Карп в сухой колее

      Слова Цао Сяошэ поставили Юн Шэня в тупик. Это не укладывалось в голове. Конечно, Юн Шэнь подозревал, что Цао Сяошэ вовсе не тот, за кого пытается себя выдать, и всё же. Он разбирался в чарах, чувствовал потоки энергии и на первый взгляд был неотличим от обычного совершенствующегося, коими полнились школы заклинателей. У него ведь даже был меч! Из Павильона Ароматов он унёс Юн Шэня именно на нём. А с другой стороны… Сейчас меча при нём не было, хотя все заклинатели всегда носят с собой своё оружие, если не на виду, то прячут его в пространственных кольцах, но и ничего подобного Юн Шэнь у Цао Сяошэ не обнаруживал.              Кровь переставала сочиться из раны Цао Сяошэ — чудодейственные пилюли начинали действовать? Сам он полностью сел на каменный пол, прислонившись к ближайшей колонне, и подобрал ноги к себе, скрещивая их. Он всё ещё тяжело дышал. При каждом вздохе из его рта едва заметными, полупрозрачными клубами вился пар, словно он был на морозе. Хотя и правда вокруг было довольно холодно. Тёмная ци сковывала темницу точно во льду.              Бледность, разлившуюся по лицу Цао Сяошэ, было видно даже в тусклом освещении подземелья. Юн Шэнь понял, что Цао Сяошэ не в состоянии не то, что выставить защиту, но и даже исцелить себя духовными силами.              Юн Шэнь, вопреки выдающимся талантам в бессмертной жизни, совершенно ничего не смыслил в знахарстве. Ему попросту это было не нужно. Его бессмертное тело всегда исцелялось быстрее, чем бабочка взмахивала крылом, а до чужих ранений ему дела не было. Стоило ему поймать себя на мысли, что он не знает, как бы помочь Цао Сяошэ, он сразу же отбросил её.              С чего он вообще об этом думает? От этого нахала никакого толку.              Единственный союзник? Какой вздор. Если это шутка, то совсем не смешная. Юн Шэню не нужны союзники, в особенности такие, что играют за обе стороны или ни за какую вовсе. Он ненавидел неопределённость.              Так, он решил, что Цао Сяошэ самостоятельно справится со своей раной. В конце концов, он сам виноват, что подставился, зная, что не может защитить, прежде всего, себя. Нужно думать, прежде чем делать.       Юн Шэнь бросил последний взгляд на замершего на полу Цао Сяошэ. Выглядел тот и правда плохо. Раненая рука лежала плетью, пальцы мелко подрагивали. Но хотя бы лицо Цао Сяошэ уже не было искажено болью, как прежде, — здоровой рукой он зажимал несколько точек у плеча, наверняка, чтобы притупить чувствительность и облегчить себе страдания.       Чем больше он смотрел на жалкий вид Цао Сяошэ, тем страннее себя начинал чувствовать.              Наконец, Юн Шэнь отвернулся. Он подошёл ближе к клетке Ху Иньлин, но за внутренний контур печати Неба и Земли так и не ступил, а остановился прямо перед ним. Демоница внимательно наблюдала за каждым его шагом. Едва ли она могла пошевелиться, будучи скованной ещё сильнее, но кто же знал, на что она способна. Удалось же ей собрать рассеянную тёмную энергию и нанести целых два удара. Цао Сяошэ был прав, такую стоило заточить под горой или же уничтожить сразу. Несмотря на измученный и хрупкий внешний вид, в ней скрывалась устрашающая сила.       Юн Шэнь взялся за одну из свисавших из-под потолка цепей. Руку обдало тёплой энергией, как будто он опустил её в горячую воду. В окружении ледяной демонической ци это было даже приятно. Если Ху Иньлин вздумает снова напасть, Юн Шэнь вновь активирует цепи и сможет усмирить её буйный нрав.              Помолчав ещё пару ударов сердца, Юн Шэнь склонил голову вбок и спросил:              — Тебе больно?              — Конечно, ей больно. Мало приятного вот так в цепях висеть, — вдруг подал голос Цао Сяошэ.              Юн Шэнь подавил в себе желание обернуться. Сейчас поворачиваться спиной к демонице было с большой вероятностью опасно. Этот гад Цао Сяошэ держал ухо востро! Юн Шэнь ведь думал, что тот сильно измучен ранением! Видимо, не всё так плохо, раз остаются силы язвить.              На мгновение ему показалось, что оскал на лице Ху Иньлин сменился усмешкой. Она цепко глядела на Юн Шэня. Во взгляде её помимо безумной злобы было что-то ещё... Юн Шэнь не понимал, что именно. Он не знал, что замыслила Ху Иньлин. Она не глупа и должна была понимать, что может последовать за её атакой. Не могло всё быть настолько просто. Хочет сбежать?               