Беты (редакторы): Parenek
Эрих Хонихер родился в старинной известной семье. Его родители ценили своих предков, и в честь деда Эриха был назван монастырь в альменде[1] Каре[2] «Аббатство Хонихера[3]». После Становления Эрих продолжил сохранять свой род и превращал лучших из своих потомков в гулей. Слабые же и некрасивые потомки были уничтожены. Потому родовое древо, что велось в аббатстве с 1580 года, не отличалось особо ветвистыми корнями, несмотря на двести лет истории. В 1760 Эрих обратил своего прапраправнука Ричарда. А в 1791 он приметил своего другого праправнука Эдварда. У мужчины был прекрасный ум и хватка, но, будучи единственным сыном своего отца, Эдвард не оставил потомков и Эрих не рисковал изменять его, боясь, что род прервется. Несмотря на то, что Эдвард не получил крови вампира, он был включен в тайну и семью, Шериф поддерживал его лояльность дисциплинами и заставил-таки жениться и дать рождение двоим сыновьям. В 1804 году Эдвард стал гулем, его путь начался с самых низких слоев тяжелой иерархии гулей у Вентру. Он был никем в обществе Шерифа и ему подобных. И еще меньше он значил в обществе гулей других вампиров. К счастью, сообразительность и обаяние мужчины помогли ему найти друзей и наладить связи. А сильный характер, которым он прикрывал свою жестокость, жажду власти и насилия, помог ему стать лидером среди безграмотных боевиков Эриха — Глеба и Глена. «Аббатство Хонихера» было доменом Шерифа, но, так как монастырь располагался от Берлина в большом удалении, Эрих занял в 1668 году францисканский «Серый монастырь» почти в самом центре города. И ни для кого не было секретом, что Эрих предпочитает питаться девственными монашками. С 1805 года Эдвард стал секретарем Шерифа Берлина, вел дела от его имени с другими гулями и переписку с Каинитами. Но молодость делала его малодушным и беспомощным при встрече с настоящими старцами мира тьмы.***
(Альт-Каров, Альменда Каре, «Аббатство Хонихера»,15 июня 1806 года) воскресенье Марину с Шерифом познакомил Петр. Петр — бессмертный маг Тремер — содержал стадо для города и время от времени привозил для Эриха набожных девиц. О точных предпочтениях Вентру Петр не знал, но подбирал смертных исходя из сплетен и оговорок. Еще поговаривали, что Петр при помощи своей тайной магии мог разгадать вкусы Вентру, но временами ошибался, что развеивало эту теорию. Петр объяснил, что Марина — его новое приобретение в общественном стаде, но работает в капелле[4] лишь временно, продолжая служить человеческому Богу в монастыре Доброго пастыря[5]. Девушка, по мнению Петра, соответствовала предпочтениям Вентру, и Шериф согласился ее отведать. Эрих Петру никогда не отказывал из вежливости и, разумеется, желая скрыть тайну своего питания. В распоряжении Эриха был огромный монастырь в Каре, но не каждая женщина, проживающая в его стенах, могла возбудить его аппетит. Количество монашек, посещающих его покои, было весьма ограничено. Его влекло к особенной крови, как и всех остальных Вентру, и, прежде чем отведать новую подопечную Петра, Эрих либо долго изучал ее, либо просил оставить своей крови. И когда девица удалялась, Эрих мог на практике узнать подходит ли ему новая жертва или нет. Он очень трепетно относился к своим монашкам, и подходящих девиц оберегал и заботился о них, как о ценных дойных коровах. Эрих провел Марину до гостиной в пасторском доме, который полностью перестроили под желания бессмертного, поставил перед ней стул без спинки и, сев напротив, на несколько часов увлекся своими рукописями не спеша заняться подарком Тремера. К сожалению, то, что девушка жила в монастыре, совсем не обязательно означало, что она соответствует его вкусам. Шериф хотел, чтобы женщина рассказал о себе и о своей вере в Бога, но его будничные дела в данный момент казались ему более важными. Марина же никуда не денется. — Могу ли я предложить вам крови? — спросила девушка, устав просто сидеть часами. Не дожидаясь ответа, она наклонила голову, открывая шею. Шериф устало улыбнулся. Похоже, девица была уже осведомлена о том, что и как ей следует делать. Петр обработал сознание своего стада, а значит, любые оброненные слова будут доложены Тремеру. И если Эрих не будет сохранять осторожность, начнет задавать вопросы напрямую, он может раскрыть истинную тайну своих предпочтений и это станет достоянием общественности. — Наполни своей кровью бокал, я выпью позже, — Шериф подал ей нож и красивый дорогой бокал. Девушка послушно вскрыла вены и наполнила сосуд. Эрих старался сосредоточиться на чтении бумаг, но запах красной жидкости слишком сильно его отвлекал. Не поднимая на смертную взгляда, вампир не заметил, как показались его клыки. — Вы так сильно голодны? — сохраняя спокойствие, спросила Марина. — Да, я голоден. Я голоден всегда! Это нормально для вампира, — спокойно, с усмешкой, ответил Эрих. Она пододвинула к нему бокал, почти до краев наполненный ее кровью. Шериф поднялся и, не отводя взгляда от сосуда, указал девушке рукой на дверь. — У вас есть чистая тряпица, чтобы перевязать мне руку? — Глеб или Эдвард позаботятся о тебе, ступай. Шериф почти силой выставил ее за дверь и, подняв бокал, осторожно принюхался. Будучи настоящими ценителями крови, Вентру тщательно скрывали свои стада и выбирали из смертных достойных аккуратно и тщательно. Эрих предпочитал людей набожных, с сильной верой, настоящей верой в высшую Силу. Людишек с таким набором качеств и рвений было мало. Эрих ценил их и хранил подальше от глаз других смертных и бессмертных. Сделав маленьких глоток, Эрих расплылся в довольной улыбке. Девушка подходила, идеально соответствовала и была вкуснее многих, что прятал он в своих монастырях. Завернув монетку в бумажный конверт, Шериф послал деньги Тремеру со своим гулем. Тремер включит Марину в рацион для Эриха, и, скорее всего, Шериф будет единственным, кто будет питаться с этой смертной. Петр почти столетие назад открыл в южном Берлине таверну. Строили ее почти десятилетие и ночные жители города были уверены, что Тремер хорошо оборудовал в новом доме свое жилье. На первом этаже таверны обслуживали смертных. Обычная кухня, обычные человечишки. Огромный зал, наполненный запахами подгорелой крупы и кислого вина, на втором этаже — чистые комнаты, где за талер можно было снять девушку на час. Все они — чтобы скрывать тайны, что прятал маг в своих подземельях. К началу девятнадцатого века число Каинитов проживающих в Бранденбурге приближалось к тридцати, но Густав многим вампирам запрещал питаться в черте города или вообще во всем домене, что приводило несчастных к кормушке Тремера. Это делало Петра привилегированным жителем Берлина, несмотря на то, что Тремеры — Низший клан. Взамен за возможность поить Каинитов, Петр отплатил Принцу сложной и надежной системой охраны Элизиума. Магическая защита оберегала покои Густава, Принц же покровительствовал магу. Петр предоставлял кровь и для Вентру. В его огромном борделе жило более тридцати девиц и многих устраивало пользоваться общественным стадом, а не разводить свое собственное. Так вся ответственность перекладывалась на Петра. И за столетие ни одна девица не вздумала сбежать или рассказать кому-то лишнего, поэтому его бизнес процветал. По словам Тремера, Марина была обычным человеком, не пила кровь вампиров и не жила в капелле Петра. Обработав ей разум, он запретил говорить кому-либо о вампирах, и обо всем, что с ними связано. Ее обычная человеческая жизнь осталась неизменной, она так же жила в монастыре, работала за гроши, общалась со смертными. А ночью, переодевшись в обычное платье, бежала к бессмертным ради неземного наслаждения — Поцелуя. И хотя заставить девушку покинуть один монастырь и начать жить в его собственном была легкая и решаемая задача для Эриха, Шериф решил не привлекать внимания Петра и оставить пока все, как есть.