Я никогда не был им

      Лань Сичэнь точно не был в курсе. Только вот теперь Мо Сюаньюй уже не понимал, радоваться ему или плакать. Заклинатель в мгновение напрягся и вновь почувствовал себя стоящим на улице Юньпиня неподалёку от храма Гуаньинь. Он невольно сжал чашку с чаем крепче: так, что даже побелели костяшки на пальцах.              — Цзэу-цзюнь, — Неловко прокашлявшись, юноша осторожно начал, — Мне все же придётся ввести вас в курс дела.              От разговора с первым нефритом, откровенно говоря, на душе Мо Сюаньюю стало легче. Старший брат Лань Ванцзи оказал ему помощь, отнёсся как к почтенному гостю, даже любезно разрешил остаться. Страх и беспокойство столкнуться в Облачных Глубинах только с осуждением и презрением постепенно отступал: как минимум трое из клана Лань были рады приветствовать тёмного заклинателя на пороге своего дома.       Как же было прискорбно осознавать, что Лань Сичэнь вёл себя так с ним во многом лишь от того, что по-прежнему считал Вей Усянем.       С момента знакомства с Лань Ванцзи и совместного путешествия с ним лишь двое считали Мо Сюаньюя старейшиной Илина. Этими людьми были оба нефрита клана Лань. Среди прочих же заклинателей проходили лишь неподтвержденные слухи, и рождались они во многом из-за поведения Ханьгуан-цзюня. Резко близкие отношения с незнакомцем вызвали подозрения в первую очередь у главы клана Цзян — Цзян Чэна.       Удар Цзыдянем, пристальное наблюдение при любой возможности, а позже пленение на одной из улиц Цинхэ. В тот день Цзян Чэн устроил Мо Сюаньюю жестокий допрос лишь из-за его боязни перед собаками, — как оказалось, старейшина Илина страдал от той же напасти, — но чем больше убеждался, что юноша не является его воскресшим шисюном, тем больше злился. От верной гибели Мо Сюаньюя тогда спас только Цзин Лин. Благо, при повторных встречах старший дядя адепта больше не предпринимал попыток убить последователя тёмного пути, однако отныне смотрел на него с ещё большим презрением.              «Возможно ли, что он догадался, что я был так близок с Лань Чжанем только потому что притворялся Вей Усянем? — Скорбные мысли моментально заполнили сознание. Мо Сюаньюй обречённо вздохнул. — Возможно ли, что и у Цзэу-цзюню теперь будет такая же реакция?»              — Прошу меня простить, но я не господин Вей. Вышло огромное недопонимание.              На удивление повторно признаться в этом оказалось легче. Было ли это из-за того, что Мо Сюаньюй не решился поднять глаза на Лань Сичэня, или от того, что он не питал романтических чувств к нему — в любом случае, даже ожидать реакцию первого нефрита оказалось намного менее тревожно.       Тот отреагировал спокойнее, чем мог себе представить Мо Сюаньюй. Зрачки Лань Сичэня дрогнули, он растерялся на пару секунд, но быстро взял себя в руки. На лице первого нефрита вновь появилась доброжелательность.              — Так вот, в чем дело… — На удивление за этим не последовало обещанного раздражения и презрения. Единственное, что отличало Цзэу-цзюня от его повседневного состояния, это то, что его взгляд теперь смотрел куда-то в пустоту. Мужчина невольно прокручивал в голове воспоминания и складывал картину воедино. — Теперь я понимаю. Простите нас с моим братом, молодой господин Мо: мы поставили вас в очень неловкое положение.              Мо Сюаньюй растерялся. Лань Сичэнь встал перед ним с сомкнутыми в почтительном жесте руками. Было в этом что-то в корне неправильное.              — Что вы делаете?! Не стоит!              Заклинатель вскочил следом и поспешил разубедить главу клана. Вся эта ситуация вызывала в нем непреодолимый стыд. Он ведь сам был виноват в том, что позволил Лань Ванцзи обмануться, а позже поддержал его фантазии. Он сам виноват, что затянул этот спектакль на многие месяцы. Сам виноват, что остался совершенно один и был готов цепляться даже за такой гнусный способ, чтобы почувствовать ласку и тепло, пусть и не принадлежащие ему по праву.       Мо Сюаньюй винил себя во всем, и от того внезапные извинения со стороны Лань Сичэня выбили весь воздух из его лёгких.              — Простите, — Так и не сумев расцепить руки главы, молодой господин Мо внезапно сам бросился в ноги первого нефрита. Его мелко затрясло. — Простите, простите, простите… Я не должен был молчать. Мне стоило признаться во всем раньше. Я правда не планировал притворяться господином Веем. Ханьгуан-цзюнь… Он был так счастлив. Я поступил эгоистично.              — Молодой господин Мо!              Мо Сюаньюй все сильнее било дрожью. Случился приступ, и теперь заклинатель судорожно хватался за одежды Лань Сичэня мокрыми от пота ладонями. Перед глазами бесконтрольно проплывали все самые тревожащие его сцены. В ушах поднялся монотонный гул. Глава клана испуганно схватил его за плечи, но юноша не реагировал. Чувствуя, как влага побежала по щекам, он постоянно повторял одно и то же: «Мне не стоило…», «Простите».

