В поисках человечности

(Груневальд, Herthasee. 11 декабря 1812 год. Ночь.). Четверг. (Катерина) Почти неделю Бэн отходил после Арены. Он не любил жаловаться и не сказал Катерине ни слова, не позволил навещать себя Дите и Ангелине. Юноша исцелялся обычными человеческими способами, так как потратил всю кровь хозяйки еще на боях. После того как Бэн упал, судья не остановил сражение. Гулю, что следил за действием, заплатил Анжело. Узнав, что Вильгельм приказал Катерине подставить своего слугу, старший гуль решил не упускать такого шанса. Абнара оттащили от Бэна лишь минут через пять, все это время тот продолжал избивать обездвиженное тело. Через неделю Катерина все же заставила Бэна рассказать, где гуль скрывается и пришла, чтобы дать ему крови. Вид юноши вызвал у вампирши еще большую злость к Вильгельму и раздражение к своей слабости. Она напоила его кровью и заставила вернуться в казармы, чтобы успокоить сестру и любовницу. Все складывалось против нее. Часы отсчитывали последние дни, и Катерина судорожно пыталась найти выход. Но сдаваться Катерина не собиралась, и так как Сенешаль ей явно помочь не мог, оставалось выпрашивать жизнь у Густава. Палач направилась к Сиру. Принц принял Дочь сразу. Лично проводил ее в приемный кабинет и сев напротив женщины, дал позволение говорить. — Мой господин, — начала Палач, опускаясь перед Принцем, — я много лет служила вам верой и правдой, защищала вас и ваш город, подчинялась всем приказам и никогда не перечила. Прошу, сохраните мне жизнь, я не подведу вас! — Ты знаешь? — Устало произнес Густав. — Я не желал, чтобы тебе стало известно. — Почему вы согласились? Вы столько лет говорили, что я лучшее ваше Дитя! — Да, это так. Но мне не предоставили большого выбора. Я надеялся, Вильгельм сможет решить этот вопрос, он прекрасный дипломат, но оказался не настолько хорош, чтобы сохранить тебя. — Обменяйте меня на него! Мой Сир, я преданна вам и душой и сердцем, Вильгельм же всегда искал способы, чтобы обходить вас! — Дочь! Я ценю все, что ты сделала для меня. И для твоего же блага, тебе лучше не покидать Берлин. В конце года мы отправимся в Гамбург, и ты сможешь проститься с миром, встретив рассвет. Лишь тебе я дам такую возможность. — Прошу, умоляю вас, спасите меня! — Катерина встала перед ним на колени и прижалась головой к полу. — Все уже решено. Густав поднялся, обходя ее и оставляя одну в комнате для приема. — Мне очень жаль, — сказал он ей напоследок, и Катерина почувствовала, как клокочущая злоба, что задавленной змеей таилась все это время в ее груди, развернула свой капюшон и приготовилась к атаке. Оставив Берлинский дворец, женщина стрелой домчалась до казарм, надеясь, что Бэн уже там. Юноша с радостью вернулся в скромный дом, и дремал на узенькой лежанке, исцеляя раны волшебной кровью госпожи. Катерина ворвалась без стука в его комнату, и заставила гуля подняться. — Мы уезжаем. Нет, ты уезжаешь! — Она суетливо бегала из стороны в сторону. — Собирай свои вещи, одолжи на мое имя денег у Дмитрия. Я знаю, он даст. И ты должен отправиться в Новый Свет. Добудь крови! Попроси крови у молодых Носферату, они неопытны и торгуют. После того как устроишься, сможешь отыскать себе нового хозяина! — Что с вами Катерина? — Бэн испуганно одевался. Тело болело, даже после того как хозяйка дала ему вите, этого не хватило, чтобы излечить его раны полностью. — В конце декабря в Гамбурге будет Конклав. Меня приговорили к смерти! Ты должен спастись! Ты должен жить! — Нет! — Мужчина сказал это твердо и замер, пристально смотря на нее. — Не смей перечить мне! Я приказываю тебе! — Нет, я не буду продолжать жить без тебя, Катерина. Вампирша прекратила носиться по комнате и, успокоившись, взяла себя в руки. — Я не хочу, чтобы ты погиб. Так бессмысленно. Ты прожил слишком долго и превратишься в прах в одно мгновение. Бэн, я хочу, чтобы ты жил, чтобы ты нашел счастье! — Нет, Катерина, ты прекрасно знаешь, что ты – смысл моей жизни, — он подошел к женщине и обнял. — Я умру вместе с тобой, рядом с тобой и думая о тебе. Хозяйка обняла его в ответ. — Ты мой верный пес. Поэтому я не могла отдать тебя Вильгельму, даже в обмен