Беты (редакторы): Джермейль
(Моабит, 8 января 1543 года) Бэнджамин Грюневальд Катерина не покидала их убежище несколько недель. Чего она боялась, гуль не знал. И вампирша не отвечала — спрятавшись в темном углу своего подземелья, она боялась лишний раз выбраться на поверхность, не желала есть, не желала откликаться на зов Принца. И лишь днём Бэн просыпался от ее тихого плача. Почти всё это время Бэн сидел рядом, хоть она не позволяла приближаться, но юноша оставался на расстоянии вытянутой руки и был готов помочь в любую секунду. Чем угодно и как угодно — отдать свою жизнь или принести в жертву город. Был готов сразиться с самим Принцем, пусть и казалось это дело безнадёжным, но ради Катерины можно было пойти на любые, даже на самые безрассудные поступки. Но в отличие от хозяйки полностью отказаться от всего мирского он не мог. Бэну требовались еда и сон. Кроме того у него была договорённость с Ларсом, и днем, когда Катерина спала, трэлл выбрался из ее темницы, чтобы хоть немного проветриться, перекусить и просто подраться с каким-то навязчивым смертным, чтобы выпустить пар. Добравшись до места встречи, Бэн сообразил, что перепутал дни, а может и недели. Забывшись в заботах о госпоже, он с трудом помнил о делах мирских. Но к своему удивлению обнаружил упорного бойца на месте встречи. — С пунктуальностью у тебя погляжу все в порядке, — с улыбкой поприветствовал его здоровяк. Бэн лишь качнул головой. Говорить не хотелось. Хотелось просто помахать кулаками, и чтобы этот самоуверенный здоровый мужик упал ему в ноги, а подняться больше уже не смог. Сейчас его странный акцент не просто не нравился — выводил из себя. Сплюнув себе по ноги, Бэн смерил здоровяка взглядом, и грубо спросил: — Где драться будем? — Успокойся, пеон, — Ларс нахально вздёрнул голову, и Бэн понял, что сегодня непременно надо будет кого-то убить. — Пойдём, прогуляемся, — юноша сразу повернулся к здоровяку спиной, не собираясь больше его слушать, и повел к полям. Сейчас там никого не было, и хотя зима была бесснежная и теплая из дому обычные сельские жители носу не казали. Городок Бэн знал, как свои пять пальцев, еще, будучи обычным человеком, работал в этой же местности, и сейчас дом Катерины расположился на границе старого Кельна и Моабита. Ларс послушно шел следом и своим отвратным голосом с непонятным акцентом расспрашивал про местность, про жителей, да и про самого Бэна. Юноша молчал, терпеливо вел к месту назначения рассчитывая просто избить нахала и забыть о нем, как и обо всех других бедах. — Может просто спокойно початим[1]? — попытался мужчина остановить трэлла. — Что? — Бэн огляделся, они уже достаточно далеко отошли от жилых строений, но рядом располагались рабочие постройки, — не понимаю на каком ты языке говоришь. — Немецкий это, пеон, — Ларс оскалился, показывая ровный ряд белых зубов, что для простых крестьян было необычно. «Сейчас ты с парочкой зубов распрощаешься», — мелькнула у трэлла мысль и он бросился на мужчину. Ларс не сразу сообразил, что его намереваются избивать, и сначала лишь закрывался, когда же до него дошло, что Бэн серьезен, попытался ответить. Неожиданностью для него стало, что теперь юноша двигался значительно быстрее, удары были стремительнее и мощней. Мужчина попытался ответить, но только открылся и точные удары усиленные дисциплинами почти сбили Ларса с ног. — Detener, — попытался остановить трэлла мужчина, — я знаю кто ты, esclavo. — Я не раб! — точный удар Бэна сбил здоровяка с ног, и юноша тут же запрыгнул на упавшего, методично избивая ему лицо, разбивая нос и губы в кровь. Мужчина оказался намного крепче, чем трэлл рассчитывал, и после того как, удовлетворенный и успокоенный, Бэн поднялся, Ларс кашлянул, сплюнул пару выбитых зубов и сел. — Я знаю, кто ты, — повторил он еще сильнее коверкая язык, — раб, батрак, холоп, наймит. Не знаю, как вы обзываете тут гулей. Бэн замер, быстро перебирая в голове варианты событий. Если Ларс действительно знал о вампирах, он мог быть и охотником, что уничтожают бессмертных, фанатично уверенные, что вампиры зло. Мог быть и инквизицией, что со времён сжигания ведьм продолжают охотиться на все, что не угодно их выдуманному богу. А мог быть простым фанатиком, прознавшим что-то в силу своего любопытства, и решившего получить эту силу. В любом случае Ларса следовало убить. И Бэн подобрал перевязь с мечом, которую отбросил перед началом драки, вытащил из ножен свое оружие и направился к жертве. Ларс тут же стал чертыхаться и пытаться, что-то невнятно проговаривая и выкрикивая на смеси испанского, немецкого и еще какого-то языка. — Мой хозяин тебя убьет, если ты меня покалечишь! — наконец