***
Хёнджин для второго свидания выбирает просмотр фильма. Кто вообще в их возрасте ходит на свидания в кинотеатры, да ещё на какую-то любовную драму? Феликс пытался предложить другие варианты, но с Хёнджином спорить бесполезно. Он победил. Опять. Кажется, из Феликса слишком уж активно вьют верёвки и самое паршивое, что ему это нравится. Даже чёртову розу притащил — свидание ведь. Он достаёт телефон и замечает непрочитанное сообщение: пять минут назад Хёнджин написал, что уже подходит, а значит… Феликс поднимает взгляд и натыкается прямо на Хёнджина. Сегодня он в простой белой футболке и кожаных чёрных штанах с прорезями, часть длинных тёмных волос заплетена в хвост, а на шее толстая цепочка, плотно прилегающая к ней. Чтобы не взвыть, приходится закусить губу. За что Хёнджин такой потрясающий? — И когда ты отстанешь от меня со своими цветами? — бурчит Хёнджин, но розу всё же не выбрасывает, а бережно прижимает к себе. — Когда ты перестанешь называть меня папочкой. Полные губы растягиваются в лукавой улыбке. Как же Феликс соскучился по нему — руки тянутся к парню, размещаясь на пояснице, глаза же тонут в тёмном шоколаде. От одного только взгляда на Хёнджина внутри невероятно теплеет, словно он вернулся домой: комфортно и спокойно. Неужели можно серьёзно влюбиться в парня, с которым вы потёрлись друг о друга в туалете гей-клуба? Хёнджин жмётся ближе, окольцовывая его талию своими руками, и втягивает Феликса в поцелуй. Его губы такие невероятные: мягкие и напористые. Он не проникает языком внутрь, лишь кружит по контуру и всасывает нижнюю губу в свой рот. Феликс же крошится от ощущений. — Милый хвостик, — говорит он севшим голосом, когда они отстраняются друг от друга. — Уже думаешь, как будешь меня таскать за него? — Боже, ты всегда всё сводишь к сексу? — на Хёнджина невозможно смотреть без улыбки, он вновь вызывает в груди странное щекочущее чувство, из-за которого хочется смеяться в голос. — И это мне говорит человек, который дрочил на меня, пока я был в спортзале? Серьёзно? — Ты правда очень красивый, — Феликс проходится взглядом по его лицу. Он замечает едва проступающие морщинки, поры и пару маленьких прыщиков, но это ничуть не делает Хёнджина хуже. Удивительно, но щёки Хёнджина краснеют. За всё время знакомства Феликс впервые видит, как тот смущается. Ну просто прелесть. Пытаясь скрыть своё стеснение, Хёнджин отворачивается и хватает его руку, таща в сторону касс. К счастью, кинотеатры уже не пользуются большим спросом, так что большая часть зала пустует, поэтому они берут места на последнем ряду по настоянию Хёнджина. Ещё добрых десять минут они трутся возле попкорна: Хёнджин не может определиться со вкусом и начинает стонать об очередной сложности жизненного выбора. Феликс покупает всё. Усаживаясь на свои места, они раскладывают кучу баночек с попкорном на соседних сидениях. Уже к концу рекламы Хёнджин уминает стаканчик сырного, довольно облизывая пальцы и бросая хитрый взгляд в сторону Феликса, который подвисает на пухлых губах. Словно специально, Хёнджин втягивает внутрь палец по самую фалангу. Кажется, это будет настоящим испытанием выдержки. Весь фильм проходит где-то на фоне. Феликс совершенно не следит за сюжетом, не может запомнить главных героев и вообще плохо понимает, что происходит на экране. Виной всему чужая ладонь, что поглаживает его бедро от коленки до паха и обратно. Феликс шумно дышит через нос в попытке хоть немного абстрагироваться от приятных ощущений, но получается плохо — в штанах становится слишком тесно. Ещё и присутствие окружающих не делает ситуацию проще, лишь наоборот, подстёгивает растущее возбуждение сильнее. Феликс бросает грозный взгляд в сторону Хёнджина и сталкивается с ним глазами, в которых пляшут черти, празднуя очередную победу. — Что ты делаешь? — цедит Феликс сквозь зубы, стараясь говорить негромко, чтобы не мешать другим посетителям. Им очень повезло, что последние несколько рядов оказались свободными и нужно хорошо постараться, чтобы на них обратили внимание. — А на что это похоже? — чужая ладонь с силой сжимается на затвердевшем члене. Приходится громко выдохнуть. Хёнджин лишь хихикает и убирает руку, чтобы слезть с кресла и опуститься на колени между его ног. Чёрт. Сердце начинает бешено стучать, ладони потеют, дыхание сбивается: страх быть пойманными смешивается с возбуждением, становясь чем-то диким, неизведанным. Хёнджин скользит пальцами по бёдрам, ногтем проводит по ширинке, вызывая приятную вибрацию, на что таз непроизвольно дёргается, желая продлить ощущения. Рой бабочек перемещается в низ живота, разнося трепет по всему телу. Хочется