***
(Альт-Каров, Альменда Каре, «Аббатство Хонихера», 19 июня 1806 года) четверг Сухое лето выжигало поля, и покрытое тонким слоем пыли крылечко у пасторского домика, было горячим даже ночью. Марина сидела на камнях, и всматривалась в черноту неба. Девушка не предупредила Эриха и вампир не ждал ее появления, но у нее был свободный вечер и смертную безудержно тянуло сюда. Солнце село уже давно и, устав ждать неизвестности, Марина заглянула в помещение пастыря. Комнаты оказались пусты. Марина не рискнула заглянуть в кабинет Эриха и, побродив по небольшим аскетическим приемным покоям, вновь вышла на улицу, ожидать его на крылечке. Однако стоило ей присесть, как кто-то обхватил ее со спины и прижал нож к горлу. — Кто такая? — строго спросил Эдвард. — Я от Петра, к Эриху Хонихеру, — быстро пояснила девушка. — Стадо Тремера? — переспросил гуль. — И где твое сердце? Эрих не любит лярв. — Что? — не поняла Марина. — Ну, заходи, раз пришла. — Мужчина оттолкнул ее и открыл двери. — Эриха нет, он придет? — Да, скоро будет, посиди в приемной. Девушка испуганно потрогала свою шею, проверяя, что гуль не порезал ее, и, закрыв за собой двери, осталась ждать вампира в темном и пустом доме. Эрих действительно пришел через полчаса. Взглянув на девушку, он поднял брови и удивленно спросил: — Марина? — Я подумала, вы захотите моей крови, — произнесла девушка, снимая тонкую шаль с плеч. Марина выглядела как обычная жертва «вампирского поцелуя», она смотрела вампиру в рот и была готова подставлять свою шею. Эрих жадно сглотнул. — Любишь вампирский Поцелуй? — Да, он приносит успокоение. — Марина ловила его взгляд, но Эрих не смотрел на девушку — он поспешил подняться в свой кабинет. Смертная шла следом, не дожидаясь приглашения. — Как и любой другой наркотик, — продолжал говорить с ней вампир. — Нет, это другое. Кровь — грязь мирская, а поглощая мою кровь, вы отчищаете мое тело, приближая мой дух к богу. — Значит, если я выпью тебя всю, ты отправишься в рай без суда, как самая чистая душа? — Он остановился и заглянул ей в глаза. Встретившись с ним взглядом, девушка вздрогнула — у вампира были разные глаза, как у дьявола. Один зеленый, а другой коричневый, и в темноте неосвещенных комнат эти глаза притягивали. Марина смутилась, чувствуя изъяны в своей философии. — Нет, такая смерть не отправит меня к воротам рая. — А какая приведет? — Эрих впустил ее в кабинет и спокойно сел в высокое кресло, предлагая смертной деревянный табурет. — Жертвенная, во имя любви и спасения. — Но ты помогаешь мне, я люблю кровь, и это будет твое самопожертвование, — рассмеялся Эрих. — Разве это спасет вас? — Конечно, благодаря крови я смогу жить. — Но спасет ли это вашу душу? — У вампиров нет души,— строго произнес мужчина. — Нет, я знаю, что есть. И я видела вашу. Эрих посмотрел на нее с еще большим удивлением и, не позволяя ей больше говорить, поднялся и подошел ближе. Нагнувшись к ее шее, вампир прокусил нежную кожу. Девушка вздрогнула и блаженно вздохнула, наслаждаясь его Поцелуем. Эрих быстро ее отпустил и посмотрел в глаза. — Ты здесь только ради крови и чтобы поить меня, забудь о моей душе. — Нет, я пришла не ради того, чтобы стать вашим обедом. Для этого у вас в распоряжении целый монастырь. Я пришла, чтобы позаботиться о вашем бессмертии. Помочь вам и спасти вас! — Все, помогла, иди! — Он внезапно рассердился, распахнул дверь и стал ждать. — Вы обманываете сами себя, я вижу это по вашим глазам, — проговорила она выходя. — Да-да. Надо бы посоветовать Петру, отрезать тебе язык, чтобы болтала поменьше. Эрих с облегчением вздохнул, когда девушка покинула его монастырь. Марина соответствовала его пристрастиям, но слишком много говорила для скота. Это раздражало. Обычно послушницы приходили к нему в ночи, полные смирения, шептали молитвы и покидали сразу, как только он испивал из них крови. Марина лезла в его душу, предлагала мнимое спасение. Но от проклятья спасения не существовало.***
(Альт-Каров, Альменда Каре, «Аббатство Хонихера», 22 июня 1806 года) воскресенье Через четыре дня Марина пришла снова. Воскресная месса закончилась рано, и монастырь отправился на покой задолго до заката. Все помещения пустовали, послушницы крепко спали, и летний ветер гонял по дорожкам обжигающую пыль. Шериф пробудился и собирался направиться в Берлин вместе с гулем-секретарем. Эрих рассчитывал перекусить одной из девиц в капелле Петра и в город его влек лишь голод. Покинув свое тайное убежище, он обежал взглядом пустую и чистую территорию монастыря Каре, и его внимание привлекала стоящая на пороге дома пастора девушка. Эрих, предупредив Эдварда о том, что хочет разыграть незваную гостью, спрятал себя, сделав невидимым для посторонних глаз. Подкрался к ожидающей на пороге девушке и, зажав Марине рот, быстро втащил в комнаты, пряча от посторонних глаз. Эдвард подождал немного в тени дома, а потом быстро проследовал за господином и закрыл за ними двери, защищая Маскарад. Вбежав за хозяином в зал, гуль усмехнулся, смотря, как побледневшая от ужаса девушка пытается встать на ноги, пока вампир, скрутив ее, пьет кровь смертной. Эрих в стенах монастыря носил костюм пастора, под которым была плотная стеганка и кольчуга, что защитила бы его от внезапного нападения смертных. Благо вампирам жара была нипочем, и никто не мог догадаться, как много одежды под его черным балахоном. Эдвард так же носил платье монаха и тяжелый крест на груди. Никто из смертных, встретив их, никогда бы не подумал, что эта парочка кровопийцы и убийцы. Когда Эрих отпустил девушку, Марина с трудом поднялась. — Ты слишком часто приходишь — ослабеешь и умрешь, — строго сказал Эрих, в его голосе слышалась издевка, ему хотелось напугать назойливую праведницу, вернуть ее с небес на землю, показать свою истинную натуру. — Я