Беты (редакторы): Джермейль.
Soundtrack: Puscifer — The Humbling RiverФридрих II[1] 28 августа 1756[2] года первым начал военные действия, внезапно вторглись в союзную с Австрией Саксонию и оккупировал её. 9 сентября Пруссаки, под командованием своего короля, окружили саксонскую армию, стоявшую лагерем под Пирной.
(Берлин, 12 сентября 1756 год) Пятница. (Дмитрий) Он был слишком голоден, чтобы сдерживаться. Уже трое суток его гуль, отправленный по срочным делам Вильгельма, не появлялся в его имении и не приносил ему еды. Дмитрий был голоден еще задолго до этого, но забыл напомнить слуге о крови, и теперь, слоняясь по улицам мокрого, пропитанного осенним дождем города он искал жертву, любую. Лишь бы утолить свою жажду. Случайные прохожие, удивленные взгляды. Даже несмотря на позднее время и темноту, Берлин жил своей жизнью, наполняя улицы шумом и суетой. Проститутка возле старой кирпичной мастерской. Наверняка жена мастера и мать множества детей. Нет. Он не может ее убить. Трубочист, короткая лесенка на плече. Он приставил ее к стене и взбирается на дом, если быстро подбежать к нему, он даже не успеет крикнуть. Молодой, слишком молодой, чтобы умирать. Тяжело. Не пойдет. Священник у западной церкви, почти у самой стены, мало свидетелей, близко к границе. Стар, бесполезен. Дмитрий следил за пожилым мужчиной, которой методично натирал порожек бедной церквушки. Уже почти час ночи, а он все еще работает. А завтра ему в шесть надо будет подняться, чтобы провести церемонию, поднять сонных послушников, отправляя их готовить беднякам бесплатный обед. Объедки в церковь собирали с местных булочных. Дмитрий старался отгонять эти мысли. Замерев над склонившимся человеком в дюйме[3], он вглядывался в его усталую ауру, рассматривал сплетение чувств, эмоций и яркие вспышки ударов сердца. Тук-тук. Тук-тук. Чарующе. Слегка погладив его по плечу, он заставил его замереть и, отдернув тугой воротник рясы, припал к его шее. Горячая, сладкая кровь. Он обожал пить из живого тела. Самый божественный вкус, когда-либо доступный — живая кровь. Он наслаждался, спеша выпить как можно больше, прежде чем его яд уничтожит всю оставшуюся жидкость в венах, спеша высосать все до последней капли... Мужчина упал чернеющим трупом к его ногам. Слишком хорошо. Слишком. Мало. Дмитрий не насытился. Еще. Еще. Оглядевшись, вампир вошел в церковь. У алтаря, протирая лбом камень, молился подросток. «Жалко. Но теперь все равно». Кровь раззадорила Носферату, и муки совести отступили на задний план. Они будут тревожить его завтра. Снова, как и прежде. Легкое касание и парень попадал под действие его приказа. «Замри». Даже не нужно произносить это вслух. А потом кровь. Молодая вкуснее, свежее. Без привкуса табака и сивухи. «И старик смеет называть себя священником? Смел». Дмитрий забылся в наслаждении. Прекрасно. Божественно. Тут, в доме Бога, все должно быть божественно. Скрип двери... Подняв глаза, вампир увидел ускользающую в соседнюю комнату тень. «Черт! Свидетель». Бросив тело, Дмитрий поспешил за убегающим послушником. «Почему они не спят ночью?». Быстро, как молния он пронесся по длинному коридору, ведущему на кладбище. Еще шаг и он на улице. На залитой лунным светом поляне, усеянной крестами и могильными плитами, стояла красивая женщина в плотно ушитом военном костюме. Коротко остриженные волосы разметались по лицу, гладкому и прекрасному, как сама луна. Она была не высокая, примерно пять футов[4], узкая, казалось бы, хрупкая и нежная. Но это была Палач Берлина, и недооценивать ее было бы ошибкой. В одной руке она держала черный труп священника, второй сжимала сломанное тело сбежавшего испуганного мальчишки. Замерев перед ней, Дмитрий принял обычный облик, с которым появлялся в обществе — подросток лет семнадцати, хилые выпадающие белые волосы, бледное лицо в оспинах с орлиным носом и кривыми звериными зубами, усыпающими челюсть в несколько рядов. — Катерина, какая неожиданность! — Произнес он, быстро обдумывая дальнейшие действия. — Ты устроил жуткий беспорядок. — Конечно же, я все уберу! Безупречно и девственно. — Будет любопытно посмотреть, как ты уберешь это, — она бросила к его ногам разваливающийся гниющий труп старика, — насколько я помню, Густав запретил тебе питаться в черте Берлина, — в ее голосе не было ни единой эмоции. — Все трупы увезу за город, не будет никаких следов моего пребывания! — Возможно. Но только я уже видела твои следы. — Поверьте, никто кроме вас не узнает! — Верю, — Катерина замолчала на мгновение, прожигая взглядом его опущенную голову, — думаешь, мое молчание бесплатно? — Катерина! — Воскликнул Дмитрий от удивления. Такого от Палача он не ожидал — хитрая стерва пыталась провести его, — что же вы хотите? — Узы. Выпьешь моей крови. — Это немного жестоко. Может я смогу отплатить вам чем-либо более полезным? Информацией, Носферату владеют ею. На ее лице не дрогнул ни единый мускул. Она стояла как статуя, смотря ему в глаза. — Узы. Расстегнув верхнюю пуговицу военного пиджака, она открыла ему шею. Сжав зубы, Дмитрий смотрел сквозь прозрачную белую кожу на струящуюся кровь в ее теле. — Мой укус ядовит. Вы знаете это. Ничего кроме боли, — ему все еще хотелось отвертеться от навязанных Уз, но ее предложение, позволяющее ему укусить ее... не многие были способны пережить его яд, даже вампиры испытывали дискомфорт. — Пей. Склонив