на свою жизнь. — Вильгельм предлагал вам помощь? — Бэн удивленно взглянул на Катерину. — Он пытался разжиться за счет меня, при этом, не имея никаких гарантий. — А что Густав? — Все уже решено. Отец все еще любит меня, но он хочет спасти Берлин. А Тореадоры слишком упрямы, и вряд ли есть хоть кто-то, кто может их переубедить. Хотя... — Катерина вдруг вспомнила об одном способном манипуляторе, что оказался похитрее Носов. — Возьми еще моей крови, тебе нужно скорее поправиться и заняться охраной города! — Вдруг резко сказала Палач, отталкивая своего слугу. — Да, госпожа, — гуль покорно подчинился. *** (Шпандау, Spandau Citade. 11 декабря 1812 год. Ночь.). Четверг. (Катерина) — Что ты здесь забыла?! — Джетт опешил при виде Катерины в своем кабинете. Палач ворвалась без приглашения, пришла в его крепость и отыскала его личный кабинет, обхитрив охрану Тремеров. Бруджа не знал, что ждать от безумной вампирши, и бегал взглядом по полу, ища свою перевязь со шпагами. — Ты это ищешь? — Спросила Катерина и бросила к его ногам оружие. Джетт поймал шпагу на лету, выхватывая ее из ножен и поднимаясь, но когда его взгляд вернулся на место, Палача уже не было. Еще быстрее, чем ловкий Бруджа, Катерина подхватила вторую шпагу и, прижав железо к горлу пирата, стояла за его спиной. — Я пришла говорить. — Сказать тебе «добро пожаловать» язык не поворачивается, — проговорил Джетт пытаясь отвести от себя ее стальные руки. — Ты умен, хитер, мне нужны твои услуги! — Чем ты заплатишь, дорогуша? — Джетт все еще был напряжен, хотя и видел, что Палач в нем нуждалась. — Проси. — У тебя ничего нет. — Да, и ты знаешь, что меня приговорили. Я могу убить тебя прямо тут, и мне ничего уже не сделают, большего наказания не назначат, — Катерина усмехнулась. — Сородичи по природе своей – мелочные, коварные, тщеславные, склонные к предательству создания. Я не хочу тебе доверять, предполагая, что когда-то в далеком будущем поимею с этого выгоду. А сейчас ты ничего не можешь предложить... Он не смог продолжить говорить, потому что Катерина нажала на шпагу сильнее и оружие стала прорезать вампиру плоть. — Ладно, у тебя есть моя жизнь и чего ты просишь взамен. — Сдался Джетт. — Хочу свою жизнь! — И как по-твоему я это сделаю? — Поговори с Густавом, поговори с Тореадорами, поговори с Вильгельмом. Мне все равно как! Если я поеду в Гамбург, зная, что там меня ждет смерть, прежде я навещу тебя и уничтожу! — Ты так добра, Катерина, даже не знаю, чем тебе возразить, — Джетт кашлянул и показал ей, что ей пора успокоиться и убрать оружие. — Пройдем в мой зал для переговоров и все обсудим. — Нечего обсуждать, я тебе все объяснила! И я знаю, что твой зал защищен тремерскими штучками. Я не хочу оказаться в твоей ловушке. Переговоры закончены! — Ну почему же... я могу предложить тебе кое-что, за что ты согласишься заплатить больше, чем моей жизнью. Катерина убрала оружие и, впихнув шпагу в ножны, отдала ее Бруджа. Пират тут же показательно раскланялся и попытался ухватить ее руку, чтобы поцеловать, но Палач лишь дала ему затрещину и указала на двери. Джетт обижено потер ухо и проводил женщину до приемного зала. Там усадил ее за круглый стол, и сев напротив, сложил руки на груди. — С ситуацией я не очень знаком. Дита перестала приносить мне новости, чем я тоже не доволен, ведь она продолжает развлекать твоего гуля. — Все вернется. Кстати это Бэн привел ее сознание в порядок, мог бы быть благодарным. — Если бы я знал, что с ней не так, я бы давно нашел способ все исправить. Но я не врач, не Тремер, а Петра вполне устраивало такое положение вещей. — Джетт раздраженно почесал нос. Когда Дита вернулась с улыбкой на лице, вампир был в шоке от ее преображения. Но сильнее всего по нему ударило ее равнодушие. Дита смотрела на него с прежним восхищением, но вела себя, как и обычный гуль – холодный исполнитель. В ней не было ни капли любви или обожания. — Бэн исправил, и я запишу это на твой счет. — Хорошо, хорошо. Надеюсь, девочка порадует меня всеми новостями, что пропустил я за последний год. Можешь сама записать это и подложить своему рабу. Меня устроит любой вид информации. Катерина кивнула и