Манипуляции

1

Стало привычным просыпаться здесь и лицезреть свой письменный стол с большим окном, пропускающим сквозь себя серые лучи туманного раннего утра. Веки то открывались мельком захватывая первый попавшийся на глаза предмет, то закрывались плавно, но без возможности пересилить желание погрузиться в тянущую в свои объятья дрему. Мозг, потрясенный и измученный вчерашним неуважением, насилием и исходом, который подтолкнул ее к чужим мягким заботливым рукам, бросал девушку из кошмара в кошмар, становящийся все более бредовым. Она распахнула глаза с быстрым выдохом и резко села на кровати. Сердце трепыхалось в горле подобно свободолюбивой птице в клетке. Грудь часто вздымалась, хотелось просто приложить руку, чтобы остановить ее. Уэнздей зажмурилась и сильно сдвинула брови. Ее пальцы вцепились в матрас, покрытый простыней и мягкое одеяло, которое все еще покоилось на ногах. Она свесила ступни с кровати и сделала глубокий вдох. Воспоминания ударяли по голове, заставляя виски пульсировать, держа разум под напряжением. В груди пекло. Все тело застыло в одной позе. Уэнздей стиснула зубы, ресницы задрожали, зрачки судорожно бегали под прикрытыми веками. Когда она открыла глаза, взгляд упал на телефон, лежащий на столе возле стопки нетронутых листов. Листы наверняка покрылись слоем пыли. Она не прикасалась к своему любимому делу, казалось, очень давно. Телефон молчал на столе и изводил ее всем свои неодушевленным видом. Уэнздей выпрямилась и посмотрела на гаджет с сочащейся яростью в карих глазах. Вот только тоска по человеку и разочарование в своих чувствах вот-вот начнут стекать дождевой водой сквозь прогнившую крышу. Она встала, сжимая кулаки по бокам до громкого в тишине комнаты хруста. Так сильно она сжимала челюсти, что собственные зубы оказались в опасности быть раздробленными, а воздух словно уплотнился и вдыхался через невидимые препятствия. Шорох постельного белья на кровати заставил вздрогнуть. Уэнздей повернула голову в сторону. Ее лицо выражало почти ошеломление. Она так далеко забралась в свои тягостные мысли, что забыла о реальности, на которой должна усердней сфокусироваться, чтобы не сойти с ума под тяжестью неприятных эмоций. Девушка в кровати поменяла положение ног, они теперь выглядывали наружу в разных носках. Она зарылась носом в одеяло и продолжала крепко спать, глубоко погруженная в свои сновидения. Никаких тревог в линиях на лбу, морщинки разглажены, а выглядывающая часть лица выражала полную безмятежность. Как по щелчку плечи Уэнздей расслабились, а дыхание начало входить в норму. Она сложила руки на груди и с нелепым волнением прикрыла глаза. Чернота заплясала перед глазами. Она прислушивалась к размеренному дыханию с кровати, к собственному, что делалось глубоким для успокоения нервов, копошащихся в животе. Но злосчастная кладовка представала перед ней камерой пыток. С белым светом лампы, с явным терпким запахом специй. С глазами наполненными безжалостным гневом. Она сжала руки на плечах, вцепляясь ногтями в черную ткань. Эмоции ядовитыми парами поднимались с земли кверху и крутились замысловатыми струйками, вырисовывая в пространстве узоры. Они липли к ее коже и впитывались в мышцы, кусали лицо, подкашивали ноги, но все до единой подползали к груди и оставались гнездиться там, разъедая плоть до самого сердца. Ее пульс участился, вдохи и выдохи стали короче. Лопатки и шею закололо. Над ней тенью нависал огромный монстр и нашептывал неразборчиво обрывки булькающих в пасти фраз. «Жалкая…» «…Оказывается у Уэнздей Аддамс было любящее сердце…» Она яростно зажмурилась и приложила пальцы к глазным яблокам. «Ты приползешь к нему…» «…А она тебе этого не простит.» Уэнздей раскрыла веки. Ее тело вибрировало от мощи обгладывающих до костей чувств. Хотелось проглотить их, сжать внутри себя и затолкать так глубоко, так далеко, как только возможно. Она вновь глянула на фигурку белокурой подруги и разжала руки, игнорируя горячую жидкость в глазах с дрогнувшими губами. Нужно привести себя в порядок. Щека не болела и выглядела, как обычно, но когда она возвращалась в тот самый момент ей становилось больно и в разы морально сильнее, чем было на деле. Тогда она ощутила всепоглощающее чувство шока. А теперь, когда была наедине со своими мыслями, в полной мере проживала всю обиду злость и несправедливость. Она бы лучше посидела на электрическом стуле, чем проживала этот казалось бы нескончаемый период из сожаления и отвращения к собственной личности. Ежедневные рутинные действия в ванной проходили на автопилоте. Зеркало показывало ей девушку, подавленную, исхудалую. Не того человека, которого хотелось бы видеть. Если бы она подала знак, если бы шевельнулась, Уэнздей сочла бы ее двойником из зазеркалья и оставила попытки разглядеть в ней себя. Но она продолжала смотреть немигающим взглядом с тенями под глазами и осунувшимся лицом, будто в насмешку. Она не желала больше этого видеть. Под ключицами засел могильный холод. Она сидела на полу рядом со своей кроватью и смотрела на телефон, в котором отражался свет из окон. Времени не существовало. Ее глаза начали сохнуть, моргни она еще хоть