Цепи, затянувшиеся на её шее, не давали опустить голову вниз, заставляя её задирать выше, а те, что оплетали запястья, тянули вверх, вытягивая тонкое тело, как струну. Это придавало ей более непокорный, высокомерный вид. Даже будучи изуродованной и пленённой, она всё равно не думала сдаваться.              Ху Иньлин так и не ответила.              — Будешь молчать или снова артачиться — станет ещё больнее, — сказал Юн Шэнь и чуть дёрнул цепь, та слегка загорелась. Энергия переливалась мерцающим блеском. Как лучи солнца, проникающие вглубь водяной толщи. — У меня есть пара вопросов, на которые я бы хотел получить ответы.              Ху Иньлин скривилась.              — Следующие пути света заклинатели — всё до одного бесчестные ублюдки с червоточинами вместо душ — пытали меня здесь, пока не взошло солнце, а потом повесили здесь, как свинью, чтобы кровь стекала. Я не сказала им ни слова, не ответила ни на один вопрос. Неужели ты, тварь, думаешь, что я радушно тебе обо всём расскажу? — Она говорила тихо, её голос скрежетал, не то звериный, не то человеческий, но даже так в нём чувствовалась несгибаемая решимость. Сухие губы Ху Иньлин растянулись в безумной улыбке. Трещины, что были на них, начали кровоточить. — Можешь дёрнуть за цепь, но тогда моя шея сломается. Я уже слышу, как хрустят надломленные кости. После этого я точно не смогу сказать и слова, а ты так и останешься без своих ответов. Кому от этого лучше?              Юн Шэнь не был сторонником пыток и излишнего насилия. Не слишком-то ему и хотелось выбивать из Ху Иньлин ответы подобным образом... Он считал такие методы добиться правды варварскими. Невольно вспоминалось, как его истязал старик Сун. Попытки подчинить силой и страхом ведут лишь к ненависти и разрушению — к тьме.              Нужно придумать, как бы её разговорить.              — Вот поэтому будет лучше, если мы поговорим мирно, и мне не придётся ломать твоё и так измученное тело ещё больше, — предложил он.              Ху Иньлин не ответила, только пристально глядела на Юн Шэня, словно раздумывая над чем-то. Выражение её лица вдруг сделалось сложным, даже взгляд изменился. Злость в нём уступила место заинтересованности.              — Похоже, что ты не заодно с заклинателями… — протянула она. — На чьей ты стороне?              — А есть разница? — нахмурился Юн Шэнь.              — От этого будет зависеть, захочу ли я с тобой поговорить мирно, — Ху Иньлин наклонила голову чуть вбок, насколько позволяли цепи, обхватывавшие её шею, и плотоядно облизнулась. — Или же вновь попытаюсь убить.              Он не был на стороне демонов, это должно было быть ясно и без пояснений, но в то же время… Он и правда не был заодно с заклинателями, вернее, с заклинателями Юэлань. Просто потому, что понятия не имел, какие цели преследует их глава, были лишь смутные и мало чем подтверждённые догадки.              Юн Шэнь молчал всего мгновение, а после решил сделать, как считает нужным. Впрочем, как и всегда.              — Не желаю принимать ничью сторону. Я сам за себя.              Ху Иньлин издала тихий смешок.              — Неплохо, — начала тянуть она, пристально разглядывая Юн Шэня, словно оценивая. Ху Иньлин сделала паузу, а после заворковала: — А ты забавный. Жаль, что нам так и не удалось поразвлечься в своё время...              — В своё время ты хотела выпить мои силы, — напомнил Юн Шэнь. — А потом попыталась убить. Дважды.              — Хм, а ты запоминаешь только плохое? — Ху Иньлин наигранно нахмурилась. — Признаться, мне иногда трудно отказать себе в таком удовольствии...              — Не хочу мешать вам, но, господин Хэ, вы же помните о времени? — Цао Сяошэ вновь подал голос, оборвав Ху Иньлин, он прозвучал уже твёрже и несколько недовольно.              — А вот друг твой совсем не забавный.              С несколькими утверждениями во фразе Ху Иньлин Юн Шэнь был готов поспорить, но услышал, как Цао Сяошэ тихо цыкнул. Или показалось? А, впрочем, он был согласен. Терять время за пустой болтовнёй и заигрываниями Ху Иньлин было некстати.              Он отпустил цепь, и та качнулась назад. Тепло светлой ци не задержалось на его пальцах, и их сразу же обдало точно морозным веянием ветра инь. Юн Шэнь задёрнул плащ, кутаясь в него сильнее, но тот едва ли спасал от такого рода холода.              