Я так и знала...

Мой взгляд лихорадочно скользит по его лицу, узнавая и одновременно не узнавая. А еще в этот самый момент я жутко завидую своему собственному ребенку, потому что безумно хочу оказаться на его месте. – Ира… тян… – севшим голосом произносит он. – Это, правда, ты?! Отчаянно киваю, не пытаясь сдержать слезы счастья, потому что просто увидеть его после стольких лет – уже за пределами мечтаний. Я ведь даже представить не могла, что увижу его как-то иначе, чем в два дэ. – Мама! Почему ты плачешь? – Санечка вырывается из рук Санджи и буквально пикирует на землю, кидаясь ко мне. – Ты не рада? – Ну что ты, милый, – обессилено опускаясь на колени перед сыном и крепко прижимая его к себе. – Конечно же, я очень рада! Ты молодец! – не отрываю заплаканных глаз от растерянного кока и протягиваю ему руку. Он словно отмирает, бросаясь к нам, и точно так же падает на колени рядом, обнимая нас обоих: – Неужели это сон?! – Конечно, нет, папа, мы же не спим, – назидательно произносит Санечка, и мы начинаем смеяться, выплескивая в смехе и неловкость, и растерянность, и шок от внезапной встречи. – Мороженое, – через несколько мгновений озвучивает сын, старательно выбираясь из объятий. – Хочу мороженое. – Ну, пойдем, вымогатель, – Санджи помогает мне подняться и долго не отпускает мою руку. – Дома с сиропом тебя устроит? Или завтра в кафе? Мой любимый принц в это время успевает поднять мой планшет и, бросив удивленный взгляд на экран, протягивает мне с чуть насмешливой полуулыбкой. – Ну да, – смущенно отвожу глаза и старательно убираю гаджет сначала в чехол, а потом в рюкзак, – ничего не изменилось. Все по-прежнему. – Па-ап! – сын настойчиво тянет его за руку. – Пошли домой. А еще у вас коленки зеленые, – радостно сообщает Санечка, – я тоже такие хочу! – быстро падает на траву и на четвереньках начинает нарезать вокруг нас круги. Мы снова смеемся. До дома мы добрались довольно быстро, благо идти было недалеко. Вадик с Эдиком на очередной пати, так что с порога допрашивать нас некому. Санджи даже не сопротивлялся, когда Санечка потащил его за собой, только уточнил, не помешает ли он на ночь глядя, на что сын невозмутимо заявил, что папа должен жить с нами, а то у Криськи папа есть, а у него только четыре дяди. Глаза моего обожаемого блондина в тот момент надо было видеть. Я хохотала так, что едва не навернулась, что дало ему законный повод придержать меня за талию, да так и не отпустить. Мы сидели на кухне и пили безалкогольное вино из коллекции Вадика, Санечка мирно посапывал у Санджи на руках, вцепившись в рубашку, и довольно улыбался во сне. Сын категорически не желал расставаться с внезапно обретенным папашей. Рассказанная им история его появления в этом мире практически повторяла мою: он погиб. Мое сердце сжималось от боли, когда он с легкой иронией говорил о том, что с Нами у них так и не сложилось. – Знаешь, Ира-тян, – он продолжал так меня называть, и это было что-то такое близкое, интимное, наше, тем более что и я звала его Санджи, в то время как здесь он был просто Александром. – Я ведь тогда сорвался. Стыдно вспомнить, но я словно стал искать смерти, бездумно бросаясь в бой и совершенно не заботясь о том, удастся ли мне выжить. Но убить меня, как выяснилось, очень и очень непросто, а Чоппер слишком хороший врач – он умудрялся спасать меня целых четыре года, – он замолчал. – Если бы я только мог подумать о подобном! – он легко поцеловал Санечку в висок. – Я ведь здесь почти шесть лет! – Шутка Ло оказалась пророческой, – усмехнулась я. – Но как?! Прошло же десять лет! – Для меня прошло только шесть, – я вздохнула. – Когда я пришла в себя, оказалось, что здесь те десять дней превратились всего в десять часов. Так что получается твои четыре года – это мои два месяца. Мы ненадолго замолчали, а потом он рассказал, как прошли для него эти шесть лет. Очнулся он, как и я, в больничной палате, весь опутанный проводами и совершенно ничего о себе не помнящий. Как оказалось, Винокуров Александр Георгиевич, представитель так называемой «золотой молодежи», в просторечии мажор, несколько месяцев назад разбился на мотоцикле, на котором любил погонять без шлема. Как результат – черепно-мозговая травма и кома. На пятьдесят шестой день произошла остановка сердца и клиническая смерть, а наутро в этом теле очнулся уже не Александр, а Санджи. Заново познакомившись с семьей, Санджи-Александр решил продолжить семейный ресторанный бизнес, чем привел в неописуемый восторг родителей, которые уже и не чаяли, что непутевый сынок возьмется за ум. А потом начала возвращаться память. Причем и память Санджи, и память Александра. – Мне казалось, что я жил сразу двумя жизнями, – невесело усмехнулся он, когда, наконец, удалось положить Санечку в его кровать. – В памяти мелькало столько полузнакомых и полузабытых лиц, событий и мест, что голова порой просто раскалывалась. И только когда я смог вспомнить тебя и то, что ты рассказывала о своем мире, я все понял, – мы сидели на полу в детской, прислонившись спинами к кровати и держась за руки. – Понял, что это за мир, вспомнил, что ты говорила о своей стране и о «черном золоте», и даже попытался тебя найти, – он тихонько засмеялся. Ну да, пытаться найти в человека по одному только имени – верх наивности. – Но ты все же нашел, – укладываю голову ему на плечо и прикрываю глаза. – Нет, это сын нашел меня, – его теплые губы касаются моего лба. – Представляешь, а я ведь только сегодня приехал, чтобы подыскать помещение под новый ресторан, едва успел в гостиницу заселиться и пошел прогуляться по округе. Зашел в парк, присел на скамейку, а из-под нее прямо у меня под ногами вылезает моя маленькая копия и с радостным криком: «Папа! Я тебя нашел!» виснет у меня на шее. А уж когда он схватил меня за руку и потащил к маме, я и вовсе онемел, – я слышу, как он улыбается. – Знаешь, в первый момент я подумал, что отец Саньки тот я, который жил здесь, и решил все выяснить, а потом увидел тебя. Надо будет завтра родителей обрадовать, – вполголоса вдруг воскликнул Санджи. – Можем даже немного пошутить: позвоним по скайпу, посадим Саньку и научим, что говорить надо. Я слушала любимый голос и млела, теснее прижимаясь к родному плечу, а когда он нежно коснулся моих губ в поцелуе, так и вовсе едва не растеклась счастливой лужицей, остановило только то, что я больше не была логией спирта. – Я люблю тебя, Ира-тян…