целоваться, и Феликс поддаётся своему желанию, наклоняясь и прижимаясь к полным губам. Он выманивает язык Хёнджина, обхватывает зубами, слегка давя, и ловит его стон своим ртом. Взгляды встречаются, в них плещет дикое желание и азарт: в прошлый раз хоть они и занимались сексом в общественном месте, но то была закрытая туалетная кабинка; сейчас же вероятность, что их заметят, гораздо выше. Отстранившись, Феликс оглядывает зал, но люди, сидящие от них через пару рядов, не замечают происходящего позади. Тем временем длинные пальцы расстегивают пуговицу с замком на брюках, приспуская и оглаживая член Феликса сквозь ткань трусов — дрожь предвкушения проходится по телу. Хёнджин проводит ладонью от головки и до самого основания, обхватывая и прикидывая размер. Хищная улыбка расползается по лицу — видимо, доволен. Он тянется рукой к карману своих кожаных брюк и достаёт оттуда презерватив — подготовился, хитрец. Шуршание открывающегося пакетика заглушается громкой грустной музыкой с экрана — по всей видимости, герои перешли к кульминации. Иронично. Феликс закусывает губу, следя за действиями Хёнджина: тот пробирается ладонью под ткань трусов и вынимает оттуда стоящий член, слегка массируя основание. Громкий стон срывается с губ, из-за чего Феликс замирает и с опаской смотрит на передние ряды, сталкиваясь взглядом с другим посетителем. Вот же ж. Незнакомец с интересом осматривает его, выгибая бровь, а Феликс лишь надеется, что в полумраке не видно его покрасневшего лица и тёмной макушки Хёнджина из-за спинки сидения. Он пытается сделать самый невозмутимый вид, краем глаза следя за посетителем, пока Хёнджин раскатывает презерватив по его члену. Как только мужчина отворачивается к экрану, Феликс возвращает свой взгляд на Хёнджина: тот с самым развратным видом облизывает свои ужасно соблазнительные губы. От его действий хочется громко заскулить. Ранее томившееся ожидание накатывает на Феликса словно лавина, снося на своём пути остатки рациональности и законопослушания. Несколько недель фантазий о том, как его член оказывается между мягкими губами, заставляют даже пальцы подрагивать: он так близок к тому, чтобы мечты претворились в жизнь. Словно заворожённый, Феликс не может и на секунду оторваться от Хёнджина: он такой красивый, развратный, жаждущий. Его будто бы вообще не смущает место их нахождения и присутствие других людей — выглядит слишком спокойным, в то время как Феликс то и дело дёргается, пугливо поглядывая вперёд. Стоит Хёнджину пройтись языком по всей длине, Феликс крепко сжимает подлокотники кресла и начинает шумно дышать через нос. Он уверен, что если в фильме повиснет тишина, его тяжёлое дыхание будет слышно на весь зал. Пухлые губы обхватывают головку, и Феликс готов кончить уже в этот момент, но стоически держится: не зря же он ждал этого столько недель. Хёнджин с хитрым прищуром вбирает член глубже и упирается концом в щёку. Как он может выглядеть таким милым и пошлым одновременно? Потрясающе. Феликс оглаживает головку снаружи, слегка надавливая, и срывается на тихий стон от раскатывающегося удовольствия. В ответ Хёнджин лишь хмыкает и убирает член из-за щеки, проталкивая его глубже. Когда головка упирается в глотку, а нос Хёнджина — в пах, Феликс понимает, что тот не соврал. Это будет лучший минет в его жизни. Внутри так тепло и влажно, хочется сорваться на резкие толчки, но он более чем уверен, что ему этого сделать не позволят, поэтому остаётся лишь пытаться не стонать громко и следить за размеренными движениями губ на своём члене. Хёнджин отдаётся процессу со всей своей старательностью: то сжимает горло и губы, заставляя крепче цепляться за ручки кресла, то расслабляет, давая время на передышку, а когда почти выпускает член изо рта, широким жестом лижет головку. Его своеобразный контроль заставляет сходить с ума. Феликс и не думал, что быть ведомым, отдавая себя в полную власть партнёра, может быть таким возбуждающим: до подгибающихся коленей и жалобного хныканья. В полумраке зала Феликс замечает, как в глазах Хёнджина плавится горький шоколад, и тянется рукой к его лицу: проходится кончиками пальцев по красивым чертам, ласкает родинки и разглаживает морщинку, что залегла между бровей от усердия. Несмотря на всю пикантность ситуации — хлюпающие звуки и присутствие посторонних, — Феликс чувствует подступающую нежность, что чуть оттесняет страсть. Хёнджин весёлый, дерзкий, капризный, целеустремлённый, умный, красивый… И он безумно ему нравится. Вот так окончательное принятие своих чувств приходит к Феликсу во время минета в кинотеатре. Будет, что рассказать их детям. — Кажется, я в