сильна, меня ведет Господь, и если я умру в страданиях, он примет меня с распростертыми объятьями. — Девушка тяжело дышала, но улыбалась, словно девица после ночи любви. — Если ты и умрешь, то по своей же вине. Это самоубийство и бог не примет тебя. Да и мне не выгодно, чтобы ты умерла, я плачу Петру за твою кровь, и я жду, чтобы ты кормила меня и отрабатывала мои деньги. — Я не принадлежу Петру... — Ты его стадо! — И я прихожу не для того, чтобы кормить вас. Я же говорила, что хочу помочь. — Ой... — Эрих раздраженно поморщился. — Эдвард, выпроводи ее. Гуль, довольно улыбнувшись, потянул Марину за плечи. — Нет... подождите, — она судорожно огляделась, — позвольте мне почитать вам, у меня с собой несколько новых писаний из Испании, вам понравится. Петр говорил, что вы очень любите подобные вещи. Эрих задумался. — Прошу вас, не выгоняйте меня. Дайте мне шанс. Вампир усмехнулся и к разочарованию Эдварда поманил смертную за собой. Пройдя через молитвенный зал, минуя кабинет Эриха, они поднялись в библиотеку. Передав ей огарок свечи, и предложив жесткую скамейку, Эрих приказал ей читать и исчез между стойками с книгами. Она действительно прекрасно читала на латыни. Вампир заслушался приятным голосом, заворожено следя за ее бегающим взглядом и меняющимся тембром. Когда же смертная закончила чтение, она пустилась в размышления. Девушка разбиралась в теологии и могла поспорить с Эрихом на многие темы. В ту ночь Марина просидела почти до самого утра и вернулась в следующее воскресенье, принеся с собой старинные манускрипты, новые брошюры, что выпускал Ватикан и Эрих позволял ей читать. И в следующий раз. И в следующий. Девушка очаровала вампира своей кровью и тем, что прекрасно разбиралась в религии. Эрих с удовольствием рассуждал с ней на темы мировых изменении в религиозных догматах и дивился ее познаниям. Шериф с восхищением слушал и спорил с юной девой. Марина рассказала, что ее родители были глубоко верующими католиками. Они обучили девушку латыни и оплатили ее обучение в приходской школе. Но восемь лет назад они умерли от туберкулеза, и она осталась совсем одна. Эдвард латыни не знал. Слушая и не понимая речь Эриха и Марины, он ревновал и злился. Марина вызывала безумную зависть Эдварда. Господин принимал девушку все с большим удовольствием, ждал ее появления и тщательно следил за количеством крови, что она отдавала, словно заботясь о ее здоровье. Шериф относился к смертной с величайшим уважением и смотрел на нее не как на еду, и это выводило Эдварда из себя. Гулю приходилось встречать Марину на границе монастыря в Каре, провожать до дома Шерифа, слушая ее восторженную блажь, а потом так же провожать до дороги в старый Берлин. Гуль смотрел на Марину с легкой усмешкой, говорил с презрением, цинично смеялся. У девушки были большие голубые глаза, светлая тонкая кожа и темные густые волосы и она напоминала уроженку киевского казачества. Такие же черты лица были и у Эдварда, и когда они стояли рядом, казалось, что они брат и сестра. Это забавляло мужчину, и он нередко девушку так и называл: «сестренка». Марина скромно улыбалась, опускала глаза и была примером покорности и приличия. Смертная приезжала к вампиру все чаще и чаще, выбирала свободные минутки и появлялась у их дома, робко стучала в дверь и ждала на пороге, когда ей откроют. Девушка носила светлые платья пастельных тонов, подчеркивающие ее небесные глаза, заплетала волосы в тугую косу и в любую погоду прикрывала плечи тонкой белой шалью. Ее волосы пахли сухой ромашкой, были легкими и пушистыми, а светлая кожа источала запах спелой малины, такой чарующий сладкий аромат, что Эдвард был уверен, что и кровь ее на вкус сладкая. Сперва Марина читала Шерифу лишь библейские книги и сообщения. Но после увлекла Эриха чтением обычных книг на немецком, латыни и испанском, которые приносила из библиотеки своего монастыря, а со временем и истории и просто газетные статьи. Эриху нравилось слушать ее голос, он успокаивался. Закончив чтение, они по несколько часов обсуждали прочитанное, а потом девушка отодвигала свои волосы и наклоняла голову, предлагая свою кровь вампиру. Эрих ждал этого момента с нетерпением. Вампир осторожно брал ее жизнь и зализывал рану с такой нежностью, что Эдвард завидовал черной завистью. Смотря на них, гуль презирал девушку все сильнее и мечтал, чтобы она пропала из их жизни навсегда. Гуль уверял себя, что если Эрих сорвется, если его Зверь проявится, Эдвард позволит чудовищу разорвать девицу и избавить себя от нее навсегда. Шериф просил Эдварда следить за кормлением, так как вампир очень боялся навредить девушке, но гуль про себя давно решил не спасать смертную и позволить хозяину уничтожить Марину. Эдварда раздражало внимание вампира к какой-то девчонке из стада Петра. Об этих женщинах ходили самые нелестные слухи, Тремер торговал не только их кровью, но и их телом, желая заработать как можно больше, пока девушки еще живы. А жили они очень недолго. За час до рассвета вампир покидал смертную, и Марина неспешно собирала свои книги и покидала альменду, добираясь до Берлина пешком, уже после того, как всходило солнце. Эдвард был с Мариной груб, ему хотелось обидеть ее, чтобы девушка ушла и больше не возвращалась. Гуль был уверен, что ей тут делать нечего. Ему хотелось прогнать Марину, и соврать хозяину, что смертная сама не явилась. А она приходила снова и снова, ждала Эриха, осторожно расправившая Эдварда о том, как прошла у Господина неделя. Эдвард нехотя отвечал, раздражаясь своей ревностью и гневом. Мужчина всегда считал себя эталоном равнодушия, или даже презрения ко всей черни. А эта человечишка заставляла его обижаться на хозяина, чувствовать себя обделенным, недостаточно любимым. Смертная пыталась занять его место, и Эдвард мечтал убить ее за это. Ричард, старший гуль Эриха, посмеивался над Эдвардом, утверждая, что хозяину все равно Марина это или любая другая сиделка. Однако именно Эдвард встречал девушку раз за разом, стоял рядом с ней, чувствовал запах малины, подавал ей шаль и закрывал за ней дверь, сдерживая желание убить.***
