***
Инид потряхивала головой в такт музыке, звучавшей из ее ноутбука, и стремительно приближалась к концу распаковки чемоданов. Она двигалась беззаботно и легко, словно танцевала в полном одиночестве, имея разве десятки плюшевых зверей в виде зрителей. Уэнздей давно все разложила по местам и делала вид, что читала книгу, попутно записывая какие-то моменты в ежедневник обычной шариковой ручкой. Но она начинала в сотый раз строчку, не понимая смысл слов, и криво выводила на бумаге: «не пялься на нее», «я хочу быть частью ее рутины». Нужно сжечь эти записи, пока они не попались кому-либо на глаза. Вещь, который настоял на том, чтобы снова поехать с ней, куда-то смотался. Но он уважал ее личное пространство и не посмел бы без разрешения нырять в записи. А Инид, будучи любопытной, все же не будет лезть на рожон, как бы сильно ей этого не хотелось. Но нельзя исключать непредвиденное в целом. Мало ли кто забредет в их комнату. Например, ослепленный до безумия парень, желающий расставить точки над «i». Ближе к вечеру духота спала, и приоткрытое балконное окно, наконец, приступило к выполнению своих функций, а именно к проветриванию комнаты. Она откровенно скучала, так как ничего не делала, только сидела в кожаном кресле вполоборота к оживленной стороне комнаты и бездумно переворачивала страницы. В ее голове повторялась излишне навязчивая мысль. Она хотела спросить Инид о совместном сне. Каким образом и как именно подгадать момент — вот об этом она постоянно думала. Было бы ничего, если бы она не ощущала в своей груди иголки, и если бы не хотелось ерзать так сильно на месте, якобы у нее лихорадка и подскочила температура. Такое с ней случалось в детстве, и повторять подобное она не спешила во взрослом возрасте. Уэнздей боялась упустить момент и с другой стороны — поднять вопрос не вовремя. Она переворачивала в очередной раз страницу, когда глаза, ни в малейшей степени не следившие за буквами, заметили чужую нервозность. Видно было, как на периферии Инид прекратила свои беззвучные подпевания, подошла к столу, отстучала ритм пальцами по деревянной поверхности стола и посмотрела на нее. И тут она двинулась в ее сторону. — Уэнздей, тут такое дело… — Сомнительное начало, — ответила Уэнздей, продолжая пялиться в книгу, будто ей было это интересно. Она не помнила, что именно за книгу взяла. Но точно какой-то роман Бронте с составленной матерью полки в домашней библиотеке. Внутри все ожило и затрепетало. Шарлотта бы сравнила ее чувства с мгновеньем, когда солнце, освобожденное от облаков, выглядывало на прозрачный шустрый ручей и создавало на разбившихся о камни каплях воды миллионы ослепительных искр. Она точно не была уверена, одобрила бы это сравнение. Но так волнительно, когда человек, занимающий все твои мысли, дарит долгожданное внимание. Она и без внимания Инид ощущала себя кошкой на солнце, но вот когда она действительно его оказывала, то вообще сложно было оставаться в здравом уме. — Так уж получилось, что однажды весной, после каникул, Кент предложил нам потусоваться на заброшенной площадке в Джерико. И в итоге это стало традицией, — продолжила как бы непринужденно Инид, искоса на нее поглядывая. — Инид, говори прямо. — Уэнздей оторвала глаза от книги и чуть было не улыбнулась, увидев, как Инид с досадой надула губы. — Намеки — это манипуляции. Человек перекладывает ответственность за что-либо на собеседника, преследуя цель оставить свои руки чистыми. — Аргх! — Она вскинула руками и принялась ходить из стороны в сторону, явно для того, чтобы выплеснуть энергию. — Почему ты такая сложная? Это просто… Манера общения такая. — Как флирт? Уэнздей закрыла книгу и положила ее на колени названием вверх. — Ну да. — Инид пожала плечами и остановилась. — А я питала надежды на мысль, что ты флиртуешь только со мной. Уэнздей желала пристрелить себя на месте. Положить в рот дуло пистолета и вышибить мозги, которые решили, что она может попробовать себя в флирте с подругой, которую считала две недели назад просто очень духовно близкой к ее почерневшей душонке. Она сцепила зубы и пристально всматривалась в голубые глаза Инид, без тени улыбки на лице. Будет хорошо, если она просто покажется жуткой. Здесь она плавала, как рыба в воде. Будет ужасно, если Инид ответит на флирт флиртом похуже. Но будет катастрофой, если она посмеется ей в лицо. Хотелось, чтобы пол под ее ногами развергся, а она свалилась в черную бездну, потому что ей становилось физически плохо от крови, пульсирующей в ушах, и тепла на лице. Инид выглядела ошарашенной и смущенной, но она улыбнулась и наклонила голову набок. — Что ж, если тебе этого хочется, я буду флиртовать только с тобой, — пообещала Инид, делая свою улыбку шире. Она как будто не могла остановиться, и ее нервный шок вылился в легкую наигранность в движениях и театральность голоса. — Как бы мне не нравилось твое признание, мы соскочили с темы, соседка! — Она нервно хихикнула и подошла к идеально заправленной кровати Уэнздей с маминым вязаным пледом поверх простыни. Уэнздей же почти не двигалась, только следила за ней, надеясь, что сердце вскоре стихнет. — Я хочу, чтобы ты пошла со мной. Уэнздей хотела сказать: «Я бы хотела провести время с тобой наедине». Но вместо этого покачала головой и спросила: — Как долго это будет продолжаться? — Пару часиков. Расслабимся. Там будут всякие закуски, выпивка. — Инид подпрыгивала на кровати, шумя старыми пружинами, и загибала пальцы, как будто говорила о мероприятиях на встрече выпускников, а не про сходку изгоев. — Сегодня фактически все еще день каникул, нам дают обычно поблажку. Так что даже не придется сбегать. Ну, просто тихо ретироваться. Она уже знала, что пойдет. Знала, что прилагалась к Инид как вечный плюс один, но продолжала раздумывать. Хотя, может, она просто давала себе больше времени на недовольство, пока ее не взяли за руку — тогда все сомнения слетят с нее каплями вниз. — Ну, пошли. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — Инид бросилась к ней в ноги и взяла ладони в кокон собственных пальцев, — ну вот она и смирилась, — при этом жалобно округлив глаза и надув нижнюю губу. — Я согласна пойти с тобой на очередной кутеж. — Она невольно отметила их новую разницу в росте, но не стала смущенно вырывать руки. Хотелось потрепать ее по голове. Или посадить к себе на колени. — Но я уйду, как только происходящее вокруг достигнет своего апогея. Или когда я исчерпаю все силы. Инид вскочила, подобно птичке с ветки, и сложила руки за спиной, засияв еще ярче, чем прежде. — Значит, не готовь на вечер планов! Как будто у нее были планы, исключающие ее присутствие, мимоходом подумала Уэнздей.***
В Вермонте весна приходила быстрей, как она могла отметить. Вспоминая холодную зиму, к которой она определенно не была готова, это даже странновато. От Нью-Джерси до Вермонта на обычном автомобиле около девяти часов езды, но казалось, что в Джерико намного теплее. Дома, в лесу у болота можно было спрятаться от солнца и насладиться прогулкой меж деревьев, впитывая в себя чуть влажноватый запах почвы и цветущих растений. Уэнздей, не почувствовала разницы, если бы путь проходил через озеро, но они всей компанией шли по асфальтированной дороге, а следом, миновав окраину города, устремились в какие-то заросли. Там преобладали голые сухие ветки и зеленый мох на коре деревьев, но была протоптанная тропинка, по бокам которой росла обычная трава. Компания в этот вечер не изменяла своей численности. Бьянка, Уотсоны, Ксавье, Эйджакс и, несомненно, Йоко. Уэнздей была успокоена тем, что в состав группы не добавили кого-то еще. Ксавье и Кент гремели бутылками в рюкзаках, Бьянка была ответственной за чипсы, а Инид уговорила Уэнздей спуститься на кухню после ужина и заграбастать себе легкие закуски. Уэнздей шла впереди Инид и смахивала паутину рукой, потому что Инид пищала каждый раз, когда чувствовала на себе тонкие нити. А она и рада была быть для нее героиней. Когда они еще шли к назначенному месту, разговор зашел о том, как Уэнздей, мать его, Аддамс, соизволила снизойти до них в вечер перед первым днем учебы. Ее это немного разозлило. Ведь в последние время она чаще соглашалась, чем отклоняла их глупые предложения. Включаться в разговор тоже не особо хотелось. Ей нравилось тихо переговариваться с Инид. А еще, когда она в порыве нежности обнимала ее за плечо и говорила что-то вроде «как же я по тебе соскучилась». — Я надеялась не видеть ваши лица ранее положенного срока. — Она сжала ремешок рюкзака, напоминая себе, что там ютилась еда. И что нельзя кинуть им в Ксавье, который слишком близко находился рядом с ней, заставляя Инид