раз — посыпется песок. Спинка кровати врезалась в спину, пальцы вросли в колени, что она сдерживала сгорбившись. — Уэнздей? Инид позвала ее хриплым ото сна голосом и села на постели. Уэнздей услышала, но ей не хотелось сейчас разговаривать даже с Инид, поэтому она не шелохнулась. Девушка с кровати вздохнула и спустя небольшое копошение, скрылась в ванной. Она вернулась и обнаружила Уэнздей в той же позе, в которой увидела проснувшись. — Ты не сдвинулась с места. Ты в курсе? — задала вопрос Инид и подошла ближе. Уэнздей подавила легкую волну уныния. Хотелось просто отмахнуться. — Я знаю все-таки глупо об этом спрашивать, учитывая все произошедшее, но… Ты в порядке? Инид звучала так обеспокоенно. Ее голос был тихим и Уэнздей решила на нее поднять глаза. На лице, которое ранее было успокоенное грезами, теперь выделились морщинки сожаления и тревоги. Она перебирала нервно пальцы перед собой и кривила розовые губы. Уэнздей смягчилась. — Терпимо, — сказала она и сразу же перевела взгляд на телефон. В ее глазах Инид увидит абсолютно все. — Типа… — Инид осторожно присела рядом на пол на расстоянии вытянутой руки, — никаких вспышек желания взять катану и перерезать кому-нибудь горло или отравить спортивную команду мышьяком… — Нет необходимости, — ответила сухо Уэнздей. Любое слово давалось с трудом, но она контролировала себя для того, чтобы не сорваться на Инид. Она чувствовала себя разбитой, ей хотелось просто побыть одной, а девушке выпытать из нее информацию. Уэнздей знала, что Инид не давал покоя телефон, но они обе упорно молчали, делая вид, что этот гаджет не влек за собой ничего плохого и это нормально, дырявить смартфон, лежащий перед глазами. — В твоих планах сегодня сидеть весь день на полу и пялиться на телефон или ты пойдешь собираться на занятия? — наконец любопытство Инид прорвалось и вышло на свет. Уэнздей видела боковым зрением, как пристально блондинка на нее смотрела. — У меня нет первого урока, — Уэнздей сжала пальцы на коленках. Ей действительно нужно было побыть наедине со своими мыслями. — А завтрак? — Не голодна. Инид вздохнула с неким пониманием и встала со своего места. — Тогда мне следует пойти собираться. Уэнздей благодарила ее за то, что она не стала лезть с расспросами и дала возможность провести время в тишине. За исключением монологов, что шепотом Инид проговаривала про себя и мелодичного подпевания музыки в голове. То, что она вела себя обыденно, прошлось обезболивающим эффектом по загруженному мозгу. К ней приходили мысли избавится от средства связи и никогда больше не прибегать к этому современному приспособлению вытягивать души из людей и внезапно образовалось много неприглядного «но». Информацию добывать проще, музыку слушать проще, хоть и никакое звучание не сравнится с граммофоном. А еще поддерживать связь с соседкой хотелось и на расстоянии. Уэнздей стала заложницей ситуации и этот факт ее знатно злил. Когда Инид была готова покинуть комнату, Уэнздей раздражившись своему противоречию, засовывала телефон в ящик стола. Она развернулась и увидела как нерешительность на лице блондинки сменилась твердой убежденностью. Девушка уверенно шагнула к их когда-то строго соблюдавшейся линии, что разделяла комнату. Уэнздей засомневалась, но ноги ее сами повели к черте, не мешкая. Так или иначе, они сохранили этот маленький ритуал и проделывали его перед и после занятий, когда в воздухе горел какой-то насущный вопрос. Обычно они были в форме, готовые к новому дню или же расстаться с его учебной частью. Сейчас Уэнздей чувствовала себя несобранной в своих мешковатых штанах и толстовке. Они смотрели друг другу в глаза. Шею зажгло от заботы в голубом взгляде и Уэнздей сложила руки на груди, заставив себя выпрямиться. — Звони мне в любой момент, приди за мной в любой момент. Ты знаешь мое расписание лучше меня самой, — Инид держалась крепко за ремешки розового рюкзака и видно было как сильно она хотела, чтобы эти слова добрались прямиком до подруги. — Я серьезно, Уэнздей. Уэнздей подвигала челюстями, продолжая молча глядеть на подругу. Все ее тело в этот момент ощущалось чужим. Словно ночью ее поменяли с кем-то оболочкой и существовать в ней было безумно некомфортно. Инид поджала губы. В глазах ее мягкими волнами прибывала грусть, но часть нежности в морской пене показала, что в эмоциях этих не было разочарования в Уэнздей. Были переживания. Блондинка отвела взгляд и собралась уходить, как была остановлена за рукав полосатого пиджака. — Спасибо, — Уэнздей взяла ее несмело за руку и сглотнув продолжила тише: — соседка. Щенячий восторг, что отразился на лице Инид хотелось запечатлеть в воспоминаниях. Инид сжала ее руку и мягко улыбнулась, усмирив радостное волнение внутри. Ее щеки окрасились в розовый, а глаза засветились ярче. — Всегда пожалуйста, соседка! — она не удержалась от ослепительной улыбки во все зубы в завершение. И напоследок, сжав ее руку, ускакала и скрылась в дверях. Уэнздей простояла на одном месте еще какое-то время, впитывая в себя образ улыбающейся подруги и запах неизменных цветочных духов. Пока тепло, распространившееся по телу не сменилось дырой зияющей в груди.

