***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 23 октября 1812 год. Ночь) Четверг. (Вильгельм) Вильгельм готовил себя к этому слишком долго и прекрасно понимал, что стоит ему отступить сейчас, ему более никогда не хватит духа, чтобы прийти сюда вновь. Петр смотрел на него выжидающе, посмеиваясь. Тремер прекрасно знал, зачем Вильгельм явился к нему, они не раз уже обговаривали этот ритуал и даже договорились о встрече. Когда Сенешаль явился с мешком денег и безумным от ужаса взглядом, Петр понял, что время пришло. — Это ритуал я разработал сам, исследования были успешны, но мне никогда не хватало подопытных. Вы будете первым испытуемым, потому делаю вам большую скидку. — Для меня главное, чтобы все сработало. — Вильгельм заметил, что его голос дрожит и попытался взять себя в руки. — Ритуал сработает, но, как и любое колдунство он имеет ряд побочных эффектов. — Каких? — Ничего опасного, вам всего лишь придется следовать инструкциям и быть настороже. Три месяца, пока происходят изменения в вашем теле, вы будете слабее, чем привыкли себя ощущать. — Вы говорили, что я временно потеряю большую часть своих способностей. — Да, почти все дисциплины, вампирские способности. На три месяца вам лучше затаиться и тем более не пересекаться с Густавом и Катериной. — Да, — Вильгельм сказал это с тоской и тут же резко поднялся. — Пойдемте скорее, я не могу более ждать. Тремер довольно кивнул и, подав знак стоящей Марианне, открыл для Вентру потайной лаз. Вампиры прошли в подземелья, пересекли несколько запутанных путей в лабиринте Петра и остановились в большом черном зале, с огромными колонными и уходящим в бесконечность потолком. Пол был уложен черным мрамором, и казался пугающей поверхностью черного озера. В центре комнаты была высечена пентаграмма. — Мне придется завязать вам глаза, чтобы вы не видели лишнего, — сообщил Петр, пока разжигал свечи. К тому времени, когда комната полностью осветилась, вернулась Марианна в сопровождении Диты. Девушка выглядела все так же мрачно и отрешенно, как и последние пять месяцев. Но благодаря усиленному питанию прибавила в весе, стала ровнее, и даже появились некоторые округлости. Волосы отросли почти до лопаток, и она снова стала выглядеть привлекательно. — Вы не пытались исправить состояние смертной? — Поинтересовался Вильгельм, когда гуль Тремера ушла. — Зачем? Многих устраивает покорность и покладистость принцессы. Вы же сами жаловались на нее раньше. — Катерину беспокоит ее пустота. Словно вместе с кровью, Палач поглощает эту бездну, Катерина перестала радоваться... она считала, что смертная сможет вернуть ей человечность, а теперь Диты словно нет. — Через пару часов вы забудете об этих глупостях, мой друг. А Дита меня так вполне устраивает. — Что ж, приступайте скорее, — Вильгельм зашел в пентаграмму и огляделся. Петр кивнул и завязал Сенешалю глаза. Таинство ритуала Тремер не хотел распространять. И не только потому, что эффект мог оказать сильное влияние на положение сил, но и потому что отрицательные эффекты могли навредить многим неопытным игрокам Джихада. Вильгельм стоял неподвижно целый час, пока Петр читал странные заклятья. Все что Сенешаль чувствовал, это две полые палочки, что были воткнуты в его вены. И быстрый поток, который вымывал его кровь, заменяя на другую. Даже не обладая магическими знаниями, он понимал, что Тремер заменяет его вампирское вите, на кровь смертной магички. Логически это выглядело верным ходом. Но вместе с тем, если бы было все так просто, любые другие Каиниты уже давно наловчились бы и использовали подобный способ. Чтобы избавляться от