В поисках человечности

Беты (редакторы): Parenek

      Soundtrack: Muse — Endlessly       (Моабит, июль 1508 года) POV: Записи Бэнджамина Грюневальда       Середина лета. Через месяц мне должно исполниться двадцать, а я чувствую себя так, словно мне пятьдесят. Лишённый дома, любви и понимания, я терял волю к жизни. Детские чувства и страхи водрузили на меня ответственность за смерть моей матери, за моего раздавленного горем отца и осиротевшего младшего брата. Я так же винил себя в том, что потерял Катерину и наш дом. И вина сделала меня равнодушным и чёрствым.       Прошло пять лет, как нас выставили из нашего старого имения, где умерла моя мать. Отец до сих пор косо смотрит на меня, когда разговор заходит о Кормфилдах. Скорее всего, он простил меня, но никогда не стал бы говорить об этом вслух. Мы переехали в имение Вильмерсдорф[1], отцу легко удалось найти новую работу на конюшне небогатого, но разбирающегося в лошадях господина. И хотя платил новый хозяин намного меньше, на жизнь хватало. Я ответственно перенимал дело семьи, изо всех сил стараясь забыть старый дом, и девушку, прекрасную Катерину, любовь к которой стала для меня наваждением и глубоким разочарованием.       Так и не женился.       Встречался иногда с сельскими девицами. Но проводя с ними вечера и ночи, я чувствовал лишь сожаление. Никто не мог заставить моё сердце трепетать, как это было в детстве. Моя детская любовь стала несбыточным соблазном, моё воображение рисовало невероятные картинки возможного счастья, и мне было комфортно в этом придуманном мире. Всё остальное же, вызывало лишь раздражение, и вскоре я понял, что детская любовь к Катерине и чувства из-за её потери переросли в равнодушное презрение к женщинам.       В шестом году меня пригласили поработать грумом[2] на конюшне у очень богатого графа, проживавшего в Моабите[3].       Раз в месяц я отправлялся сопровождать его лошадей на охоту в Тиргартен[4]. Мне посчастливилось привлечь внимание господина, и граф позволял мне встречаться с людьми из высшего общества, которые не брезговали говорить со мной, когда дело касалось чистоты пород. Не буду скрывать, с возрастом я стал достаточно красив и пригож, и богатые чопорные дамы заманивали меня развлечь их в отсутствии мужей. Это было похоже на бег марафона — пот, соитие и никаких эмоций.       А год назад, загоняя для ночной охоты лисиц, я встретил Равенсбурга и его слуг. Так мне стало известно, что Катерина умерла, и прежние иллюзии рассеялись, вытолкнув меня на встречу с реальной жизнью.       В день похорон я был у её могилы. Меня никто не узнал, прислужки[5] рыдали, вспоминая свою госпожу. Никто не смог точно ответить, как она умерла. Поговаривали, это были неудачные роды, но мужики с ужасом рассказывали, что тело девушки было высохшим, выцветшим, как лежавшая несколько месяцев на солнце морковь. Мне не удалось её увидеть, попрощаться. Но стоя у надгробной плиты, мне казалось, что я снова слышал голос Катерины.       Больше я туда не приходил, стараясь обходить стороной места своего детства, вызывающие столь болезненные воспоминания.       Моя новая работа полностью захватила меня. Оставив отца, я перебрался в новый богатый дом, где моё положение было высоко. Увлечённый работой, я стал понемногу забывать о Катерине и тех глупых чувствах, что она во мне вызывала. Временами я даже ненавидел её. Но прошлое постепенно отошло на второй план, и я осознал, что всё это было лишь способом забыть о других неприятных вещах в моей жизни. Образ Катерины стал смутным, расплывчатым. Пока однажды ночью, когда я задержался рядом со стойлами, она не появилась передо мной воплоти.       Я был ошарашен, не зная, что делать. Кричать и звать на помощь при виде поднявшейся из могилы, или просто сказать ей «прощай» и отпустить из себя и своих воспоминаний. Она сильно изменилась: той маленькой девочки, что я помнил, больше не существовало, и передо мной стояла взрослая женщина, что была намного прекрасней и притягательней, чем серый испачканный ребёнок. В ту ночь Катерина показалась мне божественным явлением.       