***

Острое лезвие поблескивало даже в сером свете наступающего пасмурного дня. Она видела отражение своих карих глаз в серебристой стали. Сердце задребезжало от приятного родного азарта. Подушечка большого пальца очертила острие опасно нажимая на край, прежде чем клинок расстался с хваткой и пролетел со свистом, врезаясь под идеально прямым углом в чуть склонившееся от старости дерево. Уэнздей выпустила задержанный в легких воздух и устремилась вперед к трем ножам ровно выстроенным вертикально в ряд. Она и забыла, что набор метательных ножей давно пылился нетронутый в сумке под одеждой среди пар обуви. В последний раз, когда ее руки прикасались к какому-либо спортивному занятию, связанному с острыми предметами, был в день ее короткого разговора с Ксавье. Но лук и стрелы не сравнятся с притягательным холодом стальной ручки в ладони. Она четко выдернула ножи из древесины и сложила с брякающим звуком в одну руку. Время близилось к обеду. Светло-серое небо избавилось от утреннего тумана и давило на глаза кричащим светом. Борясь с мыслями, она все-таки вытащила телефон из ящика и взяла с собой. Она уже видела несколько сообщений от Инид во всплывающих уведомлениях, но не нашла слов, чтобы объясниться, почему не пошла на занятия. Уэнздей не стала отходить от прежней мишени, а сменила ее на другое дерево поменьше размером, но отсюда на расстоянии пяти метров. Рукоятка легла в ладонь, указательный палец уместился на ребре, остальные ножи сбросились вниз к ногам в потрепанную временами года траву. Глубокий вдох, прикрытые на секунду веки. Прямые плечи и твердая сосредоточенность на цели. Она взмахнула рукой, но раздраженно дернулась, так и не совершив бросок, услышав ясный шорох где-то позади. — Ты можешь одурачить невнимательных неверморцев. Они зомбировано погружены в соцсети в большинстве своем. Но я узнаю твой топот пальцев, не обладая тонким слухом оборотня, — рука опустилась вдоль туловища, но взгляд не сводился с дерева. Недовольство от явного преследования росло, затмевая разум. — Вещь, ты знаешь, что я могу… Яростная фраза почти слетела с губ, но она успела прикусить себе язык, виновато нахмурившись. Не стояло угрожать ему быть приколотым к земле, когда месяцами раннее едва не разрыдалась думая, что Вещь мог умереть. — Выходи, а не прячься так трусливо. Я услышала тебя еще до того, как покинула академию, — она устало вздохнула. Родственник выполз из укрытия и покаянно склонил свои пальцы. — Я переживал. — Ты всегда был высокочувствительным созданием, — пробормотала Уэнздей и кинула клинок немного нервным движением. Тот врезался в цель с наклоном. — Хочешь сказать, нет повода для переживаний? — Вещь слегка беспокойно показал фразу жестами, шелестя травой. Уэнздей хмуро глянула на него, скрипнув зубами. — Нет повода напоминать о моем унизительном положении, — второй нож полетел, рассекая воздух и пронзил кору дерева, погружая лезвие наполовину. — Уэнздей… — Не надо, — отрезала твердо она. Третий нож воткнулся прямо под вторым с глухим звуком и лишь первый выбивался из картины, криво погруженный в древесину чуть выше и правее. Внутри все закипало, горечь выступала на корне языка. Она зашагала к импровизируемой мишени. Вещь, как привязанный, последовал за ней. — Не думаешь, что опрометчиво продолжать держать лицо, когда очевидно лучшим решением будет оголить чувства и дать себе столько времени сколько заслуживает сердце? Первое лезвие вышло легко и без усилий. Она схватилась за рукоять второго и с непробиваемым выражением лица, сжав крепко, выдернула глубоко воткнувшийся нож. Челка колыхнулась из-за резкого движения руки. — Мое сердце слишком долго было оголено. Осталось только повесить на шею табличку «разрешено плевать в душу и клеймить, как скот на категорию мяса». Уэнздей переживая в душе свирепость, взялась за третий клинок и вытащила его, представляя на месте дерева врага. Вздымающаяся грудь противника залилась горячей кровью, а на ее лице красовались крошечные красные капли, подтверждая несомненный успех. Вещь возник в поле зрения, отказываясь быть неуслышанным. — Ты всегда была несправедлива к себе, когда дело касалось ошибок, — он отпрыгнул, когда два ножа с лязганьем бросились к его бледным фалангам пальцев. — Я не имею права на ошибку. Уэнздей повернула голову, высматривая новую цель. Только ничего интереснее разбросанных по периметру деревьев и кустарников видно не было. Как бы не хотелось быть в неведении насчет того, о чем толковал Вещь, она все равно улавливала его слова боковым зрением. Она могла на него не смотреть, могла отвернуться, но глаза упрямо искали речь близкого вопреки желаниям. Глаза нашли тонкое деревце, которое усложнит задачу, но также сделает игру с наточенными лезвиями привлекательней. — Ты всего лишь человек. — Очередной минус, — Уэнздей угрожающе наклонилась над ним, но подхватила ножи лежащие на земле. — Что бы сказала Мортиша, узнай она о том что он делал с тобой. — Не смей. В голове похолодело. Она вытянулась по струнке, обрекая лопатки на грубое напряжение. Погода пока не была по-весеннему теплой, а ее пальто висело одинокой кучей на кривой старой ветке. По спине пробежали мурашки из-за нежданных слов и ветерка, что мимолетно обдал своим дыханием голую шею. Уэнздей начала покусывать щеки изнутри и дышать глубже. — Что она бы сделала, узнай, что какое-то отродье посмело посягнуть на твои принципы, отмахнуться от твоих желаний? — его пальцы все усердней и рассерженней показывали жесты, кожа пачкалась в земле. С желудка поднялись отвратительная скорбь и досада, разлагающие органы. Уэнздей сжала кулаки, дыхание остановилось посреди глотки. — Ни один Аддамс не позволит уйти ему безнаказанным, после того, как он имел право поднять на тебя руку… — Заткнись, Вещь! — рявкнула несдержанно Уэнздей, сверкнув ожесточением в глазах. Она была возмущена и бешенство заполонило собой рассудок. Собственная рука бесконтрольно вскинулась в сторону, а клинок улетел в корень дерева позади. Плечи вздрогнули, челюсть стиснулась и Уэнздей издала сдавленный гортанный звук, зажмурив на секунду глаза. Острая вспышка боли стала стремительно нарастать, а теплая вязкая жидкость медленно потекла струйками вниз. Она растерянно моргнула и перевела замутненный взгляд на свою ладонь. Только увидев непритягательный и глубокий порез, она осознала, что стискивала в руке нож за блестящее острие. След растянулся на три пальца. Кровь стекала по фалангам и капала на почву. Она уже начала свертываться и сдерживала последующие струйки в густых образовавшийся каплях. Наперевес с болью по ключицам распространялось идущее вразрез со всем адекватным восприятием ситуации успокаивающее чувство. Дыхание вошло в колею. Она сжала ладонь в кулак и выпустила воздух через нос, веки сомкнулись. Порез жалил сильнее, а легкие напротив обволокло неправильным умиротворением. Уэнздей открыла глаза, взглянула на Вещь подозрительно замерзшего перед ней и разлепила губы, намереваясь поставить на место разговорившегося родственника. В кармане неожиданно зазвонил телефон. Она вздохнула. Похоже Инид устала от молчания. Наверное стояло ответить ей сразу и не создавать новые ситуации, в которых надо будет оправдываться. Ножи, которые до сих пор сдерживались второй рукой, вновь были скинуты вниз, к старому поваленному дереву, покрытого мхом. Она залезла в карман брюк, мысленно себя подготавливая к диалогу. Взглянула на дисплей, нахмурилась, а следом пугающие догадки пронзили организм насквозь, стирая с лица любое упоминание эмоций. Ветки деревьев тихо подрагивали от изредка проходящего ветра. Ушедшее волнение нагрянуло из засады и заклокотало в сердце. Она встряхнула рукой. Землю оросило каплями. Неизвестный номер продолжал трезвонить с раздражающим заводским звуком. Внутренне содрогаясь от оживленно заголосивших в голове вопросов, она приняла вызов. Уэнздей отвернулась от Вещи, но говорить не спешила и собеседник первым нарушил тишину. — Уэнздей… Страх обжег стенки желудка, а губы сжались в плотную линию. Ее глаза предательски защипали, услышав привычный низкий тембр голоса. Она сбросила звонок подрагивающими пальцами, чудом не выронив телефон. Эмоции, что она заперла внутри, надеясь на их бесследный уход, обрушились ядовитым дождем на голову. Зачем она вообще взяла с собой телефон. Вещь резво переполз лежащее у ее ног дерево и дернул за штанину. — Это был он? — Я не намерена больше вести с тобой диалог, — затравленно ответила Уэнздей, не имея сил на большее. Она засунула телефон обратно в карман и на вялых ногах пошла в сторону пальто за черным чехлом для метательных ножей.