Уз. Вильгельм открыл глаза, когда повязку с него сняли. Дита стояла все так же неподвижно и отрешено рядом с пентаграммой, к ее рукам были прикручены тонкие трубочки, испачканные кровью. Как Вильгельм и подозревал, Петр сделал переливание крови и закрепил все магическими силами. Дита же, используя контроль над своей кровью, полностью отчистила тело Вильгельма от вите. Сенешаль сделал небольшой шаг и тут же почувствовал, о каких побочных эффектах шла речь. Его тело болело, каждой клеточной ныло и страдало. — Так будет все три месяца? — Скривился он. — Нет, — усмехнулся Петр. — Только до восхода. Но после этой ночи вы вряд ли сможете использовать свои дисциплины выше третей, тратить крови более чем пинту за раз и усиливать свое тело. — Чудесно, чувствую себя неудачником смертным. — Вильгельм расправил плечи, стараясь не морщиться от боли и сосредоточился на Катерине. Чувства что он испытал, а точнее НЕ испытал, заставили его улыбнутся. Катерина стала пустым звуком, надоедливым фактором, мешающим работать и вытягивающим его время и кровь. И теперь он был от нее свободен. Как и от своего Сира. — Скидка, о которой я говорил, касается лишь денег. Как я и упоминал, вы должны заплатить мне некоторыми магическими ингредиентами. И я стребую с вас слезы бессердечного существа. — Это как слезы дракона? — С ухмылкой переспросил Вильгельма. — Почти. Подойдут слезы Густава, — Вильгельм скривился, — или слезы Катерины, Робина, или Саббатских старейшин. — Чудесно, как раз хотел встреться с Саббатом, — попытался сострить Сенешаль, но задумавшись кивнул, — я добуду вам слезы. Тремер одобрительно улыбнулся, но смыв улыбку добавил: — Хочу предупредить. Не вздумайте пить кровь объектов, с которыми у вас были Узы. Это строжайше запрещено! — Я понял, — кивнул Вильгельм, все еще наслаждаясь свободой. — Запомните! Я вас предупредил! — Повторил Петр, строго смотря на восторженного вампира. — Спасибо. Вернусь через три месяца, и мы обсудим результаты.***
(Шарлоттенбург, Straße von Spandau 22, Большая оранжерея. 23 октября 1812 год. Ночь) Четверг. (Катерина) Катерину не пустили в Шарлоттенбург, под предлогом, что Вильгельм не хочет ее видеть. Палач злилась, раздражалась, но терпела невыносимый скот, что прислуживал ее любовнику. В конце концов, потеряв терпение, она проникла в свою спальню в невидимости. Вильгельма еще не было и раздевшись женщина забралась на чистые, накрахмаленные простыни. Сенешаль любил чистоту и Катерине нравилось превращать белое белье в кровавое. Хозяин Шарлоттенбурга явился после семи. Катерину сильно клонило в сон, он она дождалась любовника. — Ты поздно, — сказала она ласково. — Кажется, я велел не пускать тебя, — строго ответил Вильгельма. — Не думаю, что я должна была у кого-то спрашивать, — хихикнула женщина. — Это мой дом. И если тебе велено не входить, то ты это и делаешь! — Уже поздно и я тут, — Катерина не воспринимала его рассерженность всерьез, уверенная в их связи, — забирайся ко мне и расслабь меня. — Ты, кажется, не поняла, Катерина. Я более не желаю подкармливать тебя, убирайся из моего дома! — Вильгельм сложил руки на груди и смотрел на нее с презрением. — Ты серьезно? — Катерина удивленно на него посмотрела. — Более чем, и отныне Шарлоттенбург закрыт для тебя навсегда! — И где же мы будем встречаться? — Она все еще не понимала причин такого холода. — Нигде. Мы не будем встречаться. Свали из моего дома, пока я не вышвырнул тебя лично! — Он посмотрел на нее грозно, хотя и знал, что ему не хватило бы на это сил, и до проведения ритуала. — Ты еще пожалеешь! — Цыкнула на него Палач, внезапно поняв, что Вильгельм ее выставляет, — посмотрим надолго ли тебя хватит! Подхватив свою одежду с пола, Катерина выскочила за дверь и хлопнула ею с такой силой, что петли помялись. Стрелой, вылетев во двор, она сообщила своему гулю, чтобы тот не вздумал искать ее вечером и, выбрав безопасный уголок в парке дворца, спряталась под землей.***