Призрак решил за меня, шагнув ко мне, Катерина оказалась в свете свечей. Она была бледна, глаза горели неестественным светом, они смотрели на меня непроницаемым холодом и проникали в самое сердце. Меня охватил страх. Женщина прижала меня к себе, её кожа была холодной и гладкой. А после она укусила меня. Чётко помню, что это был укус. Несколько мгновений я ощущал, как острые, как самый дорогой клинок, зубы проткнули мою шею, сковав мышцы болью. Но как только моя кровь полилась, боль ушла. Горячими, обжигающими волнами возбуждение проходило по моему телу. Мне казалось, что она просто целует мою кожу, пробуждая во мне много лет хранившееся к ней желание. Я захотел обнять её, но тело как будто окаменело и не слушалось меня. Она брала всё больше и больше, поцелуй становился болезненным. Когда мои руки стали холодеть, я с трудом поборол своё оцепенение и наконец-то обнял её. И хотя я чувствовал слабость и понимал, что существо, принявшее образ моей любимой убивает меня, всё равно был счастлив. Какое-то странное осознание того, что я давно искал смерти, меня успокоило. Мне хотелось расслабиться, уснуть и забыть о смерти матери и Катерины навсегда. Уже теряя сознание, отдавая своё тело и душу, тихо прошептал ей: «Я ждал тебя»...              Когда утром проснулся, я не мог поверить, что всё ещё жив. Всё тело онемело и болело. Во рту чувствовался странный вкус старой крови, словно прокусил себе язык. Я лежал там же, где призрак застал меня, и мог бы подумать, что это мне приснилось, если бы не жгучая, тянущая боль в шее. Весь день я был сам не свой, теряясь в словах и мыслях, мог думать только о ней. Когда же вечером Катерина снова появилась, бросился бежать. Нет, не от неё, а к ней. Мне хотелось попросить, или даже потребовать, чтобы она завершила то, что начала вчера. Остановившись рядом с Катериной, с тоской и нежностью взглянул в её пугающие глаза, надеясь, что она поймёт всё без слов и просто успокоит мою душу. В тот момент, мне нужно было попрощаться, но вместо этого я выбрал другие слова. Я никогда не говорил ей этого, никогда не смел оскорбить её своими юношескими мечтами. «Я люблю тебя» — вырвалось как облегчение. Катерина вздрогнула, двинулась ко мне и снова укусила. Эти прикосновения вновь принесли незабываемое ощущение наслаждения. Мне хотелось, чтобы она продолжала, не отпуская меня никогда. Укус пробудил во мне желания, и я понял, что именно эта женщина нужна мне сейчас. Я хотел каждую её частичку, это желание разрывало меня, давило и жгло.              Проснулся лишь к концу дня. Во рту снова был странный солёный привкус крови. Хозяин послал за мной мальчишку, и тот, сообщив, что я не просыпаюсь, вернулся ко мне с цирюльником. Я действительно выглядел плохо. Был бледен, почти синь, не мог подняться на ноги, с трудом говорил. Хозяин благодушно приказал перенести меня в постель в моём доме, что я снимал у господина. Но мне хотелось остаться в своём сыром и холодном стойле, где две ночи я встречал её, ведь если моя Катерина вернётся, мне необходимо быть на месте. Сейчас, кроме жалости к себе и желания отправиться в мир иной меня стало переполнять и вернувшееся детское чувство. Я понял, что безгранично влюблён и хочу быть лишь рядом с ней.       Меня не слушали, точнее я не смог ничего объяснить. Моё ослабшее тело перенесли в дом, уложили на кровать и цирюльник пустил мне кровь, решив, что у меня лихорадка. Несколько бесплодных попыток объяснить им, что от этого мне будет хуже, не привели к успеху, и через несколько часов я понял, что умираю. Моя кровь еле капала из моей неподвижной руки, я удивлялся, что всё ещё был способен думать, мне казалось, что тело уже мертво и, не способный пошевелиться, смотрел на неровные своды потолка и ждал конца. В мыслях безостановочно появлялся дорогой образ, и меня переполнила печаль, мне хотелось плакать, просить о помощи. Мне необходимо было увидеть её вновь и сказать, что я не хочу умирать. Не сейчас, когда я вновь отыскал Катерину и вновь обрёл смысл в своём сердце.       