тебя втрескался, — признаётся он шёпотом с влюблённой улыбкой на лице, аккуратно зарываясь пальцами в тёмные волосы. От такой неожиданной новости Хёнджин давится и случайно сдавливает член зубами. На глаза наворачиваются слёзы. — Не говори такие вещи, когда я с набитым ртом! — шикая, отвечает он, после того как отстраняется от его паха. — Что за момент ты вообще выбрал, господи? — Хёнджин продолжает ворчать, стараясь скрыть своё покрасневшее лицо. Милый. Феликс тянет его за подбородок и оставляет десятки мелких поцелуев на губах и щеках парня. Он тоже плавится от переполняющих его чувств. Хёнджин от такой непривычной ласки замирает и неверяще смотрит в глаза, пытаясь найти подвох, но находит лишь зарождение чего-то большего, чем простое желание. — Я тоже в тебя втрескался, — бубнит он под нос и возвращается к своему занятию, попутно оставляя мягкие поцелуи на месте укуса, тем самым извиняясь за предоставленный дискомфорт. Хёнджин вновь вбирает в рот член и тянется рукой к ладони Феликса, сплетая их пальцы. От этой нежности хочется скулить больше, чем от мягких губ. Они держатся за руки, смотря друг другу в глаза, пока Хёнджин скользит ртом по всей длине ствола, а на фоне раздаётся смех других зрителей. Свободной рукой Феликс прижимается к щеке парня, ласково оглаживая и приободряя; в ответ тот ластится к руке, чуть меняя положение и сдавливая плоть сильнее, из-за чего перед глазами начинают мелькать пятна. Сдерживать себя становится сложнее. Хёнджин ускоряет движения головой и спускает его руку ниже, к цепочке на своей шее. Улавливая намёк, Феликс натягивает украшение, сдавливая горло Хёнджина, на что получает вибрацию по возбужденному органу от приглушённого стона, который разносится волнами наслаждения по позвоночнику. Хёнджин выглядит таким довольным, заглатывая всю длину, выбивая из Феликса стоны и задыхаясь от давления на шее, словно ждал этого так же сильно, как и сам Феликс. Хёнджин такой нереальный, противоречивый: он полностью ведёт, ставит свои условия, не давая возможности даже лишний раз шевельнуться, но в то же время дрожит от удовольствия, стоит Феликсу сильнее натянуть цепочку. Его лицо ещё больше краснеет от натяга, но он лишь закатывает глаза от восторга и заглатывает глубже — головка упирается в стенку гортани. Хёнджин шумно сглатывает, меча хитрый взгляд, и Феликс всё же начинает скулить: слишком тесно, слишком влажно, слишком приятно. Он готов подарить Хёнджину хоть весь мир, если тот продолжит делать ему минеты хотя бы раз в неделю. Резкая громкая музыка вынуждает посмотреть на экран. Кажется, фильм приближается к финалу. — Хёнджин, — шепчет Феликс сквозь сбивчивое дыхание, — фильм сейчас кончится. Тот кивает в ответ и свободной рукой начинает массировать яички. Стоны продолжают разносить сводящие с ума вибрации, и, не выдерживая, Феликс толкается бёдрами в чужой рот — пальцы на яичках сжимаются сильнее. Даже не имея возможности говорить, Хёнджин выказывает всю свою натуру действиями. Феликс же вновь теряется в боли, что смешивается с нереальным наслаждением и страхом — так странно и так хорошо. У них остаются считанные минуты до того, как зажжётся свет и посетители поплетутся к выходу. Мысли об их возможном раскрытии вырывают громкий стон, на который всё же оборачивается пара человек. Приходится сделать вид, что Феликс слишком растроган концовкой, а не мягкими губами на собственном члене. Чужое внимание иглами азарта проходится по телу, вызывая учащённое сердцебиение, отдающееся шумом в ушах. Это так заводит. Адреналин разливается в крови, и, желая получить больше острых ощущений, Феликс начинает толкаться бёдрами в тёплый рот, стараясь выглядеть при этом максимально непринуждённо. Хочется схватить Хёнджина за хвост, сорваться на бешеный ритм и кончить, пока на него смотрят другие, но посетители возвращаются к просмотру фильма, что уже подходит к своему завершению. В отместку за проявленную инициативу Хёнджин на долю секунды сдавливает его член зубами, а затем поднимается вверх по стволу, оставляя во рту лишь головку и активно вылизывая её языком, посылая по телу Феликса волны яркого удовольствия с примесью боли. Оргазм подбирается слишком близко. Хёнджин и сам выглядит так, будто находится у края: затуманенный взгляд на грани отключки от реальности, крупная дрожь по всему телу, тихие стоны и недвусмысленные движения тазом. Один его вид вызывает новую вспышку в низу живота — от накатывающих ощущений Феликс стискивает пальцы Хёнджина сильнее и пропадает в тёмных глазах, содрогаясь в мелких конвульсиях. На экране появляются титры, лампы в зале постепенно включаются, а люди