смог сформулировать Ларс более четкую фразу. — а за убийство виру[2] твой господин будет платить! — Твой хозяин? Кто твой хозяин? — Я просто хотел договориться с тобой, esclavo, чтобы ты учил меня. — Ларс выставил перед собой руку, в обороняющемся жесте, потому что Бэн замахнулся на него оружием, уже не уверенный, что надо его убивать, но припугнуть было бы неплохо. — Ты сам трэлл? Слышал, Носферату привезли своих слуг, — вспомнил юноша о представлении полгода назад у принца. С тех пор он ни разу не видел новых жителей маркграфства и думать забыл, что в городе могут быть другие трэллы кроме слуг Густава. — Трэлл[3]? — Ларс странно рассмеялся, словно и не замечал, что порядочно сильно избит. — вы гулей называете беглецами? — Германцы используют это слово в другом значении. — Бэн с удивлением смотрел, как мужчина поднялся и начал приводить себя в порядок, вытирая кровь с лица. — Помахал кулаками? Теперь початим? Я учиться хочу. Моему господину некогда, а тебе платить буду. Мне на тебя Отто Шварц указал. — Отто, слуга Принца? — переспросил Бэн. Похоже трэллы Густава возиться с Ларсом не захотели и спихнули косноязычного здоровяка на того на кого можно было все спихнуть — на слугу единственной дочери Густава, — мои знания — мои привилегии. Меня обучает сам Сенешаль, и ни с кем своими знаниями я делиться не собираюсь, — зло прорычал свое решение Бэн незнакомцу в лицо. — Тогда обмен? — не унимался Ларс, — я знаю, как ауры читать, и взглядом запугивать, договоримся? — Глухой? Мое положение в этом городе сравнимо с Каинитами. Моим обучением занимаются дети Принца и тебе, собака Носферату, из этих знаний ничего не положено. Ларс с усмешкой прищурился, выглядел он безумно — весь в крови и с дикой улыбкой. — Слышал, тебе и пятидесяти нет, а уже так зазнался. Гордость свою успокой, нет среди гулей старших. И мы с тобой равные. — Ты что не понял? — Бэн, для большей уверенности в своих словах, быстро взмахнул мечом перед лицом здоровяка, — ты грязь для меня, пустое место. — Как знаешь, — Ларс странно хохотнул, — потом не просись. Бэн его даже не дослушал. Развернувшись, направился к городу, уже давно не приходилось цацкаться с трэллами принца, они все отстали и хвост поджали, потому как Бэн у Принца на хорошем счету был. А гуль Носферату — клан безродных, с ними и говорить не о чем было. Возможно, Густав с какими-то целями позволил рабам грязной крови в городе жить, но это очевидно ненадолго.***
(Берлин. 29 января, 1543 года) Катерина не покидала дом более двух месяцев. Трэлл приводил ей в каморку девиц, что сначала использовал в своей постели, а потом без малейшего сожаления отдавал госпоже. Временами, когда хозяйка чувствовала себя лучше, она позволяла Бэну сидеть рядом, спрашивала что-то несвязное про свою старую жизнь. И не только про ту, что была до ее Становления. Казалось, она не помнила ничего, или лишь детали. После его рассказов, женщина плакала, клала голову ему на колени и напевала странные песни на старославянском. Просила укладывать ей волосы и, смотря сквозь стены, с кем-то разговаривала. Трэллу было страшно. Катерина выглядела как умалишенная, и причины для такого поведения Бэн понять не мог. Но потом все внезапно кончилось. Она проснулась с привычным холодным блеском в глазах. Твердо сказала, что идет охотиться и приказала приготовить себе чистую одежду и остричь косы. Бэн шел с ней рядом с улыбкой, даже труп в реку скидывал с улыбкой. Видеть ее живой, точнее более живой, чем последние два месяца было хорошо. Следующей ночью она отправилась к Густаву, но трэлл видел, как она взволнована, и возможно даже немного испугана. Юноше очень хотелось ее проводить, но ему не позволили и он остался ждать свою госпожу в темных коридорах подземелья. Все то время, пока Катерина пряталась в их доме, Принц ни разу о ней не обеспокоился, не спросил и не поинтересовался, куда делась его Дочь. Это трэлла злило. Он приходил, исправно выполняя свои обязанности, занимаясь письмами и выполняя поручения вампиров, а состояние его госпожи никого не волновало. Катерины не было не более часа, но Бэн сильно перенервничал, тревожась, что Густав ее вновь отправит куда-то и Бэну придется оставить ее без внимания. Но Катерина вернулась и трэлла не прогнала. С ней из залы Принца вышел Шериф и вид у него, мягко говоря, был недовольным. Он проводил женщину ледяным взглядом и сделал вид, что направился по своим делам. Но когда парочка покинула границы старого Кёльна и в непроницаемой ночи направилась в сторону Моабита, чтобы отыскать подходящую жертву, Ульрик преградил им путь. Вампир без слов замер перед Катериной, с презрением рассматривая