вернулась к причине своего появления. — Я знаю, что Яснотка и Эрилес работали с Вильгельмом над договором с Тореадорами, и они же договорились устранить меня. — Найду возможность. Будь уверена. Но никто не должен знать, что ты обращалась ко мне. Что я имею к этому хоть какое-то отношение. И когда придет время, ты сделаешь для меня ответный жест, а если будешь не способна, заставишь помочь мне Вильгельма или Густава. — Хорошо. Если тебя должны будут казнить, выступлю в твою защиту, — махнула рукой Катерина. — Не просто выступишь. Мне нужна уверенность в том, что потраченные сейчас силы воздастся. — Уж поверь, воздастся. Если меня не будет в списке казненных, я не приду по твою душу! — Прокричала Палач, внезапно выходя из себя. — Спокойно, Катерина. Ты ведешь себя, как моя сестрица. А лишь нашему клану свойственно несдержанность. — Говори, что еще предлагаешь. — Смягчилась Палач. Джетт молча осматривал собеседницу, словно пытался понять ее мысли. — Отомстить Вильгельму. — Сказал пират тихо. — Слушаю. — Произнесла вампирша с загоревшимся взглядом. *** Записи Бэнджамина Груневальда *** (Шёнеберг, поместье Кормфилд. Декабрь 1812 год). Дневник Бэнджамина Груневальда. За все приходится платить. Любое действие ведет к ответной реакции людей. Я не люблю проигрывать. Но если того требует Катерина, я делаю то, что она говорит. Мое дело – служить. Бездумно и бесправно. Подчиняться и слушать ее команды. Я делаю это уже три столетия и никогда не задумывался над верностью ее решений. Над границами своего подчинения и о возможных путях сопротивления. Катерина никогда не видела во мне равного, но лишь когда я нашел опору в Дите, я понял насколько Катерина не считается со мной и моей жизнью. Моя смерть расстроит ее лишь потому, что я полезен в своей службе. Любого ребенка расстроит потеря дорогой игрушки, или важного подарка. Я дорогая игрушка, которая ценится слишком высоко, которая должна выполнять свои функции, а если сломается, если перестанет радовать, то будет выкинута на помойку. Служить верою и правдой. Мое кредо, которое я повторяю каждый раз, сталкиваясь с ее несправедливостью. Служить ради нее и ее любви. Я отдавал всего себя, без остатка и без единой сомневающейся мысли. Должен ли я сомневаться? Должен ли я объяснить Катерине, что она ошибается, что она не права и есть другие решения? Жизнь госпожи – для меня все! Она и есть моя жизнь. Стоит ли мое благополучие, моя жизнь ее жизни? Я всегда считал ее первостепенной, а себя лишь придатком, который можно уничтожить, можно отрезать и выкинуть. Лишь встретив Диту, я стал ценить свою жизнь. Желать жить и считать свои дни. Но когда госпожа призналась, что отказалась менять свое спасение на мою жизнь, я впал в отчаянье. Пусть Катерина была для меня всем, я был согласен уйти к другому господину, лишь бы моя хозяйка смогла выжить. Я слишком сильно ценю ее, слишком высокое значение имеет для меня Катерина. И не только потому, что нас связывают Узы Крови, делающие меня рабом. Я понял это, когда осознал всю глубину чувств к Дите. Катерина не просто вся моя жизнь. Не только смысл моего существования и мое счастье. Она мой Бог. А Богам поклоняются и ради них вершатся все значимые поступки на земле. Если я потеряю Катерину, я потеряю все. Хотя именно так и есть. Я погибну, если умрет она. И я был бы счастлив умереть подле нее. Но не теперь, когда со мной рядом Дита. Дита. Год отлучения, попытки убедить себя, что она мне не нужна, что жить без нее будет проще. Нет. Не проще. Жизни без нее просто нет. Отчаянье, одиночество – это ничто по сравнению с тем, чем наполнилось мое существование без принцессы. Я думал, что за полгода ее отсутствия я смирился. Но я лишь пережал себе горло, чтобы забыть, что Дита мой воздух. Она вернулась в таком ужасном состоянии. Полностью опустошенная, раздавленная. Не та, что я любил. Диты не было со мной, хотя ее тело было так близко. Я встречал ее, забывая дышать, с трудом удерживая себя, чтобы не разрыдаться от отчаянья рядом с ней. Я целовал ее плечи, пока мы добирались до Шарлоттенбурга, и молил ее «Посмотри на меня, посмотри». Один лишь взгляд в ее пустые холодные глаза и