Карп в сухой колее

      Неожиданно на плечо Цао Сяошэ легко и бесшумно опустилась маленькая птица. Судя по крошечному клюву и вытянутому телу, это была ласточка. Её чёрное оперение даже в ярких лучах зимнего солнца, что проникало в беседку, точно поглощало окружающий свет.        — Эй! — воскликнул Цао Сяошэ и дернул плечом, на котором устроилась птица. Та беззвучно приоткрыла клюв и закрутила головой, будто в замешательстве.        Ласточка вспорхнула с плеча. Юн Шэнь обратил внимание, что вместе с движениями крыльев птицы вокруг неё летели… Капли? На плече Цао Сяошэ, где мгновение назад сидела птица, появились крошечные черные пятна, похожие на пятна чернил, что тонкой сеточкой расползлись по плотной ткани бледно-зеленой мантии.        Цао Сяошэ недовольно хмыкнул и завозился, принявшись рыться в скрытых карманах своих рукавов. Ласточка тем временем приземлилась на стол, по её следам оставались блестящие черные пятна, такие же, как на мантии лекаря. Юн Шэнь протянул руку и коснулся одного из пятен. Пальцы окрасились черным, он растер субстанцию пальцами. Это действительно были чернила.        Ласточка мотнула головой в сторону Юн Шэня и уставилась на него своими маленькими черными бусинками глаз. На мгновение почудилось, что у этого маленького чернильного духа был осмысленный взгляд.        Наконец Цао Сяошэ прекратил свою возню и выудил из рукава небольшой сложенный отрез рисовой бумаги. Он расстелил его на столе и постучал пальцем.        — Сюда, Сяо Янь, — обратился он к ласточке, но та, видимо, не посчитала нужным слушать его и, ещё раз хлопнув крыльями, тем самым разбрызгав ещё больше чернил, неуклюже, чуть покачиваясь, пошла в сторону Юн Шэня, продолжая вытягивать голову вверх, словно пытаясь заглянуть ему в глаза. Глупая птица, прекрати пачкать стол!        Юн Шэнь с интересом наблюдал за чернильным духом, но, услышав чужое обращение, он вздрогнул. Сяо Янь. На мгновение он почувствовал, как закружилась голова. В ушах зазвенело эхо чужого голоса, отголоски далекого прошлого. Казалось, на мгновение он выпал из окружающей реальности в небытие. Он зажмурился от накатившей боли, что была готова разорвать его голову изнутри.        «А-Янь, не сжимай кисть так сильно, твои руки начнут дрожать и вместо иероглифов получатся кляксы».        Словно наяву он почувствовал, как крепко сжимает бамбуковую рукоять кисти, от напряжения пальцы заныли. Перед глазами заплясали солнечные зайчики. Всего мяо назад он сидел в промерзшей и окутанной зимней стужей беседке, но сейчас Юн Шэнь ощущал, как весенние лучи солнца ласково и нежно объяли его спину и затылок. Он сидел спиной к окну, пахло нагретым деревом и свежей, только растертой тушью. Его спина немного затекла от того, что он находился в одном положении долгое время, держать ровную осанку было нелегко, но он не смел жаловаться, потому что…        «Движения кисти подобны течению ручья, остановка — как спокойствие горы. Почерк должен быть свободен и естественен».        Он проводит черту. Его движение дерганое, а стоило кисти остановиться, как она неловко уткнулась в бумагу, оставляя уродливую кляксу. Он сжимает бамбуковую рукоять еще крепче от досады, и так хочется разорвать эти несчастные каллиграфические потуги на тысячи кусочков, но тут его дрожащей руки касается другая, мягкая, но твердая, направляющая. Спокойствие вмиг окутывает его, а взбушевавшееся раздражение уходит на второй план. Запах чернил становится интенсивнее.        «Черты, как гряда облаков, как парящая птица, как прыгающий зверь, как вспугнутая змея, как внезапный раскат грома, как крутой берег и горный пик…»        Чужая рука направляет его кисть, она парит над бумагой так легко, словно бабочка над едва распустившимися цветами. Движение за движением, вырисовывается изящная вязь иероглифов.        «Маленькая ласточка…»        Юн Шэня буквально выдернуло в реальность. Он моргнул и потер переносицу двумя пальцами. Постепенно боль растворялась, становясь подобной незримому эфиру, как будто бы её и не было, но даже так она оставляла за собой… Трещины? Юн Шэнь не смог бы подобрать слова лучше. Вновь закрыв глаза, он в точности мог представить себе это. Трещины, больше напоминавшие золотое плетение, подобное паутине или же искусным кружевом, распространялись по белоснежной, костяной поверхности его сознания. Так странно, ему казалось, что он стоит перед стеной, у которой нет начала и конца, но есть эти сколы. Чем больше он думал об этом, тем больше трещин начинало появляться, они расползались и сливались, вместе с этими трещинами его сердце, казалось, всё больше обуревали эмоции, точно нетерпеливый и бурный горный поток ручья. Эти эмоции было трудно подавить, как он делал всегда, и наиболее сильной из этого всего была злость.        