(Шарлоттенбург, Straße von Spandau 22, Большая оранжерея. 24 октября 1812 год. Ночь) Пятница. (Вильгельм) Вильгельм пробудился с ясной головой. Такой четкости мыслей он не испытывал никогда. Он вскочил с кровати, почти ощущая, как бьется сердце, как кровь магички греет его тело, заставляя его чувствовать себя на много живее чем прежде. Вчерашняя боль ушла и лишь понимания того, что он намного слабее чем раньше, заставляла его действовать более осмотрительно. Гули подали ему чистую одежду и приготовленные бумаги. Вильгельму предстояло наверстывать упущенное. Он и раньше не сидел сложа руки, но большую часть дел приходилось откладывать или планировать в спешке, скидывая все на слуг. Теперь же все пойдет по его правилам, в его русле и никто более не будет навязывать ему своего мнения, толкать на глупости и безрассудства, а главное, прожорливая Палач не будет осушать его еженощно. Словно в подтверждении своих беспокойств Сенешаль встретился с Катериной на выходе. Она была неопрятна, грязна, пахла гнилью болота, сырой землей и страхом. Вильгельм почувствовал отвращение и отвернулся, не желая ее даже видеть. Быстро запрыгнул в карету и приказал гулям покинуть Шарлоттенбург, направляясь по делам. Катерина не позволила ему ускользнуть, и без спросу забравшись на его чистые сиденья, ехала рядом, злобно уставившись на него красными глазами. Вильгельм отводил взгляд, потому что ему было неприятно на нее смотреть, и потому что он чувствовал некую неловкость от присутствия Диаболиста. Его человеческая сущность словно переродилась, и даже не видя черные полосы в ауре Катерины, он чувствовал ее хищный взгляд и черноту, что выливалась из нее словно яд. — Чего тебе надо? — Наконец спросил он, устав от ее злобы. — Ты выставил меня за дверь! Ублюдок! Как ты мог так поступить?! — Она была очень зла. Но взглянув на нее, Вильгельм вдруг понял, что это лишь слова. Палач была в ужасе. И Сенешаль ощутил огромную власть над ней. — Я решил отдохнуть, — сказал он с улыбкой, — ты поглощаешь слишком много крови. Несколько недель я не хочу тебя видеть. — Я решаю! — Зашипела женщина, но Вильгельм не заметил в ее словах уверенности. — Не приходи ко мне. Ясно. Я свяжусь, когда захочу тебя вновь увидеть! Вильгельм говорил спокойно и, хотя Катерина продолжала прожигать его взглядом, мужчина заметил, как дрогнули ее глаза. Опустив ресницы, Палач раздражено дернула губой и выпрыгнула из кареты. Катерина подчинилась без единого слова! Вильгельм был в восторге, и давать ей приказы нисколько не мучило и не задевало его совесть. Очень скоро его силы вернутся, а Катерина навсегда останется его слугой. И Вильгельм будет избавлен от голода, и от своей навязчивой идеи следовать за любовницей и потакать ей во всем. Теперь ОНА будет потакать ему. Вильгельм рассмеялся. И вторя его смеху, в его груди загустела кровь волшебницы, словно отвечая его позывам, сворачиваясь в черную змею, кровь засмеялась вместе с носителем. Катерина смотрела вслед уносящемуся экипажу. Она ничего не понимала, и ее злило неподчинение любовника. Но еще она чувствовала страх. Вильгельм не просто прогнал ее, он смотрел на нее свысока, уверенный в себе и в своих чувствах. Вильгельм словно стал другим, лишенный любви к ней, лишенный понимания и терпения, Сенешаль