покидают свои места, двигаясь в сторону выхода. Хёнджин выпускает член изо рта и на дрожащих ногах падает обратно в кресло, пока Феликс, матерясь себе под нос, быстро стягивает с себя презерватив и выбрасывает в пустой стаканчик из-под попкорна. Ещё бы чуть-чуть, и стало бы совсем неловко. — Тебе помочь? — он бросает взгляд в сторону его паха. Правда, если уже и продолжать, то явно не здесь. Хёнджин лишь качает головой, глубоко дыша и прикрывая веки. — Я уже. У тебя есть салфетки? — получив отрицательный ответ, он выдаёт красноречивое: «Блять». Им приходится задержаться в туалете, чтобы Хёнджин снял с себя запачканные трусы и умылся. Он вообще выглядит сильно потрёпанным — волосы вновь мокрые и липнут к коже, на шее виднеются следы от крупных звеньев цепочки, губы опухшие и покрасневшие, — но ужасно довольным. — Ты всегда так потеешь? — интересуется Феликс, помогая вытирать его тело бумажными полотенцами. — Смущает? — Хёнджин дёргает бровью, а в голосе слышатся нотки недовольства. Ничуть. Феликс наоборот считает это весьма сексуальным. Когда Хёнджин — весь из себя такой развратный и нуждающийся — истекает потом, яйца поджимаются от ещё большего желания. — Возбуждает. Хёнджин на это лишь хмыкает и, оглянув себя в зеркале напоследок, тащит Феликса прочь из кинотеатра.***
Летним вечером в Центральном парке отдаёт свежестью. Прогуливаясь по узким тропинкам и держась за руки, они обсуждают отрывки фильма, что смогли всё же увидеть. Ладонь Хёнджина огромная по сравнению с его. Он сам по себе весь огромный: высокий, широкоплечий, с выраженными мускулами. По его внешнему виду и не скажешь, что он та ещё привередливая принцесса, которая не переносит минимальный дискомфорт, превращаясь в комок жалобных стонов. Даже сейчас Хёнджин постоянно кряхтит от отсутствия трусов и неприятно липнущих к его заднице кожаных штанов. Феликс же, наоборот, немного ниже его ростом, довольно худощав и не обладает рельефными мускулами, так как неравномерный график работы не позволяет ходить в зал на постоянной основе. Он не выглядит как «защитник» в стереотипном его представлении, но Феликс всегда готов окружить заботой и комфортом, позволяя другим чувствовать себя в безопасности. И да, он всё же немного прётся, когда Хёнджин называет его папочкой. Совсем чуть-чуть. — Нет, ты представляешь? Этот старый хрен решил, что может меня купить. — Чего? — Феликс возвращается из своих мыслей и не может понять, о чём вообще речь. — Ты меня не слушаешь, — обиженно бубнит Хёнджин, дёргая его за руку. — Прости, я задумался, — он пытается вычленить из памяти слова Хёнджина. Что-то про старого хрыща, который катил к нему яйца и задаривал подарками. — Не любишь, когда за тобой дорого ухаживают? Феликс поджимает губы, вспоминая все букеты, оплату ужина, кофеварку, абонемент в массажный салон и поиски личного водителя. Кажется, он и есть тот самый богатенький хрен. — Не в этом дело. Он… — Хёнджин смешно морщит нос и дует губы. — Ему было всё равно на меня, понимаешь? Он просто откупался и не принимал моих отказов. Пришлось попросить Бинни помочь, он его неплохо припугнул своими мускулами, — довольно хихикает он. — Это та ситуация, за которую ты должен Чанбину до конца жизни? — Феликс припоминает их разговор на первом свидании. — Нет-нет, это была просто небольшая дружеская помощь, — он вновь запинается в своих словах, но объяснять дальше не спешит, переключаясь на другую тему. — У них, кстати, скоро новая программа в клубе. В конце месяца. — Пойдёшь? — Я хотел бы сходить с тобой, — Хёнджин мнётся в нерешительности. — Часто там сейчас бываешь? — Когда бы я успел? Мы созваниваемся практически каждый вечер, — губы тянутся в улыбке. Кажется, его немножечко ревнуют. — Но не каждый ведь! — восклицает Хёнджин и останавливается на небольшом дубовом мосту. Феликс становится рядом, наслаждаясь звуками журчащей воды, шумом листвы и пением птиц. Всё же лучшая музыка — это звуки природы. Летом, находясь во всём своём цветении, Центральный парк особенно красив. А ещё рядом насупившийся красивый Хёнджин, который ожидает ответа. — Так ты звонил мне, чтобы я не ходил в клуб? — Феликс смотрит на него с прищуром и тянется руками для объятий. — Ещё чего, — фыркает Хёнджин в ответ, избегая прямого зрительного контакта и укладывая свои руки ему на шею. Покрасневшие уши выдают его с поличным. Они не выводили свой статус отношений за рамки «секс-партнёров» и не ограничивали друг друга в интимных связях, но сейчас, кажется, Хёнджина это волнует. Да и Феликса, по правде говоря, тоже: от мысли, что у Хёнджина может быть кто-то ещё, неприятно колет внутри. — Ты взрослый