хрупкую невысокую женщину. В его действиях не было ничего угрожающего, но Бэн интуитивно потянулся за оружием. Никто не двигался, но обстановка становилась все более напряжённой. — Чего тебе надо, — не выдержала первой Катерина. По лицу Клауса скользнула усмешка. Но это была лишь видимость, потому как внутри него все тряслось от гнева, и, если бы у Катерины было время, она бы попыталась взглянуть на его полною ненависти ауру. Но она боялась отвлечься от его глаз и пропустить нападение. А Клаус Ульрик, Шериф Берлина шел за ней не просто поговорить, а именно напасть. — Твой гуль. Густав же сказал, я могу пользоваться сколько пожелаю. Катерина невольно сделала небольшой шаг к нахалу, хватая Бэна за руку и спокойно подтолкнула слугу к вампиру. — Пользуйся, — тон ее голоса был пугающим. — Сколько пожелаю и как пожелаю, — в глазах Ульрика запрыгали безумные огоньки и Бэн почувствовал, как вспотел от этого взгляда. Шериф мог легко его подставить и убить, сославшись потом на неспособность слуги выполнить приказ. Он и сейчас мог просто убить, поставив перед Бэном непосильную задачу. И Катерина это тоже почувствовала: и страх трэлла и угрозу, исходящую от мужчины. Всё сразу. И потому рванула к нему первая. Свет луны слабо освещал небольшую полянку в оголенном зимой лесу. Катерина двигалась слишком быстро, Ульрик не ожидал от молодой сестры такой прыти, и она несколько раз ударила его коротким ножом, прежде чем он пришел в себя, и начал отвечать. Шериф специализировался не на скорости, а на защите и даже такое опасное оружие — вампирские когти, что легко могли убить слабого и молодого каинита, лишь слегка порвали Ульрику кожу. В ответ на ее атаки, он намеренно ударил по красивому гладкому лицу женщины, Катерине не удалось сдержать удар, и когти распороли ее до костей, срывая плоть с черепа и заставляя вампиршу кричать от боли. Она согнулась, прижалась к земле, теряя ориентацию в пространстве от боли. Ульрик ударил ее в живот, откидывая от себя, собираясь ударить снова, но его сбил с ног трэлл, с озверевшим лицом стал бить его ножом. Хотя оружие лишь несильно протыкало кожу вампира, Клауса это взбесило, задело за живое, что какой-то смертный напал, считая себя достаточно сильным для этого боя. Шериф ответил гулю. Не когтями, убивать так быстро он не собирался, сначала требовалось достаточно наказать, а заодно и проучить Катерину, что все еще постанывая валялась на земле. Поэтому Ульрик бил трэлла кулаками. И то, что мальчишка уклонялся, пытался отвечать, выбешивало вампира еще сильней. Он больше не сдерживал ударов, собираясь наказать его за само существование. Потому что Бэн был единственным дозволенным гулем. Дозволенным Катерине и более никому из детей Густава такая привилегия не была дана. И Катерина — она так же вызывала гнев. Ульрик видел немое притеснение. И сегодня Принц уже открыто говорил — Катерина справляется с той работой, что была вверена Шерифу лучше, чем сам Клаус. Катерина убивала саббатских шакалов и защищала границы втайне от Ульрика по приказу Принца. Все эти годы, Шериф был уверен, скрытная сестрица прячется в тени из-за того что стала неугодным Дитем своего Сира. Из-за того, что единственная женщина вампир на сотни миль вокруг и потому что слаба, несоциальна и беспомощна. А оказалось все с точностью наоборот. Это Катерина вела Густава в ночи и докладывала ему о том, что происходит за границами его дома. Это младшая дочь развлекала Принца убийствами и кровавой расправой с врагами, которых Бранденштейн так ненавидел. И теперь Принц почти в открытую сказал, что Катерина займет место Палача — место по праву принадлежащие Клаусу, потому как до сего дня роль Шерифа и Палача была совмещена. И то, что Ульрик пропустил эту связь, пропустил, как Катерина незаметно подвинула его с теплого местечка под боком у повелителя, вызывало безумное желание отомстить. За всё — за каждый сегодняшний пренебрежительный смешок со стороны Густава, за молчание Вильгельма, который что-то знал и утаил. За успехи трэлла, который приглянулся Принцу и тот сделал мальчишку своим доверенным писарем. А ведь до этого все тайные послания проходили через руки Клауса, до появления Катерины Принц делился своими планами только с сыновьями и должность Шерифа, Палача и Сенешаля были прочно закреплены за старшими детьми. Слабое тело под его стальными кулаками разрушалось, и вампир испытывал ни с чем несравнимое удовольствие от избиения мальчишки, который все еще стоял на ногах и пытался бить в ответ. Вильгельм неплохо его натренировал и трэлл смог продержаться почти минуту против столетнего вампира. Но выиграть у него не было шансов. Не сегодня