меня обдавало ледяным потом, сбивало с ног и казалось, что сердце выпрыгнет сейчас из груди. Я нервно втягивал в себя ее запах. Обожаемый запах ромашки или чайной розы, что Дита собирала для своих кремов. Мои руки дрожали, я чувствовал, как потеют пальцы, когда я проводил ими по ее руке. Дита не наваждение, не иллюзия. Дита настоящая и единственная. Я знаю, что люблю ее. Не так как Катерину. И больше не боюсь своих чувств. Пусть принцесса никогда не узнает об этом, я сохраню это чувство и память о нем на века. Возможно, я больше никогда уже не полюблю. Возможно, мои прекрасные чувства к ней сгорят, развеяться как пепел, когда я насыщусь им или девушкой. Дита вернулась и теперь она со мной. И я хочу, чтобы это продолжалось, пока я не разлюблю ее. То, что происходит сейчас с моей душой – слишком прекрасно, слишком ценно. И поэтому я не позволю погибнуть Катерине. Я найду возможность спасти ее. Чтобы насладиться любимой Дитой. *** (Шарлоттенбург, Straße von Spandau 22, Большая оранжерея. 20 декабря 1812 год. Ночь.). Суббота. (Бэн) Бэн подъехал к Шарлоттенбургу прямо перед рассветом, но юноша знал, что Сенешаль ложился намного позже. На входе его остановили, словно он был тут впервые, смертные охранники не признали его. Похоже, Вильгельм обезопасил себя и исключил Бэна из списка дозволенных посетителей. Гуль испробовал на них свой гипноз, потратив пару минут, прошел в знакомые коридоры и спешно направился к скрытым покоям Вентру. По дороге заглянул в спальню Сенешаля, он вполне мог пренебречь безопасностью и уснуть на верхних этажах, где он часто спал с Катериной. Вильгельма там не оказалось, и Бэн открыл потайной лаз в одной из комнат, спустился в подземный склеп и прошел до комнаты, где устроил себе для сна убежище Сенешаль. Комнату охраняло двое телохранителей Тило и Маркус и они преградили Бэну путь, боязливо выставляя против него оружие. — Хозяин уже спит. Пожалуйста, покинь Шарлоттенбург. — С надеждой произнес Тило. — Мне нужно увидеть Вильгельма, — твердо сказал Бэн, и, не обращая внимания на протесты гулей Сенешаля, попытался пройти. Маркус несколько раз тыкнул его шпагой в грудь, точнее попытался, но Бэн ухватил оружие, переломил его пополам. Тило выставив перед собой руки, продолжал повторять: — Уходи, уходи, — и топтался на месте, не рискуя вступить в бой. — Впустите его, — раздалось из-за дверей и гули облегченно вздохнули. Выходить против Бэна в открытом бою было равносильно самоубийству. Бэн сам распахнул двери и вошел в маленькое помещение, очень красиво оформленное под старинную спальню с плетеными канделябрами и медвежьей шкурой на полу. Вильгельм сидел на очень высокой постели обложенный шелковыми подушками в дорогом бархатном халате. — Оставьте нас. — Велел Сенешаль слугам и те мгновенно испарились. — Почему ты беспокоишь меня в столь ранний час, Бэн? — Спокойно спросил вампир. — Я пришел просить за Катерину. — Бэн опустился на колено и склонил голову, показывая, что полностью в его власти, — если вы желаете, я стану вашим слугой, только помогите моей госпоже! — Он говорил это тихо, но выделял каждое слово. Почти две недели гуль готовился к этом шагу, к поступку, что мог навлечь ненависть и призрение Катерины. И что мог спасти ее. — Конечно, я желаю, — хохотнул Вильгельм. — Если бы я знал, мальчишка, что ты столь предан, что ты так много будешь вкладывать себя в развитие своих навыков и в тренировки, я бы не за что не отпустил тебя той ночью. Я бы вырастил тебя мне в угоду и поработил, когда ты достигнешь более зрелого возраста. Бэн опустил голову ниже. Вильгельм не редко напоминал ему о том, какую власть имел вампир, пока Бэн был обычным смертным, как избавился от их семьи, когда они работали в Кормфилде. И как отобрал у юноши Катерину. Гуль ненавидел эти истории. И в своих фантазиях Бэн строил иллюзии о несуществующих воспоминаниях, где он добивался Катерины и становился ее мужем, не позволяя злу вторгнуться в их жизнь. — Если ты станешь служить мне. Избавишься от Уз с Катериной и примешь мою кровь, я постараюсь ее спасти. — Постараетесь? — Воскликнул Бэн. — Этого не достаточно. Мне необходимо, чтобы она выжила или