Когда её лицо появилось передо мной, я с трудом улыбнулся и, медленно подняв руку, коснулся прекрасного лица. Катерина прижала мою ладонь своей рукой, и я блаженно закрыл глаза.       «Я иду к тебе, любовь моя!» — прошептал я.       Она поднесла к моим губам кувшин и стала поить меня чем-то густым, чуть тёплым и знакомым. Мне нравился этот вкус, он напоминал мне о ней, он давал мне силы, помогая одолеть онемение.       Вновь приоткрыл глаза.       Я пил кровь Катерины, медленно стекающую по разрезанной ладони. Я пил Её. И мне хотелось больше и больше. Притянул к себе, приложив к ране губы, жадно глотая и целуя её руку. Мне казалось, я видел какое-то подобие жалости и сострадания в глазах, или она просто посмеивалась надо мной. Тёмно-русые волосы Катерины спадали густыми прядями на её простое льняное платье. Я рассматривал призрака, пытался запомнить, запечатлеть. Боялся, что она вновь исчезнет, уйдёт и оставит меня одного. Золотая вышивка на узких рукавах и тонкий стоячий воротник, обрамлённый кружевом, почему-то сильно запали в память. Мне казалось, что она стала намного худее, меньше. Её узкий носик теперь казался острым и крохотным, губы стали светлее, бледнее, впрочем, как и вся она — белая, как полотно.       Очень быстро мне стало значительно лучше и Катерина забрала свою руку. Наклонившись ко мне, она потянулась к моей шее. В ожидании наслаждений я глубоко вдохнул, чувствуя, как в предвкушении бешено стучит моё сердце. Но она лишь провела губами по тому месту, где две ночи подряд кусала меня.       Когда женщина поднялась, на меня нахлынуло разочарование, я видел её зубы, длинные белые клыки, чувствовал звериный голод, холодным блеском отражающийся в глазах. Я знал, что если она выпьет хоть немного, это убьёт меня, но сейчас желал этого больше всего на свете. Её звериный облик нисколько не пугал меня. Напротив, он вызывал восторженное обожание.       Какое-то время она стояла, рассматривая меня. Клыки Катерины пропали, она успокоилась. И наконец, я услышал её голос. Всё такой же, как и пять лет назад, чистый, светлый, как звук воды.       — Ты можешь встать? — спросила она.       Я попытался подняться. С трудом, но мне это удалось.       — Пойдём за мной, — она протянула мне руку, и я благодарно сжал её ладонь.       — Ты не боишься меня?       Я отрицательно мотнул головой. Разве можно бояться ту, кого любил всю свою жизнь?       — Я уже давно не та, что ты знал много лет назад. Всё в моей жизни и не-жизни изменилось. Твоя подруга детства умерла задолго до того, как под моей могильной плитой похоронили неизвестную мне деву, которую я съела в ночь до этого. — Она оглядывалась на меня, пытаясь понять моё отношение к её словам.       Но мне было всё равно, я был просто счастлив, что Катерина рядом. Я знал, что это именно она, а не демон, принявший её обличие. Узнал её по цепким пальцам, по гладкой, пухлой ладони так часто державшей мою руку. По длинным мягким волосам, в которые вплетал цветы и этим дивным, чарующим синим глазам, которые стали ещё глубже и в свете луны казались наполненными огнями.       — Я тот, кого местные крестьяне называют вампиром, существо, которое пьёт кровь живых, ради продолжения жизни, тебе всё ещё не страшно?       Я слышал эти истории, поговаривали, что вампиром становились лишь дурные люди, убийцы и воры, или же им мог стать человек убитый насильно, жестоко и страшно.       — Тебя убил твой муж? — спросил я, чувствуя, как меня наполняет старая ненависть к нему.       — Кто? — очень естественно удивилась она.       — Поговаривали, что Равенсбург был жесток к тебе, он плохо обращался с тобой, мучил? Это он сделал тебя такой?       