голову, ему пришлось согласиться. Катерина была ниже его почти на пятнадцать дюймов[5], и Дмитрий нагнулся, чтобы укусить ее. Она пахла плесенью и сырой землей. Волосы были смяты, скомканы и покрыты гнилыми листьями. Она сама была с охоты. Несмотря на это, кожа была чистая, без старой грязи — кто-то ухаживал за ее телом и неплохо. Дмитрий осторожно коснулся ее безупречной белой шеи, стараясь не притрагиваться ничем кроме рта. Палач не играла в политические игры, первые Узы к ней не должны нарушить его планы. И через пару десятилетий он легко избавиться от них. Все будет хорошо. Ему пришлось приложить силу, чтобы прокусить ее. Кровь хлынула ему в рот и захлебываясь от этого вкуса, Носферату зарычал, не в силах удержать своего голодного Зверя. Кровь вампира в сотни раз вкуснее, притягательней, лишающая чувств, лишающая воли. Дмитрий был готов проглотить ее всю целиком. Но яд проникал все глубже, покрывая мраморное лицо черными прожилками. Катерина оттолкнула его. Удар был такой сильный, что Носферату сломал ограждение у двери, в его пасти остался кусок ее тела. Катерина прижала руку к шее. Ее глаза почернели от боли, но она все так же не шевелилась и смотрела на Дмитрия. Яд медленно уходил из нее, очищая тело от черных полос. Через минуту она опустила руку, на шее остался лишь глубокий след его зубов. — Он будет недоволен, — проговорила она, поглаживая рану. — Убери все! И больше никакого питания в городе! Катерина исчезла, но Дмитрий видел ее силуэт сквозь завесу. Двигаясь как солдатик, она покинула кладбище. Три трупа. Тело мальчишки, еще теплое. Склонившись над ним, Дмитрий выпил остывающую кровь. Как всегда. Уже потерявшую свою божественную величественную глубину, вкус холодной крови не радовал, не удовлетворял, не насыщал. Доев и его, Носферату взял лопату, прислоненную к дальней части стены и стал копать одну из свежих могил. Сложив туда тела, он раскидал лишнюю землю по всему участку. Не подчинился приказу Принца? Ха. За это Дмитрий уже заплатил. Таскать трупы через полгорода после такого наказания он не собирался.***
(Берлин, 15 сентября 1756) Понедельник. (Дмитрий) Эрилес скрюченными, острыми пальцами выковыривала из узкой щели тайное письмо. Так велась переписка с Густавом. Принц не рисковал и не проводил с Носферату личных встреч, письма доставляли его гули, которые менялись как перчатки, зато их тайна была укрыта. Быстро пробежав по письму глазами, Эрилес удовлетворенно закивала. — Прекрасно, прекрасно, — повторила она несколько раз. — Вильгельм будет доволен. Густав проглотил его приманку, вступил в заведомо проигрышную войну с коалицией Франции, Австрии и России. Вентру Англии бросили его в войне, которую сами же и развязали. Ему придется отказаться отступить, или Пруссия окажется между трех государств, стремящихся остановить Фридриха II. Их альянс с Англичанами будет разрушен, а Австрия получит свою Силезию. Хорошо, хорошо. Осталось немного надавить, и он уберет войска из Саксонии, Богемия и Моравия вздохнут с облегчением, а Густав будет в ярости. Именно этого и добивается Вильгельм. Достав из-за пазухи скрученный пергамент, она передала его Дмитрию. — Ты знаешь, куда положить его, мальчик. Поспеши, Густав должен получить его до восхода. Дмитрий кивнул и, приняв письмо из рук скрюченной, сгорбленной Носферату, что контролировала и управляла почти всей его не-жизнью, он покинул подземный лабиринт. Густав получал письма в другом подземелье. Два места. Или даже три. Главное — поменьше пересечений. Поменьше лишних глаз. Выскочив из скрытого лаза, Дмитрий оглянулся, проверяя, не видел ли его кто. Заброшенный двор, где располагался выход из подземелья, сделанный как вход в погреб, был пуст. — Доброй ночи, — прозвучало у него за спиной. От этого голоса аж мурашки побежали по коже. Ему следовало исчезнуть сразу. В первое же мгновение, как Дмитрий ее услышал. Но он обернулся, теряя драгоценные секунды. Палач сидела на корточках на крыше заброшенного дома, слившись с темной черепицей, она осталась незаметна. Встретившись с ним взглядом, Катерина прыгнула на него как кошка, вцепляясь в руки и ноги, она придавила его к земле. Дмитрий задергался, пытаясь сбросить ее. Но она держала его крепко. И ОНА К НЕМУ ПРИКАСАЛАСЬ. Он чувствовал, как сознание блекнет, и он ускользает в темноту. — Слезь с меня! — Истерично закричал он. — Где письмо? — Слезь с меня, грязь! Она прикасалась к нему. От этого плавилась кожа, разрывались, взрывались капилляры. Дмитрий чувствовал, как лопаются сосуды. Он не мог ни к кому прикасаться, он проклят. Его тело проклято. «Никто не может ко мне прикасаться». — Уймись, — Палач сильно ударила его по лицу, — мне нужно письмо. Но Дмитрий не слышал ее, впадая с безумие. Ужас и отчаянье охватило его. Катерина ударила его еще несколько раз. Сильно, болезненно. Продолжая удерживать его, она потянула рукой его за его зубы, засунув ладонь в рот, чтобы открыть его. Прокусив язык, она направила поток своей крови в его дергающееся тело. Глоток, еще глоток. Дмитрий замер. В глазах появился проблеск сознания. Носферату стал пытаться отплевываться. Но слишком поздно. Катерина тихонько рассмеялась, смотря, как он старается выскрести ее кровь из своего рта. Она продолжала сидеть на нем, не позволяя подняться. Но уже не удерживала руки и лишь посмеивалась. — Мне нужно письмо! — Катись к черту, — Дмитрий был зол. «Она