(Альт-Каров, Альменда Каре, «Аббатство Хонихера», 17 августа 1806 года) воскресенье Была середина августа, и Марина раздражала Эдварда уже второй месяц. Он всю ночь провел в кабаке в компании других гулей и со своим другом Тобиасом, желая в вине успокоить свое разочарование. Когда Эдвард вернулся в Каре, Эрих уже ушел, и Марина задержалась, надевая тяжелые дешевые ботинки, которые явно терли ей пятки. — А ты знаешь, где он спит? — спросила девушка внезапно, пытаясь застегнуть сломанные застежки. — Ты этого точно никогда не узнаешь, — Эдвард фыркнул, опираясь на косяк. От выпитого его не держали ноги, а если в таком виде его застанет Ричард, злых насмешек не избежать. — Я не хочу узнать где, мне интересно знаешь ли ты, — Марина подняла на него взгляд. — Эричка говорит, что это большая тайна, а ты... Девушка не успела договорить. Такое фамильярное обращение к Эриху стало концом его терпения. Легко оторвав Марину от земли, Эдвард поднял ее за горло и ударил головой об угол стены, обитый резным деревом. Благодаря крови вампира в нем развилась нечеловеческая сила, и гуль любил ею хвастаться, обижая слабых. — Для тебя он — Эрих, и никак иначе, — почти прорычал слуга, с удовольствием смотря, как девушка сжимается от боли и надавил сильнее. Марина вцепилась в его руку, сжимающую ее, и стала царапать кожу, всхлипывая и задыхаясь. Эдварду нравилось это все больше, мысленно он уже не раз представлял, как свернет ей шею, как размозжит голову... но господин этого бы не одобрил. И, почувствовав, что теряет контроль над своим зверем из-за алкоголя, Эдвард быстро отпустил ее. Смертная мешком свалилась на пол, хватаясь за горло и пытаясь отдышаться. — Простите, — проговорила Марина и попыталась встать, но Эдвард уже вошел в раж и, встав над ней, он не позволил девушке подняться. — Знала бы ты, грязная сучка, как ты мне надоела, своим «простите», «пожалуйста»! Думаешь, ты вся такая правильная и святая?! — Эдвард стал задирать ей юбку, посмеиваясь над ее неуверенными отмашками. — Девочки Петра развлекают любого, кто согласится лечь к ним в постель, или ты мнишь себя особенно дорогой проституткой? Петр отдает гулям шлюх бесплатно, чтобы поднять нам боевой дух и чтобы мы зазывали своих господ в его блядюшник. Марина молчала, сжав губы в белую полосу, и пыталась оттолкнуть его руки, вернуть платье на место. Эдвард поймал ее кисти и, вывернув, уложил девушку на живот. — Сладкая попка, — Эдвард грубо шлепнул ее и стянул с девушки панталоны. Марина дернулась, стараясь оттолкнуть его ногами или освободить свои руки. — Эрих платит за тебя десять талеров, не мешало бы отработать его денежки, — рассмеялся Эдвард ее попыткам высвободиться. Он пока точно не знал, что с ней делать. Эдварду хотелось унизить ее, обидеть, причинить боль, такую же, что испытывал он видя эту глупую девицу рядом с господином. Мужчина сжимал и сдавливал ее все сильней, то ли пытаясь сломать ей руки, то ли намереваясь разбить голову об пол. Он ощупывал ее ягодицы, но желание все не приходило. Останавливаться на полпути он тоже не собирался и, задрав рясу, Эдвард стал впихивать в нее мягкий фаллос. Марина была девственной. В ее возрасте это было странным, но Эдварда заводил тот факт, что он нанесет ей и ее будущему мужу сильнейшее оскорбление. Его чресла затвердели, и он стал агрессивно насиловать девушку, продолжая удерживать ее руки и прижимать лицом к сырым доскам прихожей. Марина плакала и пыталась вырываться, но это придавало мужчине лишь больше сил. Эдвард быстро кончил, чувствуя, как спадает его напряжение и гнев. Бесполезный кусок мяса на полу лишь поскуливал. Сдержав желание ударить ее вновь, мужчина поднял смертную на ноги и одернул платье, скрывая кровавые пятна, оставшиеся на подъюбнике. — Хорошая шлюшка, жаль, предпочтения Эриха не ограничиваются девственностью, он бы сильно разочаровался, узнав, что твоя кровь испорчена! — проговорил он, слегка похлопав ее по щеке, на которой от пола ободралась кожа. Марина продолжала молчать, уперев взгляд в свои ботинки, потом поправила растрепавшуюся косу, накинула шаль и быстро выскочила за дверь. — Эй, подожди, мне же надо тебе проводить! — прикрикнул гуль ей вслед, и девушка побежала прочь. — Приходи пораньше, продолжим в следующий раз, — смеясь, крикнул ей Эдвард вдогонку. Он был уверен, что Марина более не появиться. Но смертная пришла. В то же время, как и обычно. Эрих сам дожидался ее у домика пастора, девушка холодно поприветствовала Эдварда, на ее щеке гуль заметил слабый шрам от досок. С вампиром Марина поднялась в библиотеку, и они снова вместе провели всю ночь. Ушла девушка тоже раньше. Эрих проводил ее до порога, вежливо попрощался, с трудом отводя от нее взгляд. Эдвард озлобленно смотрел на них, а потом наблюдал, как Марина удаляется в тусклом свете своего фонаря, и мысленно планировал, как догонит ее в темноте, перережет горло и оставит на обочине волкам. Но Эрих позвал гуля, чтобы дать крови, и Эдвард поспешил к хозяину.***
(Альт-Каров, Альменда Каре, «Аббатство Хонихера», 31 августа 1806 года) воскресенье Август был дождлив. Теплые дни сменялись ледяными ночами, и солнце садилось все раньше. Следующим воскресеньем Марина пришла еще до заката, не позволяя Эдварду встречать ее у границ Каре. Девушка прошла на территорию монастыря и стояла у дверей, дожидаясь Эриха. Но заметив приближение смертной, Эдвард вышел к ней на встречу. В пару шагов мужчина подскочил к ней и остановился, перегораживая путь, расставив ноги на ширине плеч и уперев руки в бока. Марина опустила взгляд, но стояла перед ним, не двигаясь. — Что ж ты, как будто сторонишься меня, или тебе не понравилось, — Эдвард сказал это с усмешкой, но ему было не весело. Гуль хотел запугать ее, заставить кричать или бежать, а смертная просто стояла. — Простите, но я пришла не к вам, — Марина снова перешла к нему на вы, ее голос был спокоен и Эдвард почувствовал, как с трудом сдерживает бешенство вампирского зверя, живущего в нем вместе с кровью Эриха. Не желая убивать игрушку своего хозяина, гуль плюнул девице под ноги и вернулся в дом. Марина осталась ждать на крылечке прихода Эриха. Девушка покинула дом до рассвета, оглядываясь и поднимая свой фонарь над головой. Пытаясь рассмотреть дорогу, она семенила по тропинке к воротам монастыря. Эдвард ждал ее, и, как только девушка покинула границы альменды, пошел следом. Отойдя на пару километров от полей, когда дорога от Каре осветилась красным светом поднимающегося солнца, и девушка погасила свой фонарь, Эдвард быстро добежал до нее и, обхватив смертную руками, приподнял от земли. Марина сразу узнала его. — Не надо, — почти крикнула девушка. «Наконец-то! — Эдвард был доволен, на его лице вновь показалась удовлетворенная усмешка. — Я заставлю ее умолять меня». Полный ажиотажа, мужчина приложил к ее горлу нож и потащил по мокрой траве, прорываясь сквозь переплетение лип и берез. В лесу было темно даже несмотря на поднимающееся солнце, а влага земли пропитала их одежды почти до пояса. Уложив Марину прямо на сырую землю, Эдвард стал раздевать ее, разбрасывая вещи. Мужчину возбуждало то, как она била его кулаками по лицу и груди, он посмеивался, неспешно расстегивая девичье платье. — Не надо! — закричала Марина, когда Эдвард стал сжимать ее оголившуюся грудь. Мужчина закрыл ей рот рукой, разрывая оставшиеся нижние одежды. Минут пять он возился, пытаясь в нее войти, а потом стал брать ее сильно, почти в голос, смеясь над тихим писком, который девушка выдавливала из себя. Эдвард наслаждался ее унижением, ему хотелось, чтобы смертная заплакала, но она смиренно терпела. И даже когда гуль несколько раз ударил ее после акта сапогом по грязным мокрым бедрам, оставляя на ее белой коже большие синие следы, девушка не заплакала. Немного отойдя от нее, Эдвард наблюдал, как Марина собирает и надевает остатки своей одежды. Мужчина все пытался понять, насколько ее хватит, но одевшись, девушка встала перед ним, расправив плечи. — Увидимся через неделю, — сказала Марина, слегка склонив голову в поклоне и прихрамывая пошла в сторону города. «Спокойно, спокойно, я ее не убью», — говорил Эдвард про себя, чувствуя, как кровь в бешенстве стучит в его висках. Девушка словно поняла, что ему нравится причинять ей боль и стала принимать ее с привычной для нее покорностью и смирением лишая гуля удовольствия и развлечения. Мужчина мысленно планировал, что он сделает со смертной, чтобы Марина сдалась.***