никакой сделки не состоится! — Не тебе решать, мой глупый маленький друг. Ты всего лишь гуль, слабый раб, не имеющий воли и права выбора. Когда Катерина умрет ты либо станешь моим, либо умрешь вместе с ней. Кормфилд снова перейдет в мои владения, а на место Палача я назначу угодного мне вампира, чтобы не перечил и не прогибался под безумного Принца! — Это ты безумен! — Взревел юноша. — Катерина не умрет, я сам найду способ, как спасти ее! — Конечно. Кто бы в тебе сомневался. Но не забывай, что когда придет время, я буду рад принять тебя под свое крыло. Мне как раз не хватает хорошего бойца для арены. — Вампир рассмеялся. А Бэн вскочил на ноги и схватился за эфес шпаги, гневно дыша, как огнедышащий дракон. — Я умру вместе с ней! — Сказал он громко. — Не спеши. — Вильгельм, наконец, прекратил усмехаться и поднялся, заправляя халат. Он подошел к сундуку в углу и достал оттуда небольшой сверток Развернув его, с самоуверенной улыбкой, и протянул гулю. Это были письма. Длительная переписка Вильгельма и Франсуа – принца Парижа. В последнем было указано, что конклав назначен на 25 декабря. Что Вентру Берлина должны прибыть все до единого. И что Густав будет приносить свои извинения публично, и что публично должен будет казнить своих отпрысков: 1. Инга Боргван. 2. Свен Гордон. 3. Кларк Швендинг. — Троих? — Изумленно произнес Бэн. — Я потратил немало средств, чтобы повлиять на Тореадоров. И теперь ты заключил со мной договор, по которому ты покинешь Катерину и будешь служить мне, верой и правдой. — Да, — Бэн опустил голову, смиряясь со своей участью. Он был готов к этому, был готов отдать себя. И то, что Вильгельм проделал это и без его предложения, не имело значения. Гуль просил и получил просимое. Оставалось лишь заплатить. — Сегодня я принял ее крови последний раз. В течение следующего месяца я стану вашим рабом. — Прекрасно. Меня все устраивает. — Вильгельм с презрением смотрел на рабоплетство слуги. — Ты не покинешь в течение месяца Шарлоттенбург. Ты будешь готовиться сменить своей статус. — Но я должен попрощаться с Катериной, и убедиться, что на Конклаве ее не казнят! — Ты считаешь, я стал бы заниматься такой глупостью, как подделка писем Франсуа Вийона? За кого ты меня принимаешь, мальчишка? — Вампир говорил строго и тихо. Силы оставляли его и подступающий рассвет не давал показать себя грозным и сердитым перед несчастным гулем. Бэн склонил голову, обдумывая его слова. Смена хозяина – одна из самых болезненных и неприятнейших процедур, потому что она включает себя Отлучение. Как избавиться от наркотической зависимости? Перестать принимать наркотики и пережить абстиненцию и ломку. Ломка начинающаяся у гулей без вампирской крови в сотни раз сильнее, чем у любого наркомана. К концу тридцатого дня отлучения, легко сойти с ума, потеряв рассудок от сильнейшей физической и духовной боли, вызванной потерей господина. И Бэн добровольно шел на это, лишь бы спасти Катерину. Простит ли его госпожа за столь своевольный поступок? Позволит ли видеть себя хоть изредка? Бэн хотел поговорить с ней, прежде чем Вильгельм запрет его. Но Сенешаль не собирался идти у него на поводу. — Хорошо. — Тихо произнес юноша. В комнату тут же вбежал Маркус и Вильгельм, уже с трудом держась на ногах, указал спрятать гуля Палача в одной из подземных камер. «Прощай, Катерина, прощай, мое солнце» — Бэн бросил последний взгляд на нового господина. — Если Катерину все же казнят, меня не удержат Узы! — Проговорил он звучно, уверенный, что Вильгельм поймет, о чем он. *** (Шарлоттенбург, Straße von Spandau 22, Большая оранжерея. 