снова дала мне крови! Как она могла!» Его трясло, но уже не от ее прикосновений, а от злобы и бессилия. Поняв, что он сам письмо не отдаст, Катерина стала ощупывать его карманы. Быстро отыскав, что искала, она достала скрученный кусок пергамента и пробежала по нему глазами. Дмитрий попытался сопротивляться, но Палач была намного сильнее. Удовлетворенно кивнув, она положила письмо назад к нему в карман. — Я все видел, — проговорил Дмитрий, смело, смотря ей в глаза. Он уже успел навести справки — Катерина не обладала достаточными знаниями, чтобы загипнотизировать его. — Что ты видел? — Ты заменила его. Верни письмо, я не понесу подделку! — Понесешь, еще как понесешь! Дмитрий замолчал. На мгновение он понял, что отвечать ей «нет» ему тяжело. Но не на столько, чтобы подчиняться. — В какие игры ты играешь, Катерина? Ты думаешь, я не прочитаю это письмо? Думаешь, я не сообщу об этом Эрилес? — Эрилес служит Вильгельму, я служу Густаву! И не все ли равно, чье поддельное письмо он получил? — Она снова рассмеялась. Как девочка. — Но... — Дмитрий заставил себя замолчать. Слухи о ее связи с Вильгельмом могли быть ложью. Заявлять ей такое открыто будет чревато. Но то, что она действовала против Вильгельма, было очень странным, ведь согласно всем данным Носферату, Палач была связана с Сенешалем третьими Узами. — Верни мне письмо, я должен доставить его на место назначения. В противном случае об этом узнают и Густав и Эрилес! — Ты доставишь мое письмо по назначению и не скажешь никому ни слова! В противном случае, я сообщу Густаву о трех трупах у западной церкви, закопанных в свежей могиле! — Думаешь, Густаву будет дело до трупов, когда он узнает, что ты вмешиваешься в его политику? — Думаешь, Густаву будет дело до меня, когда он узнает, что Эрилес и Вильгельм вмешиваются в его политику? Дмитрий понял, что она права. Вытащив из-за пазухи ее письмо, он быстро пробежал по нему глазами. Конечно, она пыталась продолжить войну. Даже после предательства английских Ветру, Катерина пыталась убедить Густава не отступать. Только вот зачем ей это? Не важно. Сегодня она победила. Но игра не окончена. — Слезь с меня! Катерина поднялась. Дмитрий тоже. Возвышаясь над ней, он оскалился. — Ты не умеешь играть в эти игры. Смирись. Палачу не место на политической арене! — Я и не играю. Лишь подыгрываю! Она снова хохотнула и, оставив его, ушла. Дмитрий скрыл себя, спрятавшись в тени и прошел так до самой точки передачи письма. Носферату знал, что никто в городе не был способен видеть сквозь его завесу. Лишь Яснотка, которая и научила его этой дисциплине. Она была на их стороне. По крайней мере, он на это надеялся.***
1 октября шедшая на выручку саксонцам 33,5 тысячная армия австрийского фельдмаршала Броуна была разбита при Лобозице. Оказавшись в безвыходном положении, восемнадцатитысячная армия Саксонии капитулировала 16 октября. Попавшие в плен, саксонские солдаты были силой загнаны в прусскую армию.
(Берлин, 18 октября 1756 год) Суббота. — Густав поддержал военные действия! Он совсем не в себе! Скоро в городе не останется ни одного мирного жителя и город разорится на счета в поддержку армии! — Вильгельм прогуливался взад и вперед по маленькой комнате подземной части старой тюрьмы. Эрилес, Яснотка и Дмитрий беззвучно наблюдали за его излияниями. — Если он проиграет, то Берлин снова будет разорен! Почему он не послушал советов, что я отправлял в письме? Он совсем свихнулся!! Мы должны что-то предпринять. — Но пока он воюет на территории врага и побеждает, это приносит армии неплохие прибыли, — лишь Эрилес говорила с Сенешалем. — Возможно. Но победы так же толкнут его на новую войну, а Тореадоры будут мстить снова и снова! — Тогда нам стоит помочь ему проиграть! — Пошлем гонца с письмом от генерала Веделя[6], заставим их побегать по лесам, пусть покружат пару месяцев, тем временем поможет французикам нормально подготовиться. — Хорошо, это и нам даст время обдумать все как следует. — Вильгельм понемногу успокаивался. — Сделайте все и без ошибок. От этого зависит будущее Берлина. И вы знаете, я в долгу не останусь! Он собирался уходить, но остановился у дверей. — Тщательней проверьте своих гулей. Кто-то передает информацию, шпион среди нас. Я перехватывал все письма к маркграфу, но Густав все равно как-то узнал о них, и все наши планы, поддельные документы, ничего не возымело на него никакого действия. Дмитрий нервно моргнул. «Катерина лежит в твоей постели, конечно, Сенешаль не замечает, кто передает информацию Принцу!» Носферату склонили перед Вильгельмом головы в знак покорности, после чего выпроводили его из своих тайных проходов. — Дмитрий, найдешь гонца и отправишь необходимые распоряжения, — приказала Яснотка. — Боюсь это не лучшая идея, — попытался он возразить, вспомнив про Катерину, которая уже раз вмешалась в его дела. — Это еще почему? — Яснотка не терпела возражений. Дмитрий замер, пытаясь сообразить, что ответить. Он не мог врать старухе, не мог противиться ей. Яснотка уже давно подчинила его, связав третьими Узами, и использовала и его, и его ресурсы как ей заблагорассудиться. Дмитрий старался вести дела как можно более скрыто. Но что можно скрыть от Носферату? — Я не слишком успешен в военных маневрах, — склонив голову, попытался солгать он. — Что ж, документацию тебе подготовят. Ты же подготовь верного человека. — Яснотка как будто не заметила его лжи. Но это не значит, что она не попытается узнать правду. Дмитрий лишь кивнул. — Тогда решено. — Эрилес поднялась, показывая, что разговор окончен и Дмитрию пришлось удалиться из обители двух женщин.***