и не сейчас. Быть может спустя столетия, с его упорством этот раб добился бы большего, но Клаус не собирался оставлять в живых еще одного конкурента. А уж как оправдаться перед Вильгельмом Ульрик придумает. Почему-то в голове и мысли не возникло, что Принц тоже потребует объяснений. Густав был ревнив до вампирской крови. И Бэн его крови не принадлежал. Еще несколько ударов и смертный уже не в состоянии поднять сломанные руки. Еще немного и он упадет. Бессмысленный кусок мяса, решивший, что сможет претендовать со своей госпожой на место Ульрика. Бэн действительно упал, с трудом дыша и захлебываясь кровью. — Посмотри, Катерина, посмотри, как я уничтожаю то, что не законно. Потому что в этом городе закон — я! Ульрик бросил взгляд на то место где лежала вампирша, но женщина пропала. И он спешно выпустил смертоносные когти, собираясь добить мальчишку, прежде чем Катерина придет в себя. Но, увлекшись трэллем, вампир не заметил, как за его спиной появилась темная тень. Катерина вонзила когти ему в поясницу и Ульрик вздрогнул. В голове его пробежали спутанные мысли — удивление, что Катерина так же владеет способностью использовать когти и страх, что ей удалось пробить его броню. Его ноги на мгновение ослабли из-за пробитого позвоночника, и он упал на колени, становясь одного роста с хрупкой женщиной. В следующее мгновение Клаус почувствовал, как она вонзает в него клыки. По телу расползалась приятная нега от вампирского Поцелуя. Наслаждение смывало чувства, и лишь инстинкт самосохранения помогал трезво мыслить. Ульрик попытался ее оттолкнуть, но Катерина вцепилась сильнее, прожигая плечи когтями, вновь распарывая кожу и нанося болезненные раны. Клаус вскрикнул и снова замер, выпадая из реальности. Прикосновение вампирских клыков, как самое сильное удовольствие, несравнимое ни с чем и ничем не перебиваемое. Даже боль лишь на время заставляла затуманенный рассудок соображать. Но вскоре новая боль сменила удовольствие. Уже не прекращающаяся, раздирающая боль опустошенных вен. Кровь покидала тело слишком стремительно, и сейчас Клаус чувствовал себя высушенным, сжатым своим собственным Зверем и почти не способным шевелиться от боли. Катерина продолжала его пить, высасывая последние крохи, отбирая жизни и душу. Ужас вырвался безумным криком из умирающего тела. Клаус пытался сражаться до последнего, пытался отстоять себя и свою душу, но Катерина впитала сначала его кровь, а потом и силу, забирая память, знания, умения. Всё — и вслед за своими криками, Ульрик услышал пронзительный звук рвущейся струны. Словно его нутро было стянуто, переплетено тонкой паутиной, удерживающей какое-то неземное волшебство. И Катерина вырвала это, оставив ему лишь пустую оболочку. Вампирша отступила, громко выдохнув, и к ее ногам упал прах. Опустившись на колени рядом с трэллем, она прижала свою прокушенную руку к его окровавленным губам. — Пей, скорее лечись. Принц ждёт нас. Сейчас же. Ее лицо, все так же изуродованное, казалось ледяной маской, сквозь которую просвечивало что-то иное — не Катерина. Не Ульрик. И даже не Густав. На Бэна смотрел совершенно незнакомый ему вампир с усталыми глазами и безнадежной обреченностью в голосе. — Катерина, это ты? — Для тебя, это всегда буду я.***
(Берлин. Берлинский Городской дворец 30 января, 1543 года) В приемном зале Принца Бранденбурга собрались все обитающие в его домене вампиры и трэллы. Густав быстро и бесцеремонно объявил Катерину новым Шерифом и Палачом и велел всем присутствующим заявить о своем месте жительстве. Носферату, подчиняясь Яснотке, сообщили всю информацию до малейших деталей. Представили своих слуг. Древняя Яснотка настойчиво называла их гулями, с усмешкой споря о значении с Принцем. Бруджа Мазель немного замешкался, но все же отчитался. У него не было слуг. И ему никогда не позволят. Сенешаль вел себя как должно, он старался не подавать виду, насколько сильно напуган, насколько безумно ошарашен. А еще, только он понимал, что отсутствие Суе и Клауса не случайно. И это понимание пугало Вильгельма лишь сильней. В 1550 году, когда к власти в Пруссии пришел Альбрехт V[4], Берлин погрузился в череду мирных договоров и союзов. Город стал наполняться приезжими, желающими устроить свой быт в мирное время. И не только людьми. Обозленный таким пренебрежением его законов, Густав безжалостно уничтожал всех новоприбывших, подключив к этому Катерину. Как-то незаметно это переросло в ее единственную обязанность, и, в конце концов, Густав назначил ее своей личной убийцей, уверенный, что Узы Крови позволят ему полностью ее контролировать. Роль Шерифа много лет оставалась вакантной и никто не смел претендовать на защитника законов Камарильи.***