За столь короткий срок пребывания в теле смертного господина Хэ Циюя Юн Шэнь успел ощутить и узнать множество чувств, что доселе были ему незнакомы или же были им давно забыты, однако ни одно из них он не мог назвать приятными. Растерянность, беспомощность, слабость — и всё это даже не относилось к физической составляющей. Проблема болезненного тела постепенно уходила на второй план, лекарства, приготовленные стариком Сун, отлично помогали и буквально ставили на ноги даже такого калеку, как господин Хэ, но разум, что занимал это тело… Чем больше видений ему встречалось, чем больше странных снов он видел, тем больше Юн Шэню казалось, что рассудок его подводит. Всё это казалось странно близким и вместе с тем бесконечно далеким, давно утраченным, точно песок, пропускаемый сквозь пальцы.        Могло ли это быть воздействием демонической энергии? Могла ли она навредить его бессмертной душе? Ведь именно после неё начались все эти странности.        Он терялся в догадках об истинной причине всего, что происходит. Его сковало раздражение и крайняя нетерпимость от собственного бессилия и непонимания. Сейчас, думая о том, что ему придётся участвовать в некоем заклинательском расследовании, он не знал, плакать ему или смеяться. Совершенно новые для него ощущения. В этом не было никакого смысла! Всё это нападение, интриги — мелочные и не стоящие внимания дрязги! То, что было по-настоящему важно, сейчас в Обители и, возможно, под угрозой, но никто из заклинателей и виду не подаёт! Неужели им… Им всё равно?        Юн Шэня начинало трясти от желания вскочить и закричать, указывая в небо. Закричать и сказать, что никакой он не Хэ Циюй, он — бессмертный с пика Шугуан, могущественный повелитель Небесных печатей, Бессмертный Небожитель. Ему хотелось вновь ощутить силу в своих руках, легкость в своей поступи. Его преследовали бесполезные и странные видения или же воспоминания настолько далекого прошлого, что ему было уже всё равно на те времена. Ему хотелось узнать, что предшествовало тому злосчастному дню, когда он попал в это тело, но память будто бы отказывалась подчиняться, нечто внутри его сознания отчаянно боролось и не давало узнать правды. Как бы он ни пытался выстроить цепь событий в своей голове, ничего не выходило.       Ласточка тем временем гордо задрала голову и захлопала крыльями, разбрызгивая всё больше чернил вокруг себя. Несколько капель угодили и на белоснежную мантию Юэлань, что всё также была на Юн Шэне, но он не обратил на это никакого внимания. Пока навязчивые и нерадостные мысли пожирали его изнутри, он невольно сжимал и разжимал кулаки, пытаясь подавить в себе такие мешающие ясно мыслить эмоции.        Птица легко взлетела над столом и пикировала в расстеленную бумагу, едва коснувшись которой обратилась большой черной кляксой. Выглядело это крайне несимпатично.        — Господину Хэ, должно быть, прежде не приходилось видеть подобные чудеса, — заметив смятение Юн Шэня и восприняв его по-своему, вновь заговорил Цао Сяошэ. — Это маленькое заклинание живых чернил, с помощью него можно обмениваться сообщениями.        Юн Шэнь обратил наконец свое внимание к окружающему его миру и заметил, как прямо на глазах растекшееся пятно чернил начало расползаться по листу, приобретая вид тонких, изящных иероглифов. В этих линиях не было ничего лишнего. Говорят, почерк, словно зеркало, хорошо отражает характер человека, отправителем послания явно можно было назвать чувствительной личностью.        Ему было прекрасно известно об этом заклинании, но сам он таких посланий прежде не получал и не отправлял по одной простой причине: ему некому было писать и никто не желал писать ему. Оттого было любопытно понаблюдать за тем, как воочию выглядит такой обмен сообщениями. Послание было повернуто в сторону Цао Сяошэ, потому Юн Шэнь со своего места с трудом мог распознать текст, но интересовало его не столько содержание, сколько…        — Сяо Янь? — наконец вырвалось у Юн Шэня.        — Ах, это... Мы так их называем. Обычно у чернильных духов нет имён, они и ни к чему, им и форму-то разную можно придавать в зависимости от случая, но если вы когда-нибудь ещё встретите чернильную ласточку, то можете быть уверены, что это наверняка послание от главы Юэлань, только он так часто использует именно ласточек, — пояснил Цао Сяошэ, мельком глянув на своё плечо. Он цыкнул и принялся тереть то место, где остались чёрные пятна, попутно бормоча себе под нос. — И только у его чернильных духов крайне зловредный нрав.        