***

Избегать попадания на глаза их новой заведующей общежитием, Уэнздей не нужно было. Она вернулась в комнату тем окольным путем, которым часто пользовалась, чтобы незамеченной сбежать к Тайлеру. Тем самым, которым они всей группой ускользнули на вечеринку. У нее было часа полтора, прежде чем с занятий вернется Инид. Она не думала, что будет настолько тяжело. Грудь жгло от истошных чувств. В голове плотный туман переливался в глаза, загораживая собой окружающий мир. Он отнимал энергию и затормаживал действия. Хотелось проморгаться, выйти на свежий воздух, но она исследовала окрестности битый час, но никакого прояснения в мозгу не промелькнуло. Только пустота, ледяная и зверская. Кожа ладони, все еще окровавленная, щипала при сгибании. Уэнздей зашла в ванную и открыла кран. Она подставила руку под струю. Вода медленно окрашивалась и уходила в слив нежно розоватая, а затем практически алая. Зачарованный взгляд не отрывался от очищенной линии. Открытая рана слабо кровоточила по-новой и сливалась с каплями воды на ладони. Она закрутила вентиль и наблюдала за разводами, прогоняя за ключицами стискивающее мышцы наваждение. Другая рука потянулась к порезу и несмело надавила ногтем. Грудная клетка поднялась, ресницы затрепетали от приятного, смывающего мысли чувства. Уэнздей уронила случайный взгляд на свое лицо и замерла. Кожа бледная как полотно, краски, которые раз за разом вдыхала в нее Инид, исчезли легким взмахом кисти. С ужасающим изумлением она увидела на себе не освобождение, что засело между ребер при причинении боли, а очерняющее достоинство бессилие. Брови вытянуты в одну линию, глаза невозможно уставшие и потухшие, а тень печали на переносице сложилась в вертикальные линии. Она отдернула руку, скрипнув зубами и полезла за аптечкой, не желая больше видеть ни намека на свою слабость. Спина затекла, безучастные глаза изучали грязные разводы на стекле. Уэнздей сидела за своим столом и пялилась в окно, машинально потирая белый бинт обмотанный вокруг пальцев. Ее мысли крутились вокруг Тайлера. Обводили по памяти его выразительные зеленоватые глаза, его коварную ухмылку. Уши слышали, как в бреду, его хриплый шепот. Тело покалывало, стояло прикосновениям к талии проступить на коже. Она думала и думала, прокручивая каждое воспоминание и затирая до неприглядных взору дыр. Она глупо отгоняла вчерашний вечер, не желая чувствовать онемение, пронизывающее каждую косточку. Дверь распахнулась. Стрелка часов возобновила свой ход. Как странно, что в одиночестве время неизменно останавливалось. — Уэнздей?! Инид влетела взвинченная и запредельно напуганная. Ее голос был звонким. Она выглядела взволнованной, но заметив Уэнздей, на нее напало резкое облегчение. — У нас было совместных два урока. И я не знаю что хуже, думать, что ты меня избегаешь или… — она осеклась и сглотнула. — Ты хоть знаешь, что я успела себе напридумывать, когда ты не явилась на последнее занятие? Почему ты не написала? Девушка уставилась в нервном ожидании на Уэнздей, потирая ремешок сумки. Несмотря на речь и неприкрытое волнение, Инид была раздосадованной, едва заметная обида обводила ее тело аурой, что принесла за собой мурашки на шее. Уэнздей провела ладонью по краю стола и поджала губы, чувствуя себя виноватой. — Прости. Инид нахмурилась, немного огорченно, но все еще оставаясь в том напряжении, которое сдерживало ее по всей вероятности целый учебный день. Она сделала шаг ближе, открыла рот, но ее взгляд опустился на перевязанные пальцы. — Уэнздей… Что? Что с твоей рукой? — спросила она и сократила оставшееся расстояние, судорожно обводя глазами больную руку. Уэнздей дотронулась до бинта, подсознательно желая скрыть. — Я метала ножи. — Каким образом? Вслепую?! — Инид негодующе воскликнула, изогнув брови дугой. — Вещь меня отвлек и я не заметила, что держала нож за лезвие. Она позволила подруге аккуратно взять ее за руку. Уэнздей подумала, что это было непростительно жалко и на нее не похоже. Она никогда не была настолько рассеянной. Ее реакция с раннего детства отличалась быстротой и отточенной внимательностью. К сожалению, жизнь ломала ее в самых неожиданных местах. Инид покрутила кисть, рассмотрела ее с разных ракурсов, будто могла увидеть последствия через бинты. Несмотря на испытания, на которые ее обрекало сердце, Уэнздей приняла заботливое действие с маленьким огоньком благодарности. — Рана глубокая? — Инид осторожно отпустила руку и посмотрела в карие глаза озабоченно. — Нет. Я в порядке. Инид потерла устало лоб и сложила руки на груди. — Почему ты меня не предупредила, что хочешь прогулять? Имей в виду, я не смогла придумать ничего лучше и сказала, что ты валяешься в агонии из-за месячных. — Справедливо. Подруга продолжала изучать ее пронзительным взглядом. Невысказанные вопросы горели в ее глазах, на губах играла борьба, она покусывала их тревожно изнутри и доставляла нервам Уэнздей мучительное ожидание. — Поверить не могу, Уэнздей, — она удрученно расцепила руки и свесила вниз. Сердце жалобно заскулило. — Мои слова для тебя пустой звук? Уэнздей посмотрела на свои руки и ощутила как тепло подобралось к шее. — Нет, — голос стал тише. Она повела головой разочарованная своим поступком. Да, Инид безусловно имела право на обиду. Уэнздей третировала ее своими переживаниями, заставляя успокаивать и поддерживать. Единственное, о чем просила подруга — это быть на связи. Но Уэнздей пропустила все мимо ушей и поступила так, как посчитала нужным. И в данном случае, более чем несправедливо. — Так почему ты мне не написала? Почему не ответила ни на одно мое сообщение? — спросила Инид, подстраиваясь под тон голоса сидящей перед ней девушки. Она звучала слишком расстроенно. Уэнздей пожирали оправдания. Ее щеки наверняка покраснели от пристыженности, что стекала по предплечьям вязкими ручьями. Она могла