(Альт-Каров, Альменда Каре, «Аббатство Хонихера», 7 сентября 1806 года) воскресенье Марина пришла снова. Солнце только село и Эрих еще даже не проснулся. Постучала в дверь и вошла в дом пастора, скромно улыбаясь и опуская взгляд. Эдвард, дергая ноздрями от гнева, потирал рукоять ножа на поясе. В руках девушка сжимала чашку спелой малины, которой смертная пропахла насквозь. — Это тебе, — сказала Марина, протягивая ягоды гулю. Мужчина ошарашено оттолкнул ее руку, раскидывая ягоды по пыльному каменному полу, и выбежал на улицу, рыча и плюясь. Запоздавшая монахиня перекрестилась, смотря на мужчину в монашеской рясе, что упоминал беса и черта. Эдвард, не дожидаясь пробуждения хозяина, вскочил на лошадь и умчался в Берлин, надеясь, что Анжело займет его каким-либо невыполнимым заданием или Тобиас пригласит выпить в Тремерский трактир. Марина, оставшись одна, собрала рассыпавшиеся ягоды и оставила их на столе. Эдвард вернулся поздно, пьяным, и немного повеселевшим, но девушка все еще была в доме, в то время как хозяин уже покинул его, направляясь в укромное место своего дневания. Эдвард был разочарован тем, что не увидел хозяина за эту ночь, а так же тем, что Марина вновь все это время была с Эрихом, занимая законное место гуля. — У меня не было ключа, чтобы запереть дверь, и я не решилась оставить ее открытой, — оправдалась смертная, когда мужчина вошел. Заметив его полный ненависти взгляд, девушка смущенно опустила голову и попыталась обойти Эдварда, чтобы поскорее уйти. Но мужчина не пропустил ее, подняв руку и загородив проход, он злобно покусывал губы. В его опьяненном сознании рисовались картины жестокого расчленения и насилия. Когда девушка вновь повторила «простите» и попыталась убрать его руку, Эдвард схватил ее за горло, но не сжимал особо сильно, позволяя ей говорить. — Хочешь, чтобы я снова тебя изнасиловал? Тебе все же это нравится, сестренка! — Нет, — Марина не отбивалась, позволяя гулю душить ее, — но твой гнев неразумен. Ты злишься не на меня, а на Эриха. Ты любишь его так сильно, что боишься потерять его. Я прошу прощение, что отнимаю у тебя время, что ты мог бы провести с ним. Эдвард с непониманием смотрел на нее. — Значит, ты больше не придешь? Оставишь меня и господина в покое? — Я не могу не прийти, я обещала спасти его душу. — Глупая девчонка! Его душа проклята, моя душа проклята, от этого нельзя спасти! — Я могу. Я знаю. — Сумасшедшая дура. — Гуль откинул Марину от себя. — Убирайся домой, пока я не убил тебя. Девушка послушно встала, забрала свою шаль и пошла к двери. Эдвард смотрел на нее, все еще пытаясь собраться с мыслями, и когда Марина вышла за порог, гуль выбежал следом и, схватив за руку, потянул за собой. Смертная пыталась высвободиться, но это было бесполезно. Быстро обойдя дом, он втащил ее в молельню. Затолкав на одну из скамеек, он вытащил нож и распорол ей платье на груди, оставляя на коже неглубокий след. Замерев у ее сердца, гуль с рычанием надавил на острие, любуясь, как красная жидкость выползает из-под жала. — Ты умрешь, и о тебе никто даже не вспомнит, — он надавил на нож сильнее, и девушка вжалась в скамью, пытаясь спастись от железа. — Но сперва изнасилую так, чтобы смерть показалась тебе радостным исходом, — мужчина убрал оружие и разорвал остатки платья. — Тебе не нужно это, Эдвард, — девушка совсем не сопротивлялась, лежала неподвижно, и гуль чувствовал себя глупо. — Любому мужчине это нужно. — У тебя есть другие женщины, а так ты лишь пытаешься выразить свое недовольство, но тебе это не нравится. — Мне не нравится, что ты крутишься рядом с моим господином. С МОИМ! Сучка! — Мужчина схватил девушку за грудь и болезненно сжал ее, вдавливая ногти в то место, где только что оставил раны нож. Марина даже не поморщилась, возведя взгляд к потолку, она не сопротивлялась, лежала неподвижно, но когда Эдвард попытался поцеловать ее, девушка отвернулась, не давая его губам, резко пахнущим кислым вином, коснуться ее губ. Он не стал настаивать и, задрав ей ноги, стал входить в нее. Марина покорно молчала и не двигалась, это напрягало. Не было никакого интереса в насилии, если жертве все равно. Гуль быстро потерял концентрацию и расстроено оставил девку. Девушка продолжала лежать, и Эдвард разочарованно потряс головой. — Если я убью тебя, Эрих лишится очередной кормушки, а господину сложно находить еду. — Эдвард с презрением плюнул на ее кровоточащую грудь. — Сопротивляйся, шлюха, я хочу, чтобы ты кричала! — Мужчина несколько раз ее ударил кулаком по лицу. Марина молчала, и гуль продолжил ее колотить, пытаясь заставить просить о пощаде. Девушка лишь тихо поскуливала от боли. — Что? Тяжелое детство? — прокомментировал он ее высокий болевой порог. Эдвард стал выкручивать ее руки и, сдавливая ей шею, ждал криков. — Кричи или я сломаю тебе руку! Сопротивляйся! Ты думаешь, я шучу? Марина закричала, но только тогда, когда Эдвард, используя свою сверхсилу гуля, пережал ей локоть, почти ломая кость. — Больно, больно, — девушка стала плакать, Эдвард же, довольно улыбаясь, продолжал ее держать. — Вот так намного лучше! — Ты!.. Садист! — Марина хотела сказать что-то еще, но он перевернул ее, вжимая лицом в доски. Держа свою жертву за затылок, мужчина отпустил девушке руки, смеясь над ее попытками отбиваться, и стал бить по ягодицам и рукам открытой ладонью, оставляя большие красные следы. Смертная стала плакать и кричать, и это доставляло ему огромное удовольствие. Ее беспомощность забавляла, а контроль и уверенность в своей силе заставляли Эдварда забыть о хозяине. Через какое-то время Эдварду это надоело, мужчина отпустил девушку и она, рыдая, сползла на пол, потирая отбитые места. — Одевайся и уходи, — велел гуль. С улыбкой он наблюдал, как Марина, сгорбившись, поднимает свои вещи и одевает их дрожащими руками. «Сломалась! Наконец-то, больше она не явится». Эдвард был в этом уверен.***