21 декабря 1812 год. Ночь.). Воскресенье. (Бэн) Катерина отыскала сознание слуги почти разу после заката. Бэну не хотелось обсуждать свой поступок с хозяйкой таким образом, но он не смог не рассказать ей о сделке. Катерина оставила его мысли, и Бэн снова лег на холодную каменную кровать, которую не застели даже соломой. Скорее всего, госпожа расстроилась его поведением, но теперь это не имело никакого значения, потому как скоро она перестанет быть его госпожой. Сидя в полной темноте, Бэн пытался уснуть, отгоняя тревогу и страхи, что Вильгельм обманул его, и Катерина все равно погибнет. Пусть даже он никогда более не изопьет ее крови, Бэн желал видеть госпожу живой, в том или ином смысле слова. Рано или поздно хозяйка поймет его и простит, и тогда возможно они смогут найти способ выкупить Бэна из лап Сенешаля, чтобы вновь служить Палачу. Бэн надеялся на это, успокаивая себя образами Катерины из далекого несуществующего прошлого. Постепенно они сменились на более новые образы. Бэн стал думать о юной принцессе. Дита наверно очень беспокоиться о нем и его положении. Принцесса написала ему несколько писем, оставила в их каморке и очень просила ответить, когда у Бэна появиться возможность. Но вернувшись домой, у него нашлось сотни дел важнее чем девушка. Бэн был разорен и нуждался в средствах, а решать свои финансовые проблемы рядом с принцессой он не мог. Она слишком сильно отвлекала его, не давала спать, не давала работать. Так он оправдывался, но в действительности понимал, что много времени она бы не заняла, а ее присутствие подняло бы ему настроение. Но увлеченный поисками способа спасти Катерину, мучимый совестью и неизвестностью, он так и не сказал Дите ни слова. Бэн мог лишь надеяться, что Ангелина выгородит его, и Дита потерпит месяц его заточения, дождется его возращения, и они снова будет вместе. — Просыпайся! — Голос Катерины, вторгнувшийся в его рассудок, заставил Бэна вскочить на ноги. Он действительно задремал, и как долго госпожа пыталась вытащить его из сна, он не знал. — Да, Катерина. Я слушаю. — Вильгельм обманул тебя. — Ее мысли заполнились гневными словами и образами, как бы с удовольствием она выпила Сенешала до дна. — Другой вампир, а не он, помог мне спастись. И тому, другому, я уже обещала услугу. — Простите, я не знал. — Теперь знаешь! Выбирайся из тюрьмы этого ублюдка, и если хоть один из его прохвостов попытается остановить тебя, позволяю убить! И Вильгельма тоже! — Бэн чувствовал ее гнев и сам наполнился этими чувствами. — Нет! Его я убью сама! Выпотрошу, сниму кожу, разрежу на кусочки и выпью всю его кровь! — Я покину дворец в ближайшее время. Могу я встретиться с вами? — Нет! Не хочу тебя видеть, идиот! Катерина прервала связь, а Бэн радостно вздохнул. Никакого Отлучения. И Вильгельм не будет его хозяином никогда. Юноша подергал запертые двери, проверяя, насколько крепки петли и замок. С другой стороны тяжелую дубовую дверь держал засов толщиной в две руки. Но дверь отпиралась наружу, потому что должна была защитить от вторжений, а не от побегов. Бэн немного размялся, разгоняя кровь и готовя затекшие мышцы. Несколько раз ударив плечом дверь, он попробовал вырвать из стены железный крепеж для засова. Железо испуганно скрипело, но поддавалось. Когда дверь уже стала выходить за пределы косяка, в коридоре раздался шум и на его попытки вырваться сбежались гули. — Что творишь? — Услышал Бэн голос Ромео. — Хозяин будет не доволен. — Я не служу твоему хозяину. И Катерина ждет меня на поверхности. Его ответ немного смутил гулей Вильгельма, и о чем-то переговариваясь, они отправили кого-то к Сенешалю. Бэн же продолжил выламывать засов. — Вильгельм приказал держать тебя тут, и если ты выйдешь, я открою огонь. Расстреляю тебя. Нас четверо и поймав четыре пули, ты погибнешь. — В голосе Ромео не было уверенности. Но Бэн все же остановился. Было достаточно одной пули в голову, чтобы убить гуля. Возможно, слуга Палача смог бы пережить попадание нескольких пуль, но четыре выстрела серьезно ему навредят. А если хотя бы одна из них пробьет его череп, Катерину он не увидит больше никогда. — Унялся? — Раздался строгий голос Анжело. И Бэну захотелось продолжить, лишь для того, чтобы выбраться и свернуть ему шею. Так как Катерина позволила. — Я разрываю договор с Вильгельмом и ухожу. — Сказал Бэн в ответ. — Можете передать хозяину, что не нуждаюсь в его помощи! — Молчи щенок. Договор был заключен и ты не можешь сбежать без его позволения. — Тогда передай Сенешалю, что я знаю, что он обманул меня. И если Вильгельм не желает, чтобы об этом узнал весь город, пусть лучше лично явится и откроет мне двери! Дверь распахнулась. На пороге стоял Анжело и свирепо смотрел на Бэна, готовый