соврать, что не брала телефон, могла сказать, что хотела ответить. Но Инид внезапно смягчилась, освобождая Уэнздей от прямого ответа на вопросы. — Хорошо, — она прикрыла на секунду веки и вздохнула, — я вижу, что тебе нужно время. Просто… Я тоже волнуюсь, понимаешь? Я не могу просить о большем. Она присела на не заправленную кровать Уэнздей. Воздух между ними стал удушливым. Или же это Уэнздей перекрыли подачу. Кто-то за стенами прошмыгнул с ребячливым вскриком и также быстро скрылся подальше от двери с топотом других пар ног. Она обратила на это внимание, дернув головой в сторону выхода, когда как Инид лишь отреагировала поджатыми с горечью губами. — Уэнс… — блондинка продолжила, собрав в кулак ткань юбки. С уколом горячего сожаления Уэнздей увидела, что у Инид глаза заслезились. — Ты то подпускаешь меня к себе, то отталкиваешь всеми способами, лишь бы я не лезла к тебе в душу. Это ранит, знаешь? Голосовые связки Инид не выдержали и последнее предложение сломалось в горле. Она схватившись за спинку кровати, второй рукой вытерла слезу, что миновала нижние ресницы. Уэнздей робко поднялась со своего места и присела рядом, невольно отмечая, что не заправленная кровать тоже не входила в ее привычки. Она прикоснулась к запястью Инид и та на удивление села к ней лицом и в готовности перехватила руку. Голубые глаза продолжали слезиться. Уэнздей восхищалась ее способностью показывать людям свои чувства. — Я не могу описать, насколько страшно начинать новый день зная, что была настолько уязвимой накануне. Уэнздей избегала взгляда, только обводила их сцепленные руки, игнорируя вернувшийся стыд. Инид сидела в открытой позе, смотрела, сканируя лицо напротив. Скулы завибрировало от пристального разглядывания. — Я продолжаю быть навязчивой в своем проявлении любви? — девушка слабо задала вопрос и шмыгнула носом. Рукой она вытерла новые слезы, поерзав на кровати и ослабила хватку. На Уэнздей запрыгнул испуг. Она представила, что Инид сейчас встанет и замнет разговор на полпути, оставив их с невысказанными мыслями. Потому она крепче стиснула пальцы, не желая упускать близкий контакт, хотя и вздрогнула на последнем слове. Уши загорели, но она настырно прогнала странное чувство. — Нет. Совсем нет, — она помотала головой. — Я уже давно не отношусь к тебе как раньше. Инид улыбнулась вспышкой радости и непосильно было не зацепиться глазами за это крошечное волшебное явление в их напряженный момент. — Ну, сейчас ты не отпрыгиваешь от меня, это приятно, — она посмеялась и забрала смущенно прядь за ухо. — Я соглашусь с тем, что мне нужно время. Они многозначительно обменялись взглядами. Инид потерла костяшки пальцев Уэнздей своим большим пальцем. — Давай договоримся, что ты хотя бы будешь уведомлять меня через Вещь. Ты же не можешь истекать кровью несколько раз в месяц. Ну, не в том привычном смысле, который тебя нездорово привлекает. — Может у меня гормональные сбои? — Уэнздей. Девушка закатила глаза и легонько дернула ее за ладонь. Уэнздей сама не поняла, как слабая улыбка появилась на лице. Подруга не изменяя себе раз за разом устаканивала ее бушующие реки чувств. Пусть и изначально разговаривать с ней было боязно. Вероятно, чтобы эти беспочвенные мысли сбежать больше ее не посещали, нужно проводить с Инид время чаще. Закрепить это на подкорках и обвешать табличку яркими как ее соседка лампами. — Хорошо, я обещаю, — она медленно кивнула, подтверждая свои намерения. — Обещаешь что… — Инид озорно прищурилась. Солнце, то того редко просачивающееся сквозь серость неба, добралось до голубизны глаз Инид, делая их совсем насыщенными из-за недавней влаги на ресницах. Уэнздей накрыла их руки свободной ладонью. Пальцы девушки опять были холодными. Застенчиво она подумала о том, что хотелось бы их снова согреть. — Обещаю, что буду говорить тебе, если захочу сбежать и получить немного травм в процессе. Инид вздохнула и склонила голову набок, предельно успокоенная после их небольшого эмоционального разговора. — Лучше конечно без травм, но тоже сойдет. Клятва на мизинчиках? — спросила она, но дальше свела брови в напускной строгости, когда подруга недовольно насупилась. — Уэнздей, клятва на мизинчиках. Безапелляционно и предельно доходчиво. Усмешка заиграла на мягких губах Уэнздей и она позволила схватить ее за мизинец. — Обещаешь? — в глазах Инид была нежность. Она излучала тепло улыбкой, кончик носа и щеки краснели не то уже подкрашенные румянами, не то от их очередного откровения. Инид околдовывала каждого своей харизмой и не прекращающей бить ключом энергией. И Уэнздей наперекор своим давним принципам была в их числе. — Обещаю. Они задержались какое-то мгновение, мягко сжимая пальцы. И все у них было хорошо. Подруга встала с кровати с обычным оживлением и поспешила к своей части комнаты, а Уэнздей действительно принялась за свою кровать, ощущая наконец свои мышцы расслабленными. — А теперь, после того как мы обсудили неприятные вопросы, мы поступим так, — Инид скинула рюкзак и завозилась с формой, пока Уэнздей расправляла простынь. — Я смываю весь этот гребаный день с себя, а уж поверь в нем не было ничего хорошего. Бьянка размазала меня по стене на фехтовании. Тренеру похоже показалось очень забавным поставить нас с ней в пару. А еще два теста подряд, — она безнадежно застонала. — Сначала литература, а потом ботаника. Почему не оборотневедение? — Уэнздей, слушая ее причитания, видела боковым зрением, как она распутывалась от галстука, пока сама вскидывала над постелью одеяло. — В общем, я в душ, а следом готовлю наше гнездышко безопасности. Ты выбираешь фильм, только одна просьба, выбери что-нибудь, что хотя бы не кинет меня в обморок. — Значит в запросах не искать «фильмы с реалистичным свежеванием людей»? — спросила невзначай Уэнздей, расправляя постель. На вздох со стороны, она ухмыльнулась. — О