Услышав его имя лицо Катерины ожесточилось. Заметил, как она слегка дёрнула губой, втягивая невольно появившиеся клыки. Эта ненависть порадовала и испугала меня. Я был прав. Но эта правота ужаснула. Я был там, был рядом с ней и ничего не предпринял. Я бы мог забрать Катерину из этой западни, из клетки, в которой держал её жестокий супруг, я бы мог... но ничего не сделал. От раскаянья мне стало горячо в груди, и я сильнее сжал её руку.       — Мне очень жаль.       — Мне нравится моя новая жизнь, — ответила женщина, не смотря на меня. Как мне показалось, не слишком искренне. — Сейчас мне надо поесть.       — Ты можешь взять моей крови, — с готовностью предложил я, чувствуя, как желание снова наполняет меня.       — Твоё тело ослабло, я взяла слишком много.       Я продолжал идти за ней, Катерина направлялась в посёлок за городской ров, где в некоторых домах ещё горел свет.       — Ты знаешь местных? Мне нужен подросток лет шестнадцати, мужчина или женщина, чтобы работали тяжёлым трудом и пахли полем и навозом, — вампирша описывала их с такой блаженной улыбкой на лице, как будто рассказывала о том, как пробовала пирожные на приёме короля.       — Да, я покажу дорогу.       Повёл её к дальним домам, где жила семья с пятью детьми-подростками. Их отец рубил лес, мать работала в поле, а дети помогали обоим родителям. Я чувствовал лёгкую зависть к будущим жертвам Катерины. Планировал, как плотно поем завтра, чтобы поскорее набраться сил и предложу себя для её клыков.       У дома мы остановились. Катерина жестом приказала мне сидеть тихо и, оставив одного, вошла в дом. Сказки говорили, что вампир не мог без приглашения войти в жилое помещение. Катерина была иной. Не послушав её, я решил посмотреть, сгорая от любопытства, и тихо вошёл в дом. Прислушавшись, попытался понять, где находится вампирша, но дом спал. Скрипя половицами, я зашёл в спальню к детям. Четверо мирно лежали в своих постелях на полу, пятого, чуть приподняв, держала в объятьях Катерина, беззвучно забирая его жизнь. Я замер, наслаждаясь прекрасным силуэтом в скудном лунном свете, и ждал, когда она насытится. Минут через пять женщина уложила тело в постель и направилась к следующему. Картина снова повторилась, и лишь когда она подошла к третьему, какое-то тревожное чувство кольнуло меня. Я поднял руку, думая остановить её, но вампирша даже не посмотрела в мою сторону. Осторожно, чтобы не разбудить спящих, я подошёл к оставленным и покусанным телам. Они были мертвы. Мне хотелось крикнуть ей, сказать, чтобы она прекратила. Катерина опустила третью жертву и подошла к четвёртому. Я сглотнул. Я не мог ничего ей сказать, не мог... лишить Катерину этого удовольствия. Аккуратно накрыв мёртвые тела, вернулся к двери. Она убила и пятого.       Оставив тело, вампирша выпрямилась и потянулась, закидывая голову назад в беззвучном крике, я чувствовал, как радуется всё её нутро, и от этого было хорошо и мне. Я радовался за неё, но, глядя на мёртвых людей, с которыми я сталкивался почти каждый день, мне было больно. Катерина посмотрела на меня, улыбаясь. Мне захотелось улыбнуться в ответ, но вместо этого я, сдвинув брови, тихо произнёс:       — Ты убила их всех, — в моих словах не было укора, я не посмел бы её упрекнуть. В них было сожаление.       — Я была голодна, — она повернула голову в сторону тел, смотря на то, что натворила, — просто хотела есть.       Женщина говорила это так, как будто это должно было быть очевидным для меня, и для всех вообще. Я принял это как истину, поняв, что ничего не смогу изменить.       Катерина, спокойно перешагивая через тела, вышла из дома, а я немного задержался, накрывая их и укладывая ровно. Они были похожи на спящих. Младшему лишь недавно исполнилось четырнадцать и родители вряд ли переживут потерю всех своих надежд. Катерина вернулась и, наблюдая за моими действиями, тихо спросила:       — Ты пойдёшь со мной?       