Катерина менялась. Пугающе, стремительно быстро. Слишком легко ей давались дисциплины, слишком легко она получила покровительство Принца. И Вильгельм боялся и ненавидел ее за это. Как Сенешаль и ожидал, Внутренний круг не оставил диаболистку и ее Сира без внимания. Сначала Архонты, а потом и сам Юстициарий Вентру явились в город разобраться с ситуацией. Но каждый раз Густаву удавалось найти весомые аргументы, убеждающие, что Катерина должна жить, должна защищать Берлин и делать это так, как Густав считает нужным. А Принц желал сделать из дочери устрашение — опасное оружие, что наводило страх на слабокровных и саббат. И за десятилетия слухи превратили Катерину из хрупкой женщины в чудовище. Коим впрочем, она и являлась. Почти не способная общаться с людьми из-за своей безумной жажды она стала одинокой, асоциальной и неуправляемо дикой. Убивала слишком много, слишком бесстрастно и бесконтрольно. И Сенешаль, лишенный этого контроля над тем, кто, по его мнению, должен был преклоняться ему, искал любые способы подчинить женщину. Катерина была его женой, стала сестрой и теперь пыталась командовать, когда дело касалось обучения ее или ее гуля. Слуга Катерины стал столь частым гостем Вильгельма, что вампир почти не обращал внимания на присутствие смертного. Трэлл ходил за своей госпожой следом, выполняя каждое ее желание, испытывая к Катерине какие-то болезненные эмоции, что выливались из юноши даже без чтения мыслей. Его Вильгельм тоже считал сумасшедшим безумцем и было за что. И Катерина и Бэнджамин сошли с прямой тропки человеколюбия, столько крови на их руках, столько невинных жертв, что разум очерствел, а душа озверела. Только в отличии от Катерины, Бэн продолжал жить в иллюзиях своей безответной любви к хозяйке. Искал каждый ее взгляд, ловил движения и вздыхал с какой-то тоской, когда она не обращала на него внимание. Эта любовь забавляла Вильгельма, он подначивал мальчишку, которому уж скоро должно было исполниться сто лет, но выглядел он все еще слишком молодо. Заставлял его выплескивать свои, извращенные убийствами и смертями, желания, заставлял снова и снова испытывать боль от разлуки с хозяйкой и ее равнодушия. Мальчишка сам себя накручивал, придумывал поводы страдать и жалеть себя. Сенешалю нравилось вторгаться в его разум, считывать мысли и заставлять переживать о неразделенных чувствах снова и снова. Эта была его игра — развлечение или месть, так как дисциплины вредили разуму смертного. Трэлл, который ранее казался бесполезной тратой времени, оправдал вложения. За семьдесят лет он окреп, многого достиг и изучил. Вильгельму не нравилось, что Бэнджамин временами впадает в какие-то слишком уж детские крайности, но его полезность была оценена всем городом. Сенешаль продолжал обучать трэлла Катерины, радуясь прогрессу и смеясь над его странной привычкой жалеть себя в своих мыслях. Внешне он оставался достаточно спокойным и твердым, а вот в голове, помешанный на хозяйке, он переживал и плакал над своей обделенной персоной, страдал, как подросток, от нелюбви и одиночества. И Вильгельма эти попытки самобичевания и истязания развлекали, пока сам Сенешаль планировал как бы приструнить его госпожу. К началу восьмидесятых Бэнджамин обеспечил своей хозяйке постоянный доход и следил за безупречным состоянием Палача каждую ночь. Вернувшись к старой работе, трэлл занимался лошадьми — дрессировал их и объезжал, ведь страсть к лошадям впиталась в него с молоком матери — он прекрасно разбирался в породах и качестве животных. Используя свои новые способности, трэлл создал для себя несуществующие личности, что владели теми или иными мелкими предприятиями, а также пробрался в городскую охрану, что значительно облегчило ночную жизнь многим Каинитам. Свое столетие Бэн отпраздновал скромно — большую часть ночи они с Катериной преследовали шайку Саббата, а когда враг был уничтожен, Катерина подарила ему Поцелуй. Самое прекрасное и непередаваемое удовольствие — прикосновение зубов вампира и еле заметная ласка обожаемой госпожи. Бэн был счастлив. Он прожил рядом с ней долгое столетие и надеялся, что так будет продолжаться вечность. В те времена он все еще умел надеяться. Все изменилось, когда во время одной из тренировок Катерина потеряла контроль и набросилась на своего учителя. Вильгельму не удалось ее остановить — Катерина стала по-настоящему сильным и опасным зверем. Палач впила в его шею клыки и попробовала кровь брата. Она быстро пришла в себя, даже сделала попытку извиниться и ушла. Но Вильгельм вдруг понял, что сможет заключить Катерину в рамки и подчинить себе, если свяжет ее Узами