Теперь он при всём желании не смог бы схватиться вновь за неё так просто — для этого нужно вернуться за внешний контур печати Неба и Земли, а Юн Шэнь тем временем уже стоял у границы внутреннего контура. От решёток клетки Ху Иньлин его отделяло расстояние не больше вытянутой руки. Юн Шэнь в демонстративной манере поднял с пола сначала Цюаньи, а после и его ножны. Словно и не страшился подойти к Ху Иньлин настолько близко.              Стоило Юн Шэню коснуться рукояти Цюаньи, как жгучая энергия меча неприятно обожгла его ладонь. Это было не сравнить с лёгким трепетом ци на цепях. Это не дарило тепло, такой жар нёс с собой возмущение. Словно бы меч был страшно недоволен всем, что происходит, и так выражал своё рьяное осуждение всего происходящего. Юн Шэнь чуть расслабил хватку, и, точно боясь быть снова уроненным, меч остудил свой обжигающий напор. Юн Шэнь поглядел на своенравный клинок и ухмыльнулся. Занятно, жаль, что так некстати.              — Так что? — Он заглянул Ху Иньлин в лицо и не спешил прятать меч в ножны.       — Не так быстро. У меня есть свои условия.              О, демоница вздумала торговаться! Какова наглость.              — Ты не в том положении, чтобы диктовать правила, — процедил Юн Шэнь.       — Уверен? — хищная улыбка так и не сошла с лица Ху Иньлин. — Я могу ничего тебе не сказать или, наоборот, обмануть, наплести чуши, и вы просто зазря потратите время. Как скоро сюда вернутся заклинатели? Мне терять нечего, а вот тебе… Скажу, что ты пытался меня освободить. Посмотрим, как быстро ты и твой дружок смените меня в этой клетке.              — И чего же ты хочешь?              — Убей меня.              Юн Шэнь ожидал любого запроса. Что хули-цзин потребует освободить её, сорвать печать с её демонических сил, помочь с побегом… Но этот ответ оставил его в полном замешательстве.              — Поганые заклинатели не даруют мне такой роскоши, — принялась объяснять Ху Иньлин. — Даже если меня приговорят к казни, они инсценируют её, а на деле же спрячут меня где-нибудь в отдалённом месте, где будет удобно изучить моё тело. Думаешь, я не знаю? Демоническая кровь, органы — ценнейшие ингредиенты для снадобий, а сколько техник, заклинаний и печатей можно будет на мне испытать... Вы, святоши, только и умеете, что лживо петь о всепрощении и недеянии, на деле же в вашей сущности не меньше тьмы, — голос её скрежетал, а каждое слово сочилось ядом и глубокой ненавистью. — Однажды меня уже пытались поймать. Тогда я была юна и слаба. Только милость моей госпожи помогла мне избежать такой участи, но от судьбы не уйдёшь, да? И всё же я хочу попытаться.              Слова Ху Иньлин не были лишены смысла. Заклинатели действительно промышляли поимкой демонов не столько ради истребления, сколько ради опытов. Об этом не было принято говорить открыто или обсуждать. Юн Шэнь, право, и не задумывался никогда, что же это могло значить для самих демонов. В конце концов, какая разница? Не пристало жалеть созданий тьмы, сотканных из грязи и порока. Они несут зло и несчастья и должны быть истреблены — таков путь света. А если была возможность изничтожить их с большей эффективностью, то этим нужно было непременно воспользоваться.              Единственное, что могло обеспечить Ху Иньлин смерть и освободить от всего этого, — Небесные Печати, которыми владел Юн Шэнь.       И всё же желание умереть у настолько сильного демона было странным. Подставить, обмануть, перевернуть всю ситуацию, но только бы выйти сухими из воды и продолжать жить — такова была их сущность. Они были тщеславны, жадны, завистливы, являлись воплощением всех этих тёмных чувств, слившихся воедино, и именно это рождало безумную тягу к жизни. Просто так подставиться под то, что могло стереть существование... В это трудно поверить, но были ли ещё какие-то варианты?              — Когда ты напала... Ты ведь ждала, что тебя поразит Небесная Печать, как в иллюзии, — медленно проговорил Юн Шэнь, обличая мысли в слова. — И во время пыток ты звала вовсе не Хэ Циюя.              — Ну ты же не захотел со мной знакомиться, имени так и не назвал. Как тебя ещё звать прикажешь? — смешливо ответила Ху Иньлин. — Это единственный выход.              — А как же побег?              Эти слова вызвали у Ху Иньлин приступ тихого смеха, уродливым клокотанием, доносившимся из её горла.       — Мне некуда бежать. Не к кому. Моя госпожа, которой я обязалась служить, та, за которой я клялась следовать и чьи приказы беспрекословно выполнять, — мертва, — горько выплюнула она. — Когда я вышла к заклинателям, я пыталась защитить её, отвлечь их, перетянуть внимание на себя, чтобы она могла сбежать... Как глупо, только сейчас это понимаю. Надо было наплевать на них и бежать к ней сразу. Не оставлять её.              Юн Шэнь ловил каждое слово Ху Иньлин и не смел её прервать.              Неужели она говорила о Чэнь Ляомин?              Демонам нельзя верить, а особенно лисам. Они и правда могут с лёгкостью обвести вокруг пальца даже самого проницательного оппонента, но отчего-то... Может, из-за обречённости в голосе Ху Иньлин и её стремления умереть, Юн Шэнь был уверен, что сейчас она не лгала.              Ху Иньлин продолжала:              — У тебя озадаченный вид. Наверняка хочешь знать, откуда мне известно, что она мертва? — подметила она и растянула губы в жуткой улыбке. — Благодетель принёс мне её голову. Назвал это прощальным подарком от моей госпожи. Выразил сочувствие. Гнусная тварь надо мной просто глумилась. Оковы не позволяли мне шевельнуться... Он что-то с ними сделал. Я не могла и слова сказать. Просто смотреть и слушать. Но как же мне хотелось убить его в тот момент. Он так много говорил... Что понимает меня, разделяет мою боль, что ему тоже пришлось пройти через подобное. Потерять самого близкого человека, того, кого любишь больше своей собственной жизни. Он говорил, что тоже, как и я, ничего не смог с этим сделать. Просто смотреть. Как я смотрела на неё. На то, что от неё осталось...              Ху Иньлин продолжала, перейдя на сбивчивое, едва членораздельное бормотание. Её взгляд и вид становились с каждым словом более безумными, она уже не смотрела на Юн Шэня — её взгляд был устремлён сквозь него. Точно перед ней вновь был мучитель, пришедший издеваться не над искалеченным телом, но над душой.              Юн Шэня же беспокоило одно: убийца Чэнь Ляомин был здесь! Был в Цзицзинъюй!              Он помнил слова старика Сун. Чэнь Ляомин должны были убрать за промах, и теперь она в действительности мертва. Убийцей был однозначно тот, кто связан с демонами, тот, кто связан с… Чи-ваном. Юн Шэню было до сих пор сложно думать о том, что демонический царь мог быть жив. Единственная мысль об этом вызывала глубокое отторжение и противоречие.              Но никто, кроме заклинателей или стражи, не имел прохода в крепость, а некий Благодетель смог явиться к Ху Иньлин и даже пронести голову Чэнь Ляомин.              — Кто такой этот Благодетель? — Юн Шэнь резко оборвал уже ставшую бессвязной речь Ху Иньлин. Он подавил в себе дрожь, не то от волнения, не то холода, от впившейся в самое нутро и начавшей приносить ощутимое неудобство тёмной ци, крепко сжав кулаки.              Ху Иньлин медленно подняла плывущий, как у пьяной, взор и оскалилась, тихо зарычав.              — Тот, кому я по ошибке доверилась, — сквозь зубы выдавила она, с другом приходя в себя, каждое слово давалось ей с большим трудом. — И поплатилась за это.              Многого Юн Шэню это не дало, но не успел он задать ещё вопрос, как Ху Иньлин продолжила говорить.              — Благодетелем его называла госпожа. Она говорила относиться к нему с почтением, потому что именно благодаря ему она обрела свою истинную силу. Благодаря ему она жива до сих пор, — она вновь клокочуще рассмеялась, а после зашлась кашлем. Её голос тихо шелестел, фразы прерывались судорожными вздохами. — Говорила, что с ним мы сможем выйти из тени и властвовать в свете, нам больше не придётся скрываться. Говорила что-то про то, что совершенствующиеся вновь будут стоять над смертными, и что к этому нас сможет привести именно он. Меня не сильно это волновало. Эти дрязги… Кто на ком стоять будет — всё пустое. Я всего лишь хотела, чтобы она жила. Её проклятие с годами становилось всё хуже, она таяла в моих руках, испытывала невыносимую боль, а делала всё, что могла. Мужчины, женщины — я забирала чужие жизни одну за другой в обмен на одну-единственную, но моих сил никогда не было достаточно. А потом явился он и сказал, что сделает так, что ей больше не придётся страдать. Думаешь, она стала дослушивать? Мне тоже было всё равно, ради неё я… Но стоило хорошо подумать. Как ты сказал, не принимать ничью сторону, оставаться за себя. Он был слишком убедителен — мыслить ясно было трудно. Особенно, когда он дал нам духовные нефриты, и с ними госпожа вновь расцвела…              Ху Иньлин погрузилась в свои воспоминания, как видно, более приятные, даже тон её стал мягче. Взгляд хули-цзин вновь помертвел.              — Но за любую услугу приходится платить? — прозвучал насмешливый голос.              Юн Шэнь был настолько поглощён рассказом Ху Иньлин, что и не заметил, как Цао Сяошэ подкрался. Его рука тяжело опустилась ему на плечо, к счастью, в этот раз здоровое, и чуть сжала его. Он словно бы опирался на Юн Шэня, чтобы было проще стоять. Юн Шэнь скосил взгляд в сторону Цао Сяошэ и не смог не отметить, что теперь Цао Сяошэ выглядел… получше. Сила чудодейственных пилюль? Он был всё ещё бледен, но уже не так измучен. Да и силы встать у него нашлись.              Фраза Цао Сяошэ привела Ху Иньлин в чувства. Она сощурилась и коротко рыкнула:              — Да, приходится. — Вдохнув поглубже, словно бы перед тем, как нырнуть в воду, она продолжила: — Поначалу всё было неплохо, проклятие будто начало отступать. Даже её облик становился прежним. Госпожа была счастлива, и я вместе с ней. Думала, что всё позади... Но потом духовных нефритов начало не хватать, с каждым разом требовалось всё больше жизненной энергии. Это сильные артефакты, но они не приспособлены для сохранения цзин. Они ломались. Нужны были новые. И вот Благодетель пришёл в очередной раз и сказал, что есть возможность заставить проклятие отступить надолго, а затем и вовсе освободиться от него. Конечно, мы были согласны. Ведь он сказал, что даст госпоже истинное бессмертие в новом теле. Тогда она обретёт могущество, и ей больше не придётся пожирать чужие жизни для продления своей. Тогда я смогу служить ей вечность. Плата за эту вечность была ничтожно мала, как мне тогда показалось. Всего лишь организовать нападение на Императора. Я не придала этому большого значения, в конце концов, это всего лишь ещё один человек. Я пережила не одного такого человеческого правителя.              — И нападение должно было состояться на том самом шествии? — хмуро уточнил Юн Шэнь.              — Лучше момента придумать было нельзя. Благодетель настаивал на этом. Я же считала, что лучше будет ударить исподтишка, а не у всех на виду. Рисков было слишком много, но госпоже становилось всё хуже, и я не смела сказать слова против. В итоге мои опасения оправдались. Всё пошло не так.              Юн Шэнь достал из-за пазухи припрятанную шкатулку.              — Эта шкатулка имеет отношение к произошедшему?              Он показал её Ху Иньлин на вытянутой руке. Хули-цзин прищурилась, пытаясь сфокусировать взгляд, и чуть наклонила голову вбок, вытянув вперёд — получилось плохо, цепи держали слишком крепко. Юн Шэнь хотел было сделать шаг ближе, но Цао Сяошэ, удерживавший его за плечо, легко потянул его назад, не давая сдвинуться с места и перейти внутренний контур печати. Юн Шэнь резко дёрнулся и двинул плечом, сбрасывая с себя чужую руку.              — Имеет, — оскалилась Ху Иньлин. — Знаешь легенду о том, как Сюаньлун вырвал крылья Луани? Перья с оборванных крыльев погрузились в Тихое озеро. Окроплённые кровью божества, её обидой и болью, даже так они сохранили свою светлейшую из способностей — очищать окружающее от зла, забирая его себе. Каждое перо Луани, попавшее в Тихое озеро, своей силой очистило его, заключив в себе всю тёмную ци. Тысячи лет последователи божества Луань искали и очищали от тёмной энергии каждое перо — такая концентрация демонической ци была опасна для любого живого существа, что коснётся его. Даже для самих демонов. Это сила, которую не покорить. В шкатулке — перо Луани, одно из последних. План состоял в том, чтобы в нужный момент высвободить силу. Я думала, что раз оно обладает подобным потенциалом, можно высвободить всю демоническую ци и обменять её на человеческую цзин. Так же, как мы делали с духовными нефритами. Демоническая энергия, изгнанная из пера Луани, могла бы накрыть весь Бэйчжу. Сколько бы цзин она могла принести взамен... — голос Ху Иньлин сорвался на шёпот. — Мы бы смогли поразить двух птиц одним камнем — убить императора и устроить хаос, как того хотел Благодетель, и собрать жизненную силу для госпожи, чтобы она смогла дотянуть до обретения истинного бессмертия.              