Беты (редакторы): Simeon Stefan Batory
(Берлин, Prenzlauer Tor, военные казармы. 17 июня 1808 год) Четверг. (Амалия) После ночи с Карлом Дита с трудом держалась на ногах, но ложиться спать ей не захотелось, и она поехала в книжную лавочку. Только открыв двери, её взгляд упал на свежие газеты, и заголовки вызвали в ней ужас. Бросив всё, она помчалась к единственной подруге в городе. Принцесса ворвалась в комнату в казармах, напугав Ангелину и заставив Бэна вскочить, бешено озираясь по сторонам. Девушка тяжело дышала, с трудом переводя дух. — За тобой что, погоня? — удивилась Ангелина, осторожно выглядывая за дверь. — Нет, — с силой выдохнув, сказала Дита и уселась за стол. — Чёрт бы тебя побрал, — проговорил Бэн и забрался под одеяло. — А что такое случилось? — поинтересовалась Ангелина, помогая Дите уложить котомку с едой на столе. Все бумаги она быстро и аккуратно спрятала в ящик, но Дита уже успела пробежаться по ним глазами, вылавливая важные слова и даты, которые могли бы пригодиться её хозяину. — Наполеон на испанский престол посадил своего братца, — сказала девушка, со странным отчаяньем в голосе. — Мы знаем, — вздохнула Ангелина. — Мы давно знаем, — буркнул Бэн. Дита опустила взгляд и рассеяно стала выковыривать кусочки из хлеба, что принесла для гулей Катерины. — Переживаю из-за своих братьев и сестёр, — печально сказал девушка. — А ну да, ты же… — Ангелина замолчала. — Давай перекусим, и всё сразу станет лучше! — Боже! — проскулил Бэн, закрываясь от них подушкой. Ангелина стала раскладывать еду, но наткнулась на какой-то вытянутый свёрток. — А это что? — удивилась она. — А! ЭТО! — Дита радостно выхватила свёрток у неё их рук. — Это не выносимо! — Бэн вскочил с кровати и выкинул Диту за дверь, — быстро собирай, что надо, и свалила! — крикнул он сестре. Ангелина покидала еду в обратно котомку и выбежала, боясь ещё больше разгневать братца. Дита уже расположилась в столовой и раскладывала листы из своего свёртка. — Какая красота, — пробормотала Ангелина, замирая у разложенных рисунков. — Где ты это взяла? — Журнал моды. Только, только из Парижа! — гордо заявила девушка, — помнишь, я говорила, что работаю в книжной лавке? Хозяин одолжил мне до завтрашнего вечера. Мы можем почитать! — Мне надо заниматься, и есть важные дела в городе. — Ангелина поделила хлеб и села завтракать. — Почитаешь – это и будет тренировка. А до города я тебя провожу, мне сегодня на работу к книгам, заодно покажу, где эта лавочка, — Дита печально смотрела на свой ломоть хлеба, но не ела. Ангелина кивнула, притягивая к себе один из листов. — Интересно, а у нас такое платье можно купить? — мечтательно произнесла Дита. — Давай завтра, перед тем как учиться, пройдёмся по салонам, просто глянем, что там есть, соврём, что для матушки ищем подарок. — Звучит прекрасно, но, боюсь, Бэн будет недоволен, — Ангелина уткнулась в свою тарелку и стала быстро глотать, явно расстроенная. — А мы ему не скажем, — хитро подмигнула Дита, игриво махая листом с изображением нового платья перед лицом подруги. — Ох, Дита, думаешь от Бэна можно что-то скрыть? Он видит меня насквозь! — Вот кабала! Словно в тюрьме живёшь! — Я служу госпоже, — блеснув глазами, сердито сказала женщина. — Я не про это, — Дита поняла, что Ангелина обиделась. — Я тоже служу своему господину, — Дита не хотела уточнять, какому именно, — но всё, что мы делаем для них, это для них, а у тебя тоже может быть своя жизнь! — Нет, не может, — Ангелина