приказать своим псам стрелять, если гуль Палача сделает хоть один неверный шаг. — Убирайся! — Сказал он тихо. — И если по городу поползут слухи, я тебя убью! — Удачи, — с призрением кинул ему в лицо Бэн. — И передай своему господину, что ему стоит переживать за свою шкуру. Потому что Катерина в ярости. Толкнув Анжело в плечо, Бэн обошел его и быстро направился к выходу. В след ему смотрело два десятка полных ненависти глаз. Мечтать о спокойном сне даже не стоило. Анжело наверняка уже распланировал в своей голове как убить Бэна. Но Бэн легко сдаваться не собирался. (Шарлоттенбург, Straße von Spandau 22, Большая оранжерея. 21 декабря 1812 год. Ночь.). Воскресенье. (Бэн) Выйдя из дворца Шарлоттенбурга, Бэн осмотрелся. Полная луна освещала тихий заснеженный парк, и город казался полным покоя и умиротворенности. Его лошадь, щедро возращенная Дмитрием, все так же стояла привязанная к дереву. Он забыл о ней, отправляясь к Сенешалю, и если бы пробыл в заточении еще немного, Рэм бы погиб от холода и голода. Впрочем, даже сутки неподвижно под напором природы плохо сказались на жеребце и он странно похрипывал. — Надеюсь, тепло и хорошая еда вернуть тебя в форму, — похлопал он лошадь по крупу и быстро забрался в седло. Катерина будет жить. Не важно, кто помог госпоже, когда с нее будут спрашивать услуги, Бэн в лепешку расшибется, помогая Палачу. Но сегодня она не хотела его видеть, и Бэн поехал с тремерскую капеллу. Конклав назначили на 25 декабря, и Бэн был уверен, что отправиться туда вместе с хозяйкой. Ему предстояло найти хороший экипаж, нанять лошадей и кучера, что знает дороги, и не будет задавать вопросов, почему они передвигаются ночью. На все это требовалось денег, а брать их было неоткуда. И хотя он понимал, что ему нужно срочно бежать и находить все необходимое для хозяйки он решил заглянуть к Дите, так как не видел девушку уже несколько недель. От одной только мысли о ней сразу поднималось настроение. По ночам Дита работала на вампиров, но Бэн надеялся, что девушка отыщет для него полчаса. Или час. Или два. Но она сможет побыть с ним, погреть и порадовать своим телом. Прибыв в капеллу, он с разочарованием узнал, что Дита отбывает выходные в Кёпинеке, развлекая Носферату. Бэн был готов отправиться на другой конец Бранденбурга, если бы был уверен, что Дмитрий позволит ему побыть наедине с девушкой пару часов. Взвесив все возможные обстоятельства, гуль вернулся в северные казармы. Ему не хотелось сердить уродца, и расстраивать Катерину своими необдуманными поступками. Завтра девушка вернется в город и непременно явится к нему. Для большей уверенности он оставил ей записку в капелле. Завтра его прекрасная принцесса подарит ему незабываемый рассвет. Если только другие обстоятельства не помешают его счастью. *** (Берлин, Prenzlauer Tor, военные казармы. 22 декабря 1812 год. День.). Понедельник. (Амалия) Девушка пришла в северные казармы после полудня и замерла перед дверью друга. Последнее время, все чаще Бэн жил в Кормфилде и в казармах появлялся лишь для заполнения бумаг и работы с другими Каинитами. Юноша оправился после арены. Но видится с ней словно не желал. И каждый раз, когда она появлялась рядом с его домом, Бэн оказывался где-то в другом месте, словно избегая с ней контактов. Дита вздохнула и постучала, и только когда Бэн позволил ей войти, она открыла дверь. Как девушка и предполагала, Бэн отдыхал и сев на узенькой лежанке устало улыбнулся ей лишь уголком губ. Но Дита была рада и такой его улыбке. — Мне надо отдохнуть Дита, — сказал юноша, когда девушка села с ним рядом. — Я рад твоему появлению, но сложившиеся обстоятельства не позволят тебе остаться. — Я просто посплю с тобой рядом. — У меня много работы, мне надо выспаться. Через два дня Конклав и моя госпожа должна быть готова к поездке. Ближайшие несколько суток я не смогу уснуть. Отправляйся домой. — Я тоже устала. Мы просто поспим. — Она говорила с какой-то надеждой, словно уговаривая, и Бэн потрепал ее по макушке, чувствуя невероятную душевную близость с юной принцессой. — Ладно, но только спать. Ясно? — Бэн пододвинулся, освобождая ей небольшое место. Дита радостно