Крови. Вампирша уже была связана с Принцем, как и все его дети, но Вильгельма это не остановило. Возможно если бы он тщательней обдумал свое положение, и к чему может привести это перетягивание одной единственной дочери Густава, история Берлина сложилась бы совсем иначе. Но в стремлении получить желаемое Вильгельм был нетерпим. Сенешалю было необходимо чувствовать Катерину своей собственностью, он считал, что дал ей слишком много и хотел того же взамен. Он много лет следил за Палачом и знал ее предпочтения в питании, а так же знал, что трэлл имеет слабость затаскивать еду Катерины себе в постель, поэтому он подстраивал встречи Бэна с подходящими девушками, и давал жертвам своей крови надеясь, что вампирша выпив эту кровь, свяжет себя узами. Но Катерина раскусила его план, и в какой-то момент Вильгельм понял, что с ним она проделала то же самое. Разозлившись, он хотел пожаловаться своему Сиру, и добиться, наконец, того, чтобы безумную вампиршу казнили. Но что-то шевельнулось в его мертвой проклятой душе, когда Вильгельм стал замечать как Катерина, хитро улыбаясь, косится в его сторону. Как случайно или специально кладет свою ладонь на его руку. Он пропустил момент, когда она связала его кровью и теперь эта кровь толкала Сенешаля к близости. Вильгельм не смог устоять. Несмотря на то, что его тело было мертво, Вильгельм получал удовольствие от плотского соития. Он годами заводил себе любовниц для утешения своей человеческой страсти. Но с тех пор как Катерина вмешалась в его жизнь, он не желал никого кроме нее. Сначала Равенсбург под действием Уз преследовал женщину, тенью слоняясь по улицам города. Вильгельм убеждал себя, что пытается остановить Палача от убийств. Но, смотря, как она питается, он ловил ее смеющийся взгляд. Взгляд, который заставлял вздрагивать и убегать. Вильгельм чувствовал себя глупым мальчишкой, развлекая себя воспоминаниями о тех временах, когда Катерина была живой и была в его власти. Рассеянность и невнимательность вампира, позволили Катерине дать ему через питание третьи Узы Крови, и Сенешаль сам оказался в той ловушке, что готовил для нее. Но и Палач не смогла избежать его хитрости. Девушка искала с ним встречи, нарочно позволяя следить за собой мужчине, который долгие годы издевался и унижал ее. Мужчине, который был ее учителем, мужем и братом.***
В тот вечер Вильгельм следовал за ней, и, когда Палач проткнула свою жертву колом, собираясь испить до дна, он остановил ее. Старший Отпрыск велел доставить тело Густаву, чтобы Принц мог решить судьбу нарушителя. Неожиданно для него, Катерина послушалась, и, отдав тело своему гулю, продолжила охоту. Теперь Вильгельм шел не следом, а рядом с ней, позволив ей вести. Она закончила обход недалеко от своего бывшего поместья, как бы намекая ему на их старые отношения. — Мне негде сегодня провести день, — спокойно сказала ему женщина. — Одно из моих убежишь недалеко отсюда, — стараясь сохранять спокойствие, он повел ее к старым склепам на городском кладбище. Оставшись один на один, запертый с ней в могиле встающим солнцем, Вильгельм не смог противостоять ее влиянию и влиянию ее крови, с блаженством отдавшись своей страсти. Он с наслаждением наблюдал, как Катерина получает удовольствие от его зубов. Проснулся он раньше своей названной сестры, и, глядя на ее безупречные черты, обезумел, понимая, что сам связал себя этими Узами, освободить от которых его могла лишь смерть вампирши. И хотя Вильгельм знал, что Узы сделают его слабее, что позиция старшего Потомка и ведущего вампира города может пошатнуться под влиянием этой безумной женщины, он не смог побороть себя и заколоть ее, пока Палач была в его власти. Любовь? Нет, они оба задолго до Уз Крови потеряли возможность любить, это была жажда обладания и контроля, холодная, жадная страсть. Этот склеп надолго стал их тайным убежищем. Вампиры предавались любовным ласкам, словно они были живые. Вильгельм владел Катериной как женщиной, а она им как домитор. Сенешаль прочувствовал смысл Уз Крови и счастье обладания. Это был самый крепкий из всех возможных союзов, потому что они оба этого желали. Густав все так же управлял Катериной, толкая ее на убийства и амарант. Но Палач никогда не приходила к любовнику и не раскрывала свои мысли, когда их занимал Сир. И Вильгельм, и Катерина были уверены, что удовлетворят желания Густава и сохраняли свои отношения в тайне. Насыщаясь кровью брата, Катерина прекратила бессмысленно убивать, и вместе с покоем в сердце Вильгельма покой пришел и в Берлин. Их отношения были обжигающими и невидимыми. Все так же Палач смотрела сквозь Сенешаля в присутствии других, все так же он подшучивал