боже, Уэнздей, нет. Я попросила Бонни оставить нам закусок, поэтому нужно будет сходить на кухню. Она продолжала ходить по комнате, вероятно искала что же ей надеть после душа. А Уэнздей замерла. Она не думала о еде все это время, даже если желудок иногда протестующе сжимался. Она хотела игнорировать это как можно дольше. Это было ее персональным наказанием. Голод, как ни странно, держал ее в тонусе, но организм и изнеможение прокатывающееся по венам с ней не согласятся. — Только если для тебя. Я не голодна. Девушка остановилась рядом со своим комодом в блузке и юбке со светлыми розовыми джинсами в руках. Она поморщилась, поворачиваясь к монотонной стороне комнаты лицом. — Уэнздей, — Инид покачала головой, — ты не ела со вчерашнего вечера. Не зная чем еще занять руки и как скрыть непростительную ложь, Уэнздей взяла сваленное на деревянный стул пальто и прошла к гардеробной. — Ты не видела, чем я занималась, пока ты была на занятиях, — она повесила его на вешалку, а дальше уместила вместе с остальной одеждой. Уэнздей провела рукой по мягкой черной ткани и закрыла глаза. — Ты упрямая Уэнс, но не упрямей меня. Даже если ты действительно ела, пройдет достаточно времени, пока я собираюсь. Не скучай! Щелчок двери ванной распахнул карие глаза, отрезая девушку от солнечного света. Видимое пространство стало серым, отягощающим вместе с предметами выглядящими скорее декором, нежели вещами, которыми пользовались. Тишина не дарила покой как раньше. Уэнздей подошла к своей кровати и присела на край. Незаинтересованные зрачки уткнулись в паука на стене и только звук журчания воды рассеивал сумрак, который порывался заполнить тело траурной дымкой.

***

Погода под вечер поразительно сменилась. Закат расцвел на горизонте желто-оранжевый, если не золотистый. Облака все еще сменяли друг друга и плавно уплывали вдаль. Голос мужчины из компьютера рассказывал о внезапном исчезновении простой многодетной семьи. Она слушала одним ухом, пока Инид тронуто вздыхала и давала какие-то комментарии. Они спустились вниз слишком рано и встретили по пути Йоко с Дивиной. Танака пыталась вскользь спросить Уэнздей, про ее сегодняшнее отсутствие, бросала шутки и предположения насчет ее внешкольной жизни. Было бы гораздо предпочтительней прогуливать из-за нового расследования, но реальность крутилась в голове навязчивой мелодией. На помощь, как всегда пришла Инид, напомнив девушкам о трагичном расставании кого-то из знаменитостей, о которых Уэнздей даже не слышала. Распрощавшись с подругами, придумав отмазку о забытой тетрадке на подоконнике, они направились дальше. Бонни оставила им обеденные бутерброды в крафтовом пакете и два контейнера еды с идущего в разгар ужина. Привилегии, что имела над всеми волчица производили приятное впечатление. В стенах академии и в рамках правил они с Инид были преступницами и действовали нелегально, вот так вот забирая еду к себе, отказываясь от поедания пищи вместе со студентами. Прошмыгнуть на кухню не составило труда, но вот большую часть еды пришлось спрятать Уэнздей под ее безразмерную толстовку. Она наконец имела честь познакомиться с женщиной, что взяла под крыло Инид и давала ей нужное количество заботы, в котором та нуждалась. Пожилая дама была в делах на кухне, но несмотря на занятость, все же успела создать положительное о себе мнение. До тех пор, пока она не начала предлагать дать им больше еды, как следует рассмотрев Уэнздей и ее болезненное состояние. Но и тут Инид пришла на помощь в сердцах поблагодарив женщину и протолкнув подругу как можно скорее к выходу. Не только внешностью она напоминала Долорес, но и сладким скачущим в эмоциях голосом. Радовало то, что только это в ее поведении напоминало Амбридж. Кусок в горло не лез, но огорчать сильнее подругу не хотелось. Поэтому она протолкнула в себя бутерброд и кусочек куриной грудки с овощами, чувствуя вкус, но пережевывая с энтузиазмом словно во рту был пенопласт. Инид согрела воды в электрическом чайнике и заварила чай, что любезно подсунула Уэнздей ее бабушка, когда в последний раз она была у себя в поместье. Единственная яркая эмоция, что исказила ее лицо, была последствием наблюдения за тем, как Инид безжалостно добавляла в свою кружку три ложки сахара с горкой. Больно видеть, но терпимо. Они лежали на животе. Уэнздей потеряла интерес и просто смотрела на свои пальцы, на замотанную бинтом руку и потрескавшийся черный лак. С того раза, как Инид сняла покрытие, у Уэнздей не было времени согласиться на новый сеанс маникюра. Собственный черный лак держался не долго. Подушка была под подбородком, одеяло сползло с плеч на талию. Разноцветные блики на полу ползли в сторону виолончели, стоявшей в углу и старались смешаться с графитовыми лучами прозрачной части окна. — Хэй, — Инид тронула ее за плечо и повернула подбородок к Уэнздей, ложась ухом на свою подушку. — Не нравится видео? Мы можем включить что-нибудь еще. Уэнздей перевела глаза на экран и покачала головой. — Расскажи мне, — Инид перевернулась на бок, обращая все свое внимание к подруге, не удосужившись нажать на стоп. Впрочем, Уэнздей уже потеряла нить повествования мужчины. — Что рассказать? Я думала, темы на сегодняшний день исчерпаны. Она вяло пробежала по лицу Инид и сжала поврежденную руку в кулак. Боль немного отрезвила возникающую колючую суматоху в груди. Солнце уже спряталось за горизонтом и лампочки у кровати Инид мягко врывались в неторопливо темнеющую комнату. — Не-а. Ты будешь говорить со мной пока то, что внутри тебя бурлит, до конца не выйдет наружу. Инид улыбнулась шире, ослабляя натянутую струну вдоль позвоночника. Она не напускала на себя слишком обеспокоенное выражение. Потому и разговоры с ней были безопасными. Инид четко давала понять, что быть расстроенным нормально, как и говорить о своих переживаниях. — Никогда не