(Берлин, 19 октября 1756 год) Воскресенье. (Дмитрий) — Хотите остановиться войну?! — Ее голос за спиной заставил Дмитрия подпрыгнуть. Последние несколько часов он провел в маленькой комнатке при почте, изменяя память, ломая волю и стирая личность находящегося перед ним человека. Близился рассвет и Дмитрий спешил. Военный почтальон сидел, замерев, погрузившись в гипноз. В комнате, где он подготавливал гонца, была тяжелая деревянная дверь. Как! Как Катерина могла пройти сюда бесшумно! Дмитрий уставился на нее, не зная, что предпринять. Она вновь нападет и попытается поить своей кровью? Сможет ли он противостоять столь сильному вампиру? Лучше исчезнуть сейчас. Сбежать, пока не поздно. Его фигура расплылась в воздухе, но Катерина, не растерявшись, встала у двери, не позволяя ему выйти. — Что теперь? Глупый, слабый Вильгельм, думает, что он сможет остановить отца? Но Густавом движут великие цели! Никто не сможет ему помешать, даже жадная скопа Носферату, что присосались к кошельку Вильгельма! — Она стояла как каменная статуя, ни единой эмоции на лице, как и в голосе. Дмитрий замер в дальнем от нее углу, ожидая ее действий. Но Палач продолжала стоять неподвижно. Время шло, но ничего не менялось. Дмитрий осторожно приблизился к девушке, рассматривая ее мраморное безупречное лицо. Как фарфоровая кукла она смотрела в одну точку перед собой. Между ней и дверью была небольшая щель и если резко дернуть ее на себя, то у него будет шанс выскочить из комнаты. Работа осталась недоделанной, загипнотизированный мужчина все также сидел на стуле в трансе, но выбирать нужно было между выполнением задания и своей жизнью. Время шло, уплывали драгоценные минуты, и Дмитрий чувствовал, как тяжелеют его конечности с приближением утра. Катерину, казалось, это нисколько не беспокоило, хотя каждая клеточка его тела ощущала, как небо на горизонте дрожало, готовое принять восходящее солнце. Возможно, Катерина уже спит, и через несколько минут они оба сгорят в этой комнате, с огромным окном на треть стены? Но Дмитрий видел, как начали дергаться ее губы, когда до рассвета осталось менее получаса. Вновь, прижавшись к дальнему углу, Дмитрий проявился. Она тут же перевела на него взгляд. — Чего ты добиваешься? Скоро рассвет, мы оба погибнем! — Прикажи гонцу потеряться в лесах. Письмо не должно быть доставлено! — Не смеши меня, я не пойду против приказов Яснотки! — Подумай, сможешь ли ты продержаться хотя бы несколько секунд в этой комнате, когда ее наполнит солнце? А я смогу пережить пару минут, чтобы найти укрытие и спрятаться. Дмитрий промолчал. Палач была права. У него не было шансов рядом с ней. — Меняй команду! — Приказала девушка. Быстро подсев перед загипнотизированным, Дмитрий легко проник в его ослабленный разум и начал складывать новый узор пути и слов. Время утекало с бешеной скоростью. Еще минута Еще пять. Дмитрий чувствовал, как засыпает, как теряет сознание, как солнце приближается к их окну. — Закончил, — Дмитрий поднялся и попытался обойти Катерину, чтобы скорее покинуть ловушку. Но она схватила его за руку и быстро потащила за собой. Она снова его касалась! Дмитрий дернулся, чтобы освободиться, ругаясь и забывая обо всем на свете, его беспокоила только рука, сжимающая его кисть, а Катерина вывела его на улицу. Носферату задрожал, ощутив поднимающееся солнце, которое уже осветило бледно-серое небо. Перестал дергаться, позволяя ей вести. Небо жгло, проедало глаза. Тело горело, и Дмитрий не видел, куда они идут. Бегут. Несутся. Какой-то люк, лаз, быстрый спуск. Катерина бросила его на холодный каменный пол и легла рядом. — Спи! — Снова приказала она. Обведя взглядом узкий подземный туннель в котором они оказались, поняв, что солнце их тут не достанет, Дмитрий уснул. Поднявшись на локтях, и осветив его лицо огнем своих красных глаз, Катерина с любопытством разглядывала его настоящее лицо. Вампир уснул и маска, поддерживаемая его дисциплиной, спала. Палач смотрела на его настоящую натуру, которую в этом городе не видел более никто. Перед ней лежал юноша, совсем молодой, лет семнадцати. Широкие скулы, но впалые щеки. Бледный шрам на лбу, короткий шрам на щеке, обветренная кожа. Гладко выбритый подбородок и чуть заметный пушок под носом. Темные пухлые губы. Прямой узкий нос. Лицо ничем не привлекательное и не выдающееся, но он не был похож на типичного немца. Тело худощавое, суховатое, но крепкое, мускулистая спина и грудь. Грубые мозоли на ладонях. Как у... матроса. Темные волосы длиной в ладонь, темные короткие брови, широкий разрез глаз. Этот образ ничем не напоминал тот, что он носил перед всеми. — Почему же ты так себя ненавидишь, Дмитрий — Носферату? Сообщив мысленно гулю, где она уснула, Катерина погрузилась в мертвый сон.***
