом упал на колени, смотря в небо. Воспоминания, всплывшие в его мыслях, заставили снова устыдиться, чтобы отвлечься, он вновь взглянул в небо. Оно слегка очистилось от плотных тёмных туч, что были раньше, но всё ещё не было ясным. Серая дымка окутала бледный диск солнца, пробивающийся через тонкие облака. Всё совершенно в порядке. Этот порядок вызывал в Юн Шэне всё больше нетерпения и желания выяснить, что происходит там, наверху, за облаками. Ветер подхватывал лёгкие снежинки и закручивал их в вихри. После очередного порыва ветра Юн Шэнь чихнул. Хэ Цисинь отвлеклась от своего увлекательного, но, к сожалению, неимоверно пустого рассказа и принялась причитать:       — Ах, зря я всё же согласилась. Юй-гэ нужно было оставаться в тепле. Слишком рано ещё выходить на прогулки…       К тому времени они уже вышли за пределы внутреннего двора и стояли в переходе между двумя павильонами. Поместье Хэ было огромно. Дом был старым, но хорошо сохранившимся, было видно, что поместье довольно оживлённое, и не было места, где не было бы прибрано. Юн Шэнь про себя подумал, насколько же был стар род Хэ, или же это поместье было пожаловано императором за военные заслуги? На самом деле, он не слишком в этом разбирался.       — Так-так, — раздался низкий и громкий голос впереди.       Хэ Цисинь поправляла накидку на его плечах, но, услышав этот голос, разом побледнела и медленно повернулась. Юн Шэнь тоже поднял взгляд и увидел, что в нескольких бу от них стоял высокий статный мужчина. Взгляд его тёмных глаз был острым, точно наточенный клинок. Чёрные волосы были завязаны в тугой пучок на затылке, перевязанный тёмно-синей лентой. Его кожа была смуглой, а от щеки к шее расползался длинный уродливый розоватый шрам с рваными краями. Сам мужчина был в домашней одежде, на его плечах была лёгкая серебристая меховая накидка.       — Рад приветствовать Цисинь-мэй дома, — он чуть склонил голову, не слишком вежливо для приветствия. — Я слышал, ты в поместье уже несколько дней, но так и не почтила этого скромного приветствием… Неужто за несколько лет жизни подле мужа ты позабыла родную семью?       — Я… Нет, — тихо ответила Хэ Цисинь, после чего сложила руки и поклонилась. — Приветствую второго брата. Я прибыла в поместье, как только до меня дошли вести о болезни Циюя. Я успела поприветствовать лишь бабушку, остальное время я провела в заботах о четвёртом брате.       Значит, таков был второй брат. Юн Шэнь внимательно разглядывал мужчину. На вид тому было уже за сорок, этот шрам был наверняка получен в бою, может быть, этот Хэ тоже был генералом или занимал тот же чин, что и тот, будь он неладен, Цзи Чу.       — В заботах о четвёртом брате, значит?       Эхом мужчина повторил слова девы Хэ и впился взглядом в Юн Шэня, тот сначала не понял, что от него хотят, но быстро сообразил. Сложив руки, он, как и Хэ Цисинь, поклонился.       — Приветствую второго брата.       Мужчина, завидев такую картину, на секунду остолбенел, после чего разразился громким хохотом. Юн Шэнь недоумённо нахмурился. Неужели он сделал что-то не так? Дева Хэ меж тем бледнела всё стремительней.       — Ударился головой и решил праведником стать? — сквозь смех смог проронить второй брат, тон его был злым. — Ты погляди на наглеца!       Наконец, он закончил смеяться, и улыбка, что осталась на его лице после, превратилась в оскал. Юн Шэню вдруг стало как-то не по себе. Медленно мужчина приближался к нему и чеканил каждое слово.       — Эй, Хэ Циюй, ты хоть понимаешь, что натворил? — Речь второго брата утратила всякий уважительный тон. В целом мужчина выглядел опасно, в его взгляде было презрение, а губы продолжали кривиться в оскале. — Какой позор ты навлёк на прославленную семью Хэ и нашего отца, а?       Подойдя совсем близко, мужчина схватил одной рукой Юн Шэня за отворот мантии и хорошенько встряхнул.       — Когда ты научишься думать головой? Или болезнь повлияла на твой ум, оттого он такой скудный? Хэ Циюй, ты ведёшь себя хуже отброса, тебе всегда всё сходит с рук, но в этот раз... Не думай, что, когда прибудет отец, кто-то за тебя заступится.       — Чжан-гэ, прекрати, прошу, — пролепетала Хэ Цисинь, протянув руку к плечу второго брата. — Четвёртый брат только сегодня пришёл в себя. Лекарь сказал, что его тело ещё слабо.       «Чжан-гэ» не удостоил сестру и взглядом, сейчас он внимательно рассматривал замершего Юн Шэня. А тот совершенно не знал, что ему делать! Светлая мысль о том, что второй брат не изобьёт его посреди веранды под взглядом младшей сестры и слуг, что с непомерным интересом искоса поглядывали на разворачивающийся скандал, меркла с каждым мгновением.       — Всё прячешься за юбкой младшей сестры? Сколько можно! Ты мужчина или кто? Возьми наконец ответственность за свои поступки! — выплюнул брат Чжан и резко оттолкнул Юн Шэня назад, тот попятился и, утратив равновесие, упал.       Сердито цыкнув, мужчина отвернулся от этого жалкого зрелища, а Хэ Цисинь опустилась рядом со своим «Юй-гэ», помогая Юн Шэню подняться, но тот легко отстранил её руки и встал на колени, уперев ладони в пол. Ему, бессмертному мастеру, не пристало так унижаться, но Хэ Циюю… Тот потерял свою гордость уже давно.       — Я прошу прощения за своё недостойное поведение! — громко сказал Юн Шэнь, после чего поклонился лбом в пол. — Этот Хэ признаёт, что своими действиями навлёк позор на прославленную семью Хэ и в дурном свете выставил собственного отца, но желает искупить свои ошибки. Смиренно прошу о прощении!       Оба Хэ остолбенели от подобного выпада. Цисинь вовсе потеряла дар речи, во все глаза глядя на Юн Шэня, что по-прежнему склонял голову в поклоне, а брат Чжан медленно обернулся и посмотрел на Юн Шэня так, будто у того прямо сейчас выросла вторая голова. Замешательство продлилось недолго.       — Паршивец, искупить ошибки хочешь, да? Лучше бы ты вообще не рождался. — пробормотал брат Чжан, после чего вновь развернулся и быстрым шагом скрылся в коридоре.       Эти слова не ранили Юн Шэня, ведь они ему не предназначались. К тому же, ему не впервой ощущать на себе презрение и зло от окружающих его людей. Всё же в чём-то они с этим Хэ Циюем были похожи.       Когда звуки тяжёлых шагов окончательно смолкли, Юн Шэнь разогнулся и, не без помощи Хэ Цисинь, поднялся на ноги, отряхнув мантию. Дева Хэ крепко сжимала кулаки, а её лицо приобрело странное выражение. На мгновение она замерла, пристально разглядывая своего четвёртого брата.       — Ты… — начала она неуверенно.       Юн Шэнь вопросительно склонил голову.       — Неважно. Пойдём. Нам нужно обязательно зайти к бабушке, она будет рада тебя видеть. — Слабо улыбнулась Хэ Цисинь, видимо, она решила не обсуждать произошедшую сцену.       Если это «рада видеть» будет похожим на то, как его поприветствовал второй брат, то Юн Шэнь не был готов. Пусть сейчас он был в личине Хэ Циюя, но второй раз становиться на колени и молить о прощении не хотелось. Всё же это было немного унизительно — извиняться за то, что он не совершал, и за что совершивший в жизни бы не раскаялся. Тем не менее, он кивнул, и медленно Хэ Цисинь повела его по коридору вперёд.