Юн Шэнь помрачнел и сжал губы в тонкую линию.              — Шкатулка украдена у библиотеки Цинтянь. Её вам тоже этот Благодетель подсунул? — вновь подал голос Цао Сяошэ.              — Нет, но он свёл нас с тем, что владел этой шкатулкой. Возможно, он и украл её. Не знаю. Ни я, ни госпожа не имеем к этому отношения.              — И кто этот человек? — с нажимом спросил Юн Шэнь. Ему не слишком нравилось, когда слово за словом приходилось тянуть.              Ху Иньлин издала короткий истеричный смешок.              — О, его я вижу прямо сейчас перед собой. Это Хэ Циюй.              Юн Шэнь прикусил внутреннюю сторону щеки. Не может быть. Хэ Циюй был простым смертным, скудоумным молодым господином. Не было ни шанса, что он мог быть и правда замешан в этом деле. Да и зачем ему это?! Украсть что-то из Цинтянь… Тем более пять лет назад. Сколько ему тогда было? Семнадцать? Едва ли он со своей болезнью покидал пределы семейного поместья до совершеннолетия. Неоткуда такой вещице взяться в его руках.              Что-то не сходилось.              — Надо было ожидать от него подвоха, — прошипела Ху Иньлин, в словах змеёй вилась ядовитая обида. — По правде говоря, меня всегда смущало то, как он общался лично и как вёл себя на людях...              — Как это?              — Никогда не встречалась с ним один на один. Переговаривались о деталях мы письменно. Он передавал послания лично в руки через ширму в назначенные дни, а когда он бывал в Павильоне Ароматов в другие, то и виду не подавал, что знаком со мной… Но каждый раз от его имени приходили щедрые пожертвования.              Было похоже, что на деле некто очень усердно пытался выставить Хэ Циюя виновным. Но шкатулка с пером Луани была и правда найдена в его покоях. Хэ Циюй и правда не раз навещал Павильон Ароматов. Юн Шэнь помнил, как на него бросились узнавшие Хэ Циюя ивовые девицы, да и учётные книги говорили о том, что четвёртый молодой господин любил провести в Павильоне Ароматов время.              — Интересно получается, — в разговор вновь вступил Цао Сяошэ. — Высвободить демоническую энергию, накопленную пером Луани... А как ты это провернуть собиралась? Заклинателей в тот день было много, и они бы легко почуяли твою истинную сущность, какой морок ни наложи.              — Основная работа была не на мне, — хмуро процедила Ху Иньлин. — Хотя хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам, да? Это была моя вторая ошибка. Что я снова доверилась. Но госпожа…              Взгляд её вновь потерял чёткость, становился пространным, словно она тонула в пучине воспоминаний, что причиняли ей немало боли. Ху Иньлин шумно вздохнула, на миг сильно зажмуриваясь. Она широко распахнула единственный глаз. Взгляд её был затуманен.       — Я передала записи о технике обмена энергий Хэ Циюю. — Слова говорились с трудом, через силу. — В день шествия от него требовалось правильно выполнить небольшой ритуал, а после передать перо Луани, полное цзин, мне. Таков был наш уговор. Но, как видно, у него силёнок не хватило, и всё пошло не так. Ублюдок сбежал. — Слова вырвались свирепым шипением. — Это был провал. Госпожа при смерти. Больше мы не могли мечтать о том, что Благодетель будет благосклонен.              Юн Шэнь лишь мрачно усмехнулся. Его предположения оправдались.              — В день шествия… — тихо протянул он, медленно повторяя чужую фразу.              В день шествия Хэ Циюй был уже неделю, как мёртв.              С кем бы ни переговаривалась Ху Иньлин, это не мог быть он.              Юн Шэнь вспоминал первые дни после своего попадания в это тело. Казалось, он застрял в нём уже на целую вечность, но на деле же минуло не так много дней. Сначала всё казалось странным. Ненастоящим. Глупым наваждением, хитрой демонической ловушкой, но теперь… Ох, теперь всё зашло слишком далеко.              Он толкнул шкатулку в руки Цао Сяошэ, даже не оборачиваясь на него, а сам достал припрятанные в скрытом кармане записи из тайника. Он вывернул растрёпанную тетрадь на первой попавшейся странице. Вся она была испещрена криво выведенными иероглифами, которые можно было с трудом опознать как таковые. Почерк Хэ Циюя и правда был кошмарным. Как можно было так небрежно относиться к каллиграфии? Поразительно для господина из знатной семьи. Хотя, может, Хэ Циюй был слаб не только телом, но и умом.              