25-й год правления Сюань Чжэна, 22-й год 60-летнего цикла. Илин.
Два дня. Два дня двое израненных, изнеможенных до предела мужчины провели в горных пещерах. Один настолько бледный и холодных, что внешне уже напоминал восставшего мертвеца, второй — с впалыми кругами под глазами и трясущимися руками, что по-прежнему продолжал всеми оставшимися силами оберегать товарища. Минула битва. Три тысячи заклинателей пали в этом кровавом бою, немногие устояли на ногах. Сквозь море крови, тел и бродячих мертвецов Лань Ванцзи смог вытащить и доставить в безопасное место одного единственного человека. Теперь он держал Вей Усяня за руку и безостановочно вливал в него духовные силы. Или же просто надеялся, что делал это… У заклинателя самого почти не осталось энергии, он с трудом держал глаза открытыми. Однако, как бы крепко Ханьгуан-цзюнь не сжимал в своих ладонях холодную кисть, все равно не ощущал никакой ответной реакции. — Проваливай, — Глаза Старейшины Илина напоминали хрустальные шарики — такие же безжизненные и стеклянные. Мужчина не шевелился, но повторял одно и то же: — Я сказал тебе проваливать. — Вей Ин. Это была их последняя встреча. Лань Ванцзи признался Вей Усяню в том же месте, в то же время. Удерживая товарища на пороге смерти, он твердил ему о своих чувствах, о том, что тот не остался один, что они вместе со всем справятся. Но Вей Усянь не желал его слышать. Повторяя одно и то же, он раз за разом наносил сердцу заклинателя непоправимые раны. — Мне не нужна помощь обрезанного рукава. Его чувства были отвергнуты, любимый человек больше не смотрел на него с лучезарной улыбкой на лице. Он не смотрел на него вовсе. И Лань Ванцзи был разбит, но ни на секунду не выпускал ледяную ладонь из рук, ни на секунду не переставал делиться энергией, ни на секунду не предавал свои безответные чувства к этому человеку.***
— Второй господин Лань… Тихий оклик вывел Ханьгуан-цзюня из транса. Мужчина понял, что уснул. Уснул прямо на холодном полу, сидя у кровати в покоях Нечистой Юдоли, и даже сквозь сон сжимал хрупкую ладонь. Заклинатель с трудом поднял голову, но прежде чем ответить на призыв, обеспокоенно окинул взглядом лежащего перед ним человека. Надежда все еще не покидала его сердца. Мо Сюаньюй не просыпался уже сутки. Лекарь, прибывший на место, сделал все возможное: остановил кровотечение, забинтовал рану, насильно напоил бессознательного юношу снадобьями, но даже он не мог сказать точно, откроет ли тот глаза. Темный заклинатель совершил слишком большую глупость. — Второй господин Лань, — Голос за спиной прозвучал вновь, и на этот раз за ним последовало осторожное прикосновение к плечу. — Вам нужно поспать. Я подготовил для вас соседние покои. — Я не пойду. Не Хуайсан приходил уже дважды. Он был непосредственным свидетелем произошедшего, оперативно сработал в том, чтобы хотя бы попытаться оказать первую помощь, но, ровно, как и Лань Чжань, большего сделать не мог. Глава ордена Цинхэ Не теперь пытался заботиться хотя бы о благополучии второго гостя. Частично мужчина чувствовал ответственность за содеянное Мо Сюаньюем. Отбросив маски, он признался Лань Ванцзи, что уже встречался с темным заклинателем раньше и самолично поведал ему о существовании ритуала пожертвования тела злому духу. Однако предупреждал, что доселе никому не удавалось провести его успешно. И пусть глава клана смог скопировать записи из архивов Цзинь Гуанъяо, он не мог гарантировать, что те не были повреждены. Мо Сюаньюй отказался. Пусть он и был разбит, потерял отца, брата, орден, горячо любимую матушку, жил в нечеловеческих условиях, почти потерянная под образом умалишенного твердость духа по-прежнему не позволяла ему попрощаться с жизнью. В сердце юноши все еще была малая надежда на счастливую жизнь. Заслышав об этом, подробнее расспросив про то, как жил его товарищ, Лань Ванцзи начал корить и себя. Он отобрал у Мо Сюаньюя ту самую последнюю надежду. По-глупому держась за старую влюбленность, прикрываясь правилами клана, отрицая то, что смог открыть сердце новому человеку, он мучил Мо Сюаньюя сомнениями. Даже смирившись с тем, что действительно полюбил этого юношу, что готов был заботиться о нем, даже перестав чувствовать себя так, будто нашел Вей Усяню замену, а всецело отдав свое сердце тому единственному тогда, на постоялом дворе, Лань Ванцзи так и не сказал главного. «Я тоже люблю тебя». Но теперь было поздно. Бессильно хватаясь за ладонь, как за последнюю соломинку, второй нефрит клана Лань молился небесам о том, чтобы те не отбирали у него то, что было ему так дорого. Только не снова. Прижавшись лбом к этой холодной руке, мужчина чувствовал, как уже по засохшим соленым следам вновь бежала влага.***