отдаляться все больше. — Но я должна проследить за тем, чтобы Инид не собрала все сучки́ по дороге к общежитию. Послышались смешки, а Инид издала угрюмое «Эй!» и кинула ей в спину какую-то ветку. Уэнздей повернулась, держа на лице подобие хмурости, но Инид показывала язык и озорно улыбалась. Все недовольство мгновенно испарилось. — О, Уэнздей, я так ждал от тебя теплых слов. — Ксавье рядом мечтательно возвел глаза к закатному небу. Его интерес к ее личности воспринимался как серьезное нарушение границ. Нельзя винить людей в том, что они чувствовали, но Уэнздей не могла закрыть глаза на свое отторжение. Просто было тошно находиться рядом. — В следующий раз я приду с холодным оружием. Она пропустила Ксавье, и Йоко, что переговаривалась с Инид вперед, а сама без слов снова приклеилась к боку подруги. Инид с Танакой двусмысленно переглядывались, но она не обратила на это внимания. К тому же Инид ей трепетно улыбнулась и по-дружески толкнула плечом. Уэнздей хотела взять ее за руку. На улице вечер был приглушенным, и на горизонте расцвел персиковый закат с размытым оранжевым, как апельсин, солнцем. Скорее всего, на следующий день будет ветрено. Она переполнялась твердой уверенностью, когда думала о том, что будет ходить с Инид под руку при любой удобной возможности. Но на деле это чертовски сложно. Она думала над тем, как она отреагирует. Она думала над тем, комфортно ли Инид будет исполнить ее просьбу. И тревоге не мешало встать на передний план, считая их выстроенные близкие отношения несущественными. Когда они только вошли в этот лес. Парк. Лесопарк. Неважно. Она легонько коснулась пальцами ее руки, но сразу же запаниковав, подняла их к ремешку рюкзака и начала высматривать в кривых ветках что-то необычное. Такой робкой и стеснительной она стала, что проскальзывали идеи совершить что-то безумное, чтобы вернуть себе былую решимость. Но, наверное, дело было в Инид. В ее мягких взглядах, в ее дерзких улыбках. А ее прикосновения такие ласковые, что она забывала, кем являлась. Оставались только чувства, которых ей в одиночку не вынести, а Инид раз за разом помогала справляться. Только на сей раз чувства напрямую относились к подруге, и их уж точно она не стала бы с ней обсуждать. — Наконец-то, — выдохнула утомленно Танака, когда беспроглядные кусты сменились различными сооружениями. — Раскладываемся! Поляна была небольшой и охранялась по бокам деревьями. Трава еще не вымахала, и поэтому можно было передвигаться по периметру без проблем. Первое, что бросалось в глаза, это большие ржавые качели. На трубе уместились четыре качельки на цепи с деревянными дощечками. Две из дощечек давно вышли из строя из-за старости или гниения: одна держалась на единственной цепи и упиралась в землю противоположным концом, а вторая валялась внизу, покрытая мхом и рыжеватым лишайником. Ну а цепи, потерявшие свою функцию, свисали вниз, как ветви ивы. Она подошла к допотопной, завалившейся в сторону карусели и попробовала сдвинуть ее ботинком. Та громко заскрежетала, но дальше полукруга не сдвинулась и уперлась дном в отломанные доски. — Когда мы пришли сюда в первый раз, доски были на месте. Инид неожиданно появилась за спиной и наклонилась к самому ее уху. Уэнздей почти вздрогнула. Мурашки пробежались по шее, и дрожь сотрясла все тело, впервые за время впустив в себя холод. Если бы она повернула голову, то смутилась бы тому, как близко находилась Инид. — Кент и Эйджакс решили попробовать поймать баланс и встать друг напротив друга. Но как только Кент вслед за Эйджаксом поднялся на карусель, доски под ним провалились. — Инид наступила на ржавый каркас карусели; противоположная сторона поднялась, а когда Инид оторвала ногу, то та с грохотом приземлилась обратно. Со стороны они, наверняка, выглядели так, будто им не о чем было разговаривать. Только по очереди слушать то, что их особо не интересовало. И поначалу было так, ведь Инид и слышать ничего не хотела о крови, а Уэнздей — попсу из ненавистной колонки. Сейчас они могли поддержать любую тему, включая ту, в которой раньше не разбирались. Уэнздей прошла несколько этапов: 1) полное безразличие по поводу чужого мнения; 2) заражение причудой, из-за которой щеки начинали покалывать после осознания, какую грубую вещь она только что произнесла; 3) и вот, поварившись в суповой смеси из смущения, составления запретов на определенные темы, выработки навыков подушки для слез и игрушки для объятий, она оказалась здесь. На этапе, в котором не требовалось беспрерывно обдумывать вещи, только лишь действовать по ощущениям. Она незаметно сделала шаг в сторону, в безопасную зону и повернулась к Инид. — Здесь безлюдно, все покрыто мхом и коррозией. А те слоны с откалывающейся мозаикой выглядят так, словно любое движение рядом с ними и тебя похоронят под бетонными развалинами. — Это сооружение было похоже на горку, которая давно обвалилась. По бокам бортики были вырезаны в форме слонов с сотнями горчичных, коричневых и оранжевых маленьких треугольников. Они напомнили о осколках, на которые распадалась она сама несколькими неделями ранее. Хотелось заделать голые дырки новым слоем бетона и песчаными оттенками мозаики, также удачно, как она смогла залечить свое сердце. Она посмотрела на Инид и выдавила улыбку. В груди вспыхнул мимолетно огонек, из-за которого пришлось перевести глаза на дугообразную лесенку. — Мне нравится. — А ты не хотела идти. — Инид потянула ее за край весенней куртки и стрельнула глазками, как чертовски болезненными стрелами Амура. — Я не говорила, что не хочу. Ее сковывало неловкостью, несмотря на уют, который всегда присутствовал рядом с Инид. Мозг, то есть рациональная его часть, приняла решение сделать шаг в сторону, но ноги так и гудели от потребности незаметно встать впритык и положить голову на плечо. — Да брось. — Инид отмахнулась. — Тебе не нужно говорить по твоему покер-фэйсу все ясно. Вообще, я пришла тебя ограбить. Пошли. Инид взяла ее за руку, и все вокруг преобразилось. Закат проливался на лицо Инид и делал ее облик еще нежнее. Бледно розовая шубка впитывала краски заходящего за горизонт солнца, а белокурые волосы, казалось, наоборот, отражали этот мягкий свет. Рука с робостью обхватывала другую руку, но без сомнений, была на законном месте. — Разве награбленное делят с жертвами преступления? — Если бы я грабила кого-то похожего на тебя, то поделилась бы. — Она посмотрела на нее через плечо и привычно подмигнула. — Хотя ладно, я бы все отдала, извинилась и заплатила бы моральную компенсацию. — А потом разрыдалась после душещипательного рассказа о причине разбойного образа жизни. Инид остановилась в пяти метрах от компании, что раскладывала чипсы по мискам на деревянном столе. Он и скамейки с двух сторон выглядели более менее прилично. По оставленным на земле кускам пленки можно было понять, что стол это единственное, что они стремились эти годы сохранять. — Меня бесит то, что я не могу это оспорить, — наконец ответила Инид и склонила голову набок, когда их заметили и стали звать к себе. Последний взгляд, который она отдала Уэнздей наедине, без свидетелей, говорил сам за себя. «Потерпи. Они же наши друзья». Возразить она не смогла. За столом лились разговоры ни о чем, которые становились все абсурднее после очередного пропущенного стаканчика со спиртным. Пока компания возбужденно решала вопрос, кто горячее из трех актеров, сыгравших человека паука, немного выпившие Кент с Эйджаксом лазали по дугообразной лестнице, как пьяные обезьяны. Она бы предпочла к ним присоединиться и зависнуть вниз головой на согнутых коленях с помощью перекладины, чтобы ток крови ускорился, а шестеренки в мозгу заработали иначе. Впрочем, она могла их просто скинуть для собственного садистского удовлетворения. Внизу, как и везде почти, росли кусты. Парни сильно не пострадали бы. Да и высота небольшая, ее косы коснутся земли, если она попробует зависнуть вниз головой. Но она сидела за столом и пялилась на дикорастущий плющ, что пожирал какие-то кирпичные обломки. Фантазия о поглощении собственного бренного тела зелеными лохматыми щупальцами была крайне приятной, потому что сидеть здесь невыносимо. С одной стороны исходило тепло и сладкие духи вперемешку с колой, когда Инид наклонялась к ее уху и что-то незаметно для всех шептала. А с другой она ощущала шипы. Небольшие, тупые, но излишне изворотливые, потому что единственное, чего ей хотелось, так это съежиться и потереть кожу плеча и шеи. Там сидел Ксавье. Он не делал ничего плохого, просто перекидывался с ней фразами, как и любой другой участник данной процессии. Но чутье Уэнздей считывало каждый кривой ход. Она