(Берлин, 20 октября 1756 год) Понедельник. (Дмитрий) Дмитрий проснулся от странного шуршания рядом с собой. Бэн, слуга Катерины, пришел позаботиться о своей госпоже. Гуль сидел перед Палачом, расставив на полу несколько ламп, он стирал с нее ночную грязь, состригал отросшие волосы и чинил ее одежду. Дернув смертного к себе, Дмитрий вцепился в его сознание. «Видел, видел лишнего». Аккуратно стер свое изображение, заменяя всем знакомой картиной уродливого Носферату. — Катерине не понравится ваше вторжение, — произнес слуга, когда Дмитрий его отпустил. Гулю слишком часто лазили в голову, и Бэн хорошо это чувствовал. — Всего лишь проверил, не делал ли ты ничего с моим телом, пока я спал. — Вы уж извините, господин Дмитрий, но я бы побрезговал, — на лице слуги появилась усмешка, а Дмитрий вздохнул с облегчением. Вот поэтому вампир предпочитал спать только в своем доме, в своем тайном убежище, о котором не знал никто, даже Яснотка. У Дмитрия слишком много врагов, слишком много тех, кто охотится за его головой, как бы она не выглядела. Носферату поднялся с каменного пола, отряхивая плотную рыбацкую рубаху и штаны. Ему нужно было спешить, изменить приказ, что заставила вчера вложить в гонца Палач, сообщить обо всем Яснотке. Катерина наверняка действовала от лица Густава. Вильгельм будет взбешен, узнав о вероломстве любовницы. А была ли она ею? В какую игру играла? На кого действительно работает? Сейчас, ее спящее мертвым сном лицо казалось прекрасным, нежным, манящим. Дмитрий знал, что это Узы делают жестокую бессердечную женщину привлекательной. Но... Не сегодня. Он успеет сообщить Яснотке о навязанных Узах Крови. И гонец... Пусть все останется как есть. Кинув на Катерину последний взгляд, Носферату покинул лаз, направляясь в свое поместье в Кёпенике.***
В октябре 1757 года — в результате простого налета Берлин был временно захвачен врагами. Командир австрийского корпуса Андраш Хадик подошел 16 октября 1757 года к воротам Берлина. Военный комендант Берлина генерал Рохов под предлогом охраны прусской королевы, бежит с ней и остатками гарнизона в Шпандау, бросив город на произвол судьбы. Несколько дней Хадик не рискует войти в сам город, его солдаты остаются в малонаселённом тогда, занятом, в основном, садами и огородами, Кёпеникском предместье. 18 октября Хадик вступает в незащищенный Берлин. Начинается разнузданный грабёж, сопровождающийся всевозможными насилиями. Устрашённый берлинский магистрат выражает, в конце концов, согласие на выплату контрибуции. Пробыв в Берлине один день, даже не дождавшись, пока сумма контрибуции будет полностью собрана, Хадик покидает прусскую столицу. Добыча австрийцев составила 215 000 талеров плюс 25 тысяч талеров премии для войска, а, также, две дюжины перчаток, прихваченных ими в подарок Марии Терезии. Рейд Хадика вызвал ликование в Вене и огромный резонанс по всей Европе, продемонстрировав уязвимость Пруссии и её столицы.
(Кёпеник, 20 октября 1757 год.) Четверг. (Дмитрий) Катерина сидела на крыше его стойл, и весело болтала ножками, хитро улыбаясь. Такое бестактное вторжение в его жизнь злило Дмитрия все сильней. Кёпеник — его домен, тут не место Палачу Берлина. — Убила сегодня парочку проходимцев, — сообщила Катерина, когда поняла, что он ее заметил. — Поздравляю, разве это не твоя работа? — Вот, полюбуйся, — она спрыгнула к нему, легко, как кошка. Беззвучно. Не единого шороха. Он видел, как расплескалась грязь, на которую она приземлилась, но даже падающие на землю капли не издавали звуков рядом с ней. Катерина протянула ему горстку пепла и выжидающе посмотрела на него. Дмитрию ничего не оставалось, как взять прах и, погрузившись в образы несущие с собой останки вампиров. Стал рассматривать их лица, вслушиваться в голоса. «Алиса Саргос». Он четко услышал ее голос, отдающий приказ убить его. Снова. Сестренка время зря не теряла. Третий наемный убийца за это столетие, а оно еще не кончилось. — Понравилось? — Прервала его мысли Катерина. — С тебя услуга! — Ты хочешь, чтобы я тебя поблагодарил? — Я хочу ключи от подземелий Эрилес! — Ха-ха-ха! Ты и так натворила дел со своей войной! Мой домен разграблен и разрушен. А что сказал Густав по поводу похищения Хадиком трехсот тысяч талеров[7]? — Я не шучу! Мне нужен ключ и ты дашь мне его! — Катерина стояла слишком близко, давила на него своим присутствием, своей пылающей аурой диаболиста[8], своей притягательностью и красотой. — Нет! Если тебе нужен доступ в подземелья Эрилес, сходи и попроси ключи сама! Я свои тебе не отдам! Множество старинных проходов были заперты тяжелыми решетками, преграждая дорогу даже сильным и могущественным существам. Ключи от дверей были лишь у троих — Яснотки, Эрилес и Дмитрия. Почти пятьсот лет существования города и столько же лет строились подземные ходы. Еще задолго до появления тут Носферату люди начали копать землю, как кроты, стараясь спрятаться от самих себя, от незримого зла. Носферату забрали ходы себе. И создали сотни новых. — Мне нужен ключ и ты дашь мне его! — Повторила Катерина, не меняя интонаций. — Или что? — В шутку спросил Дмитрий. — Или я сообщу Густаву, что Дмитрий — Носферату обманул его, и Дмитрий вовсе не Носферату! — Что за глупость! Я Носферату! — Он принял образ чудовища с темной потрескавшейся кожей, тонкими черными губами от уха до уха, и ртом, усеянный акульими зубами в несколько рядов, — ты все еще сомневаешься? — Во сне ты не мог поддерживать маску. Ты очень даже симпатичный, — она хихикнула, а Дмитрий, резко бросившись к ней, схватил ее за тонкую, длинную шею, которую ему очень хотелось пропустить своими отравленными зубами и вновь испить ее чарующей крови. — Что ты знаешь о красоте? Откуда уверенность, что все Носферату уродливы снаружи? Я УРОДЛИВЫЙ ВНУТРИ! — Он кричал, смотря