На шаг ближе

      Люк чувствует себя неуютно на сегодняшнем Малом совете. Хотя малым он уже давно перестал быть. За столом становится всё теснее. Королева, Алисента со знаком десницы на темно-зелёном платье, Рейнис в роли мастера над монетой, Деймон в роли мастера над шептунами, Корлис как мастер над кораблями, мейстер, верховный судья, командующий стражи, а вместе с ними и все совершеннолетние наследники королевы. Даже Хелейна нашла место подле матери. Рейнира желала видеть всех, кто может давать хоть какие-то советы, потому что сейчас она в них нуждается.       Вольные города вновь тайно решили выступить против Вестероса и отвоевать Южные земли. Чужеземные корабли опять заняли треклятые Ступени, а поселившиеся там воины объявили себя Морской Империей Юга. Теперь ни один корабль — торговый он или военный — не проходит эту территорию спокойно. С каждого они требуют дань или же просто уничтожают оружием.       — Это прямая угроза нашей безопасности! — не унимается Корлис, ударяя кулаком по столу. Хел вдруг резко вздрагивает, прижимаясь к матери. Морской змей на мгновение хмурится, ругая себя за такое поведение, поэтому и продолжает спокойнее. — Несколько моих кораблей были захвачены, люди не вернулись к своим семьям...       — Я тебя услышала, — Рейнира кивает советнику, позволяя сесть на место. — Но я напомню тебе ещё раз о том, что ты говоришь об открытом конфликте. О войне. И такое решения нельзя принимать на эмоциях. Вот, например, сколько золотых драконов мы на это потратим? Войны никогда не были дешёвым вложением.       — Даже считать не буду, — усмехается Рейнис, покручивая свой шар пальцами.       — Ступени — важный торговый и военный пункт. Я говорил это покойному брату, и буду продолжать говорить тебе, моя королева, — бросает в ответ Деймон. — И его должны контролировать мы, а не потомки рабов...       Спор разворачивается с новой силой и Люцерис устало откидывается на резную спинку стула. За последние полчаса этот разговор не сдвинулся с мертвой точки и даже откатился назад. Они опять обсуждают причастность Вольных городов. Хотел бы он быть сейчас не здесь. Всё равно от него мало толку. Наследников даже не спрашивают, не дают и слова сказать. Взгляд от скуки ползёт по собравшимся здесь людям.       Джейс по левую руку от матери выглядит крайне заинтересованным. Он знает об этой ситуации больше остальных, потому что присутствует почти на каждом совете. Эйгон на удивление трезв и из-за этого мрачен сильнее, чем обычно. Ему явно не нравится собрание и он бы предпочел провести это время в компании своих друзей, а не старых советников. Хел где-то в своих мыслях и разговоры за столом её совершенно не интересуют. Бейла и Рейна так и вовсе стоят поодаль, отдавая предпочтение своим беседам.       В последнюю очередь взгляд цепляется за Эймонда. Всё такого же молчаливого и холодного. Он сидит слишком ровно, как будто к спине привязали палку. Руки на столе, глаз опущен. Он хмурится, когда Деймон возле него прикрикивает, но молчит. Как будто сосредоточен на чём-то другом.       С охоты и того почти анонимного подарка прошло несколько недель. И нельзя сказать, что за это время их отношения улучшились. Но и не ухудшились. Теперь они видятся с дядей гораздо чаще. Они сталкиваются в коридорах замка, на ужине, тренировках и между стеллажами в той самой библиотеке. Каждый раз общаются одними и теми же фразами, разбавляя их лишь взаимными издёвками. Только вот Люцерису кажется, что в них теперь нет надменности. Точнее в голосе Эймонда больше нет надменности. Как будто он их произносит только ради устоявшегося порядка, а не из-за того, что и правда так считает.       Всё это время он раз за разом возвращается к мысли о том, что тот не просто молча сидит и смотрит, а наблюдает и запоминает. Примером тому служит подаренный новый том мифов Эссоса. Это ведь значит, что в тот момент он видел поступок Эйгона, возможно даже слышал их короткий диалог. А потом узнал у прислуги о книге, нашел тех, кто смог достать ему новый экземпляр, нашёл Люка и оставил книгу для него на видном месте. Да и пледом укрыл скорей всего тоже он.       