претерпевала на себе липкость его взгляда и ток, когда он клал локоть на стол в паре сантиметров от ее руки. Он имел на нее какие-то планы, невзирая на отсутствие знаков с ее стороны, подтверждающие заинтересованность. Вскоре Инид отвоевала полупустую миску с рифлеными чипсами и собрала в нее понемногу всего, что осталось. Также они взяли по стаканчику газировки, а два сэндвича с курицей Уэнздей для них припасла заранее. Они сели на качели, надеясь, что не окажутся на земле с ушибом копчика после минуты раскачивания. Солнце село, и лазурное небо склонило к горизонту персиковый закат, а следом на окрестности опустился глубокий вечер, облачая все вокруг в дымку легкого таинства. Не думала она, что Инид в тусклых красках вечера за пределами стен будет тянуть к себе еще сильнее. Миска стояла на земле между их качелями, и Инид периодически ныряла за крекерами или читос, а потом протягивала что-нибудь ей, заставляя раскрыть рот без всяких возражений. Так они пришли к тому, что через раз кормили друг друга, прерывая беззаботную речь. Сердце в груди так сильно трепетало, можно было только надеяться, что друзья будут и дальше громко разговаривать и смеяться. Приходилось игнорировать мысли о том, что Инид со своими способностями могла ее без труда расслышать. Но они уже столько ночей засыпали под звуки сердец, что бесспорно привыкли к любому изменению чужого ритма. — Мне кажется, они разговаривают о нас, — заметила Инид и прижалась щекой к ладони, что обхватывала цепь. За столом сидели все, за исключением провидца и горгоны. Те забрались на развалины с плющом, которые рассматривала Уэнздей. Между их пальцев мигали оранжевые огоньки и отпрыгивали искрами в сторону при небрежных движениях. — Почему ты так решила? — Она вернула внимание к подруге. — А ты как думаешь? Темнота с каждой секундой сгущалась все сильнее, что сложнее становилось различать ее мягкие черты, легкую улыбку, которую она сейчас демонстрировала. Но отсутствие света все происходящее превращало в ласковый сон, после которого просыпаться — настоящая пытка. Оттого ей хотелось все сильнее разделить с Инид какой-нибудь интимный момент, будто в крови во всю плескался алкоголь, а грудь ярко горела от этой потребности снова ощутить тепло любым способом. Она вновь посмотрела на компанию за столом и не увидела ничего примечательного, что указывало на догадки Инид. — Они решают, как искусно подлить алкоголь нам в напитки. Инид закатила глаза, а Уэнздей сжала губы в тонкую нить и сделала пару раскачиваний вперед-назад, из-за чего качели издали глухой скрип, что донимал их все это время. — Алкоголь всегда чувствуется, — со знанием дела начала Инид. — А если добавлять его по капле, то нам нужно выпить столько стаканчиков, сколько у нас нет колы. При таком раскладе меня вообще не получится напоить. Инид весь вечер пила спрайт и колу и ни разу не притронулась ни к пиву, ни к игристому шампанскому. Или что они там пили. Навряд ли что-то, что содержало меньше спирта. Уэнздей совестно было это признавать, но на самую малость факт трезвости Инид ее огорчил. Когда она пила, то одаривала своим вниманием в троекратном размере. До всего этого безобразия под названием «чувства к подруге» она предпочитала, чтобы Инид спрашивала ее разрешения на какие-то действия. Сейчас ее и спрашивать не надо, она готова на все. А вот говорить об этом как-то проблематично. Легче предоставить себя пьяной любви и тихо принимать благодать. Это неправильно, нечестно и эгоистично. Но когда малейшее воспоминание о любвеобильной Инид догоняло ее, то хватало сразу за горло. У Уэнздей кожа горела так сильно, что казалось, мгновенье и она вместе с мышцами стечет с ее костей. Она думала, что чувства, которые испытывала, возникали из-за непривычки или вроде того. Но оказалось, что невинные поступки Инид ее чаще заводили, чем отпугивали. — Почему ты не присоединилась к всеобщему этаноловому веселью? — поинтересовалась она. — Я, по-твоему, кто? Алкоголичка? Инид издала смешок, но не особо передававший веселье. Он вышел непроизвольным. Уэнздей вообще никогда не думала о том, чтобы как-то окрестить Инид. Только если особой, чересчур одержимой яркими цветами и сплетнями. Поэтому она с неожиданно притянутой за уши фразы зависла. Может, она и придумала бы, что ответить, но Инид, посмотрев сначала бездумно, а потом серьезно, прервала ее не начавшееся предложение. — Уэнздей, я за все время, что мы знакомы, пила два раза. Она сердито начала раскачиваться на качелях, но не отрывая ног от земли и все еще осторожно, боясь слететь с них в любой неожиданный момент. — Я не говорила, что ты… — Уэнздей замолкла на секунду и тряхнула непонимающе головой. — Я просто… Тебя это задевает? Извини, если вдруг… — Перестань, — Инид вздохнула, как будто сбросив лишнее напряжение. — Я не знаю, почему я вспылила. Это ты меня прости. Они обе замолчали. Со стороны доносилась музыка и смех. Кто-то включил фонарик на телефоне, положил на стол и накрыл стеклянной бутылкой с оранжевой жидкостью. Она не знала, что сделала не так, ведь и не намекала на эту абсурдную мысль. Сейчас она только и делала, что подбирала правильные слова и постоянно волновалась. — Нет, правда. Прости, Уэнздей. — Инид виновато протянула к ней ладонь — считай, оливковая ветвь — и Уэнздей с нежностью ее приняла. — Наверное, после длительного общения со своей матерью мне еще потребуется время, чтобы понять, что не все пытаются меня в чем-либо упрекнуть. А отвечая на твой вопрос, — она сжала руку крепче, но в глаза не посмотрела. Она смотрела на Кента с Ксавье, что пытались изображать роботов. Или они пытались танцевать. — Я просто хотела провести встречу с тобой в полной трезвости. Уэнздей ничего не ответила. На самом деле она подумала о том, что Инид сожалела о своих действиях с ней в нетрезвом виде. Как будто делала то, что не хотела. А когда видела Уэнздей, то вспоминала все, что успела натворить. Одно за другим и теперь рука Инид обжигала, скрип качелей сводил с ума, а холод уже впитывался в ботинки и морозил пальцы на ногах. Романтика вечера, которая вскружила ей голову, стала гнетущей. Все еще было сладко, но теперь и немного больновато. Она усиленно обдумывала мысль о том, чтобы отпустить ее руку. Ей не пришлось этого делать, Инид была первее. Уэнздей не смела опустить глаз на их разъединенные пальцы и вернула ладонь на цепь с горечью досады. С теплом Инид ушла крохотная ее часть. А потом волчица, не говоря ни слова, чмокнула ее в щеку. Засмеялась. Вероятно, с ее шокированного лица. Она подняла миску с земли, схватила стаканчики и велела последовать за ней. Уэнздей поняла, что вообще ничего не понимала в этой жизни.***
Они лежали на деревянном мостике для детей и пялились в черное бескрайнее небо, похожее на полотно с миллиардом разных дырочек. Инид стала ответственной за их спонтанный привал, но возмущалась так, можно представить это Уэнздей ее сюда затащила. Волосами касаться древесины, по которой много кто проходился, не хотелось, и она натянула на голову капюшон толстовки, а Инид предложила дружеское плечо, ведь у той, кроме водолазки под шубкой ничего не оказалось. Поначалу она лежала именно там, но стремительно и почти незаметно сменила положение, подтянувшись на ее грудь. Светлая макушка щекотала щеку, когда Уэнздей чуть приподнималась, чтобы встретиться с голубыми глазами или получше расслышать брошенные слова. Инид обнимала одной рукой ее за талию, пока Уэнздей старалась не расплыться в лужицу и утечь вниз сквозь щели между досками. По бокам мостика располагались деревянные ограждения с вырезанными тремя кругами. Мостик было видно всем. Но вот дабы узнать, чем же они с Инид занимались, нужно подойти впритык и встать перед ними. Когда желание поцеловаться с Инид превалировало над способностью ее слышать в настоящий момент, то она начинала проверять созвездия, рассыпавшиеся над их лицами. Инид водила круги пальцем на ее боку. Жалко, что ее дыханию не пробраться сквозь несколько слоев одежды. — Кажется, Ксавье хочет к тебе подкатить. — Инид потерлась о нее щекой и перестала свои успокаивающие движения. Уэнздей скрипнула зубами и перехватила инициативу, начав поглаживать шубку Инид в районе лопаток. Она ощущала укол раздражения. Разве ты не видишь, хотелось спросить. Ей хватало самого парня для пополнения жерла яростного извержения. Как будто Инид не понимала, что она совершенно в Ксавье не заинтересована. Складывалось впечатление, что Инид специально задала этот вопрос, чтобы поиздеваться. — Тогда ему следует пересесть в инвалидную коляску, — фыркнула Уэнздей. — Уэнздей! Наверное, как-то не очень правильно так шутить. Почему