был готов унижать и издеваться над ней, расплачиваясь за все прежние годы службы. Катерина покусывала губу и пыталась размышлять логически, но раздражение сменялась разочарованием. А разочарование сменялось болью. Узы Крови сковывали ее и ее сердце. Все ее естество рвалось к обожаемому вампиру, и Катерина была уверена, что он-то никогда ее не оттолкнет. Но сейчас... Женщина тихо взвыла, словно волчица, потерявшая вожака стаи и не способная полюбить вновь. Катерина вскочила на крышу ближайшего дома и бросилась в ночь. Она жаждала крови. Вампирской, яркой, трепещущей. Катерина жаждала убивать. И именно это и должна была делать Палач.***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 28 октября 1812 год. Ночь) Вторник. Бэн спустился с лошади и привязал животное в стойлах тремерской капеллы. Его госпожа уже почти как неделю не позволяла ему приходить к ней и заботиться о ней. Но сегодня вторник, день, когда Бэн привозил к хозяйке Диту и значит, госпожа не отвертится и Бэн сможет увидеть Катерину. Дита с Марианной ожидали в зале, девушку прилично причесали и одели, ее волосы быстро отросли и уже хорошо укладывались в высокие прически. Дита выглядела мило, приятно, лишь пустота в глазах отталкивала и разочаровывала. Бэн вежливо поздоровался со слугой Тремера и, взяв податливую руку принцессы, отвел ее до лошади. — В Шарлоттенбург! — Настойчиво с улыбкой сказала Марианна. Гуль Палача лишь кивнул, он прекрасно знал, куда вести принцессу во вторник. Привычно забрался в седло и закинул девушку к себе на руки. Дита продолжала молчать и игнорировать его. Это расстраивало, но у гуля Палача и без смертной было множество дел. Забыть о бывшей подружке помогали задания от Катерины и Анжело и лишь в те моменты, когда она оказывалась рядом с ним, Бэн чувствовал разочарование и тоску. Но Бэн прекрасно понимал, что он слишком стар для примитивных человеческих чувств, и пустышка Дита забудется и исчезнет из него очень скоро, нужно лишь забыть ее смех и ее улыбку. Бэн осторожно поправил мягкую выбившуюся прядь волос девушки. — Улыбнись мне, — прошептал он ей в ухо. Дита не шевельнулась и Бэн вздохнув, направился в Шарлоттенбург. Дорога занимала почти час, Бэн скучал, перебирая в голове необходимые дела и распределяя свое время. Дита молчала, не двигалась, не держалась за него, и девушку приходилось удерживать, чтобы она не свалилась. У дворца Бэн остановился прямо рядом со входом в отделения вампиров. Тут простые смертные появлялись редко, и, оставив лошадь, привязанную рядом с кустами отцветающих зимних роз, Бэн прошел в помещения дворца. Привычные ходы и повороты и вот они стоят рядом с покоями Сенешаля. Анжело кивнул им, намного приветливей чем раньше. Посещение тренировок подняло Бэна в глазах старшего гуля. Перед ними раскрыли дверь, и Бэн подтолкнул смертную, пропуская ее вперед. Девушка зашла, и Бэн вошел следом, закрывая за собой дверь. Вильгельм ожидал их в кресле, рядом с большой постелью. Застеленной и пустой. Вампир поднялся, он был при параде, одетый с иголочки, в дорогие расшитые ткани. Подойдя к Дите, Вильгельм наклонил ее голову и стал пить, игнорируя Бэна, который ошарашено осматривал помещения, ища взглядом Катерину. — Где госпожа? — выдавил гуль из себя, как только Вильгельм оставил шею смертной. — Понятия не имею. Свободны! — Указал вампир им на двери. — Я имею ввиду Катерину. Где Катерина! — Не унимался Бэн, поддаваясь панике. — Я уже сказал, что не знаю, и пошел прочь, мальчишка мне некогда с тобой болтать! Бэн схватил Диту за руку и выбежал из дворца. Он был бледен, действовал сосредоточенно и