Юн Шэнь был удивлён, он ещё раз обратил свой взгляд к нежной вязи символов. Трудно было поверить, что такой человек, как Си Ин, мог иметь настолько аккуратный и бережный почерк. Хотя факт о зловредном характере его чернильных духов он с готовностью принял как само собой разумеющееся.       Образ этого бессмертного мастера никак не желал складываться воедино в мыслях Юн Шэня, ему казалось, что он всё время упускал нечто важное, то, что было на поверхности, но даже так он не мог разглядеть, что именно. Почему именно ласточки?        Цао Сяошэ пробежался глазами по тексту послания.        — Хорошие новости, глава уже прибыл из Запретного города и желает встретиться с вами!        Неприятное чувство свернулось в плотный клубок под ребрами Юн Шэня. Он не слишком желал этой встречи, пусть даже она была необходима. ***        Когда Юн Шэнь вместе с Цао Сяошэ засобирались из беседки, служанка, пришедшая убрать чайные принадлежности, также передала сообщение, но уже от Хэ Аньхуа, великой госпожи. Она ожидала своего «драгоценного», Юн Шэнь уловил в интонации служанки издёвку, внука и одного из почётных гостей поместья, тут речь была, очевидно, о Цао, который, не испытывая никакого стыда, строил служанке глаза в приёмной зале южной части поместья. Бабушка Хэ решила собрать всех за обеденной трапезой и, таким образом, надлежаще поприветствовать гостей.        В памяти Юн Шэня была ещё свежа первая встреча с Хэ Аньхуа, и не сказать, что он был рад этой новости. Его настроение, и так бывшее скверным, упало ещё ниже. К встрече с Си Ином он мог морально подготовиться, ведь имел опыт общения с ним в бытность бессмертным и выработал хорошую стратегию взаимодействия... Хотя хорошей она была, только если исключить тот факт, что буквально каждое их взаимодействие заканчивалось погромом, но не станет же честный и благородный бессмертный мастер Си Ин нападать на простого смертного Хэ Циюя? Юн Шэнь хотел бы быть в этом уверен.        С Хэ Аньхуа всё было иначе. Эта женщина показалась ему опасной и, наверняка, как и другое население поместья, не питала нежных чувств к своему внуку, что бы ни говорили её слова. Юн Шэнь не был наивен и прекрасно понимал, что зачастую то, что на языке, мало совпадает с тем, что на уме, оттого в сладкие речи не особо верил. Он совершенно не знал, чего ожидать от великой госпожи Хэ. Её слово было так же весомо в этом доме, как и слово генерала Хэ, если не более него. По её прихоти отбытие Юн Шэня на, вероятно, казнь в Юэлань без какого-либо суда и следствия могло приобрести крайне быстрый темп.        И когда только вся эта нелепая ситуация успела стать настолько сложной?        Молоденькая служанка, что сопровождала к назначенному месту, звонко щебетала о всякой ерунде, пока ей активно поддакивал, поощряя на дальнейшую болтовню, и кивал Цао Сяошэ. Юн Шэнь шёл позади них, не особо вникая в суть чужого разговора. Он глядел на всю эту странную картину, задумавшись, всерьёз ли Цао получал удовольствие от беседы с этой девицей, разве могла она действительно развлечь разговором?.. Юн Шэнь мотнул головой, отгоняя странные мысли, насланные всё ещё бурлящим в нём раздражением. Сейчас ему хотелось оказаться в тишине, а не слушать чужое хихиканье, что резало по слуху своей фальшью. Обычно смех барышень был подобен перезвону серебряных колокольцев, но у этой служанки он звучал как звон медного таза.        — А вот мы и пришли! — звонко оповестила служанка, на её молодом, румяном лице расцвела чересчур широкая улыбка. Сияющий взгляд девушки был обращен лишь на Цао Сяошэ. Она решительно не обращала никакого внимания на то, что «господин», у которого она в услужении, находится в другой стороне.        Они остановились у внушительных широких дверей приёмной, те были из тёмно-красного дерева, лакированные и украшенные резьбой. В центре резного орнамента был изображен лотос, окрашенный золотом, это было семейным гербом. Над дверью красовалась широкая табличка с выбитым на ней девизом: «Нести долг перед государством», письмена были также окрашены золотом. Должно быть, эта табличка была дарована императором. Семья Хэ поистине обладала ужасающим влиянием. </footnote>        — Благодарю деву Юань за сопровождение и беседу, — Цао Сяошэ приторно улыбнулся, склонив голову. — Я и предположить не мог, что даже зимой в поместье Хэ можно найти столь очаровательные цветы.        