не ролики или скейт? Инид начала шевелиться и привстала на локте, нависнув над ней мрачной фигурой, но с искренним вопросом на лице. Ее глаза чуть сильнее обычного человека отсвечивали в темноте из-за равномерного сияния луны. Так красиво. — Я в любом случае не смогла бы ему помочь, иначе снова пойду под суд. — уверила Уэнздей, но Инид продолжала смотреть на нее хмуро, совсем не удовлетворенная ответом. Она подняла с трудом руку и заправила светлую прядь за ухо. Вот тогда Инид улыбнулась и застенчиво потупила взгляд. — Расслабься. Она легла обратно, но макушкой уместилась куда-то на ключице и посмотрела вверх, на звезды, также как и Уэнздей. — Так… что ты об этом думаешь? Рука Инид полностью исчезла, и она уже заскучала по прикосновениям. Собственные пальцы мягко лежали на ее талии. Сколько подруг ведут себя друг с другом так? Это норма? Просто все это такое волшебное. Когда она коротко подтягивала Инид к себе за талию, незаметно вдыхала запах ее волос, чувствуя при этом пучки искр, разносящиеся по всем органам, как заразный вирус. Что-то в этом было такое сокровенное, о чем можно было знать только участницам процесса. Когда Инид хихикала из-за ее касаний и поднимала ребячливые глаза, Уэнздей сама себе удивлялась, ведь расстояние было таким влекуще крохотным, а она оставалась на месте. — Почему не подарить Ксавье ролики вместо парализованного позвоночника? — спросила она. — Знаешь, твой сарказм не лучше моих намеков. Уэнздей слышала, как Инид улыбалась, а когда приподняла голову, то увидела безапелляционное подтверждение. — Как ты смеешь?.. — Она возмущенно округлила рот и ткнула Инид в самые ребра. — А вот так! Так началась потасовка. С пересчетом ребер, визгливым смехом и сбившимся до ужаса дыханием. Она различила голос Йоко, кричащей что-то о небезопасности секса на природе. Ее реплика заставила Уэнздей покраснеть до ушей, а Инид засмеяться и выкрикнуть в ответ, что если они с Дивиной позволяли себе подобное, это не означает, что все так делали. (Парни громогласно загудели) Уэнздей не волновало, на какую тему они шутили публично перед всеми, потому что хотела, чтобы все было правдой. Чтобы они с Инид тоже были парой, как вампирша с сиреной. Она забегала вперед. Можно сказать цеплялась за возможность мертвой хваткой. Но мечтать и действовать не одно и тоже, верно? Главное чтобы ее стремление не было желанием поскорее затмить отношения с Тайлером. Устав от активности, они вновь улеглись, все раскрасневшиеся и с неровным дыханием. — Я не скажу, что мне это приносит удовольствие, — спустя минуты тишины сказала Уэнздей и вздохнула. — Точнее, вообще ничего, кроме раздражения. — Тогда ты должна дать ему понять, что его шансы равны нулю. — Я никому ничего не должна. Особенно парням, решившим, что мои прямые слова или поведение можно интерпретировать, как им вздумается. Она прикусила себе язык от досады и сложила руки на груди прямо лежа. Хотелось, чтобы вообще ни одни парень ближе чем на три метра к ней не подходил. Если понадобится, она сделает так, чтобы молодые носители икса и игрека обходили ее стороной. — Прости, я не хотела давить. — Инид легко задела ее ботинок своим как бы в извинении. Уэнздей расслабила плечи и прикрыла глаза, заставляя себя добровольно терять множество красивых звезд. Благо, одну из них можно было почувствовать плечом. — Я не хочу, чтобы мне навязывались парни с романтическим интересом, и пресекать попытки — моя ответственность. Но у меня нет желания пропускать через себя чужие чувства. А в последнее время отделять их от себя крайне трудно. Все внутри покрывалось волдырями. Она не хотела так просто все выложить наружу, но Инид располагала. Почти пыткой было тому сопротивляться. — Ты устала, и я могу тебя понять. Но всему можно научиться. Ее рука накрыла пальцы, а глаза Инид в темноте сверкали пониманием и необычайной грустной нежностью. Если раньше хотелось впиться губами в ее губы и слизать к чертям весь виноградный блеск, то сейчас просто прижаться к ней и почувствовать руки на лопатках. Почувствовать грудью ее тело, зарыться лицом в мягкие волосы. Почувствовать дом, находясь вдали от него. Но она решилась только на то, чтобы небрежно прикоснуться к ее пальцам. Инид ответила на приглашение и крепко сжала ее ладонь, ничего не говоря. Уэнздей уже думала о своей постели, но опасалась, что попадет туда одна. — В детстве у меня была одержимость звездами, — вырвалось у нее непроизвольно. Пожалуй, когда появляются чувства к человеку, хочется постоянно делиться собой, чтобы произвести впечатление или разубедить в первоначальном мнении. Инид знала ее достаточно хорошо, но она не имела понятия о ее увлечении космосом. Вообще мало кто знал об этом. — Ты никогда не говорила о звездах. Иногда мне кажется, ты знаешь все обо всем. Инид повернула голову к ней в сторону, Уэнздей ответила на взгляд, стараясь не скользить по вздернутому носику к изгибу розовых губ. Она их не видела нормально из-за темноты, но могла представить по памяти. — Когда я была меньше, мне казалось, что если буду иметь тривиальные увлечения, то буду похожа на остальных, — тихо проговорила она и закрыла глаза. — Ты никогда не будешь похожа на остальных, Уэнздей. Ты — это ты. Нет разницы, имеешь ты с кем-то общий интерес или нет. Ты уникальна. Она открыла глаза, так как Инид нежно коснулась ее щеки. Появилось глупое желание проследить волоски ее бровей кончиками пальцев. Скребущее монстры на дне живота обезумели. Дивина спорила о чем-то с братом, а Йоко безудержно хохотала. Ее визгливый смех ни с кем не спутать, только если с перепуганным поросенком. Инид наклонилась ниже и, улыбнувшись, легонько потерлась своим носом о ее. — Ты меня метишь? — спросила Уэнздей с постыдным придыханием, сгорая, как бумага над пламенем дешевой зажигалки. Инид плюхнулась на место и застонала, буркнув при этом ругательства для деревянных досок. — У меня в свое время была одержимость Египтом и пирамидами, мифологией. — Инид обняла снова ее за талию, когда Уэнздей только-только собиралась спросить о отсутствии ответа на вопрос. Теперь ее больше интересовали пальцы Инид, бездумно поглаживающие ткань ее толстовки. Она приластилась к ней, как кошка, давно жаждущая поглаживаний. — А что больше нравилось? Инид приподнялась на локтях и взглянула на нее, раздумывая, говорить или не говорить. — Мифология. — Она кивнула и посмотрела перед собой. Уэнздей пришлось прищуриться, потому что было любопытно, о чем Инид думала, когда на мгновенье задержала нижнюю губу между зубов. — Вообще, я была одержима именно богинями. Я придумывала истории в голове, где какая-нибудь могучая Богиня Сохмет влюблялась в меня. Типа знаешь… Живу своей жизнью ремесленника. Рано встаю, иду в мастерскую. А в один ужасный прекрасный день подворачиваю ногу и не могу встать. И тут появляется она, Сохмет в человеческом обличье. Исцеляет меня из жалости, но потом каким-то образом с каждом днем все чаще находит причины для встреч. Инид скользнула взглядом к ее глазам, легла набок и игриво оперлась головой о ладонь. Да, она не выпила ни капли, но выглядела разморенной почти также, как после алкоголя. Также она перестала задумываться о том, что могла испачкать свою одежду. Уэнздей сама была слишком опьяненной для трезвенницы. Она подумала, что воздух между ними тоже накалялся до пятидесяти градусов, как и в солнечном Египте. — Если ты в детстве уже интересовалась… Девушками. — Уэнздей скопировала ее позу, из-за чего стала ближе на пару сантиметров. Она опустила глаза. — Зачем тебе вообще рассматривать другой вариант? — Тогда я вместо себя представляла парня. Да и как можно знать наверняка? Я до сих пор не знаю, кто мне больше нравится. Нравятся ли мне вообще парни. — Уэнздей от неожиданности дернула бровями и подняла голову. Инид уже на нее не смотрела, она ковыряла ногтем маленькую щепку в доске. — Может, я подсознательно хочу заменить своего отца, потому что хочу должного внимания. Или придумываю себе симпатии из-за того, что с самого рождения видела только девочек, влюбляющихся в мальчиков, и мальчиков, влюбляющихся в девочек. Не знаю. — Мне нечего тебе на это ответить, — покачала головой Уэнздей. — Навряд ли кто-то грамотно на это может ответить. На тему, какие бывают отношения, Уэнздей не размышляла в детстве, но отмечала, что да, все, связанное с любовью между партнерами, всегда крутилось вокруг мужчины и женщины. Но у нее были примеры однополой любви в семье. Например, троюродный брат отца состоит в браке с мужчиной. Еще она помнит, как на День Благодарения тетя Тривия пришла со спутницей. Она находила нелепым, что так много сил отдавалось порицанию