замечала в тебе тяги к пыткам, — Уэнздей тоже перевернулась набок и подтянула свое черное одеяло выше. В один из дней, когда Инид вытащила ее в Джерико и затаскала по магазинам, она настояла на том, чтобы Уэнздей сменила это скучное постельное белье на что-то поживее. Инид действительно старалась изобразить радость, когда продавец принимал оплату за угольно-черный комплект. — О да. Люблю вытаскивать из людей всю подноготную и доводить их до слез, — Инид воодушевленно округлила глаза и сверкнув зубами подвинулась ближе. Запах ее маски для лица оставался на коже даже после того, как кремовая субстанция была смыта. Что-то сложно распознаваемое, напоминающее цветы и глину. — У тебя это хорошо получается, — она ухмыльнулась. Хотелось провести по ее щеке пальцами. Инид часто говорила о том, какой ее кожа становилась бархатной после бирюзоватой косметической бурды. — И все же. Давай, новый спидран по мыслям Уэнздей. Ее активные глаза заволокло пылом, она привстала на локтях и уставилась на девушку довольная, подбадривающая всей свой позой. Ноты цветов и глины выделялись ярче, Уэнздей остановила себя от попытки втянуть носом воздух рядом с ними. — Твой энтузиазм меня настораживает, Инид. Снова. Советую сократить потребление ТикТока до двадцати минут в день. Если ты заговоришь фразами из видео, я закрою глаза и притворюсь спящей. Или трупом. Девушка прищурилась и легла в прежнюю позу. Она надула губы и состроила жалостливый вид. Уголки бровей чуть-чуть изогнулись кверху, а тон голоса стал тоньше. — Инид хочет, чтобы Уэнздей чувствовала себя хорошо, — она потыкала пальцем в живот Уэнздей скрытый одеялом, откровенно наслаждаясь быть с подругой такой нежной. Уэнздей видела это ясно в расслабленной улыбке, розовощеком лице, в ее голосе, что раньше слегка дрожал от страха быть отвергнутой или неправильно понятой. Инид было с ней комфортно и оттого, Уэнздей без сопротивления перенимала ее теплый настрой. — Отвратительно слащаво. Ты выходишь на новый уровень. Она запаковалась в одеяло сильнее и строго следила за чужими руками, которые в любой момент могли в желании встряхнуть ее настроение, подлезть под защиту и приняться за ненавистную щекотку. Но Инид взялась за ее косичку пальцами и начала играть с кисточкой волос, как беспокойный ребенок. Она спускала ей эту маленькую особенность на тормозах, к тому же, зная о ее диагнозе СДВГ, рада была помочь справиться с энергией дребезжащей внутри. — Ну, Уэнздей, пожалуйста. Ты не можешь игнорировать свою боль и ждать пока она уйдет. — Последних разговоров мне хватит на года вперед, — Уэнздей вздохнула. Девушка выпустила косичку из пальцев и уместила руки рядом со своим лицом. — Это так не работает. — Что ты предлагаешь? Инид поджала губы, переместила голову на край подушки, сокращая без того небольшое расстояние. Видеоролик в ютубе уже подходил к концу, а она так и не узнала как эта семья пропала, уж тем более, каким образом дело обернулось. — Выскажись. Тебе ведь становится легче. Разве не так? Со всем своим давним пренебрежением, что раньше вставало скрывающей горой перед ней, Уэнздей попрощалась насовсем, потому что и впрямь скручивающие органы чувства ослабевали в жестокой интенсивности после их разговоров. Истина простая, но немного опасная. Мир никогда не работал только по толерантным и безукоризненным для психики людей правилам. В руках врага лишние слова всегда могли нанести урон и никогда нельзя знать наверняка, кто из твоего окружение пнет тебя в спину. Уэнздей следовала чутью и говорила только то, что не касалось ее искренних чувств. Даже со своей семьей. Возможно, пребывание среди сверстников в прошлых школах сделали ее настолько закрытой в вопросе о доверии. Инид отличалась от них всех. Инид была лучше их всех. Крохотное для планеты создание источало столько добра и одновременно силы, что это завораживало. Испытывать боль было не страшно в ее присутствии и тесный кокон защиты раскрывался, звякая заржавевшими цепями, чтобы впустить в личное пространство девушку, которая стала для Уэнздей надежной опорой. Уэнздей первая вытащила руку из-под одеяла и положила между ними в приглашении. Глаза Инид наполнились благодарностью за безмолвно высказанное доверие. Она переплела их пальцы и свела брови к переносью в полной готовности слушать. Уэнздей выпустила воздух из легких и лежа на подушке головой посмотрела на дверь. — Я испытываю мерзкое чувство стыда, каждый раз, когда перед тобой открываюсь. С Тайлером у нас никогда не было настолько… Настолько искренних разговоров. То есть… Они были, но только в одну сторону. Мы говорили о разном, делились прошлым. Но сама я никогда не заходила далеко. Словно… Она замолчала, вспоминая диалоги на кровати с клетчатым покрывалом. Его тихий голос переходящий в шепот. Тайлер раскрывал ей такие личные подробности о семье, что невольно сердце сжималось от несправедливости, которая обрушилась на парня после смерти матери. Донован не был плохим человеком, но с потерей он справлялся в одиночестве, забывая о том, что не только он потерял жену. Тайлер потерял мать. Ее грудь болела так сильно, когда она осознавала — Тайлер потерял и отца. Инид ободряюще сжала руку, подталкивая продолжать. Уэнздей не могла скрыть слезу, капнувшую с переносицы. — Словно боялась его чувств, — она стерла новую слезу рукавом. — Когда я была готова залезть в собственную яму глубже и поделиться тем, что иногда выворачивало меня наизнанку, я себя останавливала. Уэнздей шмыгнула носом и пододвинулась ближе. Будто, если их головы соприкоснутся, ее волнение на малую долю уменьшится. — Я понимала, что при первой же конфронтации, он использует это против меня. Она все еще не поднимала глаз на Инид, а девушка терпеливо молчала. Второй рукой с фиолетовыми ногтями она накрыла их сцепленные пальцы. Уэнздей поерзала на импровизированной постели