Упомянутая дева Юань мигом заалела и вновь противно захихикала своим высоким голосом, опустив взгляд в пол и неловко комкая грубую ткань своего тёмно-зелёного пояса в неловких попытках показать свою скромность.        Юн Шэнь был не в силах более наблюдать за этой несуразной сценой, поэтому нашел для себя крайне познавательным и интересным разглядывание сада внутреннего двора. Этот сад был крупнее, чем тот, что во дворе Хэ Циюя, но стояли холода, и всё, что можно было там наблюдать, так это припорошенные снегом голые ветки кустов без единого листа и ледяная, промерзшая насквозь гладь пруда. Наверняка летом этот сад представлял собой прекрасное зрелище, но сейчас он будто бы замер во времени и был совершенно блёклым.        Разговор на стороне, тем не менее, продолжился и Цао всё ещё обменивался любезностями со служанкой.        — Господин Цао льстит этой скромной. Если вам что-то понадобится…        — Моя бабушка не из тех, кто привык ждать, — грубо прервал Юн Шэнь, ему порядком надоел чужой бессмысленный разговор, который он был вынужден терпеть. — Поторопись.        Служанка вмиг растеряла свое напускное очарование и бросила острый, словно тысяча игл, взгляд на Юн Шэня, тот глядел на эту непокорность со снисхождением, чуть приподняв бровь. Обычно слуги поместья Хэ, за исключением Су Эра, пренебрегали его словами и часто делали вид, что его не существует. Будет ли эта дева Юань показывать характер при постороннем? Он был уверен, что нет. Сохранение репутации и создание возвышенного образа, преисполненного благородства, наверняка было тем, что вбивали в голову всем слугам, что оказывались при поместье Хэ.        Цао Сяошэ тем временем сохранял легкую улыбку на своих губах и наблюдал за молчаливым противостоянием.        — Слушаюсь четвертого господина, — процедила сквозь зубы дева Юань.        Юн Шэнь, глядя на это, хмыкнул. Что и требовалось доказать. Оставалось лишь гадать, какой фарс его поджидает, когда он войдет в приемную залу. Невольно ему вспомнились те редкие моменты, когда он всё же появлялся на собрании пиков Обители Бессмертных. Собственно, главная причина, почему такие моменты были редки, крылась именно в том, что он не переносил лицемерия, а теперь, получается, вновь придется оказаться в окружении притворства и сладких улыбок, что прячут за собой острые клинки. Поистине ужасно.        — Что ж, раз так, не будем испытывать терпение великой госпожи! — бодро произнёс Цао Сяошэ, подходя к дверям залы.        Юн Шэнь махнул деве Юань, веля пропустить их в зал. Служанка толкнула тяжелые двери залы и низко поклонилась, отходя в сторону, пропуская господ вперед.        Приёмная зала была действительно огромной, наверняка это было самое большое помещение во всём поместье. Обстановка была сдержанной, но в то же время хорошо отражала состояние семьи Хэ. Шкафы, отделанные слоновой костью и украшенные резьбой, были покрыты красным лаком, что, контрастируя с тёмным деревом, давало бордовый цвет, наверняка вся мебель была выполнена на заказ в единственном экземпляре. На стенах висели картины на шёлке, на некоторых были изображены северные пейзажи, а другие изображали классический мотив трёх друзей, стойких в зимнюю стужу. — сосну, бамбук и дерево мэй. В центре зала располагались несколько вытянутых столов, расписанных цветами, почётное место было обращено ко входу в залу, как и полагалось.        Юн Шэнь поприветствовал бабушку глубоким поклоном и обвел взглядом приемную. Людей было не так много, уже хорошо. Цао Сяошэ тоже почтительно поклонился и быстро был сопровожден служкой к полагающемуся месту.        Хэ Аньхуа, облаченная в изысканные многослойные одежды из плотной парчи, призванные подчеркнуть её высокий статус, восседала на почетном месте во главе. На её руках нельзя было не заметить серебристые хучжи, украшенные сверкающими самоцветами. Бледно-голубой цвет, что был цветом семьи Хэ, как и серебристый орнамент лотосов, которым были украшены рукава и воротник её платья, вовсе не играли ей на руку. Лицо великой госпожи делалось бледнее, чем было на самом деле, и в её почтенном возрасте это выглядело не слишком здорово. Сухая, тронутая временем старческая кожа и вовсе делалась похожей на бумагу древнего свитка.        