однополой любви. Внешний мир всегда казался ей странным. Люди там создавали слишком много проблем. — Знаешь, возвращаясь к теме, если бы меня спросили о твоей одержимости в детстве, я бы подумала про морских чудовищ или тех же самых пауков. — Инид попробовала задрать ногу на бортик, но было слишком высоко, поэтому она ухватилась рукой за вырезанный круг в дереве, не желая мириться с одним положением более пяти минут. — Я могу интересоваться не только чем-то общепринято жутким, — призналась Уэнздей. Лежать здесь уже надоедало. Дугообразная поверхность не очень комфортна для спины в долгосрочной перспективе. Уэнздей спустилась чуть ниже и оказалась носом на уровне со скрытыми одеждой ключицами Инид. — Я знаю. Я же тебе нравлюсь. Инид с кряхтением села и оперлась спиной на бортик. На сердце сомкнулся метафорический кулак, и стало так тесно внутри, будто там все заполнилось вязкой жидкостью. Волосы Инид растрепанные и пушистые. Она была в юбке и, забывшись, дернула ногами так, как если бы садилась по-турецки, но следом аккуратно сложила ноги в одну сторону, подобно первой леди. Спасибо темноте за то, что скрыла от глаз ткань чужого нижнего белья, иначе она бы лопнула от внутренней борьбы с непристойными мыслями. Оказывается, помимо обиды и смущения, самая сложная эмоция, которую непосильно было скрывать и игнорировать — это возбуждение. Оно прирастало к лицу намертво, и твоя мимика уже двигалась вместе с ним, еле прорываясь через твердый слой порочного чувства. — Расскажи мне. Инид посмотрела ей прямо в глаза, мягко улыбаясь. Кулак на сердце сжался еще сильнее, а то опасно сплющилось в ожидании неминуемого разрыва соединительной ткани. Уэнздей занервничала, потому что подумала, что Инид обо всем догадалась. Но… Она не сможет дать объяснений. Очень рано для такого важного вопроса. Иногда метроном в голове сводил с ума, потому что мнение с каждым ударом приходило с новой деталью. Если Уэнздей действительно по-настоящему влюблена, то потребность быть рядом будет лишь расти. Но недавно ее посетила мысль: что если Инид своим поведением раздразнила ее тоскующее сердце? Что если она осознает, что влюбленность — результат нехватки базовых потребностей, выдумка, спасательная шлюпка? Сомнений было достаточно, чтобы о признании на неопределенный срок забыть. Уэнздей боялась, что все рассыпится, стоит произнести три слова вслух. Пройдет интерес или она просто отступит, потому что Тайлер оставил на ней след. Было безопасно любить, когда только ты сам знал о своих мыслях и мог контролировать ситуацию. Да и уберечь Инид так намного проще. Лицо обдувал свежий воздух. После шуточной потасовки она уже остыла и мурашки бросились врассыпную по коже. Уэнздей села напротив Инид и засунула руки в карманы куртки. — О чем? — спросила она, ответив на беззаботный взгляд Инид. При этом в карманах ногти сильно впивались в собственные ладони, дабы отвлечь ее от нахлынувшего беспокойства. Инид щелкнула языком и указала пальцем на глубокое темное небо с пухлым месяцем, напоминающим следы, наверняка проступившие на коже ее рук. — О звездах.***
Уэнздей рассказывала ей о небе, которое представало перед ними на сегодняшнюю и последующие ночи, вплоть до лета. Ее голос предательски осел, и звуки заедались от волнения, когда Инид исследовала ее ладонь, обводила ногти, гладила узоры выделяющихся вен, нащупывала косточки или прижимала кисть к своей груди. Вероятно, так она пыталась непроизвольно себя успокоить. Она запретила ей играться руками и взамен этого придумала небольшую хитрость: она легонько задевала ее согнутой ногой в колене, провоцируя на ответные действия, а ладонь взяла в заложники и медленно поглаживала, пока вела разговор о звездах. Вскоре Инид перестала отвечать на толчки, и руку Уэнздей тоже больше не использовала. Она полностью расслабилась и позволяла быть жертвой прикосновений, а не наоборот. Они и вправду вместе хорошо срабатывали мимолетно подумала Уэнздей. Она показала ей Льва, прочертила пальцем его лежащий силуэт. Пришлось подвинуться совсем близко, чтобы видеть небо с угла ее обзора, и, обхватив руку, мягко направить палец на звезду Регул — сердце Льва. Также в созвездии она являлась точкой астеризма под названием «Серп» напоминающим отраженный знак вопроса. Инид сказала, что Лев больше напоминал мышь, нарисованную ребенком. Сказала бы она это предкам евреев, видевшим в созвездии только Льва и никого больше. — Видишь яркую звезду с небольшим оранжевым свечением? — Уэнздей указала рукой на очередную точку и посмотрела на хмурящуюся Инид в поисках звезды. Она в который раз взяла ее за запястье и аккуратно направила палец в нужную сторону. Когда Инид молча поддавалась всем указаниям, Уэнздей надеялась, что ее дыхание на фоне не выходило заметно потяжелевшим или неровным. — Вот здесь. Она создает с другими звездами астеризм, похожий на ромб. — Нашла! — воскликнула охваченная радостью Инид. На самом деле Уэнздей не смотрела на небо, потому что изучала ее лицо. — Но она почти белая. Инид дернула головой и заинтересованно уставилась на Уэнздей, в ожидании, как бы спрашивая «Ну? Что ты на это скажешь?» — Так кажется. — Уэнздей подарила ей полуулыбку. — Если присмотреться, видно, что она отличается. Ее название Арктур. Она четвертая по яркости на всем небе. От нее вниз идут две линии, и в общей сложности образуется созвездие Волопас. Предположительно созвездие изображает сына Каллисто — Аркада. Нимфа Каллисто, согласно древнегреческим мифам, была превращена в медведицу Герой женой Зевса из-за ревности. Но версий произошедшего достаточно много. В одной из них сказано, что Каллисто в медведицу превратила Артемида, ведь, являясь ее нимфой, она должна была воздерживаться половой жизни. Несмотря на количество вариантов, одно ясно точно: Зевс обманным путем овладел Каллисто, за что она поплатилась превращением в медведицу и родила сына. У Уэнздей закололо в желудке, когда Инид положила голову ей на плечо и, тяжко вздохнув, снова переплела их пальцы. — Бедная Каллисто. И что, она была совершенно одна? — Да. В одной из версий она скиталась по лесам и наткнулась на Аркада, занимающегося охотой. Каллисто была неподвижна, когда сын поднял лук, готовясь ее убить. Но Каллисто спас Зевс, превратив в созвездие Большой Медведицы. — О, большое ему спасибо, — проворчала Инид. — Если придерживаться мифа, в котором Аркад это созвездие Волопаса, то попал он на небо тоже с помощью Зевса. Согласно этой версии, у Каллисто была любимая собака. И когда Аркад чуть не убил свою мать, то Зевс превратил в созвездие не только Каллисто, но и ее собаку в созвездие Малой Медведицы и Аркада — в Волопаса. Звезда Арктур в созвездии Волопаса с древнегреческого как раз-таки означает «страж медведицы». Аркту́рос, где а́рктос — «медведь» и у́рос — «страж». Я все верно перевела? Инид усмехнулась и выпрямилась. — Уэнздей, я знаю греческий, а не древнегреческий. Ну, медведя можно перевести как «арку́да», а стража — «фруро́с».— Непонятно, к какому именно из трех созвездий был прикован взгляд Инид, но выглядела она приунывшей, а пальцы, сцепленные в замок, распались. Не отрывая глаз от неба, она принялась бездумно поглаживать внутреннюю сторону ладони Уэнздей, принося тем самым с собой щекотку. — Все равно история грустная. — У нее есть любимый питомец и ребенок до скончания времен на бескрайнем небе, — напомнила Уэнздей. — Которого зачали насильственным актом. Инид наклонила голову и прикусила нижнюю губу. Теперь она смотрела на их руки. — Да, — согласилась тихо Уэнздей и поймала в капкан ее пальцы. — Хорошего мало.***