снова опустила голову, — я её рабыня. Я живу, чтобы служить, я её собственность и должна стараться из-за всех сил, чтобы госпожа была довольна, — отчеканила она, как заученное. — Ясно, — кивнула печально Дита. Ангелина была словно зомбирована. И чувствовалась в этом рука Бэна. Минут пять она сидела, молча, поедая доставленной Дитой завтрак. — Я почитаю тебе, пока ты будешь буквы тренировать и письма для Бэна переписывать, — предложила Дита, находя выход. — А рисунки я тебе оставлю. Завтра перед работой зайду и заберу. Ангелина кивнула. — Это мне больше подойдёт, — улыбнувшись, она примирительно подвинула ей свою миску, в которой осталось пару ложек каши, — доесть хочешь? Дита печально вздохнула и отрицательно качнула головой, Ангелина пожала плечами и доела свою еду. — Какая у нас сегодня буква? Кажется, мы дошли до «Т»? — спросила Ангелина, убрав тарелку. — Да, ты очень быстро учишься, думаю, на следующей неделе сможем перейти к французскому алфавиту. И я покажу тебе, как вырисовывают свои закорючки французские поэты! — Откуда ты всё это знаешь? — В лавке много журналов и иностранных газет. И раньше мы с Джеттом очень много путешествовали. Я даже в Индии была. Но там всё ужасно: жара, рабы, мошкара, крокодилы и змеи. Джетт сначала думал остаться, а потом в его команде почти сорок человек умерло от лихорадки. И мы уехали. — Счастливая ты, много где побывала, — в голосе Ангелины не чувствовалось зависти. — Я бы ощущала себя счастливой, только если б знала, что смогу побывать хоть где-то ещё. А теперь я прикована к Берлину. — Берлин не плох! — Берлин – деревня! Тут полиции нормальной нет, банки не развиты, поезда не строят. А всё это было в Лондоне уже десять лет назад. Ангелина задумалась ненадолго. Америка с её бескрайними просторами и возможностями тоже казалась ей более цивилизованной и развитой. Но Берлин теперь её дом. Навечно. — Уверена, всё будет, — ответила она, обнимая подругу.***
(Берлин, Prenzlauer Tor, военные казармы. 17 июня 1808 год) Четверг. (Бэн) Бэн спал плохо, девчонки опять шумели и мешали ему заснуть, постоянно пробуждая его болтовнёй и шуршанием. Он первое время злился, а потом понял, что так даже лучше. Это помогало ему тренировать чуткость сна. Спать так, чтобы отличать опасность от обыденности! Он даже попросил Ангелину, пока Дита беснуется, пытаться на него нападать во сне. Работало, но Бэн хотел спать так, чтобы тело отдыхало, а разум оставался бодрым, сосредоточенным. Чтобы он мог чётко всё слышать и понимать. И, проваливаясь в небытие, он пытался запомнить и расслышать каждое слово, что тихо говорили подружки. Сегодня Ангелина собиралась на тренировку к Анжело. Она туда ходила не часто, но у Бэна не было достаточно времени, чтобы быстро обучить слугу Палача всем необходимым наукам. А Глен, гуль Шерифа, согласился тратить на Ангелину дополнительные часы. Юноша надеялся застать её перед уходом и, засыпая, дал твёрдую установку пробудиться по своему желанию. Бэн проснулся около двух дня. Девчонки всё ещё сидели за столом, тихонько о чём-то перешёптываясь. Рядом с Ангелиной лежала аккуратная стопочка переписанной макулатуры. Его напарница стала прекрасно справляться. И письма, что Густав требовал писать для своих союзников и потомков в Бранденбурге, Ангелина была уже способна переписать в необходимом количестве экземпляров. Но Бэн давал ей только самые простые и не важные письма. Во-первых, Ангелина всё ещё некрасиво писала, не умела подделывать