По левую руку, как второй по старшинству из всей присутствовавшей семьи, располагался Хэ Циянь, он прикрывал нижнюю половину лица своим простым белым веером пока обсуждал что-то с одним из заклинателей, имени которого Юн Шэнь не знал. Гости были размещены за отдельными столами по обе стороны от почетного места. Среди них был хмурый Сюэ Чжу, что уже залечил, видно не без помощи духовной энергии, ссадину от удара по лицу, и несколько учеников Юэлань, с которыми Юн Шэнь знаком не был. Во главе заклинателей сидел Си Ин. Он был, как и в их «первую» встречу одет в парадные одежды Юэлань, оттого выделялся из общей массы, не последним образом благодаря сиянию серебристых и перламутровых элементов, это всё ещё было вне сравнения с одеяниями пика Шугуан, но выглядело всё ещё достойно. Возвышенный вид подчеркивался невозмутимым выражением на изящном, точно выточенном из нефрита, лице, словно вся мирская суета проходила мимо. Небожитель с прекрасных картин, не иначе. Юн Шэнь почувствовал укол неприятного чувства, ему бы тоже хотелось, чтобы вся мирская суета проходила мимо, а не непосредственно через него.        Встретившись с главой Юэлань взглядом, он невольно вздрогнул, но Си Ин смотрел на него заинтересованно, как тогда в городе. Юн Шэнь быстро осадил своё замешательство из-за несовпадения ожиданий и реальности, напомнив себе, сейчас Си Ин видит не своего вечного соперника, а всего лишь молодого господина Хэ, который по глупости влип в большие неприятности.        Си Ин не задержал свой взгляд надолго, он выглядел расслабленно и спокойно, пока тихо переговаривался с сидящим рядом Сюэ Чжу. По смурному лицу юноши можно было легко понять, что того явно не нахваливали. Юн Шэнь не сомневался, что юный заклинатель нажаловался своему мастеру о произошедшем утром и получил за это сполна, в конце концов, поведение, которое продемонстрировал тогда Сюэ Чжу, не было достойно благородного заклинателя, а о том, что не меньшую роль в произошедшем сыграл Су Эр, которому, в свою очередь, за это ничего не было, Юн Шэнь предпочел не думать.        К своему расстройству, он не заметил среди присутствующих ещё и свою надоедливую «мэй-мэй». Если так подумать, то он не видел Хэ Цисинь с прошлого вечера, хотя та совершенно точно обещала зайти. Он рассчитывал занять место рядом с ней, дабы освободить себя от нужды в случае чего поддерживать беседу с кем-нибудь из гостей или, не приведи небо, «родственников». Хэ Цисинь была единственным человеком, с кем он был более-менее знаком и мог предугадать её поведение, так же, как и отбрехаться от унылой беседы. Куда же она могла подеваться?        Он не мог долго стоять просто так, а потому решился занять первое свободное место, на которое упал его взгляд, оно располагалось рядом с Хэ Цимин. Тоже неплохо. Первая госпожа Хэ сидела со стороны своего семейства и была одета отлично от боевых братьев и сестер. На ней было простое голубое платье, отдаленно напоминавшее то, что обычно носила Хэ Цисинь, но оно было менее женственным или же казалось таковым из-за закаленных тренировками широких плеч. Черные волосы были собраны в высокий хвост и закреплены заколкой в форме полумесяца — это единственное, что осталось от её прежнего образа заклинательницы Юэлань.        Другие заклинатели были все как один в форме своей школы. Юн Шэнь, к своему стыду, понял, что всё ещё носил мантию Юэлань. Стоило, наверное, её сменить перед тем, как идти сюда, но это совершенно вылетело из его головы. От присутствующих не укрылся необычный вид Хэ Циюя, оттого Юн Шэнь ловил на своей фигуре странные взгляды, но всё же никто не проронил об этом ни слова, видимо, решив закрыть на это глаза. Члены семьи Хэ и вовсе не обратили никакого внимания ни на прибытие Юн Шэня, ни на то, как он выглядел. Должно быть, на подобных приёмах Хэ Циюй был чем-то вроде мебели, что ж, это только на руку.        Он неловко одернул длинноватые рукава мантии и поправил несуществующие складки. Удобнее устраиваясь на своем месте. Он чувствовал себя в крайней степени неуютно. Обычно ему не было дела до внимания со стороны окружающих, но сейчас ему нужно было быть осторожным, в чём он проваливался раз за разом.        Стоило Юн Шэню обратить взор вперед, как он вновь встретился взглядами с Си Ином. Он сидел прямо напротив, через широкий проход, и беззлобно ухмылялся, глядя на несуразные телодвижения Юн Шэня. От легкой улыбки его глаза, что походили на глаза феникса, чуть сощурились, вытянувшись, взор стал более проницательным, изучающим. Юн Шэнь мгновение пробыл в замешательстве, он впервые видел такое выражение лица у вечно склочного и серьёзного Си Ина, а далее его новой волной настигло раздражение. Что смешного?        — Внучка приветствует бабушку, — Хэ Цимин поднялась со своего места и поклонилась. — Позвольте представить вам моего шифу, клинок Си Ин, бессмертного мастера и главу школы Юэлань, а также моих собратьев по школе.        Так, значит, из бессмертных тут всё же был только Си Ин? Досадно.        