над ней, с нетерпением ожидая приближения рассвета, когда они смогут оказаться в объятьях друг друга. А пробудившись, Катерина улыбалась ему, и это сводило Вильгельма с ума сильнее, чем ее кровь. Вряд ли это можно назвать таким словом, но они были счастливы рядом друг с другом. Тяжелее всего эту связь переживал гуль Палача. Бэнджамин, ненавидевший Вильгельма еще с тех пор, когда Катерина была смертной женщиной. Бэн любил ее живой и до беспамятства любил ее мертвой. И присутствие рядом с ней его старого врага доводило Бэна до отчаянья. Он никогда не смел перечить вампирше, и сдерживался при Вильгельме, зная, что Сенешаль намного сильнее его. Но охраняя склеп, пока эти двое развлекали свои мертвые тела и сердца, Бэн мечтал лишь о том, чтобы Катерина потеряла контроль над собой, и убила самодовольного наглеца. За столетия своего служения юноша превратился в мужчину — крепкого и сильного. И во взгляде и движениях Бэна чувствовалось требование к Вильгельму отдать то, что по праву должно принадлежать лишь ему — Катерину. Бэн боролся за нее, как умел — служил верой и правдой и хранил свою смертную любовь. Но Катерина предпочитала ему вампира, и постель мертвеца. Продолжая скрывать свои отношения, вампиры перебрались в более приятную обстановку. Сменили склеп на залы в отстроенной после 1705 года резиденции Сенешаля в Литценбурге[5]. Иногда Катерина и Вильгельм, увлеченные своей страстью, забывали о своих обязанностях на недели, придумывая Густаву все более и более глупые оправдания своему отсутствию. Они ненавидели друг друга, как могут ненавидеть самые преданные любовники, они наслаждались своими чувствами, которые заставляли их вспоминать о потерянной жизни. Кровная связь стала как наркотик, заменяющая временами радость охоты, поглощение жертвы. Кровь вампира вкуснее и питательнее. Иногда годы пролетали для них незаметно, пока они наслаждались друг другом, не в силах покинуть постель. Но Катерина была ненасытна, она тратила крови больше, чем мог дать ей Вильгельм, ему тяжело было прокормить их обоих. И Катерина стала искать крови у смертных, которых обожала, как божественный деликатес, ценя их кровь даже более чем вампирскую. Она не считалась с человеческими жизнями, просто забирая их и бросая трупы, которые потом уничтожал ее гуль. Она брала все больше и больше, превращая свое тело в безостановочную гонку волшебного материала. Выходя в город, Катерина всегда была наготове, всегда усилена на максимум возможностей и способностей, и такая трата неизбежно привлекала внимание врагов вампиров. И теперь ее не мог остановить даже Густав, путешествующий в голове Палача. Конечно, такие отношения не могли продолжаться вечно. Принц позволил им резвиться друг с другом почти двести лет, а потом разорвал пару, отправив Вильгельма, как своего посланника, сначала в Англию, а потом в Россию ища союзников в развязанной «Семилетней войне[6]». Занятый многочисленными планами по завоеванию мира и искоренению с земли всех кланов кроме Вентру, алчный правитель надеялся вернуть домой блудную дочь, изгнав своего сына. Но нахлынувшее следом безумие, с которым голодная вампирша стала убивать, заставило Густава выбирать из двух зол меньшее. Вильгельм вернулся, но теперь, когда их создатель, жестокий, несправедливый тиран Густав знал об их отношениях, Вильгельм начал вести открытую борьбу. Постоянно оспаривая решения отца, Сенешаль вел свою политику, готовя Берлин к особым переменам. Катерина стала лишь разменной монетой для обоих. Оказывая на нее давление они пытались таким образом доказать друг другу кто сильнее. Эта безумная гонка закончилась в 1850 году, когда Густав, поняв, что даже Узы Крови не способны контролировать Катерину и решил покончить с этой бессмысленной борьбой, Принц вторгся в ее разум, уничтожил ее личность. Взяв полностью под контроль ее тело и душу, он был уверен, что теперь Катерина четко следует его приказам. И она следовала, но лишь тогда, когда, Густав вселялся в ее тело. Все остальное время, словно кукла без души, женщина преследовала свою основную цель — убивать. Вильгельм был без ума от горя. Катерина, ее оболочка, выполняла все приказы старших Вентру, став послушной рабыней. Но она более не улыбалась Вильгельму и не говорила с ним. Совершая глупые ошибки, Сенешаль почти потерял всю власть, которой смог добиться. И в 1933[7] году Густав изгнал его из Берлина, как он предполагал, навсегда.***