почерк Густава и допускала ошибки. А во-вторых, вездесущая Дита, предлагала свою помощь, и Ангелина принимала её предложения, давая девушки часть работы. У принцессы, конечно, был безупречный почерк. Она была аккуратная, грамотная, но знать ей лишнего не стоило. Бэн тихо повернулся к ним, смотря, как Дита поддерживает кисть Ангелины, направляя её и указывая, как верно двигать рукой. Её техника обучения прекрасно подошла к бывшей американской рабыне. Ангелина обучилась письму с Дитой за пару недель, в то время как с Бэном она не могла достигнуть этого результата почти тридцать лет. В благодарность он подарил принцессе новую практичную обувь из кожи, потому что её бархатные сандалии были стоптаны и изорваны так, что в них невозможно было ходить. Дита оставила руку подруги и лишь тихонько подсказывала, кивая. Потом вытащила один из листов, что принесла с собой и стала мечтательно улыбаться, зачитывая вырезки из статей о том, как что правильно носить и одевать. Иногда она наклонялась к уху Ангелины и что-то тихонько нашёптывала, заставляя подругу краснеть. Бэну очень хотелось подслушать, но лезть в их женские дела он не решался. — А ещё у него такой торс, что глаз не отвести, — чуть громче заметила Дита. — Я не особо рассматривала. — Вот, посмотри! Бэн захлопнул глаза. Почему-то он был уверен, что они говорят о нём. Или ему очень хотелось, чтобы это было о нём. — И руки какие… — услышал он ещё один обрывок. Женщины замолчали, Бэн с напряжением прислушался, но в комнате стояла тишина. Он осторожно приоткрыл глаза, девчонка стояла рядом с ним и хитро улыбаясь, смотрела на него. Бэн почувствовал, как краснеет, смущаясь всё сильнее. Ему было триста лет, а девчонка заставляла его краснеть. Бэн быстро поднялся и грубо спросил её: — Чего тебе? — Ангелина сказала, тебя пора будить, — ещё более широко улыбнулась Дита. — А ещё у меня перо сломалось. Поточишь? Бэн быстро натянул на себя рубашку и сапоги, взял нож и несколькими точными движениями заострил ей перо. Дита благодарно присела в реверансе и вернулась за стол к подруге. «Я же говорила, он поточит», — тихо шепнула она ей на ухо, и Бэн покачал головой. Ох уж эти подружки! — Не пора ли тебе ехать? — спросил Бэн у названой сестры. — Да, я уже выхожу, — кивнула женщина, накидывая китель и пристраивая оружие на поясе. — Усы забыла! Ангелина, покраснев, взяла с собой ленточку с волосками и клей. — После тренировки одену, — сказала она и быстро убежала за дверь. — Ой, подожди! — воскликнула ей в след Дита и стала спешно собирать листы из журнала мод. — Я же хотела проводить… Но гуль уже убежала, и Дита стала собираться спокойнее. — Опять не успела лавочку показать, — вздохнула она. Бэн разложил свой обед и протянул ей пустую котомку. Дита приняла её и стала собираться ещё медлительней. Бэн, стараясь не обращать на неё более внимания, принялся за еду. У него времени тоже было не много. Предстояло объехать границы и проверить сторожевые башни, а так же заглянуть в пару мест в южном Шёнеберге, так как были подозрения, что там поселился какой-то проезжий Гангрель. Дита собрала вещи и села напротив, заглядывая ему в рот. Бэн стал мяться под этим взглядом, смущаясь и теряясь. — Чего смотришь? — спросил он, устав отводить глаза. — Просто любуюсь, — вздохнула она, мечтательно смотря на его еду. — Ешь, — сказал он, протягивая ей тарелку, Дита вспыхнула, как огонёк, но тут же потухла и, закусив губу, отрицательно покачала головой. — Тремеры