Наедине с мечтой

Дождь, посылаемый разъяренным небом, хлесткими ударами бил прямо в лицо, заливая глаза, мешая дышать полной грудью. Волосы мокрой паклей облепили рот, сарафан туго спеленал ноги, с трудом позволяя Пилар делать мелкие шажочки. Закутавшись в теплую толстовку, великоватую ей на пару размеров, девушка торопливо загребала сандалиями немецкие лужи. Ветер без труда проникал прямо под кожу, остужая кровь в венах, замораживая хрупкие ребра. Пилар снова с тоской вспомнила жаркое солнце Жироны и согревающие объятия Пабло. Вымокнув до внутренностей в первые пять минут под дождем, Пили дрожала мелкой дрожью, ожидая на остановке свой автобус. Немецкая речь, отрывистая и грубая, напоминала карканье сердитых ворон и больно била по ушам. Натянув на голову капюшон и прижавшись к прозрачной стене, Пилар уже пожалела, что так решительно распрощалась с Шенноном. Ну, подвез бы он ее до города, что в этом такого? Девушка представила себя рядом с ним на сиденье автомобиля, его горячее бедро, обжигающее ее сквозь тонкую ткань сарафана, его мощную руку, кислотой разъедающую ее плечо, его запах, волнующий и приятный, заставляющий ее мысли путаться. Пожалуй, все же, общественный транспорт - лучшее решение. Но и в автобусе, прислонив голову к дрожащему стеклу, Пилар видела в каплях дождя извилистый рисунок татуировки на плече барабанщика. Прикрыв глаза, девушка представляла себе Пабло, но в ее мыслях его кудри упрямо распрямлялись, укорачиваясь на затылке и удлиняя челку, рост становился меньше, а плечи шире, шея и руки покрывались татуировками, а темные глаза неуловимо зеленели. Выдохнув, Пили снова уставилась в окно, за которым асфальт, деревья и небо сливались в одну серую смазанную полосу. Пальцы скользили по запотевшему стеклу, выписывая по детской еще привычке буквы и слова. - Черт бы побрал тебя, Шеннон Лето! – Пилар прикусила губу, со злостью стирая с окна многочисленные переплетения S и L. В самом Берлине непогода уже утихла, оставив после себя лишь хмурое небо, жирными складками нависающее над глянцевыми лужами. Машины бороздили колесами водную гладь, вздымая веер брызг. Редкие прохожие, свернув цветные зонтики, смешными цаплями перешагивали через лужи. Пилар свернула к ближайшей забегаловке, мысленно напевая желудку успокаивающую песенку. Есть хотелось так, словно внутри у нее прочно обосновался Бермудский треугольник, поглощающий все, что приближалось к нему на расстояние глотка. За последние два дня, которые она просыпалась с Шенноном Лето, в эту черную дыру кануло лишь две чашки кофе, пара печений и меньше половины булки, которую не доели утки. Не смотря на все попытки Пилар думать о Пабло и возвращении домой, ее мысли упрямо крутились вокруг барабанщика любимой группы. Удивительный – слово, которым Пилар для себя характеризовала его точнее всего. Как бы поступила она, утром обнаружив рядом с собой незнакомого мужика? Паника, крики, полиция, бегство. Но поить его кофе? А если этот мужчина пробрался за ней в самолет? Да ее кулак – самое нежное, что он бы сумел почувствовать. Но Шеннон… Снова кофе, терпеливое убеждение и мягкая забота. Он всучил ей сто евро, которые она клятвенно пообещала вернуть, сама не зная как. Пилар улыбнулась в ворот толстовки, пахнущей свежим мужским парфюмом, наверняка, принадлежащим Джею. Запах Шеннона был крепче и более волнительным, пробуждающим древние инстинкты. Официант приветливо улыбнулся продрогшей иностранке и заботливо усадил ее за столик под кондиционером, установленным на горячий воздух. Пока теплый ветерок перебирал ее длинные пряди, высушивал одежду и согревал озябшую кожу, Пилар заказала огромную пиццу, порцию салата и сразу два кофе. Телевизор на противоположной стене мерцал яркими красками, но немецкую речь, режущую слух, заглушала музыка, к счастью, песни были в основном на английском. Пока ее пицца готовилась, сердобольный официант принес ей бокал красного вина, на ломаном английском объяснив, что это подарок от заведения. Мелкими глотками Пили цедила дешевое пойло. Алкоголь бодрящей лавой растекался по венам, согревая тело изнутри, оставляя на языке виноградную кислинку. Пилар расслабленно откинулась на спинку стула, пережидая, пока гул в голове утихнет. Все-таки немцы ничего не смыслят в вине, их удел дешевое пиво. И почему ее не забросило во Францию или в Италию, с их неплохими винодельнями? Преодолевая языковой барьер, Пилар на простейшем