Ночь прошла тихо. Лань Ванцзи все же уснул, пусть и в той же позе, так и не согласившись покинуть тело товарища. Миновал час Тигра. По отточенным за многие годы внутренним часам Лань Ванцзи открыл глаза ровно в пять часов утра, уже заранее смирившись с тем, что сегодняшний день проведет точно так же, как и предыдущий. Но, стоило заклинателю поднять голову, как взгляд его столкнулся с темными, почти черными радужками. Чувствуя, как трепещет сердце, мужчина резко вскинул голову и, поддавшись вперед, ухватился за хрупкое запястье уже обеими руками. — Мо- И тут он запнулся. А точно ли юноша перед ним был Мо Сюаньюем? Во взгляде темного заклинателя было сложно что-то прочитать. Кажется, тот очнулся не так давно, ведь глаза его по-прежнему казались стеклянными, а взгляд не цеплялся за объекты. Юноша медленно осматривал комнату, будто и не видел сидящего перед ним человека. Лань Ванцзи задержал дыхание. Сердце бешено колотилось, а в ушах эхом раздавался шум его стука. Ханьгуан-цзюнь жадно всматривался в уже такое родное лицо и ловил на нем малейшие изменения. Он надеялся. Надеялся и полностью осознавал, что сейчас абсолютно точно желает понять, что ритуал не прошел успешно. Лань Ванцзи жаждал обнять Мо Сюаньюя, крепко сжать его тело в руках и, наконец, облегченно выдохнуть. Но юноша перед ним не спешил разгонять его сомнения. Наконец, столкнувшись со взглядом голубых глаз, темные задержались за них, внимательно всматриваясь. Они смотрели друг на друга не меньше минуты. И тут Лань Ванцзи заметил то, что заставило его податься вперед, наконец, крепко обхватить темного заклинателя, уткнуться носом в его шею и, блаженно прикрыв глаза, выдохнуть: — Сюаньюй, ты очнулся. — Как ты узнал меня? Голос юноши был слегка хрипловатым, а еще звучал настолько тихо, что, пожалуй, не окажись Лань Ванцзи в такой близости, мог бы и не услышать его вовсе. Этот факт заставил заклинателя лишь сильнее обнимать товарища. Он не мог передать того, какое же облегчение и счастье сейчас испытывал. Не мог, но очень хотел. Ханьгуан-цзюнь чувствовал, что должен отныне яснее выражаться в своих чувствах. Но вместо ответа второй нефрит по-прежнему лишь молча вдыхал запах того, кого недавно чуть не потерял. Юноша в его руках все еще потерянно хлопал ресницами. Честно говоря, он не сразу осознал все, что произошло, и вместе с тем к нему не сразу пришло осознание, что ритуал не сработал. Однако, когда воспоминания о прошлом дне и о том, что он должен был быть уже мертв, вернулись, темный заклинатель вновь окунулся в пучину тревоги. Видя перед собой проснувшегося Лань Ванцзи, Мо Сюаньюй начал искать в его глазах признаки сомнений. Стыдно признать, но на секунду в его голову закралась мысль вновь притвориться другим человеком. Но, стоило этой нотке сомнений мелькнуть в его глазах, как Лань Ванцзи притянул его к себе. — Ты действительно сумасшедший, — Наконец, прозвучало со стороны второго нефрита. — Ты знаешь, как я волновался? А если бы ты не проснулся? Если бы мы не пришли вовремя? — Мужчина резко отстранился, но по-прежнему сжимал в руках плечи товарища. Брови его сошлись на переносице, и взгляд выражал крайнюю степень возмущения вперемешку с волнением и искренним облегчением. — Кто сказал тебе, что ритуал сработает? Кто сказал тебе, что я хочу, чтобы Вей Усянь вернулся?! Мо Сюаньюй опешил. С каплей испуга во взгляде заклинатель смотрел в глаза Ханьгуан-цзюня и не мог отвести его. Он не понимал, как ему реагировать. С одной стороны юноше действительно было стыдно и совестно перед Лань Чжанем, и он искренне признавал свою вину, принимая ругань, а с другой стороны мысли его цеплялись за одно единственное осознание. Невольно внутри все переворачивалось, а сердце начинало колотиться от предвкушения. Лань Ванцзи был рад. Был рад, что Мо Сюаньюй выжил. И это осознание так щемило его душу, что в какой-то момент заклинатель не выдержал переполнявших его эмоций. Поджав губы, вместо ответа, юноша поспешно вернулся в объятия возлюбленного, прижимаясь носом к его груди и сжимая ткань одежд руками. Он был счастлив и при этом чувствовал крайней степени стыд за все свои действия. Все еще охрипшим голосом он тихо проговорил: — Прости меня. Я… я совершил глупость. — Тише. Все в порядке, — Крепкая рука легла на его плечи, а чужие губы коснулись макушки. Юноша чувствовал, как обнимающего его мужчину легонько бьет дрожью от точно также переполняющих его эмоций. Тот держал его крепко, будто боясь отпускать. — Не смей больше поступать так. Мо Сюаньюй икнул. Чувствуя тепло чужого тела, всю заботу, что оно источало, он чувствовал себя в безопасности. Тонна пустых переживаний, сомнений будто свалились с его плеч. Заклинатель и мечтать не мог о том, что очнется, и к тому же очнувшись, почувствует себя настолько любимым. И последние ноты его сомнений были развеяны внезапно вновь произнесенным вопросом: — И ты правда рад, что вернулся я, а не «он»? — Да. И я не хочу тебя терять. Мо Сюаньюй тепло улыбнулся сам себе. Чувствуя порыв облегчения, он устало выдохнул: — Я люблю тебя, Лань Чжань. — Я тоже полюбил тебя, Мо Сюаньюй.