Перед тем как отправиться Невермор, на часах была половина второго. С Инид они вставали в одно время, только Инид предстояла история искусств, а Уэнздей литература. Выспаться им не представлялось возможности, поэтому они не сильно огорчались утекающим минутам. Когда мусор был собран, и вся компания, разбросанная по развалинам детской площадки, скучковалась в одном месте, они все направились обратно в школу. Было темно настолько, что приходилось держать Инид за руку не только из-за желания чувствовать ее рядом, но и для того, чтобы знать, куда идти сквозь эти дебри голых веток и высоких колючих кустов. Но стоило им отдалиться от площадки, Ксавье деликатно попросил ее о разговоре. Он не был откровенно пьяным, но его попытки говорить нормально провожались легкой путаницей в словах. Они шли позади всей группы на большом расстоянии. Навряд ли даже Йоко с Инид смогут расслышать их речь. Вопреки своему нежеланию находиться в этой ситуации, Уэнздей приняла все спокойно. Чем раньше она откровенно откажет, тем будет лучше для всех. Он попробовал взять ее за руку, а она дернулась, точно обожженная. И не ясно было, это из-за Тайлера или по привычке. — Ксавье, — Она постаралась поймать его взгляд, но безуспешно. Могла различить только черты лица и изгибы губ едва ли не шестым чувством. Они встряли посреди тропы. Подобрать слова сложно, но парень терпеливо ждал, когда она замолчала, стремясь выделить главную мысль. Он готовился к удару. Не было достойного способа его смягчить, да и не нужно, если она не хотела быть неправильно понятой. Но Ксавье — друг, и она предпочитала все так и оставить. Чтобы она перестала строить планы на побег, когда находилась рядом. Уэнздей посмотрела в сторону почти скрывшихся с поля зрения друзей. — Не могу ответить тебе взаимностью. И хочу закрыть этот вопрос раз и навсегда. — Ауч. — Он откинул голову назад. — Достаточно прямолинейно. — Ксавье неловко откашлялся и посмотрел в землю. — Хорошо. Я тебя понял. Больше не буду докучать. Не будет лукавить — полегчало. Теперь ей не терпелось догнать Инид и войти в ее пространство, которое тут же обволакивало маревом спокойствия. Осталось пережить все неловкое время, что придется идти с Ксавье рука об руку. — Варианта два, — резюмировал, встрепенувшись Ксавье. Часть ее сочувствовала парню, потому что было ясно, как сильно он стремился выйти из положения беспечно. — Либо Инид разгневанно возвращается за тобой, либо слетает с катушек Бьянка, потому что я обещал проводить ее до двери. Уэнздей приподняла бровь, но вопрос не задала. Парень посмотрел в сторону ушедших друзей и начал жестикулировать. — Бьянка чувствует себя неуютно, когда возвращается в общежитие ночью. Это как-то нечаянно всплыло в наших отношениях. Ты же знаешь Бьянку. Она лучше будет идти напролом, чем признается кому-нибудь в слабости. Да ты такая же. — Он чиркнул зажигалкой и поднес к кончику сигареты. Пламя осветило его подбородок и быстро исчезло, оставляя маленький огонек разгораться при затяжках. — Черт, Уэнздей. Не говори никому, пожалуйста. Иначе меня найдут где-нибудь здесь, под кустом. Он запрокинул голову и щелкнул пальцем по сигарете, стряхивая пепел, а Уэнздей, закатив глаза, тронулась с места. — Ксавье, у тебя язык без костей. Но я сделаю вид, что у меня уши без барабанных перепонок. — Спасибо. — Он сделал шутливый поклон, и так низко, что она забеспокоилась о его равновесии. А потом, выпрямившись, поддел ее плечом. — Ей повезло. Он вымолвил эту фразу таким тоном, который мог быть предназначен для вопроса: «Как думаешь, они уже покинули эти заросли или мы еще сможем догнать?», а у Уэнздей из груди вышибло воздух, как будто он пнул ее в спину. Она решила не комментировать и повернулась, чтобы его поторопить, но услышала шум с треском деревьев слева и протянутое пьяно ругательство. — Ксавье? Она достала телефон, прищурившись из-за чересчур яркого дисплея, а когда включила фонарик, то лицезрела Ксавье в позе звезды рядом с коварным корнем дерева, как змея выползшем из травы на земляную тропку. — Я пытался спастись. Ксавье поднес сигарету ко рту и глубоко затянулся. Было слышно как тлели закрученная бумага и табак, а в тишине посреди лесопарка это действие вышло крайне драматичным. — Я так не думаю. Она хотела уточнить, как именно Бьянка в прошлом завязала с ним отношения, но не стала добивать бедного парня после своего отказа и противостояния с корнем. К тому же она сама увязла в девушке время от времени пугающейся собственной руки. — Уэнздей, можешь мне помочь? Ладно, иногда это может быть забавным.***
Она безусловно переоценила себя, потому что шла с Инид за руку, но вся горела из-за плохо скрытого внимания друзей. Они, конечно же, делали вид, что совершенно в них не заинтересованы, но ощущалось каждой частичкой кожи смысл их невербальных разговоров. Все девушки прошли через их комнату, хихикая, как ненормальные, чудом вписываясь сначала в балконное окно, а потом и в дверь, когда покидали комнату. Инид закрыла за ними и выдохнула, прислонившись к двери спиной. — Как думаешь, они смогут пройти никем незамеченные? — она улыбнулась и оттолкнулась от двери. — Был неудачный опыт? — На самом деле нет. Всем плевать. Но они и не лажали в учебные дни. Хотя один раз Дивина напилась на зимнем балу, и ее отправили в комнату трезветь, а потом заставили две недели убираться в классе после химических опытов. — Могу предположить, что данный опыт никак на нее не повлиял. — В точку. Уэнздей скинула куртку и повесила в гардеробной. Она не делала ничего особенного, но так устала, что с трудом передвигала ногами. Она думала о том, чтобы лечь спать вместе с Инид. Так давно это желание занимало все ее мысли, что сейчас, в ответственный момент, она не думала о другом. Ей так хотелось уснуть с руками на талии и теплым дыханием на шее. — А-а… Я так устала, — простонала Инид и скинула шубку прямо на пол. — Мне нужно в душ. Она зажгла настольную лампу и потерла устало глаза. Уэнздей села в кресло у рабочего стола и на секунду поплыла в сторону грез об Инид. Она представляла их парой. Представляла, как помогала ей раздеваться, шептала всякий бред и принимала поцелуи в лицо, наполненные любовью и усталостью. — Составишь компанию? — Инид поиграла бровями и оперлась рукой о стол. Уэнздей невольно выпрямилась от смущения. — Что? Ты же просила флиртовать только с тобой. А теперь, когда остальные кандидаты исключены, ты под прицелом. — Не боишься, что я соглашусь? Ее слова прозвучали как ответный выстрел. Громко и неожиданно. Хотелось подыграть, а еще зацепиться, чтобы в дальнейшем Инид чувствовала свободу. Она хотела дать Инид больше поводов для поддразнивания, дабы подобраться к ней поближе, залезть в теплое сердце и спрятаться там, пока Инид не почует неладное. — О, правда? — Она засмеялась, заставляя Уэнздей замяться. Хотела бы она..? Могла бы..? Такие мысли не оказались ужасными, а за это ей стало неловко. Если она согласится, Инид отшутится и сменит тему, даже если сильно будет смущена. — Нет. — Она отрицательно покачала головой, сдавшись. — А что так? Я бы потерла тебе спину. Ты мне. Почему Инид выглядела так красиво? Так ласково, нежно и игриво. Так по-настоящему и так соблазнительно? Ей очень хотелось ощутить ее тепло, ее ласку. Буквально или в переносном значении. Все это не важно. Она хотела Инид как друга, как девушку, как родного человека. Без опошлений и грязных шуток. Если все это надумки ее жаждущего любви организма, она просто не вынесет того момента, когда все перестанет быть таким неземным, сладким и опьяняющим, как ягодный ликер. Она не смогла уйти от ситуации, когда она была так близко к совершенству с голубыми глазами. — Отлично, — сказала она и смело ухмыльнулась, зная, что Инид пойдет на попятную. — Что?! Что и требовалось доказать. Уэнздей знала, во что играла. — Трусишь? — Она сложила руки на груди, стараясь показать свое упрямое превосходство в спорах. Инид было приятно смущать, так как обычно они работали наоборот. Инид, невзирая на свою запутанность, нервозность, неловкость в каких-либо вещах, почему-то практически постоянно брала лидерство на себя. Она могла играть языком флирта, могла произносить своими блестящими губами откровенные вещи, которых многие стеснялись. Но Уэнздей знала, что у нее все же были грани, которые она хотела бы смягчить и обойти, но уж точно не выбрать тактику нападения. Но как же, черт возьми, она ошибалась. — Эм… Нет, ни капли нисколечко. Мы мылись с Йоко в одной ванной, когда перебрали на ночевке. Она горделиво выпрямилась и подняла подбородок, словно рассказывала что-то, чем, несомненно, нужно было гордиться и выставлять напоказ всему окружающему миру. У Уэнздей сердце упало к ногам. Инид вообще не задумывалась над его судьбой. Смéла стискивать, обнимать и залечивать трещины. Она холила и лелеяла его, как не делала с собственным до невозможности добрым, большим и любящим. Все тело сковало сильными эмоциями. Разобраться в таком количестве противоречивых чувств не было времени. Но она могла точно признаться, что живот свело, а искры потоком направились сначала вверх, как при извержении вулкана, а потом утекли вниз, чтобы третировать теплом между ног. — Если твой флирт приводит к подобному, мне интересно, сколько человек побывало в нашей ванной, — добавила она, стараясь скрыть дрожь ног, колебания голосовых связок и покалывание на скулах. Будто песок постарались втереть мягкими движениями в кожу, называя это деликатным скрабированием. — Только самые лучшие. Она не сожалела о том, что Инид не сказала и слова против этой затеи.***