в ее смеющиеся васильковые глаза. — Не думаю, что Густав поверит в эти сказки. Ключ! Дмитрий сжал ее горло сильнее, а потом ударил. Она не посмеет им командовать, ему хватает Яснотки, что издевается над ним уже сто лет, ему хватает Эрилес, что подшучивает и смеется над его страхами и чувствами. Теперь и эта девчонка лезет не в свои дела! Катерина перехватила его удар, легко удерживая его руку. Потом отняла его руку от своего горла и, смотря на него с легкой усмешкой, отбросила на землю. До того, как он успел подняться, Палач снова оседлала его, зажав нижнюю челюсть рукой. Она снова собиралась дать ему крови. Дмитрий, рыча и кусаясь, пытался сбросить ее, но девушка была неподвижна, как гора. Снова Узы, снова насильно. Катерина издевалась! Его злоба вызвала Зверя, и он даже не попытался его сдержать. Чудовище внутри него проснулось, и воя, кусаясь, царапаясь, пыталось освободиться. Дмитрий пришел в себя через пару минут. Зверь потратил много крови, и он снова был голоден. Чертова Катерина все еще сидела на нем, а рядом на коленях стоял Ларс, на которого Палач даже не глядела, и протягивал ей ключи. Катерина обманула слугу! Конечно, гуль бы сделал все, чтобы спасти господина, а хитрая Катерина пригрозила убить Носферату, и Ларс принес Вентру все, что она хотела. Дмитрий снова набросил маску бледного подростка. Зверь сбросил личину, но это было уже не важно, Катерина видела его и так. Как быстро она расскажет об этом всему городу? — Твой зверь прекрасен, — произнесла она задумчиво, — а эта маска отвратительная, не одевай ее больше при мне! — Прошу вас, госпожа, освободите его, он не нарушал ни каких законов, — повторял Ларс. — А мне отвратительна твоя аура, — с трудом произнес Дмитрий, после безумия язык еле волочился. — Чем тебя так не устроила моя аура? — Искренне удивилась Катерина. — Аура диаболиста! — О, сладкий Амарант, — протянула она, и Дмитрий с ужасом увидел ее голодный взгляд. — Как Густав позволяет тебе это! Амарант запрещен везде и всюду! Катерина нагнулась к его уху, шепча тихо и медленно, ее голос заглушался мольбами слуги. — Потому что Густав, вселяясь в мое тело, наслаждается им не меньше, чем я! Дмитрий чувствовал, как его трясет. Это нарушало все законы Камарильи, а она так спокойно говорила об этом. И Густав! Как вампир мог занимать тело другого вампира? Густав силен, но Дмитрий был уверен, что такое невозможно. Принц вселялся в Катерину, совершал Диаблери, поглощал души вампиров, и, оставался чист. Потому что черные полосы убийцы были лишь на его дочери — Палаче, которому Густав позволял убивать. Катерина отпрянула от него и повернулась к Ларсу, заметив ее взгляд, Дмитрий обратился к гулю: — Ларс, вернись в дом, и спрячь ключи, Катерине они не нужны, — твердо произнес он и слуга поднялся, исполняя приказ. Но Катерина не позволила ему уйти. Со скоростью ветра она вскочила и отобрала у смертного ключ, а потом, легко запрыгнув на крышу, снова уселась на нее, заливаясь смехом. — Не переживай, Дмитрий — неносферату, я верну тебе их, после того, как сделаю себе такие же! А потом Палач растворилась в ночи. — Быстро. Коня! — Приказал Дмитрий, и Ларс тут же подвел ему лучшую лошадь. Дмитрий спешил в город — теперь он должен сообщить все Яснотке! Катерина зашла слишком далеко, и с ее играми нужно покончить. Яснотка должна знать и про письмо! Еще не слишком поздно, а Дмитрий может соврать, что Катерина пригрозила ему Густавом. Соврать Яснотке тяжело, но возможно. «Яснотка... Яснотка... Яснотка...» Дмитрий дернул поводья, резко тормозя коня. Яснотка игралась с ним, как с куклой, не любимой, не живой. Она заставляла плясать его под свою дудку, выполнять все поручения, превратила в раба, опаивала своей кровью, кровью своей любовницы, посмеивалась над его принципами и болью, что терзали его душу. Она дразнила его, издевалась, поучала. А взамен? Взамен Дмитрий получал ее покровительство и дисциплины. Но Яснотка затмила ему его самого, Дмитрию пришлось откладывать месть Алисе сотню лет, а ведь с каждым годом старая Малкавианка становилась все сильнее. Да, Алиса Саргос, его сестра, убийца их Сира. Их война длилась с его рождения. И да, она была Малкавианкой, как и он. Нет, он стал Носферату, когда убил свою невесту, когда убил своего родного отца, мать и всех гостей на несостоявшейся свадьбе. Дмитрий стал Носферату, когда все его чувства любви, дружбы, сострадания исчезли, и его мертвое сердце заполнилось лишь одним — желанием мстить. Но Яснотка не позволяла ему делать то, к чему стремилось все его нутро, и Алиса продолжала подсылать ему наемных убийц. Сегодня Катерина спасла его, не в первый раз. Это ее работа. Но Берлин стал хорошим оплотом для Дмитрия, чтобы прятаться. И чтобы ублажать Яснотку. Дмитрий не хотел быть ее игрушкой. Не хотел подчиняться и жить по ее правилам. Никогда не хотел. И не будет. Пусть Катерина грубо, не умело, но пытается лезть в политику. Дмитрий не собирался ей мешать. Потому что это будет мешать Яснотке. Развернув коня, Дмитрий вернулся в Кёпеник.***
(Кёпеник, 15 апреля 1759 го.) Суббота. «Приходи завтра к западной церкви, и я верну тебе ключи». Записку передал Бэн. Дмитрий лишь кивнул, подтверждая, что прочитал и принял.***