и прижала ткань кофты к векам. Та становилась влажной. — Он не злодей. Он травмирован, — она отняла руку от глаз и потерла большим пальцем слегка потрепанный бинт. — Я понимаю, что он затянул меня в свое болото, но… Я сама на это подписалась. Инид подняла руку и несмело обхватила Уэнздей за плечо. Уэнздей не медля разрешила себя обнять. Она выскользнула из черного одеяла и примкнула к чужой груди, предоставляя подруге впустить ее тело и накрыть своим желтым пледом. — Я хотела ему помочь, но он продолжал вести себя по-старому. Она закрыла глаза, вдыхая успокаивающий запах Инид, смешивающийся с яблочным запахом кондиционера для белья. Тепло обволакивало ее со всех сторон, а биение сердца подруги чувствовалось лбом, соприкасающимся с ее шеей. — Он звонил сегодня с неизвестного номера. Правда легко слетела с языка, что казалось диковинным. Грудь Инид на миг застыла, но следом продолжила вздыматься в такт дыханию. — И что ты сказала? — почти шепотом спросила девушка. Уэнздей открыла глаза, убрала с лица мешающиеся пряди челки. — Я сбросила. Рука на спине Уэнздей выводила круги. Инид уместила подбородок на темной макушке. — Ты правильно поступила. — А вдруг нет? — ее голос сломался. Эмоции подобрались к горлу, как раскаленная магма. Сомнения облаченные в тельца жуков-листоедов сжирали ее душу, будто вместо нее росли неприглядные сорняки. Хватка объятий усилилась, Уэнздей прижалась к груди, желая чтобы Инид ее вообще никогда не отпускала. Желала, чтобы она ей не позволила совершить ошибку. — Уэнздей… Ты сколько угодно можешь вспоминать хорошие моменты, но ты не можешь отрицать тот факт, что была с ним несчастна. Уэнздей скривила губы. Легкие жгло от могучести неподвластных разуму чувств. Кожа пощипывала от трения ткани, но слезы не должны доставлять Инид дискомфорт впитываясь в ее футболку. — В том то и дело, — она прошептала в шею, используя свои ослабевшие связки, боясь говорить громче. Слезы душили нещадно, а поддержка Инид горела заботой на лопатках и обжигала всеми частями тела, которыми они соприкасались. — Я готова быть с ним несчастной.

2

Возвращаясь с литературы в полдень в их комнату, Уэнздей решила перевести дух. Люди действовали на нервы, на психику. Ей было некомфортно находиться среди десятка голосов, среди локтей в коридорах, что могли нечаянно задеть. А друзья, что слишком заметно хмуро переглядывались — думали они что совершенно нечитаемы — раздражали своим сочувствующим видом. Она зашла в комнату и присела на кровать. Уэнздей посмотрела в окно. Солнце светило ядовито и к счастью, не в ее раздраженные глаза. Ее разум переживал качели. То наполнялся всклень шелестящими вопросами, то опустевал и становился серой огромной комнатой и тогда внезапная мысль терялась во звуке глухого протяжного эха. Тишину внезапно прервал стук. Она подумала, что Инид постучалась, потому что была слишком в последнее время осторожна. Она не говорила почему так делала, но Уэнздей было ясно, та считала что ее эмоциональное состояние было на грани срыва. Уэнздей ценила ее тактичность, но было ненавистно, что додумка эта напрямую пересекалась с правдой. Она поспешила к двери, заранее прокручивая фразу на языке, чтобы Инид прекратила заниматься чушью, но открыв дверь и увидев перед собой неизвестную девушку, нахмурилась. Русоволосая незнакомка была одета в темно-зеленый свитер и светлые джинсы-клеш. Она выглядела испуганно и прежде чем Уэнздей открыла рот, вытянула руки во всю длину перед собой, словно хотела защититься. Только теперь она заметила в ее руках книгу. — Тебе передали, внутри записка. И всунув вещицу в ладони, она ускакала так быстро, что увиденное показалось наваждением или сном. Она захлопнула дверь и подошла к центральному окну, не страшась лучей солнца, сейчас на первом плане была книга и нехорошее, связывающее вены предчувствие. «Пожалуйста Уэнздей, поговори со мной. Я был не прав и поступил как мудак. Я знаю, что очень сильно перед тобой виноват и не этого ты ожидала, когда согласилась быть моей девушкой. Ты заслуживаешь лучшего, дай мне шанс все исправить. Мне тебя не хватает. Я тебя очень люблю.» Листочек под подушечками пальцев стал влажным, а книга у ног была авторства Жан-Поль Сартра. О родственных душах незнакомых при жизни, но встретившихся после смерти. Им дался шанс переиграть сценарий из-за путаницы на небесах. Они смогут вернуться на землю если найдут друг друга. Конец в этой книге был неоднозначным. Их ситуацию можно рассматривать с разных сторон. Любое толкование казалось правильным. Книгу она оставила у Тайлера дома, когда в один из редких дней удалось у него переночевать. Может он читал ее и вернув, намекнул, что их исход событий должен быть другим. А может он просто хотел таким образом передать записку, было неизвестно. Единственное, что ей было известно сейчас, это ее опущенные плечи и перекрытый в легких воздух, нагретые полы под ногами и обжигающее руки солнце. В городе она не появилась ни разу и, честно говоря, хоть и была встревожена тем, что парень мог нанести визит в академию, удивлялась, что он этого не делал. На самом деле, она не понимала, что чувствовала по этому поводу. С одной стороны какую-то часть от нее оторвали, а с другой — даже миндалины, созданные для защитной функции, удаляют, чтобы избежать опасных осложнений. Инид нашла ее всхлипывающей в темноте гардеробной, прямо как в тот день когда там плакала Инид. Уэнздей сжалась в углу, стискивая в руках мобильник. Она хотела ему позвонить, но остервенело себя одергивала, стоило разблокировать дисплей. Все тело затекло, слизистую глаз жгло, а мигрень разрывала голову на куски. Единственное, что она запомнила в тот день кроме боли плавящей сердце и ломоты в позвоночнике, это глаза Инид источающие страх, невыносимую грусть и громогласную ярость, переливающуюся жарким, жалящим огнем.