Шум воды врывался в мельтешащие, громкие, жужжащие, как рой беспокойных пчел мысли. Звуки почти резонировали друг с другом, превращая всю эту какофонию в около ансамбль. Она не знала, как вообще на это согласилась, как не сопротивлялась? Бред. Бред наяву. Или может она спала. Инид посмотрела на нее и уверенно стянула водолазку через голову. Локоны перепутались и пробор немного изменился, но менее очаровательней она не стала, скорее наоборот. Краснеющие щеки, блеск в глазах, опять-таки, будто она незаметно для Уэнздей урвала пару стаканчиков шампанского. Ее грудь в бюстгальтере без косточек и поролона смотрелась так красиво, нежно и привлекательно, что Уэнздей наверняка покраснела с кончиков ушей по самые плечи. Она сразу же посмотрела ей в глаза, потому что хотела сделать вид, что ее тело совершенно Уэнздей не интересовало. Что она не хотела припасть губами к изгибу плеча и шеи. Не хотела узнать, насколько ее грудь мягкая в этом хлопковом лифчике. Но внезапно из-за мысли, ударившей в нее как молнией, у Уэнздей потяжелела голова, и от затылка по каждому позвонку прошел холод. Ледяной, почти мертвецкий. У нее на руках порезы. Они давно зажили, но были красными и определенно заметными. Парочка из них была рельефной, и если провести по руке пальцем, то с легкостью можно нащупать выпирающие линии. Она не может показать их Инид сейчас, в такой момент. В такой момент, когда ее ноги подкашивались от яркости переживаний, а в голове мутнело от переизбытка эндорфина. — Все! Я не могу, я стесняюсь! Вот и пришло спасение. Инид закрыла ее глаза рукой, полностью скрывая себя от пытливых карий глаз Уэнздей. Честно, она надеялась, что не пялилась, как извращенка. — Я боюсь, что тоже, — стесняясь еще больше, призналась Уэнздей. Что хуже, признаться в ужасающем стеснении или делать вид, что все под контролем, пускай коленки подгибались, точно их пинали со спины? — Так может. Ну, это… — Так ты сдаешься? — Уэнздей не упустила возможности услышать забавное порыкивание и усмехнулась. Она все равно уступит Инид победу, она не настолько глупа, чтобы продолжать, в случае если Инид все же решится раздеться перед ней. — Неужели сейчас это важно? — Главное не победа, а участие. Верно, Инид? Она не смогла удержаться от ухмылки, которую, вероятно, смогла увидеть Инид, так как ладонь, закрывающая глаза, не могла препятствовать взору на губы, которые свободно выбрали нахальный изгиб, на чужое легкое раздражение. Становилось жарко не только из-за щепетильного момента, но и из-за того, что теплая вода продолжала литься, тем самым нагревая небольшую ванную комнату. Скорее всего, и зеркало медленно начало запотевать. — Ты меня бесишь! — вскрикнула досадливо Инид. — Хорошо. Если ни одна из нас не готова сдаться, то предлагаю альтернативу — сделаем все с закрытыми глазами. Уэнздей застыла. Вода продолжала шуметь, а Инид отбивать ритм по полу стопой. Немного подумав и взвесив все за и против, Уэнздей поняла, что не готова отказаться от перспективы оказаться с Инид в настолько близком положении. Если Инид ее не увидит, то она сумеет сохранить свой секрет еще на немножко. Но ее пристыдил подчеркнутый факт в собственной голове — Инид скорее испытывала азарт, когда Уэнздей нагло пользовалась ситуацией. — Я принимаю альтернативу. Она стянула с себя толстовку и осталась в черном бюстгальтере, а услышав, как Инид освобождалась от юбки, она мысленно застонала, потому что после этого следовало нижнее белье. А потом и ее собственное нижнее белье. Высшие силы на что она, черт всех бери, согласилась? — Какова вероятность, что мы выйдем живыми? А то я боюсь, что кто-то поскользнется и что-нибудь сломает. Она не могла больше ни в прямом, ни в переносном смысле закрывать глаза на то, что сейчас они стояли друг с другом абсолютно обнаженными. Ее тело пылало от смущения, от возбуждения, от противоречий и желания. Да и еще бог знает из-за чего. Скорее всего, она вообще заболела и воспылавшее тело результат долгого лежания на деревянных досках. Еще далеко не лето, вдруг ее иммунитет не был готов к таким испытаниям. Никогда она еще не проводила столько времени на свежем воздухе в середине весны. — Она явно больше числа твоих воображаемых жертв флирта. — Теперь их больше на одну. Уэнздей почувствовала руку Инид на локте и вдохнула побольше воздуха в легкие. Его катастрофически не хватало. Что же они творили… — Осторожно, — предупредила Инид, когда они перешагивали бортик холодной ванны. Как можно было чувствовать себя настолько голой, будучи раздетой? Она не представляла, что существовали такие ощущения. Куда уж больше, она и так уже не имела на коже ни одного куска ткани, но ощущала себя голой до костей. Она боялась наткнуться своим телом, своей грудью на такое же голое тело подруги, в которую она успела влюбиться. Еще хуже было бы угодить рукой куда-нибудь, чего обычно подруги (наверное), не касались. Было истерически смешно бояться нечаянно задеть пальцами сосок Инид или еще что поинтересней. — Ты не расплетала косы? — Нет, — вымолвила она несмело. Инид с чем-то завозилась, но потом стало ясно, что гремела она металлическим шлангом душа. — А можно я? — Хорошо. — Тогда направь на меня лейку, пока я буду заниматься твоими волосами. Вдруг она коснется чего-нибудь лишнего? Что будет тогда? Инид отскочит, как ошпаренная или прижмется ближе? Она посмеется и пошутит? Она спросит, почему у Уэнздей соски тверже ее характера, или сделает вид, что ничего не произошло? Она приняла громкую лейку, касаясь пальцев Инид, и закусила губу. Она ненормальная. Быть настолько взбудораженной непривычно. Инид сняла с ее кос резинки и, видимо, отложила на одну из полок ванной, до которой легче всего было дотянуться, нащупать, будучи абсолютно слепой. А потом она начала сдавленно хихикать. — Что смешного? Инид взяла ее за руку и опустила ниже. — Мне вода льется прямо в рот, ты как думаешь? Я как только его открываю, чтобы что-то сказать, он сразу наполняется водой. От сердца отлегло. Она на миг подумала, что Инид из любопытства подглянула. Но, она не смеялась бы, а ахала от вида ее изрезанной руки. — А я то думала что-то ты долго молчишь, — подметила Уэнздей. — А ну не пререкаться! И вообще, дай. На нее обрушились струи теплой воды, и дар речи враз пропал, но веселые смешки Инид смягчали ситуацию настолько, что вся эта затея переставала казаться такой сюрреалистичной. Просто две подруги принимали вместе душ. Ничего же такого, да? Когда ее волосы полностью пропитались водой, Уэнздей нашла в себе силы на сарказм: — Мне кажется, мы закончим к первому уроку. — Не ворчи. — По-любому Инид закатила глаза за закрытыми веками. Что-то громко грохнулось в ванную и скользнуло прямо к ее ногам. — Слушай, я нащупала свой гель для душа, ты не против? Либо тут сейчас будет погром. — Без разницы. Ты в обычное время роняешь предметов больше. У меня сложилось впечатление, что тебе нравится бунтовать против банок. — Ха-ха. — (Прозвучал щелчок открывающегося геля для душа) — Повернись. Я думаю, мы обе не готовы к глубокому бикини, поэтому ограничимся безопасными зонами. Если бы Инид трогала ее не только за спину, она бы умерла. Вообще она не была уверена в том, хотела ли этого. Она могла путать желание человеческого душевного тепла с желанием ощутить Инид ближе в сексуальном плане. Но также Уэнздей поймала себя на мысли, что даст Инид все, что она захочет, только бы получить от нее хоть кроху любви. Инид осторожно убрала ее волосы со спины, а у нее пошли мурашки по коже, несмотря на теплую воду, ручейками сбегающую вниз по ее ничем не прикрытым изгибам. Вода изменила направление и теперь стекала по ее ноге, а мочалка мягко начала движения с затылка. Сладкий запах геля для душа заполнил собой все душное пространство. Вспышкой мысль о бывшем парне заставила ее вздрогнуть и сильнее зажмуриться, из-за чего Инид остановилась для того, чтобы спросить, в порядке ли она. Она кивнула, но, вспомнив, что они друг друга не видели, ответила согласием. Но была ли она в порядке, как считала? Перестанут ли когда-нибудь флешбеки ее посещать? Пока Инид мочалкой терла ее плечи, лопатки и предплечья, что-то вполголоса проговаривая о их вечере, Уэнздей эгоистично думала о себе. Она подумала, что визуально не была готова к тому, чтобы предстать обнаженной перед Инид. Она думала о том, что было бы, если бы Инид видела ее. Видела ее полностью, каждую выступающую косточку, каждый шрам, полученный по неосторожности или сделанный собственными руками. Видела ее несовершенства, особенности тела, мамину фигуру с широкими бедрами. Тайлеру это нравилось. А еще ему нравились гладкие тела с бархатистой кожей. Этого точно она на данный момент не могла дать. Неужели он вдолбил ей в голову пунктик насчет