Я вздрогнул. Стараясь подниматься не слишком уж резко и сдерживая свой взволнованный голос, я ответил ей так же тихо:       — Да-да, конечно, куда угодно.       Она удовлетворённо кивнула, и я, оставив дом, поспешил за ней.       Луна ярко освещала крохотные дома. Она направилась к следующему, и я с ужасом подумал, что она продолжит убивать. Но, войдя в дом, она лишь взяла пару свечей, а также немного хлеба и воды для меня. Я только сейчас понял, что не ел уже двое суток и был безгранично ей благодарен за такую заботу. Катерина, смеясь, смотрела на то, как жадно я поглощал сухой хлеб. Этот смех, лаская мой слух, согревал меня. Я был счастлив.       Неспешно двигаясь, мы прогуливались по ночному Тиргартену, вслушиваясь в редкие звуки леса. Воздух остыл и я понял, что замерзаю. На мне были лишь чулки и тонкая рубаха без ворота, но такими мелочами я не смел её тревожить. Когда доел, она зажгла свечу и передала мне, только теперь я заметил, насколько было темно. Освещая перед собой дорогу, стал идти быстрее. Катерину же темнота нисколько не смущала. Она шла легко и грациозно, длинная белая юбка Катерины развивалась шлейфом и стелилась по мокрой земле, цепляя мелкие ветки и листья. И мне очень хотелось нагнуться и освободить любимую от этого груза. Словно зачарованный я следовал за ней.       Через несколько часов мы дошли до беседки, что располагалась почти в центре леса. Благородные охотники использовали её для отдыха в жаркие летние дни. Женщина присела на мягкий не убранный на ночь пуфик и, указав мне на место рядом с собой, стала говорить:       — Ты можешь забыть те сказки, что слышал от деревенских старух, это просто детские пугалки. Вампиры не выбираются из своих могил, если, конечно, не легли туда в прошлую ночь, не считают потерянные зёрнышки и не боятся чеснока. Я отражаюсь в зеркале, а кол... — она не секунду запнулась, — не убивает вампира. Только солнечный свет — если он коснётся меня, то мгновенно умру.       Я вдруг с ужасом понял как близко рассвет. Мы находились далеко от любого укрытия, и сереющее небо говорило о приближении солнца.       — Тогда нам надо поспешить и найти тебе укрытие.       — Я сама могу позаботиться об этом, — она была спокойна. — А ты... ты стал рабом моей крови. Она будет удерживать тебя и твои желания. Сегодня дам тебе выбор, мой друг, ты сможешь уйти, пока ещё не слишком поздно.       — Нет, — в своём решении я был твёрд, и хотя сейчас в моей голове мелькнула мысль, что пробудившиеся к ней чувства вполне могут быть вызваны силой проклятой крови, я знал, что это были мои чувства, только мои, — никогда не оставлю тебя. — Опустившись перед ней на колено и сжав любимую ладонь, посмотрел в прекрасные глаза. — Я много лет любил тебя, и сожалею, что был слаб и не сказал тебе об этом, был слаб и не забрал тебя от твоего мужа-тирана, был слаб и ушёл. Я больше никогда не уйду. И больше не буду слабым. Прошу, прими мою любовь, я хранил её долгие годы. Даже будучи уверенным, что ты мертва, я не забыл тебя.       Она отвела взгляд.       — Не говори мне больше об этом.       — Я молчал слишком долго и вот к чему это привело. Позволил тебе остаться в том доме и твой муж превратил тебя в вампира, но клянусь, больше не буду сдерживать свои чувства.       Катерина забрала свою руку и, отодвинув меня, поднялась.       — Не говори мне о любви, в моём сердце её больше нет, и не уверена, что у меня вообще есть сердце, — голос Катерины был спокоен. — И не Равенсбург сделал меня такой. Мой создатель Густав Брайденштайн, он мой Отец и я благодарна ему за тот дар, что получила от него. И не Вильгельм виноват в этом, это моя мать, она продала меня Густаву за твоих лошадей и мои поля. А ты, ты можешь ещё выбрать жизнь. Простую человеческую жизнь, которая закончится через пару десятков лет, тихо и мирно. Со мной же ты будешь знать только смерть. Ты видел, что мой голод делает с людьми, это неизбежное зло. Мне надо питаться, и так будет продолжаться вечно. Ты хочешь этого?       — Да, любовь моя!       — Прекрати, — теперь Катерина рассердилась. — Я просила не говорить мне о любви. Никогда. Никогда более не говори мне об этом. Ты понял?       Я опустил голову. Мне очень хотелось рассказать ей о переполняющих меня чувствах, о неземной любви, что ещё мальчишкой я испытывал к маленькой подруге, о горячей страсти, что мучила подростка, о болезненной, тянущей тоске, что давила на меня, когда я стал взрослым мужчиной.       — Да, Катерина, больше никогда.       Я видел, что она была расстроена. И переживал, что это была моя вина. Сжав кулаки, поклялся больше не тревожить её своими глупыми словами. Любовь это не слова, а поступки, и я сделаю всё, чтобы Катерина знала, как сильно она дорога мне. И мне плевать на всё человечество, которое вампирша в один прекрасный миг поглотит в своей вечной жажде, пусть они все исчезнут. Лишь бы она была рядом, была со мной.       — Я останусь с тобой, и это мой выбор.       Женщина кивнула. Потом обошла беседку и приоткрыла погреб, что слуги использовали как кухню и склад. Мы спустились в сырое и грязное помещение. На полу она открыла ещё один люк, погреб для вина, и легко спрыгнула вовнутрь. Я решил последовать за ней, но она остановила меня       — Если ты войдёшь, то не сможешь выйти до заката. Мне придётся запереть его.       — Я готов.       Она позволила мне войти и задвинула тяжёлый засов, прикрученный с другой стороны люка. Здесь было очень мало места, сыро и земляной пол был влажный и липкий. По углам было раскидано несколько бочек, а у одной из стен валялась грязная мокрая шкура. Она подошла к ней и легла, сложив руки на груди, как мертвец. Держа тусклую свечу, я сел рядом с ней на землю и осветил её лицо. Катерина резко отпрянула и отодвинула мою руку. Быстро задул свечу и, оказавшись в полной темноте замер, не зная, что делать. По шороху я понял, что она снова легла. Меня начал охватывать страх, я вдруг осознал, что весь день мне придётся провести в этой кромешной тьме.       — Когда усну — моё тело умрёт, и я буду похожа на труп, но ты не пугайся, это нормально для вампира, — я слышал голос Катерины очень близко с собой, и понял, что интуитивно нагнулся к ней, испугавшись темноты. — Что бы ни случилось, не открывай люк. Если ты это сделаешь — моя сущность умрёт. Окончательно и бесповоротно.       Я кивнул, но, поняв, что она не сможет этого увидеть, сразу подтвердил свой жест. Мой голос оказался хриплым и испуганным и я несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.       Пальцы Катерины пробежали по моему плечу, локтю и, добравшись до кисти, обхватили ладонь. Моё сердце радостно и звонко заколотилось, страх мгновенно прошёл, и я мысленно поблагодарил Катерину.       — Спокойного дня, — сказал мягкий, журчащий голос. В темноте и полной тишине он ещё долго звучал в моих ушах.              Я понял, что взошло солнце, потому как одеревенели её руки. Моё же тело, пробудившись от долгого сна, пылало огнём. Кровь Катерины, как будто желая выбраться на поверхность, разрывала меня, наполняя силой и безудержной страстью к прекрасной женщине, лежащей у моих ног. Весь день я сжимал её руку, шепча слова любви, стараясь сдержать себя и не обидеть своими грязными желаниями. Целовал любимые пальцы, изливая свою нежность и боль, скопившиеся во мне за все эти годы. Я видел, как кровь Катерины отзывается во мне, заставляя желать её ещё сильнее. Но возлюбленная была мертва, неподвижна, бездыханна. Я сходил с ума, боясь, что она не проснётся, молился всем богам о спасении. Плакал от счастья, что был с ней и горя, что её здесь нет.       Когда Катерина проснулась, я был истощён физически и духовно. Я хотел её, хотел её крови, хотел близости и любви. Но не смел просить ни о чём. Не сегодня, не сейчас... ни сотни лет спустя.