Юн Шэнь показал записи Ху Иньлин.              — Присмотрись, — велел он. — Такой почерк был у Хэ Циюя, с которым ты общалась?       Ху Иньлин вновь чуть потянулась вперёд, силясь разглядеть записи. От этого лёгкого движения цепи, казалось, сильнее затянулись на её израненной шее, сильнее впиваясь в плоть. Её взгляд быстро пробежался по не слишком стройному ряду кривых символов, и в нём сразу же мелькнуло узнавание. Она пренебрежительно скривила губы.              — Нет, это… Мой почерк. Мои записи. Те, что я передала ублюдку, — слабо проскрежетала она.       Юн Шэнь поразился и развернул тетрадь к себе. Из хлипкого переплёта едва не выпало пара листов. Цао Сяошэ придвинулся ближе, почти вплотную, и заглянул в записи.              — Ах, это же нюй-шу! — с неуместным весельем подметил он и провёл пальцем по вытянутым символам, точно они были нацарапаны когтем, а не выведены кистью. — Как давно мне не встречалось такое письмо…              Юн Шэнь вгляделся в символы. Они и правда отличались от привычных иероглифов, они даже не были похожи на скорописные цаошу. Вытянутые, местами тонкие, местами утолщённые линии, точки… Даже если Юн Шэнь старался, то не мог прочесть ни одного. А вот Цао Сяошэ, похоже, таких проблем не испытывал. Его взгляд быстро бегал по строкам.              — Женская тайнопись. Не так уж много мужчин её знают, — пояснил Цао Сяошэ, заметив чужое замешательство.              «Но тебе-то всё известно», — недовольно подумал Юн Шэнь и одним движением руки захлопнул тетрадь. Свои мысли он так и не озвучил, не время было для очередной перепалки с этим плутом. Юн Шэнь вдруг ощутил, как разболелась голова. Тетрадь он спрятал назад в скрытый карман.              — На кону стояла жизнь моей госпожи. Меня не волновало ничего больше.              Слова слабо сорвались с её губ и были сказаны почти шёпотом. Ху Иньлин говорила сама с собой. Её взгляд затуманился. На мгновение она замолчала, а потом вдруг всхлипнула.              — Госпожа… — тихо протянула она. Речь её сменилась сбивчивым бормотанием, где повторялось всё одно: — Госпожа погибала… Госпожа погибала…              Ху Иньлин была не в себе.              Мысли в голове Юн Шэня вились назойливым, мерзким роем мух, никак не желавших давать покоя. Трепетания мириад маленьких крыльев чудилось будто наяву. Оно было хаотичным и сумбурным, спутывало всё больше, сбивало.              Чего-то не хватало. Точнее, кого-то.              Кто подложил Хэ Циюю в тайник украденную шкатулку с пером Луани и записи с техникой обмена энергиями? Кто воспользовался именем Хэ Циюя и от его лица регулярно оставлял большие суммы в Павильоне Ароматов? Кто был тоже связан с таинственным Благодетелем?              Всё сказанное демоницей по большому счёту было пустым без одной детали.              — Так кто такой Благодетель? — спросил Юн Шэнь, вторя крутящемуся в голове вопросу.              Ху Иньлин не отвечала, словно и не услышала. В этот раз она могла и правда не услышать. Погружённая в свои мысли, она только и могла что продолжала бессвязно бормотать. Её ропот одновременно казался Юн Шэню и тихим, как шелест листьев на ветру, и болезненно громким, как грохочущий среди тяжёлых грозовых туч гром.              Он схватился за голову и сжал зубы до боли, шумно выдохнув. Голова и правда разболелась слишком сильно. В Юн Шэне мигом взвилось острое возмущение. Он ведь был так близок! Не для этого всё это затевалось!              — Ху Иньлин! — громко позвал он, надеясь, что от оклика та придёт в чувства.              Демоница мотнула головой из стороны в сторону и лишь болезненно всхлипнула, прерывая свой поток бессмыслицы всего на миг, чтобы после тихо заскулить. Нет, она не приходила в себя. Что же… Что же он мог сделать, чтобы получить ответ на такой важный вопрос?              Взгляд Юн Шэня метнулся к свисающим чуть поодаль цепям. Если дёрнуть, но не так сильно, чтобы не переломать ей ненароком шею… Может, немного боли сможет привести её в чувства?              — Не глупите, господин Хэ. — раздалось совсем близко.       