Заклинатели поднялись со своих мест и поклонились. Си Ин продолжил приветствие:        — Этот мастер приветствует ваше сиятельство, — он глубоко поклонился. — Выражаю благодарность от имени школы Юэлань за ваше гостеприимство. Мы не будем злоупотреблять вашей добротой.        Тонкие губы Хэ Аньхуа сложились в широкую улыбку.        — Бессмертному мастеру не занимать скромности, — хохотнула она. — Для семьи Хэ большая честь принимать столь прославленных заклинателей, нет нужды принижать себя. Рада приветствовать дорогих гостей, чувствуйте себя как дома.        — Великая госпожа Хэ так любезна, — улыбнулся Си Ин, вновь садясь.        В этот раз улыбка была другой. Юн Шэнь, всё это время внимательно наблюдавший за беседой, не уловил в ней искренности, но любой другой человек мог бы легко обмануться. Си Ин отлично держал лицо, изображая доброжелательность. Всегда ли он был таким? Юн Шэнь не знал.        — Могу ли я рассчитывать, что вы останетесь у нас на Чуньцзе?        — Сложно сказать, на первом месте стоит расследование. Как только виновник будет пойман, нам нужно будет отбыть в Юэлань для проведения суда, даже если это выпадет на время празднества. Нам очень жаль.        Надо же, какая чуткость. Юн Шэнь пребывал в легком замешательстве, он вовсе не ожидал такого поведения со стороны знакомца по былой жизни. Они оба были выходцами с пика Шугуан, но прежде ему не доводилось видеть настолько смирного и учтивого Си Ина. Почему же тогда в те редкие разы, когда ему доводилось общаться с ним в Обители, Си Ин вёл себя порой хуже бешеного пса?        — Для благородных заклинателей воистину долг превыше всего, — закивала Хэ Аньхуа. — Должно быть, вы устали, столько всего успело случиться, позвольте угостить вас. Я знаю, что бессмертные способны обходиться без еды, но я настаиваю на том, чтобы вы попробовали эти блюда! Кухня поместья Хэ не уступает дворцовой.        Хэ Аньхуа хлопнула в ладоши, и вокруг замельтешили слуги с подносами, расставляя кувшины с вином и многочисленные яства на столы. Беседа тем временем продолжилась.        — По правде говоря, этому мастеру тоже хотелось бы дождаться приезда великого генерала Хэ. Есть одно неразрешенное дело, с которым нам может помочь только он, — вновь вступил в разговор Си Ин.        — О, и что за дело? — Глаза Хэ Аньхуа заинтересованно сверкнули. — Надеюсь, это не вести о помолвке, боюсь, моё старческое сердце не выдержит потрясений.        Хэ Цимин мигом покраснела.        — Бабушка! — от негодования Хэ Цимин чуть не подскочила на месте.        — Что? Ты, негодница, пропала из дому на десять лет и сейчас возвращаешься в компании столь прекрасных и благородных молодых господ, прихватив с собой дары, что ещё я могу подумать? Думала ли ты о том, какую тоску и беспокойство принесла всей семье? — сварливо отчитала Хэ Аньхуа, стукнув по столу. — Не надейся, что у тебя получится избежать разговора с отцом, вам будет что обсудить.        Она вздохнула, явно сдерживая накопившуюся за столь долгое отсутствие внучки злость, и вновь приобрела вид великодушной и доброжелательной хозяйки дома.        — Прошу прощения, что вам довелось видеть эту сцену, так что за дело у вас к моему сыну?        — Речь о нападении демона.        Хэ Аньхуа в замешательстве нахмурилась.        — Всё дело в том, что наш маленький Циюй вновь попал в переплёт, бабушка, — вдруг вступил в разговор Хэ Циянь. — Он — главный подозреваемый. От слов отца будет зависеть, отправится ли он в Юэлань до окончания следствия как заключенный.        Должно быть, это доставляло Хэ Цияню некое извращенное удовольствие. Разве он не должен был быть на стороне своей семьи? То, что Хэ Циюй станет преступником, замешанным в столь ужасном деле, не может не навредить репутации семьи Хэ. Юн Шэнь был уверен, что Хэ Циянь при посторонних будет заступаться за честь семьи до последнего. К чему ему устраивать балаган?        Когда Юн Шэнь взглянул на «третьего брата», то не мог не заметить мелькнувшую меж обмахиванием веером издевательскую ухмылку, полную яда. Хэ Аньхуа, услышав чужие слова, сжала губы в плотную линию и обратила тяжелый взгляд на Юн Шэня, но не решалась сказать хоть что-то. Меж тем Хэ Циянь продолжал:        — Но я считаю, что это можно решить и без участия отца, ведь, судя по всему, Юй-ди уже готов отправиться в школу Юэлань, м?        Юн Шэнь сжал в руках пиалу. Раздражение, что копилось в нём до сих пор, грозило вырваться наружу. Этот Хэ Циянь явно испытывал его терпение. Чего он вообще пытался добиться?        — Третий брат, не стоит делать преждевременных выводов, вину Хэ Вэя ещё предстоит доказать, — вдруг вступилась Хэ Цимин. — Кроме того, это я одолжила свою мантию ему, когда мне пришлось сопроводить его до покоев. Ты ведь знаешь, он нездоров, особенно после того, что случилось, ему необходимо восстановиться…        Она взглянула на Юн Шэня с сочувствием, но ему слабо верилось в её искренность. Кажется, Хэ Цимин ранее была как раз таки в числе тех, кто готов отправить Хэ Циюя в Юэлань при первой же возможности, что же стало теперь? Неужели прониклась родственными чувствами, или на неё так повлияли те слова Хэ Цисинь? И в это Юн Шэню слабо верилось, насколько он знал, Хэ Цимин сбежала из дома и целых десять лет о ней не было и вести, лишь пару лет назад она вышла на связь, так о каких узах семьи могла идти речь? Едва ли она испытывала нечто подобное. Тем не менее неожиданное спасение пришло именно от неё. И мантия тоже.        — Твоя сестра права, тебе следует быть терпеливее, — вступила в разговор Хэ Аньхуа, её тон был строгим, значительно отличавшимся от того, что был раньше, теперь в нём словно звенел металл. — Мы дождёмся возвращения вашего отца, до тех пор никаких поспешных решений не будет.        — Нет причин переживать, мы не собираемся вершить произвол, — вклинился Си Ин. — Мы храним всё произошедшее в строжайшей тайне, о ходе дела известно лишь Школе, Его Величеству, ну и теперь, получается, вам. Школа Юэлань специально остановилась в столице, мои ученики и подчиненные не теряют времени зря и без устали ищут следы того демона, что посеял хаос. Ваш внук в полной безопасности, и мы ни в чём его не обвиняем.        Да, именно поэтому утром к покоям Хэ Циюя были приставлены заклинатели, без которых он не мог бы ступить и шагу. Полная безопасность. Юн Шэнь скользнул взглядом по молодым лицам учеников Юэлань и споткнулся о Цао Сяошэ, по довольному лицу которого можно было сказать, что тот наслаждается разворачивающимся зрелищем. И в правду скользкий змей.        — Позвольте этому скромному также вступиться, — неожиданно подал голос Цао Сяошэ с такой серьезностью, будто это не он мгновение назад развлекался, наблюдая напряженный разговор. — Мы с четвёртым господином Хэ обсуждали его намерение поучаствовать в расследовании. Я не вижу никаких причин, почему мы не можем позволить ему этого сделать.        — Всё верно, я действительно готов оказать посильную помощь в расследовании, дабы очистить своё имя от подозрений, — подтвердил чужие слова Юн Шэнь.        Хэ Цимин была шокирована таким выпадом, оттого растерянно уставилась перед собой, не решаясь произнести ни слова. Нехорошо, Юн Шэнь рассчитывал, что «цзе-цзе» его поддержит, раз ранее она так расчувствовалась и показала неравнодушие к судьбе Хэ Циюя.        Хэ Аньхуа переводила напряженный взгляд с Юн Шэня на заклинателей, ожидая ответа другой стороны.        — Что ж, необычно, но и правда, у нас нет причин отказывать столь самоотверженному желанию, — протянул Си Ин. — Это будет приемлемо.        Это было проще, чем Юн Шэнь думал. Ему казалось, что придётся потратить много времени на уговоры, доказательства собственной полезности в этом клятом расследовании, но глава Юэлань с поразительной легкостью согласился и так. С одной стороны, это было на руку, а с другой… Заставляло задуматься о причинах, что послужило такому быстрому положительному ответу.        Си Ин глядел на Юн Шэня чуть насмешливо, лукаво, словно на забавного зверька, что по глупости угодил в капкан. Такой взгляд явно не предвещал ничего хорошего и Юн Шэню было не по себе.        — Справедливость, какой бы она ни была, да? — метнув колкий взгляд в сторону бессмертного мастера, вопросил Хэ Циянь.        Си Ин ответил кивком, так и не взглянув в его сторону. ***        Остаток приёма-трапезы прошёл напряжённо. К вину не притронулся никто. Даже пришедшие развлечь гостей музыкой наложницы генерала Хэ не смогли разрядить накалившуюся обстановку. Звонкая мелодия пипы, что оживала под ловкими и нежными женскими руками, пусть и была искусно сыграна, но не вызывала ничего, кроме заунывной тоски, не привнося никакого отвлечения.        Только Цао Сяошэ гнетущая атмосфера никак не трогала, и он, казалось, наслаждался приёмом, осыпая комплиментами наложниц и их музыкальные умения и разводя великую госпожу Хэ на светский разговор и проваливая каждую из своих попыток.        