бритья? Раньше она не считала себя менее привлекательной, если неделю не прикасалась к бритве. Инид спустилась к пояснице, и она чуть не взвыла. Руки сжались в кулаки, но она постаралась дышать нормально. Она поняла, что молчала все то время, что Инид тратила на ее тело. Инид тратила время на ее тело… — Как у тебя это выходит? — спросила Уэнздей. — Тереть спину? Ну, не знаю, круговыми движениями… Теплая вода вернулась на спину, и пена покатилась вниз, к ее ногам. — В вопросах об отношениях, о сексе… Ты всегда словно знаешь, что делать. Создается впечатление, что ты в любом случае сможешь найти, что сказать. Будто ты психологически более зрелая. Я просто… — Уэнздей повернулась к Инид лицом. Лейка пропала, а струйки воды стали биться о бортики ванной позади Инид. — Я чувствую себя настолько бедной в данном аспекте, что это унизительно. — Ох… Уэнздей, — Инид протяжно выдохнула, подбирая слова. — Я бы тебя обняла, но это уже будет чересчур. Она посмеялась, а Уэнздей подхватила настроение, хотя чувствовала себя паршиво и действительно хотела, очень хотела объятий. — Нормально чего-то не знать или не иметь какого-то опыта в чем-либо. Мы не можем родиться, зная все обо всем. Это абсолютная тоска. — Инид прикоснулась мочалкой к ее ключицам и медленно стала потирать, избегая спуска на грудь. Уэнздей невольно напрягла живот. — Как ты могла что-то знать и уметь, если вообще никогда даже не думала о подобном. Судя по звукам, Инид опустилась и отложила лейку напором вниз. Затем она взяла ее за руку, за ту самую, на которой расцветали ровными линиями столбик порезов. Ее уши загорелись ужасно, потому что она не знала, что должна была сказать, если Инид каким-то образом их нащупает. Она вся закаменела, как глыба апатичных эмоций, в ожидании самого худшего. Если Инид от неожиданности откроет глаза, она так и останется неподвижно стоять, принимая весь стыд, обрушившийся на ее худое тело. К счастью, Инид придерживала ее за внешнюю сторону руки у локтя, а мочалкой проходилась по стороне порезов. Потом Уэнздей смогла расслабиться, так как Инид перешла к другой руке. — Да, и Уэнздей. В этой комнате только одна из нас трахалась. Слово «трахалась» прозвенело в ее голове, как звонкая пощечина. Душно, мокро, они обе голые в пене и рядом. Возбуждение спустилось по позвонкам и, как при боли в месячные, заставило все внизу гореть, но до нестерпимости сладким жаром. — Только не это слово, Инид. Оно делает ситуацию еще похабней. Она давно к себе не прикасалась, но как же сейчас этого хотелось. А еще в мозг запрыгнул, как в последний вагон, кадр, где к ней прикасалась Инид. Она бы замычала от отчаяния, если бы находилась одна. — Прости. Со стороны ты выглядишь так, будто тебя невозможно смутить. Так что расслабься, твоя репутация не пострадает. Тебе нужно в первую очередь раскрепоститься наедине с собой, вот и все. Уэнздей ощутила струи воды на груди и чуть было от прежнего страха не распахнула глаза. Инид смывала пену, а значит, с вероятностью сто процентов коснется ее руки. Она взяла у нее лейку и попросила Инид достать ее собственную мочалку, чтобы приступить к ней. Сколько она будет от нее скрывать порезы? Она не знала, но понимала, что от Инид больше всего хотелось подучить поддержку, но и по-новой все это ворошить желание отсутствовало. Уэнздей скопировала действия Инид и стала мягко намыливать ее тонкую шею, заходить за уши и спускаться к ключицам. Инид расслабленно замычала. — И вообще, тебе только кажется, что я зрелая. Глупости. Я постоянно чувствую себя неполноценной. — Уэнздей открыла рот, чтобы задать вопрос, но Инид ее перебила: — И я не хочу это обсуждать прямо сейчас. Что-то в ее словах было такое, что Уэнздей думалось, если она обнимет Инид и застынет, обхватив ее как можно больше и теснее, то Инид сначала будет отнекиваться и говорить, что все в порядке, а затем начнет плакать. Либо она начала действительно хорошо разбираться в людях, стала более эмпатичной, либо просто связь между ними с Инид на самом деле была очень сложной, чуткой и искренней. — Хорошо, но я тебя выслушаю, если ты этого захочешь, — сказала спокойно Уэнздей, продолжая потирать ее плечи мочалкой. — Как насчет того, чтобы вспомнить твое приватное шоу по телефону? Инид цыкнула языком, но было слышно, что она улыбалась. — У меня текст из тех видео от зубов отскакивает. Все это некий вызов самой себе, как раз чтобы раскрепоститься. Да и ты не сдала назад, несмотря свое я-я-вное смущение. — Мне кажется, мой мозг просто отключился от чувств. Не думала, что это может быть таким… приятным, — призналась Уэнздей. Она закончила с Инид спереди и смыла пену. — Твоя очередь поворачиваться. — Боже, Уэнздей вот так прям сразу? — удивилась наигранно Инид. — Я могу ограничиться пенетрацией, если ты не уверена. Инид замолчала, и молчала она дольше положенного. Уэнздей начала подозревать, что ляпнула что-то совсем неуместное. — Я плохо на тебя влияю, — сказала, наконец, Инид и сразу же рассмеялась, шлепнула рукой по плитке, вероятно, потеряв равновесие от внезапного приступа веселья. Закончила она завыванием, больше похожим на истерическое. — Я ужасно на тебя влияю-ю-ю. Уэнздей представила, как она подтирала пальцами слезы, выступившие после смеха, и протяжно выдохнула, чтобы успокоиться. — Эти слова меня только вдохновляют. — Она подняла душ над предположительно макушкой Инид, чтобы ее раззадорить, а затем опустила и легонько пнула стопой ее стопу. — Поворачивайся. — Ты точно не смотришь? — Что тебя заставило спросить это сейчас, Инид? — Не знаю. Не смотришь? — Нет, Инид. Я бы не стала. — Точно? — продолжала настырно Инид. — Инид, если ты приоткроешь глаз, чтобы узнать, не смотрю ли я, я вгрызусь тебе в плечо. — О, ну тогда я повернусь, чтобы тебе было удобнее, а мне приятнее. Уэнздей закатила глаза под закрытыми веками и попросила Инид отыскать гель для душа, так как средство уже ушло в сливное отверстие вместе с водой. Они закончат через час, подумала безнадежно Уэнздей. Зато Инид решила, что самое время начать нести всякую околесицу и смеяться над собственными шутками. Но солгать себе она не могла — все это дико ей пришлось по душе.***
— Я чувствую себя так, будто у меня только что был секс. Инид устало зевнула, расчесывая свои высушенные волосы, которые без укладки и завивки лишь слегка закручивались на концах. Она проделывала все тоже самое со своими длинными и прямыми волосами, еле сдержавшись от мысли не расчесываться вообще. Они с горя пополам помылись, чередуя стендап в лейку душа, совершаемый одной из них, пока другая нормально заканчивала с водными процедурами. Ну стендап больше по части Инид, Уэнздей перечисляла нетипичные способы убийства до громкого «Ла-ла-ла, я ничего не слышу», а потом, сменив тему, говорила о ней до очередного жалобного «Ну Уэнздей». — Ты морально уничтожена? — Уэнздей отложила расческу и перекинула волосы на одно плечо. Она опять сказала что-то не так? Она не могла подтвердить, что точно говорила неправду, но фраза определенно должна была подаваться в саркастичной манере. Тогда почему Инид встряла с поднятыми бровями и застывшей улыбкой, словно она произнесла что-то абсурдное донельзя, но указать на это она не решалась. — Оке-е-й… — Инид встряхнула головой и ответила, как ни в чем не бывало. — Нет, я хотела сказать, что чувствую, что мы немного стали ближе. Время было много, и дело подошло к утру. Им оставалось спать всего пару часов. Инид погасила свет и враз события дня и вечера налепились на организм липкой тяжелой массой. — Инид… — Да? Она оторвалась от телефона, по-видимому, ставила будильник и, заблокировав, сунула под подушку. — Насколько мне известно, после полового акта многим требуются объятья для восстановления сил и безопасного морального возвращения в реальность. Уэнздей сложила руки на груди и беспокойно постукала пальцами по локтю. Она ни в коем случае не приветствовала перспективу уснуть одной в своей тусклой постели так далеко от нее. Инид дернула бровями, а потом, улыбнувшись, залезла под одеяло и отогнула край, приглашая подругу к себе. — Меня умиляет то, как ты обходишь прямые просьбы. Залезай. — Она нетерпеливо похлопала ладонью по постели, а Уэнздей, как по команде, пересекла комнату, чтобы запрыгнуть в яркую, как ее хозяйка, кровать. Они обе теперь пахли гелем для душа с тропическими фруктами, а Инид еще и кремом для лица с выпечкой. Ее босые стопы были теплыми, когда как стопы Уэнздей напоминали ледышки. Инид поджала Уэнздей себе под бок и крепко обняла. — Спокойной ночи, Уэнздей. Инид мягко потерлась носом о ее макушку и обхватила ладонь, прижатую к груди. — Спокойной ночи, Инид.