английском с использованием интернациональных жестов попросила у официанта позвонить, и тот дружелюбно протянул ей свой сотовый. - Я звонить, - девушка запнулась, наткнувшись на внимательный взгляд молодого немца: - Алё-алё ин Испания. – Улыбка парня стала шире. – Ферштейн? На дне ее знаний двух языков невесть откуда оказалось заблудшее слово из третьего. Официант закивал с тройным усердием и снова протянул ей свой мобильный. - Мое дело предупредить, - пожав плечами, Пили на память набрала номер Пабло и добрых пять минут слушала длинные гудки. Сотовый Соль тоже звать хозяйку отказался и Пилар, погрустнев, вернула телефон немцу. Вот и верь после этого людям, у них человек пропал, родной, возможно даже любимый, а они даже трубки не берут. Следующие полчаса, поглощая еду, Пилар пыталась выяснить у добродушного официанта, как добраться до Барселоны. Дешевле всего стоил поезд, и воодушевленная девушка усердно запоминала, как добраться до вокзала, предвкушая встречу с Паблито. Но воодушевление и предвкушение рассыпались прахом, когда симпатичная девушка-кассир попросила у нее паспорт. Едва ли не рыдая, Пилар, запинаясь, пробормотала, что забыла его дома и скоро вернется, и быстрым шагом покинула вокзал. Чувствуя себя опасным преступником, Пили пряталась в кусты, едва завидев кого-то по ее мнению похожего на полицейского. Ну, за что ей все это? Оказаться в чужой стране без документов и права вернуться домой? Вся надежда на Пабло или Соль, они должны приехать за ней, но сначала надо с ними хотя бы поговорить. Пилар с трудом разыскала телефон и медленно со странной неуверенностью набрала номер своего парня: - Алло, - Паблито, похоже, только проснулся. - Пабло, забери меня отсюда, - не в силах больше сдерживаться всхлипнула Пилар. – Пожалуйста. - Пили? Что случилось? – Пабло ощутимо пнул храпящего на полу Начо, чтобы тот заткнулся. - Я не знаю, милый, не знаю, - Пилар медленно сползла по стене телефонной кабинки. – Я схожу с ума, наверное. Вчера я проснулась в Лос-Анджелесе, а сегодня уже в Берлине, - девушка благоразумно умолчала, с кем именно она просыпалась. – Забери меня, пожалуйста. - Слушай, не держи меня за идиота, - Пабло снова вышел из себя. – Какой Лос-Анджелес, какой Берлин? Ты пьяна? - Вовсе нет, Паблито. Я, правда, в Германии, но у меня нет даже паспорта. Помоги мне, - сев прямо на пол, девушка обхватила колени свободной рукой. – Ты мне нужен. - Не называй меня так! Знаешь что? – парень снова злобно пнул друга. – Между нами все кончено. И не звони мне больше, даже когда проспишься. Пабло отключил мобильный, проклиная тот день, когда, переспав с этой горячей крошкой, решил с ней еще и встречаться. Отвесив Игнасио еще один пинок, Пабло снова заснул, позабыв о Пилар и ее проблемах. Он принял ее за пьяную? Не может такого быть. Пабло никогда не бросит человека в беде и уж тем более он не может бросить ее. Пили снова и снова набирала испанский номер, но аппарат абонента усиленно находился вне зоны действия сети. Услышав механический голос в пятый раз, девушка разрыдалась, прижав трубку к груди. Сердце сжало колючей проволокой, по которой пустили высоковольтный разряд, и все, о чем она сейчас думала – как пережить эту ноющую боль под ребрами, вытягивающую наружу нервы. Звонить сестре она даже не стала. С трудом заставив себя подняться с пола, Пилар просто брела по городу, уныло переставляя ноги. Красоты Берлина покрылись туманной дымкой, окрашиваясь в тусклый серый. Выглянувшее из-за туч солнце тонуло в лужах, не успевая согреть заплаканное лицо Пилар, прохожие обходили ее стороной, осторожно огибая сгорбленную фигурку. Надвинув капюшон на самый лоб, Пили засунула руки в карманы и шла, не поднимая головы, подавляя желание лечь прямо на тротуаре, свернувшись калачиком, и позволить немцам себя затоптать, вряд ли они могли сделать ей больнее, чем Пабло. Голод, усталость, все прочие ощущения отступили под влиянием тупой боли, разрывающей внутренности. Мимо проплывали высотные здания и старинные особняки, ухоженные парки и уютные скверы, а Пилар все шла, упрямо рассматривая асфальт под ногами, сменяющийся брусчаткой. Лишь раз она зашла в небольшое кафе, заказав крепкий кофе, и снова принялась мерить город шагами. С наступлением вечера Пилар обосновалась на жесткой лавке в одном из парков, подняв глаза в темнеющее небо со звездными вставками, вслушиваясь в успокаивающий шепот листьев старого дуба. И