(Альт-Каров, Альменда Каре, «Аббатство Хонихера», 14 сентября 1806 года) воскресенье Но Марина пришла снова. Эрих ждал девушку в кабинете, и Эдварду ничего не оставалось, как впустить ее. Смертная принесла малины. Эдвард, поворчав, принял миску и молча указал ей на лестницу, ведущую на второй этаж. — Просто скажи, что мне сделать, чтобы ты тут больше не появилась! Если я убью тебя, хозяин будет недоволен! — Мои родители умерли не от кори восемь лет назад, их убил вампир, у меня на глазах. — Так ты просто хочешь отомстить? Поймать момент, когда Эрих будет уязвим, и убить его? Поверь мне, сестренка, это невозможно, ты даже представить себе не можешь, насколько он силен. — Я не помогла родителям, но я могу помочь Эриху, я вижу, как мои слова согревают его сердце, я уверена, что смогу изменить его! — Ты действительно сумасшедшая... — Я могла бы помочь родителям, но испугалась и ничего не сделала. Бог наказывает меня за мою слабость, ты мое наказание и я приму его с радостью, — девушка не слушала его. Эдвард, разинув рот, смотрел на нее. Гуль просто не мог поверить, что кто-то может верить в такую благую чушь. — То есть то, что я делаю тебе больно, приносит тебе радость, так как тебя мучает совесть или что-то в этом роде? Марина молча опустила глаза. — Да, мы прекрасно друг другу подходим, сестренка, я обожаю мучить людей, могу устроить для твоей совести настоящую каторгу. — Эдвард рассмеялся, легонько обнял Марину, и стал тереться о ее бедра. — Я не буду играть в твои игры. — Какие игры? Я уже много лет ищу симпатичную девочку, для воплощения своих фантазий! — Я не такая! — Девушка оттолкнула его. — Я сполна искупила свои грехи! — Ой ли. — Мужчина снова попытался обнять ее, но тут появился Эрих. За разговорами гуль не заметил, как вампир вышел из своей комнаты, и лишь когда Шериф появился на пороге холла, холодным взглядом оглядывая помещения, Эдвард заметил его. Гуль, вытянувшись по струнке, поклонился ему. — Доброй ночи, господин. — Эдвард, чем здесь пахнет? Снова. — Это малина, — мужчина указал на мисочку, что принесла Марина. — Да, действительно малина. — Эрих подошел к столу и, наклонившись, поднес одну из ягод к носу и вдохнул ее запах. — Я уже забыл этот аромат. Потом он подошел к Марине и, подняв ее кисть, поднес к своему лицу. — Твои руки пахнут малиной, все это время я не мог вспомнить что это, — его голос был холодным, отстраненным, как будто он говорил сам с собой. Но Эдварду казалось, что так хозяин проявляет внимания и особые чувства к девушке. — Пойдем, Марина, я хочу продолжить наш прошлый разговор. Смертная улыбнулась вампиру в ответ, и они поднялись в библиотеку. Эдвард постоял в одиночестве, все еще не зная как относиться к признанию Марины, а потом его взгляд упал на эту чертову малину. Сам не понимая, зачем он это делает, гуль вышел во двор, спустился в подвалы, где монахи хранили продовольствие, прихожане нередко приносили скоропортящиеся продукты и святоши покупали лед для сохранения. Взяв немного оставшихся кусков замерзшей воды, Эдвард вернулся в дом, перетер малину с сахаром и посыпал все раскрошенным льдом. Постояв немного над чашей, гуль взял миску и пошел в кабинет. Эрих сидел с ней совсем рядом, и когда Эдвард вошел не постучавшись, вампир отпрянул от девушки, гневно смотря на вошедшего. — Вот, я сделал для Марины, ее малина со льдом, девушки любят сладкое, — Эдвард сам с трудом узнавал свой голос. — Спасибо, Эдвард, оставь и уходи, мы разговариваем, — Эрих был напряжен, как будто Эдвард оторвал его от чего-то очень важного, как будто у него с Мариной был секрет, которым вампир не хотел делиться со своим слугой. Эдвард был очень расстроен. С трудом проглотив обиду, гуль поднес миску и аккуратно поставил ее перед смертной, хотя ему хотелось бросить ее на пол. — Благодарю, — сказала Марина и улыбнулась Эдварду, — возможно, ты тоже хочешь попробовать, садись, мы разделим ее. Эдвард увидел недовольство во взгляде Эриха, но ему хотелось побыть в обществе господина хоть немного, Шериф всегда гнал его, когда общался со своей подругой. Гуль кивнул и сел рядом. Марина зачерпнула ложечкой быстро тающие льдинки и пахучую малину и положила их себе в рот. — Мм, — по ее лицу пробежала буря эмоций, — холодное, — она блаженно улыбнулась. Эрих хмыкнул и тоже улыбнулся. Эдвард принял все на свой счет. Улыбка хозяина — высшая благодарность. Марина съела еще пару ложек и протянула миску Эдварду. — Очень вкусно. Спасибо. Эдвард кивнул, его настроение значительно поднялось и, проглотив полмиски, гуль вернул ее девушке. — Ты можешь идти, — настойчиво сказал Эрих. Эдвард быстро встал и, поклонившись, вышел. Некоторое время гуль слонялся по дому, а потом приехал Тобиас. Выбравшись за границы монастыря, мужчины разлеглись на холодеющей осенней земле, распивали кислое вино и говорили за жизнь, делясь сплетнями бессмертного мира, посмеиваясь над Анжело и его подручным. Товарищи никогда не говорили о своих хозяевах, но других вампиров обсуждать не чурались. С Тобиасом Эдвард просидел почти всю ночь, хорошенько напился и, наконец, избавился от тихого шепота в его голове, повторяющего слуге Шерифа, что он «болван». Когда расцвело, Тобиас засобирался в город и позвал друга позавтракать и опохмелиться, прежде чем приняться за службу своим господам. Но у Эдварда на сегодня было много дел в альменде хозяина, и Ричард постоянно ругался на него из-за пьянства. Мужчины распрощались, но внезапно Тобиас указал на кого-то пальцем, переведя взгляд за спину Эдварда: — А это кто? Эдвард быстро обернулся, сразу сосредоточившись, ожидая увидеть незнакомца. В их сторону шла Марина. Эдвард пропустил момент, когда Эрих отправился спать. — Это Марина, одна из стада Петра. Ходит к хозяину, покормить... поболтать. — Миленькая, развлечемся? — Нет! — Эдвард ответил слишком быстро и задумался, пытаясь выразить свои мысли. — Хочу ее только для себя. — Как скажешь, — Тобиас усмехнулся и, запрыгнув на коня, уехал. Эдвард, не двигаясь, продолжал смотреть ему вслед и вслушиваться в приближающиеся шаги девушки. Когда Марина вышла за ворота и поравнялась с ним, гуль грубо окликнул смертную: — Стой. Марина замерла, но, встретившись с его взглядом и увидев на лице почти звериную усмешку, девушка бросилась бежать. — Прекрасненько, — проговорил гуль, давая ей небольшую фору, и бросился за ней. Эдвард легко мог бы догнать ее, но позволял смертной уходить, забавляясь ее криками ужаса, когда она оборачивалась. Мужчина хохотал, слыша, как девушка спотыкалась в темноте. Когда Марина сильно запыхалась, гуль схватил ее, повалив на грязную, истоптанную лошадьми тропинку и, не давая ей отдышаться, заткнул рот, прижавшись к ее губам. Марина стала отталкивать Эдварда, но мужчина схватил ее за волосы, не позволяя избавиться от поцелуя. Смертная укусила гуля за язык, но это взбудоражило мужчину лишь сильнее. Девушка била его руками и коленями, Эдвард не спешил, радуясь ее сопротивлению. Задрав юбку, гуль обнаружил, что Марина без нижних пантопонов, либо в целях экономии, либо в прошлый раз он порвал последние. Мужчина взял ее, удерживая за волосы и выворачивая ноги. Он снова быстро кончил, но остался лежать на девушке, с довольной улыбкой слушая ее сбившееся дыхание. — Хватит, хватит уже, — отдышавшись, сказал Марина дрожащим голосом. Эдвард хихикнул, чувствуя пьяный задор, и вновь попытался поцеловать ее, но Марина залепила ему пощечину и, оттолкнув от себя, поднялась. — Я буду приходить к нему, пока не выполню свой долг, — девушка почти крикнула это гулю, и в голосе слышалось отчаянье. Мужчина проводил ее взглядом. — Да мне уже и не важно, — сказал довольный собой Эдвард, когда Марина скрылась в темноте.***
