В поисках человечности

Беты (редакторы): Parenek

      «12 июля 1806 года между Наполеоном и многими германскими государями (Бавария, Вюртемберг, Баден, Дармштадт, Клёве-Берг, Нассау и др.) был заключен договор, по условиям которого эти государи вступали между собой в союз, получивший название «Рейнский», под протекторатом Наполеона и с обязанностью держать для него шестидесятитысячное войско.       К Пруссии Наполеон начал относиться весьма бесцеремонно. Сначала он допускал мысль об образовании ею, вместе с Саксонией, Гессен-Касселем, Мекленбургом, Ольденбургом, Голштинией, ганзейскими городами и др., северно-германского союза или даже «империи», но затем, ничего не сообщив Пруссии, организовал Рейнский союз и приказал своим дипломатам мешать устройству какого бы то ни было другого немецкого союза, медиатизировал родственный Гогенцоллернам княжеский дом Турн-и-Таксис и допустил кое-какие захваты границ со стороны великого герцогства Бергского. Пруссия была недовольна и замаскированным присоединением Голландии. Наконец, в Берлине узнали, что, сделав попытку мирных переговоров с Англией, Наполеон выразил готовность возвратить ей Ганновер, на который Пруссия смотрела как на своё достояние. Поэтому прусское правительство решилось на ультиматум с требованиями очищения французами южной Германии и согласия на образование «Северного союза». Наполеон отверг этот ультиматум и поспешил начать наступление.       В первой же битве при Зальфельде, 10 октября 1806 года, пруссаки потерпели урон, за которым через несколько дней (14 октября) последовало их полное поражение под Йеною и Ауэрштедтом, отдавшее во власть Наполеона всю Германию до Эльбы. Через две недели после Йенского сражения Наполеон вступил в Берлин (27 октября); вскоре после этого сдались Штетин, Кюстрин и Магдебург. На ганзейские города была наложена тяжёлая контрибуция. Из Кенигсберга, куда удалился прусский двор, Фридрих-Вильгельм III умолял Наполеона прекратить войну, соглашаясь присоединиться к Рейнскому союзу; но победитель делался все требовательнее, и прусский король вынужден был продолжать борьбу. После занятия французами Данцига состоялся Тильзитский мир, сопровождавшийся встречей французского и русского императоров в павильоне посреди реки Неман.       По условиям Тильзитского договора Пруссия лишилась половины своих владений. Из польских земель, доставшихся Пруссии по первым двум разделам Речи Посполитой, было организовано великое герцогство Варшавское, поступившее под власть короля саксонского. У Пруссии были отняты все её владения между Рейном и Эльбой, в соединении с курфюршеством Гессенским, Брауншвейгом и южным Ганновером образовавшие королевство Вестфальское, во главе которого был поставлен брат Наполеона, Иероним, тоже примкнувший к Рейнскому союзу. Кроме того, Пруссия должна была выплатить огромную контрибуцию, содержать до окончательной расплаты за свой счёт французские гарнизоны и соблюдать разные стеснительные условия, выгодные для Франции (насчёт, например, военных дорог). Наполеон стал полным властелином Германии. Во многих местах вводились французские порядки, бывшие плодом революции и организаторской деятельности Наполеона. Деспотизм Наполеона и местных правителей, постоянные наборы в армию и высокие налоги тяжело отзывались на немецком народе, чувствовавшим своё унижение перед чужеземным владыкой". [http://ru. wikipedia. org/wiki/Наполеоновские_войны]       (Берлин, Берлинский Городской дворец, 11 декабря 1806 года)       Мужчина, сидящий в приемном зале Элизиума, был одет как настоящий денди. Темноволосая полногрудая девица рядом с ним казалась бледным отражением его мужественного величия. Она нервно покусывала ногти, поглядывая то на невысокого плотного господина в тяжелом плаще, то на своего спутника. Ровно в двенадцать в приемную комнату Принца зашла молодая девушка с круглым белым лицом, и денди вскочил, откланиваясь и подталкивая свою подругу. Господин в плаще лишь слегка склонил голову и, не поворачиваясь к девушке спиной, покинул комнату.       — Спасибо, Неил, — сказала девушка удаляющемуся слуге и перевела взгляд на оставшихся. — Чего ждем? Заходите!       И, не дожидаясь, когда они двинутся, сама открыла двери. За порогом сразу раскланялись гули, и, придерживая створки дверей, позволили гостям войти.       — Доброй ночи, — поприветствовал вошедших мужчина лет тридцати. На нем был очень дорогой сюртук, немного отстающий от моды, но его качество затмевало его устарелую форму. Лицо приветствующего было гладко выбрито, темные волосы аккуратно уложены, в движениях и фигуре чувствовалась уверенность и сосредоточенность. — Прошу вас, присаживайтесь, госпожа Виолетта, Принц Берлина будет с минуту на минуту, — сказал он девушке.       — Благодарю, но я не собираюсь тратить свое время на ожидание допотопного старика. Наша встреча была назначена на двенадцать, и если Густав отсутствует, ты сам можешь засвидетельствовать приезд гостей, Вильгельм Равенсбург, — сказала девица, вальяжно помахивая перчаткой и предлагая денди и его спутнице выйти на середину зала.       — Мы не начнем без Принца. Простите, — отрезал Вильгельм.       Денди замешкал, поглядывая то на Сенешаля, то на Юстициара и все же вышел в центр.       — Мое имя Теорон, я Потомок Сабины Митралфо, Дочери Энтони Себастьяна... — начал он, но Вильгельм махнул ему рукой.       — Не спеши, мальчишка, лишь Густав может решать, кому позволено жить в Берлине, а кому нет, — строго сообщил гостю Сенешаль. — Так что не считайте это дело решенным, мадам, последнее слово за Принцем. Кроме того, не прибыла также Палач, — добавил Вильгельм, обращаясь к Виолетте.       После этих слов за спиной Сенешаля распахнулась дверца, и в зал вошел низкорослый мужчина с глубокими морщинами и седеющими висками. На нем был плащ позапрошлого столетия и такой же старый камзол. Грудь украшала золотая коллана с гербом Бранденбурга, символизирующая его положение. За ним проследовала еще более низкая женщина, в выцветшем военном мундире, растрепанными волосами, частично обрезанными, частично скомканными под воротником. На лицо Палач была намного менее симпатична, чем Виолетта, но черты были приятнее и более человечные, чем холодный отрешенный взгляд Юстициара, несмотря на то, что Палачу Берлина приходилось убивать на порядок больше, чем честолюбивой Тореадорше.       — Наконец! — бесцеремонно воскликнула девушка, и Густав кинул на нее холодный взгляд. — Говори, — приказала Виолетта Теорону.       — Приветствую, — откашлялся денди и повторил свое имя и происхождение, — я член клана Тореадор и прислан сюда, чтобы следить за положением в городе, пока не будет решен конфликт между Парижем и Берлином.       Густав сел на трон и поправил полог своего плаща.       — А это что за тварь? — спросил Принц, тыкая пальцем в полногрудую спутницу денди.       — Это моя сестра, сэр, мы оба родились в Бранденбурге, получили образование в Потсдаме. Берлин почти наш дом родной.       — Берлин — мой дом! — сухо сказал Принц и уставился на Виолетту. — И? Твои объяснения?       — Мои объяснения? — вздернула носик Тореадорша. — Твой домен занят войсками французов, и внутренний круг поддерживает сторону парижан и согласен с их претензиями. Ты убил троих отпрысков Марселя, и пока ты не примешь их условия, Тореадоры будут навязывать тебе своих детей, чтобы следить за войсками Наполеона!       — Чертовы сосунки Марселя не представились мне, рассиживаясь в моем домене, словно их звали.       — Они пробыли в Берлине менее трех суток, а ты убил их, не дав даже шанса!!!       — Я не принимаю правила трех дней. Это мой город и если ублюдки не соизволили представиться в первую ночь, я считаю, что они нарушили закон гостеприимства и должны быть наказаны!       — Внутренний круг с тобой не согласен и это не в первый раз, ты ведешь себя, словно ты и есть закон Камарильи, но правила были составлены не для того, чтобы ты мог их изменять под себя. Пока ты не выполнишь условия Марселя, эти сосунки будут жить в Берлине и контролировать армию.       — Условия Марселя? Этот лягушатник хочет, чтобы я убил шестерых своих детей и выплатил ему триста килограмм золота, в то время как Наполеон уже вынес большую часть сокровищ моего домена и перебил защищающие меня войска.       — Кто виноват, что ты не смог собрать себе достойную армию, — рассмеялась Виолетта. Густав не шелохнулся, зато его выдрессированная собачка Катерина выскочила вперед, оскаливаясь и доставая из складок одежды короткий кукри[1].       — Убери своих прихвостней, Густав, или лишишься Дитя и без возврата долга Марселю, — проговорила Виолетта, пряча руки под подолами своего плаща. Теорон и спутница отступили, желая слиться со стеной.       — Я не собираюсь идти на его условия, — спокойно продолжил Принц, и Палач вернулась на свое место. — У меня всего семеро отпрысков и у каждого свое место. Кроме того, они соблюдают традиции и не бегают по чужим городам.       — Не считая Романа?       — Этот, вероятно, уже давно мертв, — махнул рукой Принц. И, переведя взгляд на молодых, вздохнул. — Что ж, представляйтесь, и вам будет позволено жить в городе, при условии, что Наполеон прекратит разграблять Бранденбург.       — Я уже себя называл, — устало сказал денди. Густав лишь дернул бровью, и Теорону пришлось повторить все вновь.       — Очередной отпрыск Сабины, что еще приготовила мне судьба?       — Сабина прекрасная женщина и неплохо меня обучила. Сэр, прошу отзываться о ней вежливо.       — Ты здесь не в том положении, чтобы ставить мне условия.       — А мне кажется, что это вы не в том положении. После последней победы Наполеона при Йене и Ауэрштедте[2] и разгрома прусских войск, Берлин может лишь радоваться, что не был сровнен с землей. Я Тореадор и я отправлен сюда как наместник. — Денди кинул взгляд на Юстициара и высоко поднял голову, видя, что Виолетта его поддерживает.       — Ты — Тореадор и как правитель этого города я считаю тебя заложником, как и всех остальных представителей этого клана, пока французский самозваный царь не покинет мои земли.       — Наполеон имеет прямое право наследования! — смело продолжал Теорон. — И он сделал для Франции больше, чем кто-либо еще. Его реформы и указы превратили Париж в центр культуры и процветания.       — В центр разврата и неуместных одежд, — парировал Вильгельм, и Густав улыбнулся уголком губ.       — Я заметил, что вы сильно отстаете от Европейской моды, и не только в одежде, но и в технологиях и знаниях. Пруссия до сих пор не смогла полноценно объединить свои земли и принять единую денежную единицу. Тут даже самый образованный финансист не в состоянии разобраться в десятках наборов монет!       — Хватит бессмысленной демагогии, мальчик. Я уже понял, что ты мнишь себя важной особой. Женщина, назовись, — обратился Густав к сестре Теорона.       — Меня зовут Виктория Грейс[3], — со вздохом сказала спутница Теорона, — и, как уже сказал мой брат, я родилась и выросла в Бранденбурге. Мы вернулись домой, и, как вы понимаете, не по своему желанию. Мы будем соблюдать законы Камарильи и правила вашего домена, — девушка низко поклонилась.       — Имя твоего Сира и Клан! — потребовал Густав.       — Моего Сира звали Кристофер, но он умер от рук Саббата и я была на попечительстве у Сабины Митралфо, — Виктория кашлянула. — И мой клан — Бруджа.       — Прекрасно, только Брухаров мне не хватало! — проговорил Принц. — Будете жить в своем поместье. Теорон, будешь следить за армией Наполеона, чтобы лягушатники вели себя тихо и не трогали моего имущества. Женщине запрещено дневать в черте города и питаться в Бранденбурге, создавать слуг или давать кому-либо свою кровь. Также вам обоим запрещаю убивать при кормлении и обзаводиться своим стадом, Тореадору запрещаю питаться в Берлине и раз в месяц оба обязаны появиться в Элизиуме, чтобы доложить о своих делах и передвижениях. Можете идти! — распорядился Густав и махнул рукой своим слугам. Гули быстро подошли к новоприбывшим и, указав на двери, выпроводили из зала — строгие правила показательно ограничивали их вампирские свободы. Более чем очевидно, что Принц собирался подловить гостей на мелких оплошностях и наказать за нарушение правил.       