кивнула и, сняв с себя верхнее платье, осталась в тонкой сорочке, забралась к нему под одеяло. Юноша положил на нее тяжелую руку и девушка, вжавшись лицом в его крепкую грудь, облегчено вздохнула. С Бэном как у бога за пазухой. Гуль Палача не добр к ней, не проявляет особой заботы, но он никогда не обидит, не ударит, и если будет свободен, то покормит и пригреет. Дита обняла каменное плечо и осторожно коснулась губами его кожи. Бэн вздохнул и прижал ее к себе крепче. — Разве с тобой уснешь, — произнес он печально. Бэн скучал по ней. Гуль не видел ее несколько недель, мечтал о девушке, и когда она оказалась рядом, он забыл обо всех своих важных делах. Его руки скользнули под сорочку и задержались на ягодицах. — Ты хотел выспаться, — шутливо произнесла девушка. — Успею, вечность впереди,— произнес он и прижался к ее губам. Его руки нежно гладили ее, ласкали, успокаивали, и Дита была рада его близости и каждому его прикосновению. Бэн поглаживал ей спину и грудь, медленно стягивая с нее сорочку, но девушка удержала его руки, не позволяя снимать с себя последнюю одежду. — Оставь, я замерзну. — Я тебя согрею, — сказал он страстно. — Нет, пусть будет. — Хочу ощущать тебя всю, — просто сказал юноша и снял с нее рубашку. Дита попыталась укрыться, спрятаться под одеялом, но Бэн продолжал поглаживать ее, оголяя, целуя ей шею, плечи... Юноша замер, рассматривая черно-синие разводы на ее руках. — Что это? — Спросил он строго. — Упала, просто упала,— Дита попыталась прикрыться одеялом. — Упала? — Переспросил он жестко, Бэн сдернул с девушки покрывало и стал рассматривать на ней синяки. Ромео и Кристьяна забавляло издеваться над ней, а после того как девушка стала давать отпор они стали вкладываться в избиения с двойной силой. И чем больше принцесса сопротивлялась, тем больше радости приносило мужчинам насилие над ней. Сегодня утром они разминались, как выразился Ларс, с ней пару минут, но этого было достаточно, чтобы все ее тело было покрыто свежими синяками. — Это клиенты, не спрашивай, — соврала Дита, прижимаясь к нему сильнее, чтобы Бэн не заметил следы на груди. Но Бэн вскочил, рассматривая ее и крутя из стороны в сторону. Видя, в каком она состоянии у него волосы на голове шевелились, от злости он сжимал кулаки, пытаясь найти виноватого прямо сейчас и отомстить... — Кто... просто скажи мне кто? — Его голос был сух, полный гнева. Но Дита знала, что Бэну серьезно достанется, если он попытается выступать против других слуг. Катерина и Вильгельм не раз запрещали Бэну в присутствии принцессы, трогать других гулей. Гули считались собственностью вампира, и чем выше был статус вампира, тем выше был статус гуля. С Анжело Бэн был крайне терпелив лишь по приказу хозяйки. И Бэн был сдержан и никогда не перечил остальным гулям Вентру. А тем более Кристьяну. Гуль Густава не зря себя считал безнаказанным. Даже, несмотря на то, что он вроде как подчинялся Анжело, но легко мог пойти против его приказа и знал, что ему за это ничего не будет. Дита понимала, что Бэн вполне мог наказать ублюдка за подобное отношение к ней, но Густав церемониться не будет. И вспыльчивость Бэна могла навредить ему самому. — Клиент, — вновь тихо соврала она. — Больно на тебя смотреть, — выдавил юноша, осторожно проводя ладошкой по ее плечам. — Все в порядке, через пару дней и следа не останется, — Дита натянуто улыбнулась. — Иди домой, Дита, отдохни. Пару дней покоя тебе необходимо. — Я могу отдохнуть у тебя! — Нет! — Бэн сказал это очень строго. — Иди в капеллу. У меня куча дел, а тебе надо привести себя в норму! У него действительно было полно работы. Бэн захлебывался в долгах, и ему приходилось крутиться как волчок, чтобы обеспечить Катерине все необходимое для поездки в Гамбург. А смотреть на подругу в таком состоянии он бы просто не смог. Бэну хотелось заботиться о девушке, но как это возможно, когда любой твой шаг контролируется хозяином? Юноше не мог даже предложить ей жизнь рядом с собой. И кто бы не избил Диту, Бэн был уверен, что узнав – не сдержится. И понимая, что девушка лечиться и очень быстро, он с ужасом представлял, какие травмы могли оставить после себя такие следы!