(Альт-Каров, Альменда Каре, «Аббатство Хонихера», 21 сентября 1806 года) воскресенье Эдвард поджидал девушку у тяжелых деревянных дверей монастыря. Солнце уже село, и двор пустовал. По воскресеньям послушницы тратили свое время на замаливание грехов и хвалебные песни, в этот день почти никто не работал. Когда Марина пришла, Эдвард услужливо открыл перед ней калитку, хищно улыбаясь. Девушка нервно сглотнула и, кутаясь в свою шаль, шла за ним, низко опустив голову. Гуль проводил ее до дома пастора и провел в зал, где на столе ее ждал теплый пахучий ужин. Замерев на пороге, девушка удивленно посмотрела на Эдварда, который вальяжно расселся на скамейке и наливал в кубки вина. — Присаживайся, — мужчина указал ей на место напротив себя, пододвигая к ее тарелке напиток, и сделал большой глоток из своего. — Что это? — в голосе смертной было неподдельный ужас. — Ты решил отравить меня? — Шутишь? Это мое лучшее произведение за последнее время, садись и попробуй. — Вид у Эдварда был довольный. — Я... — Марина замялась. — Я не пью вино. — Забудь про вино, — мужчина залпом выпил кубок, — приступай. Марина села и неуверенно взяла одну из вилок. — Я... даже не знаю, как это есть. — Все просто! Хотя... Я поем с тобой, и ты сама поймешь. — Гуль быстро убежал в комнату прислуги и вернулся со второй тарелкой и набором приборов. Быстро выложив все на столе, Эдвард сел напротив нее. — Вот, эта вилка для первого и второго, далее вилка для рыбы, как раз нам подойдет, эта вилочка для закусок и последняя ложечка для десерта, ножи так же. Углубление на вилке для удаления костей, но я вроде все вытащил. Так что просто кушай, — мужчина, показывая ей пример, отделил небольшой кусок и положил себе в рот. — Вкусно, ты хорошо готовишь. — Марина тоже отломила небольшой кусочек рыбы. — Еще бы! Было б кому есть... До того, как Эрих забрал его себе Эдвард работал устроителем праздников при дворце. Его высокое происхождение позволило ему приблизиться к маркграфу и в его обязанности входило многое, в том числе и составление меню. Нередко Эдварду лично приходилось готовить для праздников Прусского короля. Прекрасные организаторские качества и привлекли Эриха. Кроме того, у потомка Шерифа было множество других достоинств, способных помочь вампирам. На их голоса в гостиную пришел Эрих. Эдвард встал при его появлении, но Эрих кивнул ему и сел рядом с Мариной. Вампир не стал разогревать своё тело, тратя драгоценную кровь, и первые ночные заморозки оставили на его лице иней. От кожи Шерифа в теплом помещении шел пар. Марина, оставив свою еду, пронесла рядом с лицом Эриха ладонь. — Вы замерзли. Эрих осторожно перехватил ее руку и прижал к своему лицу. При виде такой вульгарности хозяина, Эдвард снова разозлился и стал остервенело стучать приборами по тарелке, стараясь привлечь его внимание. — Как тебе стряпня Эдварда? — спросил вампир, не замечая поведения своего слуги. — Очень вкусно, я давно так не ела, — призналась Марина. Шериф одобрительно кивнул и позволил ей продолжить ужин. Эрих нетерпеливо ждал, когда смертная доест. Эдвард же быстро успокоился, его вдруг стала переполнять гордость, и счастье. Сидеть за столом со своим господином, слуга мечтал об этом. Марина не доела, Эрих, не дождавшись, увлек девушку за собой. Эдвард мечтательно представил, что он приготовит для них в следующий раз, но тряхнув головой, быстро встал и, выкинув остатки еды, вынес посуду на кухню, надеясь, что монашки, что обслуживали дом пастора, не забудут их. Эдвард ждал, когда Марина освободиться, но ночи становились длиннее и морознее, и девушка, всегда спешившая в город к десяти, ушла почти сразу после того, как Эрих отправлялся в свое убежище. Эдвард хотел проводить смертную, но пока гуль прощался с Эрихом, получая от него кровь, Марина ускользнула, и даже проехавшись на коне по дороге, Эдвард не смог ее отыскать.***
(Альт-Каров, Альменда Каре, «Аббатство Хонихера», 28 сентября 1806 года) воскресенье На следующей неделе Марина опоздала. Эдвард готовил ей, но еда осталась нетронутой. Эрих пришел и ждал смертную, пытаясь согреть свои заледенелые руки у закрытого камина. Когда девушка постучалась, Эрих сам вышел к ней на встречу, и Эдварду пришлось сдержаться, чтобы не нагрубить ей перед хозяином, хотя гуль был крайне рассержен. — Простите, у меня были неотложные дела у Петра, мне очень жаль, что задержала вас, — проговорила Марина, тяжело дыша — скорее всего она бежала прямо из города. Девушка спешно сбросила шаль и оставила ее на скамье у двери. — Не извиняйся, дела Петра первостепенны, — Эрих указал ей рукой на комнату. Шериф знал, что Тремер обрабатывает своему стаду разум время от времени, чтобы смертные оставались послушными и податливыми. — Пойдем, в кабинете тепло, и я бы хотел продолжить нашу прошлую беседу. Марина лишь кивнула, и почти бегом поднялась на второй этаж. Девушка не поздоровалась с Эдвардом и тот, сжав зубы, проводил их взглядом. Потом мужчина подхватил ее шаль и выбежал на улицу. Там гуль бросил шерстяную ткань на землю и, рыча, стал бить ее ножом. Минут через десять Эдвард успокоился. В своем зверином гневе слуга порезал свои руки и, подойдя к бочке с водой, омыл их от земли. Несколько раз глубоко вздохнув, гуль заставил раны затянуться. Вернувшись к шали, гуль посмотрел на нее, почесывая затылок, и, скомкав, бросил под крыльцо. Потом оседлал свою лошадку и поехал в город. Добравшись до одной из торговых лавок, Эдвард разбудил владельца и купил теплый плащ с соболиным воротником. Этой же ночью гулю Шерифа нужно было заехать на сбор к Анжело. Тот собирал своих помощников в связи с неспокойной обстановкой в городе, участившихся грабежей и пожарах. Старший гуль требовал выставить караулы и Эдварду просто выдали список дней, когда ему придется помогать Бэнджамину — гулю Палача. Так как Эдвард был молод, с ним почти не считались и давали самые грязные и глупые поручения, в этот раз его тоже обошли и выделили самые