Боги, этот плед.       Люк полностью уверен в том, что это вещь дяди. Потому что однажды он взял её с собой в библиотеку, понимая, что ночь предстоит долгая. Он сидел там, укутавшись в тёплый плед, который пах свечами и травами. И каково было его удивление, когда на следующий день во время спарринга на мечах почувствовал этот же запах уже от Эймонда. Люцерис пропустил удар, подавился воздухом и получил недовольную нотацию от Деймона. Но было уже всё равно. Он узнал главную тайну и был абсолютно обескуражен.       И с того момента Люк всё чаще кидает взгляды в сторону Эймонда, пытаясь понять, что может прятаться за этой маской безразличия. Наблюдательность, некая справедливость, но что ещё? В поиске ответа на этот вопрос он буквально засматривается чужим профилем то на ужине, то на тренировках. Или вот сейчас, пока вокруг полная суматоха.       А Эймонд, словно почувствовав этот интерес, сам поворачивается к Люку, смотря ему в глаза, практически не моргая. Раньше это смутило бы, заставило отвернуться. Но сейчас юноша продолжает сидеть неподвижно, замечая то, что раньше как будто и не видел. Под здоровым глазом явно виднелся синяк из-за недосыпа. Сам глаз не блестел, а скорее тускло горел усталостью. Губы плотно сжаты, на них нет даже тени усмешки. От этого выражения лица становится не по себе. Лучше бы дядя пылал ненавистью. Или местью. А так он будто пуст.       — Думаю, что можно выслушать мнения остальных, — Рейнира останавливает ругань своих мастеров, поднимаясь из-за стола и лично наливая себе вина. — Джейс, что думаешь?       Люк отвлекается от разглядывания чужого лица и снова включается в совет. Теперь становится интереснее. Но этот интерес быстро пропадает. Потому что все по кругу соглашаются с тем, что войны Вестеросу не избежать и лучше атаковать первыми. Не то, чтобы эти слова его пугают. Скорее настораживают. И он чувствует себя белой вороной, когда вдруг говорит вразрез с идеями остальных. Все косятся на него с непониманием.       — Люцерис! — прерывает его Корлис. — Как наследник Приливов, ты должен понимать...       — Я понимаю, дедушка. И говорю, как наследник Приливов, — взгляд у него стойкий. — Мы здесь чувствуем, что с каждым днём холодает, а с Севера идут снега. Что там говорят Старки? Зима близко. И нам нужно дать людям время, чтобы они успели запастись едой впрок. Если мы заставим их воевать сейчас, то по итогу сами окажемся с пустыми кладовыми.       — Насчёт этого можно не переживать...       — Я согласен с племянником, — вдруг говорит Эймонд с другого края стола, привлекая внимание.       Люк буквально ощущает, как эмоции внутри сменяют друг друга в быстром потоке. Шок, непонимание, недоверие. Он снова переводит взгляд на дядю, ошарашенно смотря на его спокойный профиль. Тот как будто и глаз от чужого лица не отводил. Только теперь по лицу скользит уверенность, а ещё знакомая, еле уловимая усмешка. Явно ждал реакции племянника. И растерянность его вполне себе устраивает.       — Мы не должны так необдуманно собирать войска. Нужно пригласить лордов на совет, обсудить это с ними, чтобы понять то, сколько они могут предоставить людей, а сколько придётся оставить для защиты. Думаете, что только мы думаем о войне? Если за этими бесчинствами стоят Вольные города, то стоит ожидать нападение с моря. Не будем забывать о том, что и в Королевствах сейчас не спокойно.       — Вот именно, — подхватывает Люк, вновь оборачиваясь к матери. — Дей... Мастер над шептунами не раз упоминал о волнениях на Железных островах. Что помешает им выступить против нас, когда мы открыто объявим войну?       — Грейджои были последними, кто присягнул вам, моя королева, — Эймонд тоже обращается к Рейнире. — Думаю, что они до сих пор против вашего нахождения на Железном троне. Но... если уговорить их вступить в союз, то мы получим корабли.       — Тебе мало моих кораблей? — усмехается Корлис. Он явно задет.       — Кораблей никогда не бывает много, — вдруг заступается Люк.       Эймонд кивает Люцерису. Он выглядит более, чем довольным.       — Ветер за ветром, снег за снегом, — тихий голос Хелейны вдруг звучит вразрез спорам. — Кровь на красном кирпиче, плач на материнском плече, драконы забудут о былом и всё пойдёт своим чередом.       Девушка устало выдыхает, складывает руки на стол и укладывает на них свою голову. Кажется, она не замечает, как все собравшиеся почти лишаются дара речи. Кто-то от недоумения, как Корлис, а кто-то от накатившей паники, как, например, Люк. Как-то Эйгон заикнулся о том, что его супруга предсказала несколько событий, включая даже ту злополучную драку на Дрифтмарке. Теперь Люцерис её слова мимо ушей не пропускает.       — Я вас услышала, — Рейнира выдыхает шумно, отставляя кубок и подходя к столу. — Давайте сделаем перерыв и со свежими головами всё ещё раз обсудим.       Люк после небольшого поклона почти вылетает из зала для заседаний. Лестницы оказываются какими-то невероятно длинными. Он бежит по ним вниз, но они всё не заканчиваются. Джейс и Эйгон где-то за его спиной прикрикивают, зовут на обед, но есть не хочется совсем. Хочется просто побыть одному.       На удивление, Западный двор оказывается пуст, если не считать часовых на стенах крепости. По всей видимости, большинство рыцарей сейчас либо на службе в городе, либо на обеде. Это радует. Есть возможность побыть наедине со своими мыслями и тишиной. И Люк ничего лучше не придумывает, как отвлечься за тренировкой. Перед ним целый арсенал разложенного оружия, аж глаза разбегаются.       Но он выбирает метательные ножи. Легко управляться с тем, что уже давно умеешь держать в руках.       После третьего броска становится жарко и он скидывает с себя синий сюртук, оставаясь в свободной белой рубахе и брюках. Так дело идёт легче и ножи раз разом попадают точно в центр мишени. И в любой другой день он бы сказал, что это помогло избавиться от мыслей, разогреть тело. Но не сегодня. В голове все еще недавний разговор и неожиданная поддержка Эймонда. Его бросает в жар от мысли, что они, наверное, впервые сошлись хоть в чем-то. Люцерис был уверен в том, что дядя выступит за открытый бой. От него так и веет суровой военной энергетикой. Но кажется тактик внутри него сильнее и в разы умнее.       — Ты хочешь убить этот щит, бастард? — раздаётся знакомый голос откуда-то сверху и Люк задирает голову, щурясь от солнца. Эймонд стоит практически над ним, опёршись на ограждение ладонями. На губах снова еле незаметная усмешка, а в светлом глазе интерес.       Люцерис мысленно стонет. Вот только его сейчас здесь и не хватало.       Парень вальяжно спускается по лестнице на тренировочную площадку, попутно надевая на руки защитные перчатки. Он явно шёл сюда целенаправленно, желая размяться или поупражняться. И, кажется, компания его вполне устраивает.       — А я уже не любимый племянник? — усмехается Люк, стараясь скрыть появившуюся нервозность.       — Не льсти себе. Того требовала ситуация.       — Ну конечно. Назови ты меня так в присутствии королевы, то не сносить тебе головы, — почти рычит он и снова бросает нож. Тот достигает центра. — А здесь я один. И оружия сколько. Наверное мне стоит опасаться за свою жизнь.       — Ты должен опасаться за неё всегда, — спокойно говорит Эймонд, отворачиваясь к повозке с тренировочными мечами. Их много: деревянные и металлические, сломанные и целые. Но этого недостаточно. — Боги! Тут и двух хороших мечей не найти.       — Двух? — переспрашивает Люцерис. — Только не говори...       — Это я и хочу сказать. Пора понять насколько хорошо ты усваиваешь уроки лучшего мечника Королевства.       Люк шумно выдыхает, закатывая глаза. Это ничем хорошим не закончится. Да и он уже начинает догадываться о чужих мотивах. Проще же сказать, что юный принц покалечился на тренировке, чем оправдать его падение с лестницы в стенах замка. Но даже такая перспектива ему не по вкусу. Хотелось бы сохранить свои части тела. И глаза тоже.       — А если я против?       — Неужели маленький Стронг испугался? — Эймонд изгибает бровь, отбрасывая очередной неугодный меч в сторону. — А Корлис говорил, что лорд Приливов силён и отважен.       — Всё в этом мире приходит постепенно.       — Всё в этом мире приходит с опытом.       