пусть полицейские ее арестуют и вышлют из страны. Она так устала, все, что ей нужно - вернуться домой. *** Весь вчерашний день Шеннон пытался избавиться от воспоминаний о темных глазах, затягивающих, словно бездонный омут. Но и глаза, и дрожащие губы, и упрямо вздернутый нос, и крупные завитушки волос упорно стояли перед внутренним взором, и исчезать никуда не собирались. А в ушах то и дело раздавалось сердитое «Пилар!» Лишь вечером блондинка из бара отеля помогла стереть из памяти образ знойной испанки. Горячая кожа гостьи, скрасившей его вечер, и сейчас приятно обжигала тело. Носом она уткнулась между лопатками, согревая дыханием земной шар, а рукой обняла его за талию, закинув ногу на его бедро. И плевать, что он даже не помнил ее имени, зато эта блондинка отлично знала, что нужно делать, чтобы стереть из его головы все мысли. Она стонала и извивалась, словно змея, сверкая глазами в свете ночника, выдыхая его имя. Шеннон усмехнулся воспоминаниям и немедленно вознамерился повторить все при свете дня. Пальцами он медленно провел по закинутой на него ножке, поднимаясь от узкой щиколотки к самым ягодицам, скрытым тонкой кружевной тканью белья. Странно, вроде вчера они уже избавились от этой преграды. Но Шенну даже нравился процесс обнажения женского тела, и он с удовольствием повторит его снова. Жесткая скамейка оказалась на редкость удобной, словно мягкое облако, в котором тонуло тело Пилар. Нога уютно поместилась между двух перекладин спинки, как и рука, обнимающая скамью. С каждым днем глаза открывать становилось все страшнее. Едва проснувшись, девушка сильно зажмурилась, молясь про себя, чтобы она оказалась дома. По ее ноге медленно кралось какое-то насекомое, и Пилар слегка дернулась, стряхивая надоеду. Но букашка упорно ползла вверх, подбираясь к краю трусиков. Девушка слегка дернула ногой, словно сбрасывая его руку, но Шеннона это не остановило, он продолжил подъем, проведя пальцем под самым краешком белья, а после повернулся к гостье лицом. Пилар испуганно распахнула глаза, когда скамейка, которую она обнимала, вдруг зашевелилась. - Мамочка! – прошептала она, уткнувшись в цветную татуировку планеты, и снова зажмурилась, надеясь, что тайфун «Лето» минует ее стороной. - Какого хрена? – Шеннон рассматривал притворяющуюся спящей каталонку, с которой они договорились больше не встречаться. – Опять ты? Страстной блондинки по близости не наблюдалось, что делало Шеннона, обломавшегося с утра, еще злее. Он тяжело дышал, рассматривая побледневшую Пилар, вцепившуюся напряженными пальцами в край одеяла, и пытался не думать, как ведет себя в постели эта хрупкая испанка. Сарафан задрался, приоткрывая плавный изгиб бедра и краешек белых кружевных трусиков. Мужчина сглотнул, все еще чувствуя рукой бархатистость ее оливковой кожи. - Хреновая из тебя актриса, - Лето усмехнулся, глядя, как дрожат, приоткрываясь, ее ресницы. – И чего тебя так тянет в мою постель? Он провел пальцами по тонкой шее, скользя по выступающей ключице, едва касаясь, спустился по плечу, ощущая, как трясется она под его прикосновениями. От ее руки Шеннон плавно перебрался к обнаженному бедру, чуть сжимая его ладонью, оставляя красный след на матовой коже. Пилар покрылась мурашками, не в силах совладать с собой, сосредотачиваясь на местах соприкосновения его мягких пальцев и собственного тела. Он скользил по ней ладонью, словно передвигая за собой жаркий ком из ее оголенных нервов. Ее дыхание сбилось, выдавая с головой ее страх, смешанный с возбуждением, соски набухли, просвечивая сквозь ткань сарафана, и когда барабанщик сжал ее бедро, Пилар глухо застонала, потеряв связь с реальностью. Услышав ее сдавленный стон, Шеннон, опомнившись, вылез из кровати и скрылся в душе, надеясь, что когда вернется, чертова испанка исчезнет из его жизни. Только с сумасшедшими спать не хватало. Тогда она точно от него не отвяжется, поселившись в одном из чемоданов. Не этого ли она добивалась, раз за разом проникая в его постель? Секса? Или сразу ребенка от известного рокера? Надо же быть настолько психованной. Шеннон повернул ручку душа в сторону синего кружочка и, клацая зубами, ждал, пока ледяная вода не вымоет из него всю дурь. Пилар усиленно пыталась собрать мысли в кучу, но они, на пару с воображением, отправились вслед за мужчиной в душ, и теперь присылали ей оттуда картины одна удивительней другой. Ну почему это все происходит с ней? Кого