Наваждение спало, и Юн Шэнь вздрогнул, когда почувствовал чужое тёплое дыхание у своего уха. Он моргнул. По спине пробежали мурашки, и стало несколько неуютно. Он ощутил, чужая рука легла ему на плечо, а затем скользнула на шею. Пальцы Цао Сяошэ показались обжигающе горячими, а собственная кожа, напротив, словно бы замёрзшая, льдистая корка на озере.              Цао Сяошэ потянул Юн Шэня ближе к себе, медленно отводя от клетки Ху Иньлин назад. Касание было неприятным, так и хотелось от него отмахнуться, сбросить, но всё тело сковало напряжением. Юн Шэнь только и мог, что одеревенело следовать за тем, как его вели, и чем больше шагов назад он делал, тем легче становилось дышать. Как будто он выплывал из болотной топи, что давила со всех сторон.              Как только Юн Шэнь смог облегчённо выдохнуть, то сразу же повернулся к Цао Сяошэ. Несмотря на помятый и перепачканный в крови вид, тот уже смог вернуть на своё лицо типичную ничего не выражавшую полуулыбку. Похоже, от ранения тот всё же оправиться смог, но его рука всё ещё выглядела не лучшим образом.       — Вы пустой сосуд, но не думайте, что тёмная ци не будет влиять на вас вовсе. После вашего отравления Лан Ду, да и всего, что случилось, всё равно не стоит находиться так близко к... — он кивнул на Ху Иньлин и словно бы нехотя убрал руки с шеи Юн Шэня. — Подобному. Вы более не неуязвимы, как прежде. Юн Шэнь потёр переносицу и зажмурился от того, как пульсировала боль в его голове. Это не отрезвляло, это лишь больше выбивало из колеи.             — Благодетель, — пробормотал Юн Шэнь себе под нос и ещё раз вздохнул. — Она явно знает кто это, она его видела. Нельзя уходить отсюда, пока она не скажет об этом.              — Боюсь, более она ничего не сможет сказать. — протянул Цао Сяошэ.              Юн Шэнь взглянул на Ху Иньлин. Та и правда впала в беспамятство, безвольно повиснув на цепях. Замерла подобно статуе, и лишь её губы едва заметно, беззвучно шевелились в одних и тех же фразах.              Юн Шэнь проследил за движением и считал их.              «Госпожа, я так виновата».              «Простите меня».              «Я так виновата».              — Её душа и так повреждена, а весть о том, что её дорогая госпожа растерзана, разбили её окончательно. Сейчас она только и может, что бередить воспоминания, винить себя и сожалеть.              — Какая глупая преданность.              — Это любовь.              — Бессмысленная слабость, — хмыкнул Юн Шэнь. Он был крайне недоволен тем, что ему не удалось выяснить самое важное из первых уст, что привело её к такому жалкому концу. Да и демоны не способны на такие сложные чувства.              Кстати, о её конце.              Юн Шэнь не был уверен, что сможет вызвать Небесные Печати по собственному желанию в этом теле. Хотя он смог это сделать в иллюзии и после, но это было неосознанно. В моменты, когда он желал защититься, когда его жизнь была в опасности… Оба раза Небесная Печать спасала его от неминуемой гибели. Могло ли случиться так, что и здесь у него могло бы выйти призвать их, когда Ху Иньлин ударила своими хвостами? А, впрочем, Цао Сяошэ умудрился испортить всё и здесь, подставившись под удар.              С другой стороны, убить такого сильного демона можно было и бессмертным оружием. Юн Шэнь опустил взгляд на Цюаньи в своей руке. Этим мечом получилось прикончить ту хули-цзин, что напала на них с Сюэ Чжу в Павильоне Ароматов...       Пока Юн Шэнь предавался размышлениям над тем, как и чем будет лучше привести Ху Иньлин к обещанной смерти, да так, чтобы это после не вызвало нежелательных вопросов, Цао Сяошэ вдруг вновь заговорил.              — А вы, способны?              — Что? — недоумённо откликнулся Юн Шэнь. Сначала он подумал, что пропустил что-то из маловажной болтовни Цао Сяошэ мимо ушей, но стоило ему обернуться к нему, как он сразу уловил странно тяжёлый взор.              — Вы, — Цао Сяошэ сделал акцент и пояснил свой вопрос, — способны на сложные чувства, вроде любви?              Юн Шэнь молчал. Встретившись с чужим цепким взглядом, он так и норовил утонуть в его пучине. Цао Сяошэ терпеливо ждал ответа, как и Юн Шэнь ждал того, что тот вновь сведёт всё к какой-нибудь очередной хохме или посторонней теме.              Но этого не случилось.              — Слабости, как и сожаления, мне незнакомы, — Юн Шэнь отвернулся к Ху Иньлин. — Хватит об этом. Лучше подумай о том, как будет лучше её прикончить.