быстро. Закинув девушку в седло, он погнал животное с огромной скоростью, желая скорее добраться до Тремеров. Уже через полчаса они были у тремерской капеллы. Лошадь тяжело дышала и, вручив поводья мальчишке, чтобы тот поухаживал за ней, Бэн быстро направился с Дитой к таверне. Девушка замедлила шаг и осторожно потянула его руку. Бэн удивленно взглянул на нее и она, обхватив его шею, прижалась к его губам. Бэн замер от неожиданности, чувствуя как близость с ней сбивают дыхание, как напрягается член и как вспотели его руки. На мгновение он даже забыл о Катерине. — Дита... — произнес он с тоской и надеждой, когда девушка его отпустила. — Хочешь меня? — Шепнула она, даже не смотря ему в глаза. Бэн покачал головой, его сильнейше тянуло к девушке, но она все так же была мертва. — Да, — сказал он печально, понимая, что хотел бы не только ее тела. — Я буду заниматься с тобой любовью, если ты объявишь публично о своей протекции! — Выпалила она отступая. Бэн свел брови, чувствуя, как внутри него поднимается возмущение и пренебрежение. — Условия? — Фыркнул он, — я и так много тебе даю! — Мне нужна протекция. — Диту смотрела сквозь него и Бэн резко отвернулся. — Раньше тебя это не беспокоило. Раньше ты смотрела мне в глаза, раньше мне был смысл тебя защищать. А теперь, мне есть чем заняться, — он грубо дернул ее за руку и завел в капеллу, где сразу забыв, направился к Марианне, стараясь сдерживать растущее волнение. — Катерина не поела, — сообщил он, как только приблизился к женщине, — я доставлю ей Диту позже. — Нет, Вильгельм известил меня, что переводит оплату лишь на одного. Катерине требуется оплатить кровь «бездонного сосуда» если она хочет иметь к ней допуск. — О чем ты? — В ужасе просил Бэн, все еще не понимая. — Как о чем? Катерине отказано в допуске к Дите, пока она не заплатит! — Но почему? — Бэн схватился за голову, пытаясь найти объяснение. Его воображение рисовало все в самых черных тонах. Марианна не ответила, лишь усмехнулась и, забрав «бездонный сосуд» оставила Бэна в одиночестве, бороться со своими страхами и ужасом.***
Гуль Палача носился по окраинам города, пытаясь отыскать свою госпожу. Он слышал ее спокойный и четкий голос перед каждым рассветом, перед тем как она ложилась спать, и он был уверен, что она жива и в Берлине. Но то, что Катерина ушла от Вильгельма настораживало. Бэн уже давно хотел, чтобы его госпожа оставила этого самовлюбленного идиота, но Узы не позволили бы так легко избавиться от этой связи. Ни ей, ни ему. Бэн нашел Катерину на границе Моабита и Тиргардена. Палач была грязна, одежда изорвана, волосы скомкались и спутались. Ее рот был в крови, и лишь глаза светились привычной ненавистью. Заметив своего слугу, она опустила напряженные руки и расслабилась. — Тут была Мара. Уверена! Словно оставляет мне посылочки. Отловить бы ее, пока спит. Ненавижу, — Катерина дернула головой, словно представляя, как перегрызет ненавистной Носферату шею. — Позволите мне исследовать местность? — Осторожно спросил Бэн. — Да, смотри. Но я уже все увидела. Мара вывела тут потомков пару недель назад и оставила в городе. Выжило четверо. Уродский способ Становления у Саббата. Теперь надо отловить этих маленьких уродцев, пока они не поняли, как много им дает их сила крови. — Вы считаете, что кровь Мары сильнее вашей? — Уверена! Я не раз поглощала ее отпрысков. Сучка словно издевается надо мной! — Катерина сплюнула кровавой слюной и уставилась на гуля, полная ненависти и призрения. — Я голодна! — Я приведу вам смертную. — Пять! Хочу пять. Сегодня был день Диты! — Катерина зарычала, выпуская клыки. Она выглядела чудовищно, — где твои твари, МАРА! — Закричала она сквозь рык, — хочу их крови! Хочу крови! Палач закружилась на месте, словно сумасшедшая юла. — Я сейчас же отправлюсь за едой вам, — отступая, проговорил Бэн. — Не надо! — Резко остановила его Палач, — я сама. И аккуратно, — добавила она, заметив его недоверчивый взгляд. — А ты езжай домой. Ты же сейчас у башни Пенцлаузберга живешь? Буду там, через пару часов. Еще раз, взглянув на гуля, Катерина как-то загадочно улыбнулась и, ускорившись, скрылась из виду.***