Оказавшись за пределами Берлинского дворца, новоприбывшие переглянулись.       — И как тебе, Тори, возвращение в семейное гнездо? — спросил Теорон.       — Не надо выставлять меня виноватой, кто знал, что Берлин для Каинитов, как тюрьма.       — Следить за армией! Я даже не знаю с чего начать! — мужчина панически потряс головой.       — Ха. Мне так вообще из поместья не выйти будет! А как нам есть?! В любом случае, Тео, все это твоя вина! — Девушка раздраженно кинула на него взгляд.       — Хватит меня все время винить! Если б ты не вертела хвостом перед Кристофером, может, нас бы даже не заметили!       — Если б ты не поставил на кон в покер свою жизнь, нас бы точно не обратили! А я, считай, вообще тебе одолжение сделала, что присоединилась!       — Хватит все на меня валить, женщина, не забывай, что ты официально мертва и поместье принадлежит мне! Будешь ворчать — выселю, и живи, где знаешь!       — Не угрожай мне, братец! На тебя повесили дельце, с которым ты справиться не в силах. А я своими знаниями обольщения и контроля эмоций могу тебе помочь.       — Да-да, я помню. А еще ты обещала меня учить.       — Не помню такого, — рассмеялась Виктория. И, забравшись в семейную повозку без помощи мужчины, захлопнула за собой дверцу. Тео со вздохом сел на вожжи.              Когда Новообращенные покинули зал Элизиума, Виолетта выудила из глубоких карманов своего плаща свернутый лист бумаги.       — Это послание от Принца Парижа. Если ты примешь условие, то французские войска покинут Пруссию в течение недели. Будет заключен мир и торговые соглашения, вы будете включены в альянс.       К Юстициару подошел Вильгельм и принял письмо. Встав перед Принцем, он прочитал сообщение вслух.       Густав устало смотрел на посланницу французов, чей статус должен был сделать ее беспристрастной, но Виолетта активно поддерживала Париж, даже несмотря на место во Внутреннем круге и, вероятно, повлияла и на решение старших. Впрочем, Внутренний круг никогда не был весомым словом для Принца Берлина. Густав лишь старался не конфликтовать открыто.       Парижане требовали равносильной компенсации за смерти детей Марселя. Тореадоры хотели публичного извинения Густава и прах шестерых его детей. Также места в городе для трех молодых Тореадоров, не считая тех, что уже жили в Бранденбурге. Еще место в Примогенате и место Сенешаля должны быть заняты назначенными ими посланниками. Кроме этих условий Марсель требовал сокровища Национальной Берлинской Галереи, где содержались многие произведения античности и работы всемирно известных деятелей искусства. И триста килограммов золота в монетах или слитках.       Когда Сенешаль закончил чтение, Густав сидел все так же неподвижно и за него ответил его потомок:       — Госпожа Виолетта, вы можете передать Принцу Парижа, что мы всячески обдумаем его предложения, но нам не кажется разумным столь жестокие требования, учитывая, что мой Сир не нарушил законов Камарильи и следовал условиям своих правил, которые известны всей разумной Европе. Так что ошибка потомков Марселя лежит лишь на нем самом и неумении Сира компетентно объяснять традиции своим детям. И нас не устраивает то, что вы пытаетесь навязывать нам своих птенцов, которые никому не нужны и рассчитываете, что мы примем их с распростертыми объятьями. Рано или поздно, мы сможем найти силы, чтобы отбросить Наполеона назад во Францию, и тогда ваши условия не будут иметь никакого для нас значения. Передайте Франсуа, что ему следует обдумать более разумные предложения, пока мы сами не начали ему угрожать.       Вильгельм улыбнулся и почтительно кивнул, Виолетта лишь презрительно сжала губы и, взглянув на Густава, язвительно проговорила:       — Придет время, и ты сильно пожалеешь о своем решении, Густав Брайденштайн!