свободный человек, имеющий право на свою личную жизнь. Я пойму, если ты с кем-то был за время нашего общения, — не дожидаясь ответа, Хёнджин начинает тараторить так быстро, что Феликс еле поспевает за его словами, — но я не хочу, чтобы теперь тебе отсасывал кто-то ещё. Под конец речи краской покрываются щёки и шея Хёнджина. Он начинает активно кусать губу и всё так же смотреть куда-то вдаль. Приходится потянуть его за подбородок вниз, дабы заставить взглянуть на себя. — Хорошо, — спокойно отвечает Феликс, — но и ты должен ходить на свидания только со мной. Хёнджин расцветает в улыбке и согласно кивает. Он невероятно красив в закатных лучах солнца. Его тёмные длинные выбивающиеся пряди постоянно лезут в лицо из-за лёгкого ветра. Феликс цепляет их пальцами и заправляет за ухо, рассыпаясь от нежности кожи цвета золотистой ванили. — Может, останешься сегодня у меня? — завтра у обоих выходной и до жути хочется проснуться в объятиях Хёнджина. — У нас только второе свидание, а ты меня уже в постель тащишь? — возмущается Хёнджин, пытаясь сдержать улыбку. — Я согласен, но только в обмен на вкусный ужин и трусы, иначе на моей заднице точно появятся мозоли. Феликс, смеясь, целует его. Возможность провести больше времени с Хёнджином стоит и десяти пар трусов. Направляясь в сторону выхода из парка, они перекидываются шуточками и забавными историями из жизни. Хёнджин всё-таки выпытывает у Феликса информацию о его последнем посещении клуба и счастливо улыбается отсутствию у него партнёров за время их знакомства. Они скрываются от солнца в небольшом арочном переходе, где собралась толпа людей, слушающая группу уличных музыкантов. Четверо парней с барабанами и гитарами исполняют известную среди нью-йоркцев «Moving to New York». Хёнджин замедляет свой шаг, задерживаясь около исполнителей, и тянет Феликса за руку со словами: — Потанцуй со мной. Феликс теряется. Танцевать он совсем не умеет. Создать мелодию, которая вызовет желание пуститься в пляс? Без проблем. Но станцевать самому… — Я не умею, — смущённо произносит он, смотря в сияющие глаза парня. — Просто повторяй за мной! — кричит Хёнджин и начинает двигаться в такт музыке. Он кладёт свои большие ладони на тазовые кости Феликса, подталкивая и подстраивая под нужный ритм. Окружающие, заметив танцующую пару, невольно присоединяются к ним, и постепенно вся толпа приходит в движение. Хёнджин счастливо смеётся, наблюдая за неуверенными движениями Феликса; сам он движется так пластично и грациозно, словно был рождён для танцев. Музыка заливается в уши и проникает в самое сердце, формируя новые приятные воспоминания. Феликс отпускает ненужные мысли, заталкивая поглубже своё стеснение, вверяет себя полностью Хëнджину и чувствует заполняющую его радость от прекрасного ощущения свободы. Они подпрыгивают под заводную музыку, словно находятся на каком-то рок-концерте, обнимаются и оставляют редкие поцелуи на щеках друг друга. Феликс даже начинает игриво водить бёдрами, а Хёнджин — крутить его вокруг своей оси, придерживая за талию. Закатные лучи пробиваются в переход, освещают присутствующих людей и обнажают что-то новое, ранее незримое в парне напротив. Феликс задерживает дыхание, смотря на переливающиеся разными оттенками глаза и волосы Хёнджина, розоватые губы, что тянутся в улыбке, и ямочки на его щеках. Сердце стучит слишком быстро, выбивая признания в чувствах на грудной клетке. Говорят, счастье образуется из маленьких радостей, и в этот момент Феликс отчётливо понимает, что это значит.***
— Ты богач, — выдаёт Хёнджин, как только они заходят в просторные апартаменты. — Скорее, мои родители, — хмыкает в ответ Феликс. — Они мне подарили её на окончание университета. Из квартиры, что находится на сорок первом этаже, открывается прекрасный вид на вечерний Нью-Йорк и Центральный парк. Хёнджин зависает у большого окна, оглядывая окрестности. — Нравится? — Феликс подбирается сзади, укладывая голову на плечо своего парня, а руками обнимает за талию. — Красиво, — шепчет Хёнджин, накрывая ладонями его руки. — Тебе не одиноко в такой большой квартире? — Я здесь провожу не так уж много времени. Иногда ночую в студии звукозаписи, когда нет ни сил, ни времени, чтобы ехать домой. — Звучит грустно, — Хёнджин разворачивается в его руках и нежно целует в уголок губ, а затем растягивается в усмешке. — Моему папочке нужно больше отдыхать. — Боже, — закатывает глаза Феликс. — А тебе нравится меня так называть. — Скажешь тоже, — фыркает он, заливаясь румянцем. — Ты обещал мне трусы и ужин вообще-то. Феликс находит ему сменное бельё и одежду, отправляя в душ и надеясь, что размер