Тридцатилетняя война[8] изменила Берлин и его жителей. Густав был зол как никогда, проклиная неудачных полководцев, своих детей и простых смертных солдат, что в гневе убивал жестокий правитель. Вильгельму пришлось приложить огромные усилия, чтобы возродить разрушенную столицу и наладить разорванные связи. Многие Вентру Пруссии стали сомневаться в способности Густава вести войны, и древнего Принца это необычайно злило, толкая на все более новые ошибки. Все же благодаря своему старшему Отпрыску мир вернулся в Бранденбург и в благодарность за оказанные услуги городу Густав позволил Вильгельму создать своего первого трэлла. Сенешаль много лет выпрашивал у принца дозволение создать себе раба крови. И Анжело Ольденбург стал первым. В 1683 Густав поддался на уговоры и позволил создавать гулей и другим жителям Берлина. Эта дозволенность все так же была ограниченной — Принц оставлял за собой последнее слово, дозволяя или уничтожая кандидата. Вскоре многие смогли завести себе домашнего питомца, и число слуг сильно возросло. А в 1685 году Вильгельм одобрил проект своего первого слуги о системе контроля и развития рабов крови. Трэллей теперь называли гулями, как и в прогрессирующей Франции. Анжело, отслужив Вильгельму всего двадцать пять лет, был назначен старшим и всем гулям Берлина, которых становилось все больше, было указано следовать приказам Вентру, и подчиняться назначенному гулю Сенешаля — Анжело Ольденбургу. Бэн подчиняться кому-то, кто моложе его на столетия, да еще слабее, не собирался. Отстаивая свое право на свободу, он сильно рассорился с Анжело и его новым другом — Ларсом. Неприятным фактом стало и то, что оба гуля были значительно выше Бэна по росту и это его задевало. Бэнджамин не строил с ними отношения, но покорно принимал свою участь — слуга, раб, трэлл. Он принимал ее от Каинитов, но для других гулей он оставался отстраненным, неприступным и недружелюбным помощником Палача. (Шёнеберг, поместье Кормфилд. 1650 год) POV: Записи Бэнджамина Грюневальда. Говорят, что люди с годами становятся мудрее. Но я уверен, что, так называемая «мудрость» — это лишь накопленные знания (которые можно получить, и за более короткий срок), и равнодушие, возникшее на почве разочарований в простых человеческий ценностях. Человек с годами не становится мудрее. У него лишь больше времени, чтобы прочесть больше, изучить и понять. Человек с возрастом приобретает знания, но теряет мечты. Он не хочет более верить и удивляться тому, чему мог бы удивляться и верить еще много столетий. Говорят, что человек с годами становится опытнее. Но я уверен, что опыт это лишь логические выводы из различных ситуаций. Если ты способен здраво, без эмоций взглянуть на любую проблему — ты сможешь оценить ее с опытом сотни прошлых поколений. Человек не становиться опытнее с годами. Он становится циничнее, потому что перестает верить. Но человеческая память очень коротка. Человек не способен сохранять в себе знания веками, и не только потому, что разум дряхлеет и разрушается. Потому что новые знания и впечатления выталкивают посеревшие старые картинки и стирают с них лица и даты, как вода стирает рисунок с песчаного берега. Человек совершает ошибки, забывает о них и повторяет все снова. Наступает на те же самые грабли с твердой уверенностью, что в этот то раз с ним ничего подобного не случиться. Но бац! И очередная шишка. Человек уверяет себя, что теперь он мудрее, опытнее и запомнит этот опыт надолго. Что передаст его потомкам на сотнях страниц в своих мемуарах и будет рассказывать внукам и правнукам, чтобы они уж точно не ошиблись. Не ошибутся ли они? Людям свойственно ошибаться. Это делает их людьми. Вампиры не становятся с годами мудрее. Они лишь копят в себе знания и цинизм, коего в бессмертных предостаточно. Они не становятся опытнее, и в каждом городе их ждут все те же ошибки и подводные камни, об которые они будут, и будут спотыкаться. И всегда будет кто-то умнее — сильнее — выше и старше. Но вампиры продолжают бежать за бессмысленным и далеким счастьем под названием «власть». Говорят, после ста лет существования психика вампира изменяется настолько, что он превращается в монстра, чудовище, готового лишь убивать и ненавидеть. И я не хочу думать, боюсь думать об этом, что моя любимая госпожа превратится в монстра, чудовище с изуродованной психикой, неспособный понимать простые человеческие радости. И что я буду таким же. В мире живет множество детей, мудрее и умнее, чем сотни старцев. И есть множество стариков, которые продолжают наступать на грабли, и уверены, что однажды они их все же не ударят. Если люди так различны, как можно утверждать, что все вампиры — монстры? А что на счет любви и дружбы. Глупые бессмысленные слова? А как же ненависть? Это чувство имеет ту же природу, что и любовь. Так почему же вампиры способны ненавидеть, но не способны любить? Бэнджамин Грюневальд