(Берлин, Prenzlauer Tor, военные казармы. 28 октября 1812 год. Ночь) Вторник. (Катерина) Катерина явилась в казарму после пяти. Бэн и Ангелина, которая тоже беспокоилась за хозяйку, сидели все это время как на иголках. Когда вампирша появилась на пороге, гули вскочили и, склонив головы стали перед Катериной на колени. — Я же просила, не преклонятся передо мной, — устало проговорила она, присаживаясь на чистую постель смертных. Вампирша выглядела подавленной, усталой, огорченной. Осмотревшись, она заметила, что с нее кусками отваливается земля и кровь и быстро поднялась, печально смотря на свой грязный отпечаток. — Простите, — подавлено проговорила она смертным. — Что вы госпожа, садитесь, мы все равно собирались сегодня менять белье, — быстро проговорила Ангелина. — Мне надо... почистится, — сказала Палач, осматривая себя. — Я позабочусь о вас, — Бэн подал ей руку и усадил на одинокий стул в их коморке. — Быстро, горячей воды, и чистую одежду, — приказал он сестре. Катерина послушно села на предложенный стул. Бэн встал позади нее и, достав гребень, провел по волосам. Голова Палача расческе не поддалась, и гуль достал ножницы, стал аккуратно срезать растрепанные и свалявшиеся локоны. Когда Ангелина вернулась, Катерина уже была обстрижена, и Бэн бережно проводил гребешком по ее коротким волосам, укладывая их в пучок. Ангелина поставила ноги госпожи в таз и налила теплой воды, присела перед ней, растирая и омывая ее ступни. Бэн же мягкой губкой стал мыть ее плечи и руки. Снял с нее остатки одежды и с трепетом и нежностью омыл ее грудь и живот. Катерина сидела неподвижно, печально смотря в пустоту, позволяя смертным заботиться о себе. Когда тело вампирши было вымыто, волосы почищены, Бэн надел на нее свежую рубашку и штаны. Ножом укоротил одежду ей под размер, начистил ее обувь и одел без портянок, так как она и носила. Катерина осмотрела себя, словно впервые видела. — С тех пор как я стала Палачом, у меня не было ни одного платья, — произнесла она. — Вы хотите платье? — Удивлено спросил Бэн. — Белое, с тонким шерстяным кружевом, и бисером на тугом корсете, чтобы складывалось в буквы КК, и чтобы подол был прошит серебряной ниткой и... Катерина всхлипнула, и гули снова упали перед ней на колени. — Я куплю вам платье, какое пожелаете! — Быстро сказал Бэн. Катерина его не слушала, закрыв лицо руками, она плакала. Гули продолжали сидеть перед ней на полу, не зная, чем обидели госпожу. Не смея ее ни о чем спросить, и чувствуя, как их связанное Узами сердце разрывается от горя, когда их любимая вампирша плачет. Никто не знал, что в таком платье Катерина выходила замуж за Вильгельма. Палач вскоре успокоилась и, растерев кровавые слезы по лицу села на постель слуг. — Можно, я посплю сегодня тут? — Спросила она, не обращая внимания на смертных. — Конечно госпожа... но ставни закрываются не достаточно плотно, — смущено сказал Бэн. — Позаботься об этом, — Катерина не говоря более не слова, забралась под одеяло на кровати своих слуг и закрыв глаза тяжело вздохнула, — спокойного дня, — тихо добавила она и уснула.