В Люка бросают оружием и тот умело его перехватывает. Меч не самый лучший. Но и точно не худший. Кажется, дядя не желает оставлять его безоружным. Так не интересно, да?       — Надень защиту, если не хочешь потом зализывать свои раны, — продолжает Эймонд, слегка отходя в сторону, чтобы тоже подготовиться к бою.       Люцерис засматривается.       Не может оторвать любопытного взгляда от того, как ловкие длинные пальцы убирают светлые пряди в небрежный хвост. Как опытные руки проверяют готовность оружия и площадку. В своей сосредоточенности чужое лицо не кажется противным или пугающим. Скорее завораживающим. Редко когда удаётся увидеть дядю настолько по-хорошему собранного и, наверное, спокойного. Отчего-то собственное сердце бьётся всё быстрее.       Люк наспех надевает нагрудный доспех, решаясь ограничиться этим, чтобы в движениях ничего не сковывало. И, поддавшись внутреннему беспокойству, он прячет один из ножей за спиной, оставляя за собой эффект неожиданности.       — Определим правила? — вдруг предлагает Эймонд, оборачиваясь к племяннику. — Предлагаю до первой крови.       — Если ты мне вдруг отрубишь голову, то это будет считаться первой кровью? — усмехается Люцерис. Всё кажется ему каким-то абсурдным.       — Именно тогда это и будет считаться первой кровью.       — Обнадёживает.       Однако покалечить юного принца он не спешит, принимая разворачивающийся бой за лёгкую тренировку. И только когда Люк в очередной раз уворачивается от удара, во взгляде начинает читаться явный азарт. Потому что понимает — племянник за несколько месяцев всё же изменился. В движениях появилось столько ловкости и лёгкости, что невольно начинаешь злиться. Эймонд пытается предугадать его действие, наносит режущий воздух удар, но вместо этого попадает по каменной стене, а мальчишка в этот момент в нескольких ярдах от него. Кажется, это его здесь гоняют как кошку.       А Люцерис прекрасно понимает, что долго в таком темпе не продержится. Он может скакать из угла в угол Западного двора, но дядя сильнее, опытнее, расчётливее. Он не делает лишних прыжков, не крутится подобно детскому волчку. Его движения отточены опытом, годами и ранами. Такое превзойти невозможно.       — Хватит прыгать, как горный козёл, — недовольно рычит Эймонд. — Отрази хотя бы один удар, бастард!       — Опытные моряки обходят шторм, а не идут в его объятья, — цитирует дедушку Люк, вдруг взбираясь на сложенные ящики. В них обычно хранятся деревянные манекены для оттачивания ударов.       — Молодец. Ты выбрал позицию выше. Только забыл проверить её прочность.       Эймонд толкает один из нижних ящиков и конструкция тут же разрушается, заставляя племянника спрыгнуть, на мгновение потеряться в пространстве. Этим пользуются. Люк видит боковым зрением, как над его головой заносят меч. И ничего не остаётся, как принять этот удар. Лязг металла звучит практически эхом по пустому двору.       — Неплохо, — голос звучит чуть тише, почти с издёвкой. — Для бастарда.       — Неплохо, — парирует юноша, крепко сжимая рукоять меча. Дядя выше и преимущество на его стороне. — Для одноглазого.       Эти слова не остаются незамеченными. Эймонд отталкивает Люцериса от себя, делает разворот, желая нанести верхний удар. Люку кажется, что это может стать его последним боем. Но тело реагирует быстрее. Он вновь отпрыгивает в сторону, бросает в дядю мечом, отвлекая, а руками достаёт нож. Только вот ему не удаётся даже замахнуться. Крепкая ладонь перехватывает чужую, подрагивающую, сжимает, тянет на себя. Нож выпадает и тут же оказывается в хватке длинных пальцев.       Люцерис прижат спиной к дядиной груди, а собственный нож упирается остриём в шею. Бой проигран.       — Для бастарда ты слишком много болтаешь, — рычит на ухо Эймонд, заставляя вздрогнуть. — Ты, правда, думал, что это тебе поможет? Наивный дурак. Мне ничего не стоит, чтобы и тебя сделать одноглазым. Долг ещё не уплачен.       — Но ты говорил...       — Я много чего говорю, но ты так и не научился видеть за враньём правду!       — Мне это и не нужно, — выдыхает Люк и вдруг тянется к ножу, сжимая не чужую руку, что держит рукоять, а само лезвие. Болезненный стон срывается с губ. Но он всё равно добавляет чуть тише, поворачивая голову: — Я просто знаю, что ты этого не сделаешь, Эймонд.       Это обескураживает настолько, что между ними повисает тишина. Только слышно, как кровь крупными каплями падает на носки сапог. Люк не убирает руки, почти не дышит, а лишь всматривается в чужое лицо. Эймонд тоже не отводит взгляда, глядя то в тёмные глаза, то на чужую окровавленную ладонь. И в какой-то момент эта близость становится почти невыносимой. Он первым отталкивает племянника.       А ещё он злится. Ведь его прочитали, как открытую книгу. Да и кто?! Чёртов мальчишка, незаконный сын сестры, которого в Королевстве просто обожают. Любимый сын, любимый внук, Таргариен, несмотря на цвет волос. Это раздражает, не даёт спать по ночам. А теперь оказывается, что у племянника открылся дар ясновидения! Или это сам Эймонд дал слабину? За это хочется дать себе пощёчину, но он сдерживается, отворачиваясь и делая вид, что собирать оружие сейчас ему интереснее всего.       Да, он этого не сделает. Не сделает того, о чём грезил с той ночи. Месть заставляла день за днём оттачивать свои навыки на этом дворе. Желание не давало спокойно уснуть и раз за разом это превращалось в беспощадную бессонницу. Годы ожидания и вот Люцерис буквально на расстоянии вытянутой руки. Один шаг и долг будет уплачен. Один шаг и его собственная голова слетит с плеч. Он не совсем безрассудный, чтобы делать такое с сыном королевы. С сыном наследницы трона? Может быть. Но не с сыном королевы, нет.       Хотя несколько месяцев назад такие мысли прокрадывались в его голову. Тогда, на коронации, его ещё разъедало чувство чего-то незавершённого. Но как оказалось, жизнь бок о бок не ухудшила ситуацию, а скорее притупила детскую боль. Люк часто маячил перед глазами. Наверное, даже слишком часто. Однако именно это дало понять, что если избавить племянника от одного глаза, то жизнь не сильно изменится. Он всё равно останется рядом, будет ходить, смеяться, жить, а ему будет мало.       Кажется, Люцерис нужен ему целиком. И он ещё не знает: мёртвым или живым.       Когда с уборкой покончено, Эймонд вновь оборачивается к племяннику. Тот тоже успел убрать свои ножи и теперь всеми силами пытался застегнуть свой сюртук, используя при этом только одну здоровую руку. Вид был откровенно жалкий. Но видимо Эймонда тянет к жалким и раненым.       — Боги, — недовольно шипит Эймонд, подходя ближе. Мать уже давно бы дала по губам за то, что он в ругательной форме вспоминает её Богов.       Пальцы ловко справляются с тугими золотыми застёжками в виде морских коньков. На плотной синей расшитой ткани они смотрятся просто восхитительно. Но этот цвет настолько непривычен глазу, что хочется снять вещь с худых плеч. Невольно думает о том, что к этим чёрным кудрям подошёл бы красный цвет. Мысль мимолётная, но душу тревожит.       — Твоя мать будет в ярости, — приговаривает он, прикладывая к раненой ладони собственный платок. Кровь тут же впитывается в зелёную ткань. — Опять натравит на меня своего ручного пса...       — Не станет. Я скажу правду, — шепчет Люк, не поднимая головы. — И, Эймонд...       — М-м?       — Спасибо за книгу.       Эймонд не отвечает. Просто не знает, что сказать. Глупо было надеется на то, что это останется тайной? Конечно, глупо. Он сам себя выдал. Хотя и не стремился скрыть это. Ему нужно было исправить ошибку брата — он это сделал. Но соврёт, если скажет, что в этот раз ему было неприятно этим заниматься. Хотелось вернуть мальчишке дорогую вещь. Потому что все его дорогие и любимые вещи были также безбожно испорчены Эйгоном ещё в детстве. Пусть хоть у кого-то из их семьи останется воспоминание о близком.       — В следующий раз...       — В следующий раз я разобью кувшин об его голову, — рычит диким зверем Люк, отходя в сторону и плотнее заматывая руку.       — Хотел бы я это увидеть.       Люцерис закатывает глаза и без прощания уходит прочь. Правда замирает на лестницах, когда снова слышит голос за спиной.       — Если что, плед тоже часть подарка.       