***

      Мо Сюаньюй был вынужден остаться в резиденции клана Лань. После того как приступ закончился, глава не отпустил его — Лань Сичэнь был не на шутку обеспокоен и отдал распоряжение подготовить гостевую комнату для молодого господина Мо на те несколько дней, что он задержится в Облачных Глубинах. Ослушаться или сбежать украдкой Мо Сюаньюй не мог: чтобы покинуть барьер, ему бы вновь понадобился нефритовый жетон. Юноша почувствовал себя запертой в клетке птицей. И пусть в этой клетке все доброжелательно относились к нему, Мо Сюаньюя все равно терзали муки совести.       С наступлением ночи приступ вновь повторился. Но на этот раз рядом никого не оказалось: с наступлением первой стражи адепты отходили ко сну, и запертый в комнате Мо Сюаньюй был вынужден уже привычно справляться со своим состоянием самостоятельно. Благо, опыта у юноши было прискорбно много.       После смерти матери и того, как его погнали из Башни Золотого Карпа, у заклинателя случился нервный срыв. Отныне почти каждую ночь его преследовали панические атаки. Кошмары, сонные параличи, ночные вскрики и плач — все это изрядно докучало деспотичной тетушке. Дабы успокоить свой сон, хозяйка деревни Мо сослала захворавшего племянника ночевать в сарай. Жаль, что сами приступы от этого, естественно, не прекращались.       Во время путешествия с Лань Ванцзи Мо Сюаньюй также пару раз просыпался посреди ночи от охватившего его холода и необоснованного страха. Но тогда заклинатели спали рядом, и, пододвинувшись ближе, Мо Сюаньюй украдкой зарывался носом в одежды Ханьгуан-цзюня и, прижавшись к нему, засыпал. Лань Ванцзи, не просыпавшийся до пяти утра, наверное, даже не замечал этого, а на утро сваливал их внезапную близость за бесстыдство своего товарища.              — Прости…              Просыпаясь порядка пяти раз за ночь, Мо Сюаньюй чувствовал себя обессиленно. Время приближалось к утру. Юношу же тем временем вновь забила дрожь, но он настолько обессилил, что находился в состоянии между сном и бодрствованием. Он тихо бормотал одно и то же.              — Всё в порядке.              Тёплая рука коснулась его лба — нежно, почти невесомо. С трудом приоткрыв глаза, Мо Сюаньюй в полутемени смог рассмотреть стоящего рядом Лань Сичэня. Глава ордена был печален, но, тем не менее, заботливо поправил одеяло и подоткнул им дрожащее тело.              — Цзэу-цзюнь… — Тёмный заклинатель слабо отдавал отчёт своим действиям. Он потянулся рукой и опасливо коснулся белых одежд, как бы не решаясь полноценно ухватиться за них. Пальцы легонько подрагивали. — Останьтесь со мной ненадолго. Пожалуйста.              — Мгм.              Сбоку ощущалась тяжесть — Лань Сичэнь присел на край кровати и помог Мо Сюаньюю спрятать руку под одеяло, после чего вновь поправил его. Эта забота отдавалась теплом в сознании тёмного заклинателя. Юноша все ещё чувствовал беспокойство, но уже в меньшей степени. Он измученно сомкнул тяжелые веки. Учащенное дыхание потихоньку замедлялось. Ушей коснулась приятная слуху мелодия.