(Берлин, 15 апреля 1759 год). Суббота. (Бэн) Бэн радостно возвращался в свою крохотную комнату в казарме. Он справился с поручением госпожи, быстро, намного быстрее, чем она рассчитывала. Он спешил порадовать ее, похвастаться своей успешной работой. Когда он вошел в комнату, Катерина, прижавшаяся к столу, что-то писала. Вздрогнув, она посмотрела на него, прикрывая написанное своим телом. Это было неприятно — она не доверяла своему преданному слуге. Бэн опустил взгляд, стараясь не беспокоить ее своим присутствием. Катерина продолжила писать, и, закончив, достала несколько печатей из его стола. Накапав воска на конверт, она запечатала письмо и передала его Бэну. Такое же, как и сотни других. Она передавала эти письма ему минимум раз в месяц. — Отправишь, как всегда! «Как всегда» означало в Королевский дворец[9], и так, чтобы его смог прочесть Густав. Все эти письма. Их написала сама Катерина? Бэн был уверен, что доставляет почту, таким образом, лишь для того, чтобы Густав был в курсе событий внешней политики. Но оказалось, что их писала его госпожа. Кому? От кого? Что было в этих письмах? Что мог узнать Густав, прочитав это письмо? На что Палач толкала Принца города, от чего оберегала? Бэн был уверен, что знает ее хорошо, был уверен, что Катерина не играет в высокую политику страны и Каинитов. Возможно, она и не играет? И это все дурное влияние ее любовника Вильгельма? Наверняка это он. Бэн сжал кулаки, от ненависти к этому вампиру. Он бы отдал все на свете, чтобы Вильгельма казнили, любая его ошибка и даже Катерина не остановит его от доноса Густаву. А письма? Что ж, он узнает обо всем позже. Сам. И так, чтобы госпожа ничего не заподозрила.8 мая 1759 года главнокомандующим российской армией, вместо В. В. Фермора был неожиданно назначен генерал-аншеф П. С. Салтыков. (Причины отставки Фермора не до конца ясны, известно, однако, что Санкт-Петербургская конференция неоднократно выражала неудовольствие отчётами Фермора, их нерегулярностью и запутанностью, Фермор не мог отчитаться в расходовании значительных сумм на содержание войска.).
***
(Берлин, 16 апреля 1759 год). Воскресенье. (Дмитрий) — Я же просила не принимать при мне такое лицо! — Катерина стояла рядом с могилкой, в которой вампир спрятал три трупа священнослужителей. Дмитрий, скинув маску, принял образ Носферату: — Такое лицо тебе больше по вкусу? — С угрожающим видом, оскалившись, он приближался к ней. — Да, твое уродство заставляет меня чувствовать себя красивой, — она хохотнула и Носферату замер всего в шаге перед ней. — Ты красивая. Прекрасная! — Дешевая лесть? — Катерина нахмурилась. Много лет Вильгельм смеялся над ее внешностью, выискивая любые недостатки, порождая множество детских комплексов от которых ей так и не удалось избавиться. — Правда. — Тогда поцелуй меня! Сделай это так, чтоб я поверила, что я прекрасна! Дмитрий опустился перед ней на колени и коснулся невидимыми губами кончиков ее пальцев. — Нет, не так! — Воскликнула она. — Поцелую, если ты вернешь мне ключ, — одна только мысль об этом была ему неприятна. Дмитрий избегал любых прикосновений, любых связей, любых проявлений чувств. — Договорились. — Кровь, что дала ему женщина не позволяла ему отказывать ей. Дмитрий поднялся. Он предстал перед ней со своим настоящим лицом. Лицом, которое в этом городе видела, возможно, лишь она. Катерина улыбалась, позволяя ему коснуться своих губ. Мгновенно она просунула свой прокусанный язык ему в рот. Дмитрий отпрянул, сплевывая кровь, и ухмыльнулся. — Твои методы примитивны и грубы, если ты решила включиться в Джихад, тебе следовало бы поучиться у кого-то более опытного! — Решила? Включиться? — Вампирша звонко рассмеялась. — Я верчу этим городом, как мне захочется уже двести лет. Думаешь, мне требуется учитель? Хотя... — женщина кокетливо улыбнулась, как молоденькая фрейлина перед юным королем. Она играла, смешно, мило, по-детски. — Научи меня искусству гипноза! — А взамен? — Взамен? — Улыбка превратилась в оскал. — Ты будешь учить меня дисциплинам, будешь передавать информацию, что шепчет тебе Яснотка, будешь передавать Носферату то, что я скажу, а взамен ты не получишь ничего! — Зачем тебе это? Зачем тебе я? — Мне всего лишь нужен ручной Носферату! — Катерина стояла совсем рядом и пальчиками поглаживала ворот его рубахи. — Согласен, — с улыбкой сказал Дмитрий. Палач удивленно на него посмотрела, впервые показывая свои настоящие эмоции. — Вот так просто? Не побежишь жаловаться мамочке? Не побежишь ябедничать Вильгельму? — А, правда, что Сенешаль твой любовник? — Ревнивые нотки? — Катерина снова играла. «Ревность?» Она преследовала Дмитрия всюду. Его Сир обожал свою дочку Алису, и все время сравнивал Дмитрия с ней. Яснотка давала ему крови, давала лишь в сосуде, не позволяя прикасаться к ней, кусать ее, а сама предавалась любовным утехам с Эрилес у Дмитрия на глазах. Эрилес тоже давала ему крови, редко, скудно, лишь чтобы поддерживать в нем Узы. И жажду, жажду чувств. Любых. Таких, которые испытывал сам Дмитрий. А он презирал Яснотку, за то, что она использовала его, за то, что она дразнила его, посмеиваясь над его психозами. И он ненавидел Эрилес, за то, что ее любила Яснотка, за то, что она была моложе Дмитрия, но Яснотка учила ее больше и чаще. Катерину он пока не ненавидел. Но он был уверен, что будет. — Кровь вампира вкусна, зачем мне отказываться, когда Вильгельм подает мне ее сам. Поцелуй вампира прекрасен. Пусть пьет мою кровь, пока я кручу им, как мне нравиться. Я презирала Вильгельма всю свою