она так прогневала, что вынуждена каждое утро выслушивать справедливые обвинения любимого барабанщика? Шеннон ее презирает, Пабло ее бросил, и даже родной сестре на нее наплевать. Девушка устало свернулась калачиком и дала волю слезам, уткнувшись в мягкую подушку. Едва выключив воду, Лето услышал сдавленные всхлипывания и снова испытал укол вины. - Эй, ну чего ты, каталонка? – сев на кровать в одном полотенце, Шеннон вздохнул от жалости к ее острому позвоночнику и снова провел ладонью по ее плечу, но теперь в этом жесте было лишь дружеское участие без всякого подтекста. – Что-то случилось? Пилар лишь упрямо помотала головой, неспособная остановить поток слез. Их накопилось так много. Осознание того, что она далеко от дома, предательство Пабло, страх перед будущим и стыд перед Лето сплелись в один невероятный комок чувств, и этот узел теперь закалялся ее слезами. Шеннон растерянно сжимал ее плечо. Она плакала так отчаянно, так неприкрыто и не театрально, что он растерялся. Давно девушки не раскрывались перед ним так. Все их истерики сводились к битью посуды, и двум аккуратным слезинкам, чтобы не смазать тушь, и всегда можно было успокоить их обещанием или подарком. Но Пилар словно и не ощущала его присутствия, она оплакивала что-то очень важное, и это нельзя было исправить никакими его действиями. Она вздрагивала от слез почти так же, как от его прикосновений, покрываясь мурашками. Шеннон лег за ней, крепко прижимая девушку к своей еще влажной груди и утыкаясь носом в пахнущие морской солью волосы. Пилар спиной ощущала исходящую от него поддержку, словно одним движением он дал понять ей, что все будет хорошо. Его объятия были надежней любой крепости, прочнее каменных стен, и на секунду Пилар даже показалось, что теперь она дома, в безопасности. - Прости, - успокоившись, девушка смущенно рассматривала его татуированную руку у себя перед глазами и отчаянно боялась посмотреть ему в глаза. - Теперь ты расскажешь, что случилось? – Шеннон не собирался выпускать ее из объятий. - Я хочу домой. Я просто хочу, чтобы все было как раньше, - впитывая спиной его спокойную уверенность, Пилар говорила с глифами на его руке. – У меня нет документов, а Пабло… - девушка вдохнула поглубже, чтобы снова не разрыдаться. – Я позвонила ему, но он решил, что я пьяна и попросил больше никогда не звонить. Шеннон почувствовал, как она снова напряглась, и злобно выдохнул: - Козел твой Пабло, вот он кто. - Все вы мужики козлы, - Пилар усмехнулась, чувствуя странную легкость. - Эй, поосторожней в выражениях, - Лето со смехом принялся щекотать извивающуюся каталонку. – Не все. - Я сдаюсь, - Пилар едва дышала от смеха и колющей боли в боках, истерзанных пальцами Лето. – Ты не козел. - То-то же, - Шеннон расслабленно растянулся на кровати. – И что ты думаешь делать? Пилар сникла: - Я не знаю. Я засыпала на пляжах, на скамейке в парке, а просыпалась все равно рядом с тобой. Не хочу, чтобы ты думал, что я больная на голову фанатка-маньяк. - Надо было говорить это раньше, теперь мое воображение рисует тебя за каждым углом с ножом в руке. - Барабанщик усмехнулся и уже серьезней добавил: - может, тебе обратиться в испанское консульство? Девушка прислонилась спиной к изголовью и согласно кивнула. Пожалуй, это будет лучшим решением. Но это не объясняет того, почему она просыпается именно с Шенноном. - Ты не против, если я воспользуюсь душем? – Пили рассматривала стены с полосатыми обоями, шкаф из светлого дерева, резной столик с такими же стульями, легкие шторы светло-бежевого цвета, и лишь повернуть голову к Шеннону не могла. - Конечно, чувствуй себя как дома. Выстирав замызганный сарафан и развесив его на батарее, Пилар долго терла кожу мужским гелем, наслаждаясь горячими струями, стекающими по телу. Тщательно промыла голову все тем же гелем, не найдя шампуня, и просто позволила воде смыть с себя всю грязь, замерев под душем. Замотавшись в полотенце, Пили вернулась в номер, в котором уже не было Шеннона. Наверное, оно и к лучшему. За огромным окном ярко светило солнце, обещая жаркий день, небо радовало глаз отсутствием облаков. И чуть подсушив волосы, Пилар натянула на себя мокрый сарафан, решив, что высохнет прямо на ней. Толстовку она бережно свернула и оставила на кровати, переложив деньги в карман платья. Написав записку со словами благодарности, Пилар положила ее поверх кофты и, улыбнувшись, покинула отель через черный ход.