неприветливые части города. Собрания у Анжело выводили Эдварда из себя, и он надеялся, что когда-нибудь заменит заносчивого гуля Сенешаля. После собрания Эдварда поймал Тобиас и задержал своей болтовней и новыми идеями. Гуль Шерифа с трудом смог успеть в Каре к рассвету. Мужчина вбежал в дом, когда Эрих уже уходил. Не обращая внимание на гуля, вампир попрощался с Мариной. Сильно наклонив голову, Эрих спешно вышел, и Эдвард заметил, что у Шерифа видны клыки. Вампир был голоден, и смертная уже не в силах более утолить его голод. Как только за Эрихом закрылась дверь, Марина подняла взгляд на Эдварда и сердито спросила: — Где моя шаль? — Вот, вместо шали, холодает. — Гуль, насупившись, протянул ей плащ — Где моя шаль? — повторила девушка, не беря плащ. Эдвард вывел смертную на крыльцо и показал, где бросил порезанную ткань. Марина отряхнула шаль от земли и, слегка расправив дырочки, накинула себе на плечи. — Бери плащ, тебе купил, — Эдвард встал перед ней, не давая прохода. — Спасибо, мне и так хорошо. — Марина попыталась обойти его. Сдернув с девушки шаль, гуль вернулся в дом и, сняв затворку с камина, бросил ткань в огонь. Шерсть сразу вспыхнула. Марина попыталась схватить свою одежду, засовывая руки в открытый огонь, но Эдвард удержал девушку. Замерев, смертная смотрела, как белая шаль превращается в золу. Один угол ткани не попал в камин и сполз на пол, девушка подобрала его, отряхнула от пепла и засунула за рукав. Тихонько всхлипнув, Марина стала плакать. Эдвард, сдвинув брови, пытался понять причину ее слез, но это было слишком для него сложно. Через мгновение Эдвард понял, что ему вообще все равно, и мужчина просто любуется на ее грудь, которая, как ему показалось, стала немного больше. Вскоре девушка перестала плакать, вытерла рукавом лицо и поднялась, собираясь уходить. — Плащ ведь лучше? — Гуль все еще не понимал, что сделал не так. — Спасибо, — не поднимая головы, девушка взяла его плащ. Эдвард встал рядом с ней, смотря, как она завязывает завязки. Потом погладил девушку по волосам, вдыхая горький запах ромашки и, остановив ее пальцы, развязал шнурки. Сбросив плащ на пол, мужчина стал целовать ей шею, прижимая к себе. — Не надо, прошу, — Марина снова стала плакать. Эдвард осторожно уложил девушку перед камином, игнорируя ее слова. Смертная несколько раз попыталась подняться, но гуль легко удержал ее, продолжая раздевать. Сняв с нее платье, мужчина провел рукой по ее груди, грудь действительно стала полнее и мягче. Эдвард стал целовать ее соски, уверенный, что всхлипы смертной это стоны наслаждения. Потом перевернул девушку на живот, провел языком по ее позвоночнику, заложил ее руки за спину и, сжав кисти, стал медленно входить в нее. Марина зарыдала в голос. — Расслабься, тебе понравится! — усмехнулся Эдвард, начиная двигаться быстрее и резче. Девушка стала вырываться и гуль, сдавив ее сильнее, приподнял смертной бедра и начал с силой входить, подтягивая Марину к себе за руки. Мужчина старался растянуть процесс, но девушка возбуждала его своими всхлипами и попытками вырваться. Кончив, Эдвард сел рядом с ней на коленях, поглаживая ее бархатистую кожу и лаская ее пальцами. Но как только мужчина отпустил ее руки, Марина вскочила и ударила его ногой в лицо. Эдвард не снимал с нее ботинки, и она попала ему точно в нос. Гуль откинулся назад, хватаясь за разбитую переносицу. Марина подхватила платье и бросилась на улицу. — Почти комплимент, — проговорил слуга, поднимаясь и зажимая нос из которого полилась кровь. Подобрав плащ с пола, Эдвард вышел за ней, завязывая на ходу штаны. Марина бежала по дорожке, уже надев платье, перепрыгивая через подмороженные лужи. — Да, сестренка, сведи меня с ума, — улыбнулся Эдвард и побежал за ней. Быстро настигнув девушку, он обхватил ее за плечи, смеясь над ее попытками вырваться. Марина кричала в голос, истерично визжала и отбивалась от него: — Отпусти меня! Ты, животное! — О да, ты даже не представляешь какое! Гуль оттолкнул девушку от себя. И она, встав к нему лицом, стала медленно отходить, выставив перед ним руки, обороняясь. — Эрих в миллионы раз лучше тебя, зачем он держит при себе такого, как ты, я не понимаю! Ты больше похож на чудовище из моего детства, чем он. При разговоре о вампире слуга перестал улыбаться. — Ты думаешь, что знаешь Эриха? Понимаешь его? — Эдвард грозно наступал на смертную. — Ты ничего не знаешь. Поверь мне, он пережил много того, что ты даже представить себе не можешь в своих наивных фантазиях. Я чудовище, но если бы ни я, если бы не такие, как я, вампиры бы давно умерли. Им нужны слуги, помощники. Я нужен Эриху! Ты же ему не нужна! Или ты думаешь, Эриху хватает глотка твоей крови, чтобы насытиться? К нему приходят две-три женщины в неделю. Потому что он не хочет убить тебя. — Эдвард говорил на одном дыхании, очень злобно, пугающе. — Я чудовище! Я горд тем, что служу своему хозяину. — Не смей больше трогать меня, или я расскажу твоему господину! — Расскажешь? — Эдвард громко засмеялся. — Думаешь, ему есть до этого дело? Думаешь, он не знает? Его расстроит лишь то, что ты ноешь и жалуешься. Ему плевать на наши плотские утехи. Смотря на тебя, он видит вены, полные крови, и он желает лишь ее. — Нет! Он не такой! Мы много говорим, ему нравится общаться со мной. — Возможно, но тогда ты — говорящая кровь! — Эдвард стал смеяться еще громче, сотрясая тишину монастыря. Поняв, что ей гуля не переубедить, Марина снова бросилась бежать. Эдвард вновь догнал девушку и, схватив за волосы, притянул к себе: — Хватит бегать, надоела, ты забыла свой плащ, — гуль развернул Марину к себе и, накинув на нее плащ, завязал ремешки. Посмотрев на ее лицо, полное отчаянья, Эдвард провел по ее щеке пальцем, стирая разводы от слез. — Пообщайся с вампирами еще немного, и ты поймешь, что только чудовища могут выжить в этом мире. А то, что ты делаешь с Эрихом, погубит его, это не спасение, девочка, это смерть для вампиров, быть человечнее. Ты не спасаешь его душу, лишь терзаешь и мучаешь, и когда ты уйдешь, ему будет очень больно. Думаешь, я позволю тебе обидеть его? — Я не уйду! — Рано или поздно. Прими его кровь и будешь жить вечно, забудешь обо всем человеческом и будешь моей звериной подружкой. — Нет! Я не могу, я нужна и другим людям. — Ты нужна Эриху! — гулю хотелось сказать «мне». — Я не оставлю его, поверь. Я поклялась себе, что спасу его душу во что бы то ни стало, это единственный способ для меня искупить свою вину перед родителями и Богом. И прекрати измываться надо мной! Я пытаюсь помочь твоему хозяину, ты должен быть мне благодарен! Я выполню свой долг, даже если на это потребуется вся моя жизнь. — Очень короткая жизнь. — Эдвард отпустил Марину. — Иди, людишки ждут тебя. Ей не требовалось говорить это дважды и, развернувшись, смертная быстро пошла от него прочь.