подойдёт. Всё же Хёнджин немного шире него из-за занятий спортом, а задница так вообще… Он встряхивает головой, прогоняя ненужные мысли. Феликс действительно позвал его не за этим. Овощи отправляются тушиться на сковороду, курица — запекаться в духовку. Из ванной доносится шум воды, такой непривычный для его быта холостяка. К себе Феликс никогда партнёров на одну ночь не возил, предпочитал оставаться на нейтральной территории либо в крайнем случае на чужой. Так что присутствие другого человека ощущается довольно странно, но приятно. То самое щекочущее чувство, которое вызывает у него Хёнджин, пробирается под кожу с новой силой: он в его квартире, моется его гелем для душа и надевает его вещи. Маленький собственник внутри довольно потирает руки. — Это очень вкусно, правда, — Хёнджин с наслаждением мычит, отправляя последние кусочки курицы и овощей в рот. После душа он выглядит пободрее. Белая просторная футболка Феликса сидит на Хëнджине почти в обтяжку, демонстрируя подтянутое тело, а шорты оказываются чуть короче, чем они должны быть. На комплимент Феликс лишь смущённо пожимает плечами. Ему не единожды говорили, что он хорошо готовит, но вот времени на это обычно нет. Когда он заваливается домой около полуночи, сил хватает лишь на то, чтобы заказать доставку. — Боже, мои ноги так гудят, — Хёнджин со стоном откидывается на спинку стула и потягивается. — Сходить на утреннюю тренировку перед свиданием было плохой идеей. — Сделать тебе массаж? — предлагает Феликс, пока складывает тарелки и бокалы в посудомойку. — Ты хоть что-то не умеешь делать? — спрашивает Хёнджин, направляясь к дивану, куда ему рукой махнул Феликс. — Сосать, как ты, — он дерзко ухмыляется, довольный своей шуткой и устраивается на полу перед диваном, где развалился Хёнджин. Феликс распределяет крем по рукам и принимается разминать чужую ступню, надавливая большим пальцем на ключевые точки. Слышится кряхтение. — Наконец-то ты передо мной на коленях, — усмехается Хёнджин, довольствуясь открывшимся видом. Феликс игриво дёргает бровями, расплываясь в усмешке, и плавно переходит выше — к голени. Мышцы на ноге твёрдые, словно камень, поэтому он начинает разминать сильнее, осторожно проходясь пальцами по упругим мускулам. — У тебя ноги совсем забиты, — ворчит Феликс, — нужно почаще делать массаж. — Предлагаешь свои услуги вместо массажного салона? — болезненный стон разносится по гостиной, видимо, Феликс нащупал наиболее зажатое место. — А ты умеешь работать руками, — Хёнджин облизывает свои губы, замечая его взгляд. С ним играют. Опять. Феликс старается не вестись на провокации, сосредотачивая своё внимание на процессе. Размяв хорошо голень, он скользит ладонями к бедру, задирая длинные шорты. Ноги Хёнджина оказываются очень мощными. До этого момента Феликсу не доводилось увидеть их за длинными штанами, но сейчас он получает настоящее наслаждение, надавливая с силой пальцами на крепкие мышцы и выбивая из Хёнджина стоны. Внизу непроизвольно начинает скручиваться узел. — Признайся, это всё твой план по моему соблазнению? — кажется, Хёнджин начинает отключаться от реальности: зрачки расширяются, дыхание сбивается и тяжелеет, в паху выпирает увеличившийся бугорок, а язык постоянно проходится по манящим губам. И кто тут кого соблазняет вообще? Он хоть понимает, какой эффект оказывает на Феликса одним своим вожделеющим видом? — Ты всё-таки хочешь раскрутить меня на секс сегодня? Даже немного обидно, хоть и звучит Хёнджин игриво. Феликсу же просто необходимо чуть больше времени со своим парнем: его объятий, заразительного смеха, сморщенного носа, надутых губ и жара чужого тела. Банальный физический контакт, которого так не хватает те недели, что они не могут видеться и лишь созваниваются вечерами. — Ничего не будет, если ты не захочешь. Инициатива всегда исходила с твоей стороны, и этот раз — не исключение, — легко отвечает Феликс, переходя на вторую ногу. — Но я действительно хочу затащить тебя сегодня в кровать, чтобы уснуть и проснуться в твоих руках. Хёнджин заметно тушуется от озвученных слов и проявленной нежности, перестаёт облизывать свои губы, поджимая их в смущении. Руки Феликса доходят до голени левой ноги, которая, как и правая, ужасно зажата. Он недовольно хмурит брови, принимаясь как следует разминать и её. Повисает тишина, прерываемая лишь редкими вздохами боли. Градус страсти заметно снижается, они оба немного остывают, прекращая подначивать друг друга и исключая сексуальный подтекст из происходящего. Феликс даже проваливается в мысли о работе, загипнотизированный монотонными движениями рук по мягкой коже. — Почему ты ни