После этого ему хочется кутаться в этот плед ещё сильнее. Чем он и занимается весь день, который длится слишком долго. Никто его так и не зовёт продолжить совет, никто не навещает, не мешает наслаждаться одиночеством. Здесь, в собственной пустой комнате, Люк понимает, как сильно болит голова от слишком живого замка. Неудивительно, что уже начинает скучать по их Драконьему Камню, где на несколько миль только драконы.       Когда солнце клонится к закату, Люцерис понимает, что и сам уже начинает засыпать. Рука неприятно ноет, но уже не так сильно после помощи лекаря. Но что-то читать или писать сил нет, как и возможности. Ранена рабочая ладонь. Поэтому он просит передать, что к ужину его ждать не стоит, и медленно готовится ко сну. В его комнате тепло, дрова в камине потрескивают. Хочется провалиться в крепкий сон до самого полудня. Только вот желанного спокойствия ему в стенах крепости всё никак не получается получить. Потому что спустя минут десять после того, как он отпустил всех слуг, в дверь начинают настойчиво стучать.       — Я же сказал, что не приду! — возмущается Люк, с размаху открывая дверь. И буквально застывает на месте, когда видит перед собой Эймонда. Он был готов увидеть кого угодно: прислугу, братьев, дедушку, отчима, даже саму королеву. Но не дядю.       — Увы, Стронг, твоим планам не сбыться, — сухо говорит тот. — Королева хочет видеть тебя на ужине.       — Что-то важное? — спрашивает юноша, почти на ходу накидывая попавшийся под руку камзол. Он еле поспевает за быстро идущим Эймондом.       — Скорей всего. Без тебя она ничего не говорила.       Люцерис хмурится, не понимая, что именно хочет сказать им мать в такой час. И его удивляет наличие всей семьи в столовой. Все места заняты близкими родственниками. Здесь теснее, чем на утреннем заседании Малого совета. Поэтому он молча и покорно садится на свободный стул между Деймоном и Эймондом, который оставили специально для него. Рейнира ласково ему улыбается, а в глазах читается извинение. И тоска. Ему это нравится всё меньше и меньше.       — Прошу прощения у всех тех, кого я заставила встать с кровати в такой поздний час, — королева делает лёгкий поклон в сторону Корлиса и Рейнис. Те и вовсе пришли в своих ночных одеяниях. — Но я хотела, чтобы вы узнали моё решение от меня как можно скорее. И сумели обдумать его за эту ночь. Мне нужны ваши трезвые головы и свежие мысли.       Женщина выдерживает небольшую паузу, как будто не до конца веря в собственные слова. Но когда Деймон ласково сжимает ладонь супруги, кивает в такт её мыслям, взгляд снова становится твёрдым.       — Новость заключается в том, что завтра утром мы объявим войну Морской Империи и созовём знамёна наших лордов. Это решение окончательное и я прошу принять его...       Люк чувствует, как сердце внутри на мгновение останавливается и с трудом начинает стучать вновь. Наверное, в общем шуме, что создал его дедушка, и не видно, как расстроенно опускаются его плечи и голова. Он рассматривает тарелку перед собой, кусая губу. Звенящую пустоту в голове заполняет обида. Странная, непонятная, от которой не по себе. Словно его заставили прийти на пир, который празднуют на костях. Ведь прекрасно понимает, что кто-то здесь может и не пережить очередной войны. Становится совсем скверно.       Он даже порывается уйти, наплевав на этикет и просьбу матери отнестись к этому с пониманием. Но его останавливают. Хватает одного прикосновения. Чужая ладонь ложится на колено, но не сжимает, а скорее еле касается. Люцерис узнает эти пальцы.       Эймонд.       Дядя выглядит всё таким же спокойным, как будто отрешённым от всех мирских проблем. Не выдает их секрета, что спрятан под крышкой массивного стола. Однако Люк замечает то, как он слегка разворачивается, чтобы хоть немного видеть юношу здоровым глазом. И почти незаметно покачивает головой в отрицательном жесте. И не озвученные слова читаются в его взгляде.       Нельзя уходить. Это плохо кончится.       Люк выдыхает шумно, поджимая губы. Все вокруг оживляются, кроме них двоих. И Хелейны напротив. Она увлечена лишь своим ужином. Невольно вспоминаются её слова.       Кровь на красном кирпиче. Неужели его кровь?