жизнь и нежизнь. Теперь он у моих ног! Ничто не сравнится с этим. Дмитрий наклонился к ней, потянувшись к ее шее. Катерина резко отступила и закрылась от него. — Нет, не так! Самообманом можно заниматься долго, но действительность всегда одна — НИКТО НИКОГДА не пожелает давать ему крови из шеи, потому что его зубы причиняли адскую боль. — Если желаешь моей крови, я могу поделиться, — произнесла женщина, надкусывая свое запястье. — Ключ! — Холодно сказал Дмитрий, вновь надевая личину прыщавого подростка. Катерина кивнула, улыбка пропала с ее лица, превращая его вновь в каменную маску. Достав из кармана военных штанов две связки ключей, она протянула ему одну, а вторую вернула в карман. — До встречи, ручной Носферату, — произнесла она и исчезла. — До встречи, Палач, — сказал в пустоту Дмитрий.23 июля 1759 в сражении при Пальциге Салтыков наголову разбил двадцативосьмитысячный корпус прусского генерала Веделя. 12 августа 1759 года произошло Кунерсдорфское сражение. Фридрих был наголову разбит, из 48-тысячной армии у него, по собственному признанию, не осталось и 3 тысяч солдат. В результате одержанной победы дорога для наступления союзников на Берлин была открыта. Пруссия оказалась на грани катастрофы. «Всё потеряно, спасайте двор и архивы!» — панически писал Фридрих II. Однако преследование не было организовано. Это дало возможность Фридриху собрать войско и приготовиться к обороне Берлина. 15 февраля 1763 года Пруссия подписала с Австрией и Саксонией Губертусбургский мирный договор, подтвердивший права Пруссии на Силезию и графство Глац (ныне город Клодзко в Нижнесилезском воеводстве Польши). Война окончилась победой англо-прусской коалиции. В итоге войны Пруссия окончательно входит в круг ведущих европейских держав. Начинается процесс, завершившийся в конце XIX века объединением немецких земель во главе с Пруссией.
(Шёнеберг, поместье Кормфилд. 1759 год). POV: Записи Бэнджамина Груневальда. Когда я стал теряться в примитивных человеческих чувствах? Я не помню. Не замечал пока Катерина сама не начала подшучивать надо мной. Но это не правда! Я не верю ни в дружбу, ни в любовь, ни в счастливый конец. Уже давно перестал верить. Я оставил все попытки жить человеческими эмоциями и критериями, когда убийства на моем счету перевалили за сотню. Просто в какой-то момент мне захотелось одуматься и взглянуть на себя со стороны. Я знал, к чему приводит бессердечие, к чему это может привести и меня. Моя госпожа не сберегла свою душу, и я видел, как изменяется она и ее отношение к смертным. Я не хотел становиться таким же. Я пытался отдергивать себя, замечать хоть что-то хорошее кроме ненависти и страха. Но люди примитивны. Люди больны своей пошлостью и жадностью, и лечат себя они новым заветом и моралью, которая выеденного яйца не стоит. Чего стоит моя мораль? Чего стоит моя душа? Если я не верю в любовь и дружбу, зачем так бессмысленно ищу их, словно это то спасение, которое избавит меня от бессмертия и любимой хозяйки. Но бессмертие — это именно то, что мне нужно, именно то, чего я искал всю свою смертную жизнь. Почему же теперь она пугает меня? Усталость? Слабость? Я не хочу быть усталым и слабым. Но я и не хочу превратиться в чудовище. Но все не так просто. Я не добр, не милостив. Я рука Катерины, что лишь рубит и казнит. Есть ли хоть одно смертное существо, что захотело бы любить меня или дружить со мной? Человеческая психика слаба и в тяжёлых ситуациях вырабатывается зависимость от людей, имеющих огромную власть над их эфемерными судьбами. Зависимость ведёт к привязанности, привязанность к любви. Мне ничего не стоит заставить их любить. Несчастные глупые девицы повторяют мне слова любви. Я вытягиваю их чувства, будто это именно то, что я жду. Но я жду именно любви. Словно умирающий от голода я жажду этих слов, как ничего иного. Я вытягиваю их признания и теряю к ним интерес. Пусть сотни барышень с чудесными формами одаривают мои уши признаниями, я глух к ним. Я жду эти слова не от них. Я пытался искать дружественных отношений. На что может быть похожа дружба? Я не знаю, я никогда ее не видел и не испытывал. Могу ли я называть друзьями своих соратников по несчастью — таких же слуг, как и я? Мне казалось, что я завидую Анжело и Ларсу. Но это не так. Какой бы не была настоящая дружба она не должна быть похожа на притворную дружбу, проданную за услугу. Я не знаю, что такое дружба, но я ищу ее с не меньшим усердием, чем любовь. И в поисках, я превращаю людей в своих подопытных, ставя эксперименты над их слабой психикой и рефлексами. Я хватаюсь за эти понятия, как за спасительную трость в глубоком болоте. Я понимаю, что мне уже не выбраться, что я давно утонул в крови и своей собственной лжи. Но каждая новая встреча, новый смертный, что пересекает мой путь, дает мне надежду, что все получится. В этот раз точно, наверняка. Обрету ли я спасение? Божественное провидение: любовь и дружба. Бессмысленные слова. Мнимая философия моей давно проклятой души. Я подарил себя дьяволу и мне не на что надеяться. Лишь на ее любовь и дружбу. Но Катерина уверяет, что она никогда не станет для меня тем, что я ищу. Зачем же я продолжаю пить тебя и обожать? Протяни мне руку, спаси мое сердце. Или моя новая мораль, возведенная на пьедестал моей безнадежности, обожжет меня огнем. И огонь этот сожжет мою любовь и дружбу, что я испытываю к тебе, госпожа.