с кем не встречался так долго? — внезапный вопрос заставляет Феликса остановиться. — А? — он не понимает, почему это может удивлять, учитывая, что Хёнджин и сам длительное время был без отношений. — Ты интересный, богатый, здоровый, красивый, уверенный. Не удивлюсь, если к тебе выстраивались толпы в очередь, — говорит Хёнджин и, задумавшись, прикусывает губу. — Был плохой опыт? — Не то чтобы. Просто… — Феликс пытается подобрать правильные слова, возвращаясь к массажу. — Мне сложно даются перемены, ненавижу менять обстановку. Я даже отказался от Гарварда, не желая заново привыкать к другому окружению, хотя родители настаивали на лучшем образовании. В итоге им не удалось меня уговорить и я пошёл в Нью-Йоркский. После окончания университета съезжать из дома не хотел, готов был до самой старости жить с родителями, — хихикает он. — А отношения тоже меняют привычный порядок вещей, особенно когда они рушатся. — Тогда почему ты решил попробовать со мной? — Сначала было просто интересно, ты сильно отличался от типичных посетителей клуба, — он улыбается, вспоминая их знакомство. — Потом ты слишком незаметно проник в мою повседневность. Обратного пути уже всё равно нет, так почему бы и не попробовать? — усмехается Феликс и не упускает шанса поддеть: — А ты был один из-за своих высоких запросов? — Были на то причины. Феликс вопросительно изгибает бровь, ожидая продолжения, но Хёнджин молчит. Надеясь, что он всё же расскажет, Феликс доходит до его бедра и замечает, как Хёнджин нервозно теребит свои пальцы. Неужели всё ещё думает, что его тут сегодня нагло трахнут? — Что-то не так? — всё же спрашивает Феликс, когда Хёнджин начинает заламывать пальцы. — Мне нужно кое в чём признаться, — Хёнджин говорит тихо, лицо становится слишком серьёзным. — Я должен был сказать об этом раньше. Феликс выжидательно смотрит на него, стараясь не паниковать раньше времени. Однако в голову всё равно лезут неприятные мысли. Феликс не убедил его в том, что ему нужен не только секс? Недостаточно серьёзен? Или дело в прошлом Хёнджина? Вдруг его преследует кто-то вроде того богатенького хрена? А если… Теперь уже непонятно, кто из них нервничает больше: Хёнджин, который пытается решиться на разговор, или Феликс, накидывающий в своей голове идеи, где одна безумнее другой. Хёнджин медлит, кусая губы и сверля взглядом свои руки. Приходится даже прекратить массаж, переключая всё своё внимание на него. — В чём дело, Хёнджин? — Феликс старается звучать мягко, чтобы тот расслабился и доверился. — Ты можешь мне рассказать. В подкрепление своих слов, Феликс берёт дрожащие руки в свои ладони и осторожно сжимает, оставляя несколько маленьких поцелуев на длинных пальцах. Он старается передать всю свою нежность через взгляд и прикосновения, потираясь щекой об их сплетённые ладони. — Пару лет назад я расстался с парнем. Мы встречались три года, в последний даже жили вместе, — Феликс кивает, ожидая продолжения и не отпуская его рук. — Он казался хорошим, разделял мои ценности, ухаживал, поддерживал и всегда говорил о верности, но в какой-то момент всё изменилось. Он стал странным, часто приходил поздно ночью пьяным и не хотел отвечать на мои вопросы. — Хёнджин останавливается и поджимает губы. Он словно выдавливает из себя каждое слово, с таким трудом формируя их в нормальные предложения, что даже Феликс собственным нутром чувствует неподъёмную тяжесть надвигающегося разговора. — Если ты не готов, то… — Я должен, Феликс, — он вздыхает и возвращается к рассказу после небольшого перерыва. — Однажды я стал копаться в его вещах. Понимаю, что это неправильно, просто не мог больше терпеть. Тогда я нашёл выписку из больницы с его анализами. Хёнджин вновь замирает в нерешительности. На смену беспокойным рукам приходит дёргающаяся нога, что отбивает пяткой ритм паники по полу — Феликс отрывается одной рукой от их ладоней и вцепляется в бедро Хёнджина, прижимая к дивану. По Хёнджину видно, что эта история даётся ему нелегко, поэтому Феликс слегка поглаживает его ногу и вновь целует руки, пытаясь приободрить и показать, что он рядом, хотя у него самого сердце сжимается в тревоге. — Там был результат на ВИЧ, — его голос дрожит, и он наконец поднимает свой взгляд на Феликса. — Он оказался положительным. Мы доверяли друг другу, поэтому не предохранялись, и я… Я тоже… — Хёнджина всего трусит, а глаза начинают слезиться от подступающих слёз. — Я должен был сказать раньше, прости. Если ты больше не захочешь меня видеть, я пойму. Разговор заходит в совсем неожиданное русло. Новая информация сваливается на голову грудой камней — мысли заполняются десятками вопросов, а