Хэ Аньхуа в целом после всего услышанного не говорила ничего, кроме односложных ответов на простые вопросы, всё прочее ею пренебрегалось. Как только очередная мелодия, на этот раз флейты сяо, подошла к концу, великая госпожа Хэ наконец подала голос и призвала всех расходиться по покоям, ещё раз принеся извинения за то, что почетным гостям довелось стать свидетелями семейных разбирательств. Юн Шэнь был рад тому, что этот невыносимый приём подошёл к концу, последнюю половину шичэня все его мысли были заняты тем, как бы отсюда поскорее сбежать. Ещё будучи бессмертным, он терпеть не мог долгие приёмы и собрания, а переносить их в смертном теле было в тысячу крат тяжелее, но, к его несчастью, не было похоже, что призыв разойтись по покоям касался членов семьи Хэ, вернее, одного конкретного.        Его просили остаться.        Перед тем, как покинуть приемную залу, Хэ Цимин почему-то настойчиво, но вместе с тем незаметно дергала рукав мантии Юн Шэня, многозначительно глядя на него и не говоря ни слова вслух. Поначалу Юн Шэнь не понял, что ей нужно, но, ради интереса запустив руку в скрытый карман того рукава, ощутил, как пальцы проехались по шершавой поверхности свернутой бумаги. Записка? Она была там всё это время или же Хэ Цимин умудрилась незаметно подложить её? Посмотреть, что же это, Юн Шэнь не успел, оттого что приемная успела быстро опустеть, и теперь он преклонял колени перед Хэ Аньхуа, чей вид можно было описать как, мягко говоря, свирепый.        Великая госпожа Хэ медленно поднялась со своего места и с грацией, подобной той, с которой тигры обходят свои владения, подошла к своему «внуку». Она молча замерла над ним, чтобы после неожиданно поднять руку и наотмашь дать пощечину Юн Шэню. Затем ещё одну.        От силы ударов он пошатнулся и чуть было не упал, но вовремя выставил руку и облокотился на неё, неловко завалившись вбок. Другую руку он прижимал к саднящей щеке, кажется, хучжи, что носила великая госпожа Хэ, оцарапали нежную кожу на лице Хэ Циюя. В ушах зазвенело. У Хэ Аньхуа был довольно тяжелый удар.        Прежде Юн Шэнь никогда не получал пощечин. Это тело продолжает преподносить ему все новые и новые сюрпризы. Он сжал кулаки, сдерживая накатившую с новой силой злость от собственного бессилия.        — Я решила не наказывать тебя за произошедшее с тем Цзи. Цисинь слёзно уговаривала меня, теперь я понимаю, что это было ошибкой, и мне следовало поступить, как я считала нужным. Тебе многое прощалось, но для больного ты слишком шустёр и создаешь много проблем. Сейчас была последняя капля. Раз уж болен, то и веди себя соответствующе, разве мы мало тебе дали? Такова твоя благодарность за всё то, что мы для тебя делаем? Ты в точности как твоя мать, та тоже... — она устало вздохнула, так и не закончив фразу, и отвернулась, следуя назад к своему месту. — Отныне тебе запрещено покидать стены поместья.        Мать Хэ Циюя? Что она имела в виду?        Похоже, у этой семьи было много тайн.        — Но расследование…        — Это вздор! — сердито бросила Хэ Аньхуа, её старческое лицо исказила гримаса злости. — Ни в чем ты участвовать не будешь! Какой толк прославленным заклинателям от калеки? Да они просто издеваются, не иначе! Сиди тихо, пока всё не уладится, это всё, что я прошу.        Конец фразы уже лишился того негодования и был сказан гораздо тише, в голосе великой госпожи Хэ чувствовалась непомерная усталость. Ей по горло были выходки избалованного больного внука. Юн Шэнь не мог в полной мере понять, но догадывался, как это, должно быть, тяжело. На душе в один момент стало гадко, щека продолжала неприятно саднить.        Как же ему всё это надоело.        Он не стал размениваться на просьбы и мольбы о прощении, уже больше не мог. Вместо этого он, не дожидаясь разрешения, поднялся и вышел прочь из залы. Выйдя за двери, Юн Шэня сразу же окатил порыв ледяного ветра, это немного, но привело его в чувства.        Эти люди были ему никем.        Он не был молодым господином Хэ, чтобы считаться с тем, что они ему велят и говорят.        Пора прекращать этот театр. Ему нельзя было терять ещё больше времени.        — Господин Хэ! — послышался оклик, погруженный в свои мысли Юн Шэнь не обратил никакого внимания.        Это не было его именем. Его зовут не так! Но… Как же его зовут?        — Господин Хэ? — Голос раздался совсем близко, на плечо легла тяжелая, обжигающая своим теплом рука.        Юн Шэнь сбросил с себя её и резко обернулся, занеся руку для удара по тому, кто вздумал его тронуть. Пылающий праведным гневом взгляд серых, словно грозовые тучи, глаз столкнулся с бесконечным спокойствием чёрных, точно беззвездная ночь.        Си Ин легко поймал чужой кулак и отклонил его в сторону. Ухмыльнувшись, он спросил:        — Пройдёмся?