в душу пробирается страх с обидой за Хёнджина и ненависть по отношению к неизвестному ему парню. Как вообще можно так поступать с человеком: изменить, заразиться и — самое отвратительное — сознательно заразить своего партнёра? Этому бывшему хочется свернуть шею. Феликс делает несколько глубоких вдохов, чтобы не сгореть в своей ярости. Сейчас важнее Хёнджин, который, по ощущениям, скоро провалится в приступ истерики: всё его тело крупно дрожит, а на щеках можно увидеть редкие скатывающиеся слёзы. Феликс поднимается с пола и устраивается на его бёдрах, крепко прижимая Хёнджина к себе и укачивая в своих объятиях. — Ты же понимаешь, что не виноват? — в ответ лишь слабый кивок. — Поэтому ты не спишь ни с кем, пока не узнаешь получше? — Поэтому, — сдавленно шепчет Хёнджин куда-то в шею. — Ты злишься? — Злюсь, но не на тебя, а на твоего бывшего-ублюдка, — он поглаживает Хёнджина по голове, чувствуя, как намокает футболка в районе ключиц. — Ты принимаешь нужные препараты? — Да, благодаря Чанбину. Когда я получил положительный результат, думал, что моя жизнь кончена. Планировал сигануть с какой-нибудь высотки или утопиться в озере Центрального парка, — из него вырывается смешок, однако звучит он совсем не весело, — но Бинни привёл меня в чувство, помог найти хороших врачей, и вот уже год у меня вирусная нагрузка не определяется. Это когда… — Я знаю, что это значит, Хёнджин. В своё время мне провели большую лекцию на эту тему, — он хмыкает, вспоминая наставления Кристофера по поводу его разгульного образа жизни. Хёнджин отстраняется и заглядывает в его лицо. На его щеках прослеживаются мокрые дорожки, грудь часто вздымается от быстрого дыхания, а руки, что лежат на спине Феликса, всё ещё мелко дрожат. Он весь пропитан страхом, отчего кажется таким крохотным, ранимым. Сердце неприятно щемит. Хочется просто спрятать Хёнджина в своей квартире, вычеркнуть из его памяти все плохие воспоминания и одарить заботой. — Как я уже говорил, если ты не захочешь меня больше видеть, я пойму, — голос Хёнджина надламывается, сквозит отчаянием. — Часто такое случалось? — Каждый раз, когда я пытался построить новые отношения. И ещё два раза пришлось менять работу. Как только коллеги узнавали мой статус, жизнь превращалась в ад. Слышать такое больно. Феликс даже представить не может, через сколько отказов прошёл Хёнджин, через сколько унижения и непринятия. Общество всё ещё склонно к стигматизации, несмотря на развитие медицины в этой области. И это чертовски бесит. — Люди боятся того, чего не знают. Но ты прав, тебе стоило рассказать мне раньше, — Феликс окутывает лицо Хёнджина своими ладонями. — Хотя бы перед тем, как просить меня не совать член в чужие рты. Щёки и шея Хёнджина заливаются краской, и он выдавливает из себя тихое: «Прости». Ну вот и что с ним делать? Даже злиться на него не получается, хотя немного заслужил. Со вздохом Феликс прижимается лбом ко лбу Хёнджина и трётся носом о его. Ситуация, конечно, стала сложнее, и небольшой страх поселяется в сердце, но ведь это всё ещё весёлый, дерзкий, капризный, целеустремлённый, умный и красивый Хёнджин. Он всё ещё ему нравится, и с ним всё ещё хочется быть. — Я не хочу, чтобы ты уходил, — Хёнджин даже дёргается на его слова от неожиданности. — Ты можешь мне кое-что пообещать? — получив ответный короткий кивок, Феликс продолжает: — Всегда принимай лекарства, говори о побочках и регулярно проверяйся. Понимаю, что мы только начали и я требую слишком много, но… Глаза тёмного шоколада вновь наполняются слезами, он сжимает Феликса в крепких объятиях, шепча на ухо десятки «спасибо» и «обещаю». Они не замечают, сколько проводят времени в обоюдных ласках: Феликс трётся носом об его уши и шею, играясь пальцами с длинными прядями; Хёнджин оглаживает ладонями его спину и бока, всхлипывая время от времени. Такая простая нежность, в которую вкладывается нечто большее, чем просто желание быть рядом. — Феликс, — Хёнджин проводит рукой по его шее, мягко поглаживая и сжимая. — Я тоже хочу уснуть и проснуться в твоих руках. Внутри всё топится от его слов. Просто быть рядом, физически ощущать Хёнджина, слышать его дыхание — становится чем-то до ужаса важным и необходимым. С горьким стоном приходится всё же временно оторваться друг от друга и дойти вместе до спальни. Кровать слишком большая даже для них двоих, но они всё равно прижимаются ближе. Сплетаются руки, ноги, языки и души. Они лениво целуются перед сном, шепчут признания и откровения, обнажают сердца, и, прежде чем окончательно провалиться в тягучую бездну, Феликс чувствует неизбывное счастье, что разносят бабочки в груди.