посадили меня на строгую диету, — вздохнула она, с тоской в глазах смотря на то, как он доедает. — Ты всегда голодная? — равнодушно спросил мужчина. Если бы Дита не вела себя как ребёнок, он давно бы предложил ей… Бэн не понял, что хотел ей предложить. — Всегда! Я последний раз досыта наедалась в 1789 на свой десятый день рождения, — сказала она, улыбаясь до ушей, словно вспомнила что-то очень радостное. — Ты много крови отдаёшь, поэтому и голодна, — предположил он. — Наверно, — она безразлично пожала плечами. Бэн убрал тарелку в котомку, а девушка, поняв, что еда кончилась, вздохнула и беззаботно потянулась, — пора и за книги! — Могу подвести, — сам не зная, зачем, предложил Бэн, — мне по дороге. — Отлично! — воскликнула девушка, и гуль сразу пожалел о своём предложении. Они вышли из казарм, Бэн запер дверь и проверил замок, прошёл до конюшен. Дита семенила за ним, что-то рассказывая. Юноша забрался в седло и помог сесть девушке. Дита обняла его, обхватывая рукой за спину, и, улыбаясь, спросила: — Знаешь куда ехать? Помнишь, я тебя про дом спрашивала? Вот там моя лавочка! Её лицо было так близко, глаза сияли, ярко-алые губы манили… — Знаю, — тихо сказа Бэн, подёргивая поводья. Девушка продолжала смотреть на него, и Бэн осторожно потянулся к ней. Он сам не понимал, зачем он это делает, его просто влекло к ней, как магнитом. Её губы были всё ближе, и он положил ей руку на спину, направляя к себе. Но девушка резко отвернулась, его губы лишь слегка коснулись её щёки, скользнув по мягкой коже. — Поехали, поехали, — крикнула девушка. Бэн ударил каблуками бока кобылки, и та резко сорвалась с места. Его обдавало жаром, горячие волны пробегали по нему, сбивая дыхание. Бэн старался думать о делах Катерины, старался сосредоточиться на работе. Но находясь с Дитой в такой близости, он не мог успокоить своё тело.***
(Берлин, Моабит. 17 июня 1808 год) Четверг. (Бэн) На севере, за городской стеной бесконечной полосой протянулись поля. Несколько сотен гектаров, истыканные мельницами и деревушками, в которых жили крестьяне, что эти поля обрабатывали. На пастбищах бродили коровы и козы, мальчишки, что должны были пасти их, собирали яблоки и пытались торговать зелёной кислятиной на дорогах. Мирная идиллия осаждённого города. Бэн встречался с Глебом и Гленом на южной границе Моабита. По донесениям гулей Шерифа, в одном из заброшенных хлевов был замечен беспризорник. Бэн проверял эту территорию несколько раз, но так никого и не отыскал. Братья же утверждали, что знали, где дневает забредший Гангрель именно сегодняшним днём. Истоптав пол взрытого поля, испачкав ноги по колено, Бэн наконец добрёл до указанной точки. Гули Шерифа стояли у маленького склада и, дождавшись юношу, быстро вошли внутрь. В дальнем углу, где было недостаточно света, чтобы всё чётко видеть, располагался лаз в подвал. Глеб достал огниво и, несколько раз чиркнув камнями, разжёг масленую лампу. Глен откинул створку подвала, а Бэн вытащил свою шпагу из ножен. Трое мужчин замерли над тёмной дырой, стараясь хоть как-то осветить черноту. — Может, просто скинем туда сена и подожжём? — предложил Глеб. — Ага, а если это Трисли, то ночью тебя подожжёт Густав, и причём по частям. — Бэн отобрал у него лампу и спрыгнул вниз. Комната была достаточно просторной, чтобы он мог в ней выпрямиться. Это был склад для зерна, и большая часть его была завалена мешками, что хранились на продажу. «Обильные запасы», – отметил про себя Бэн и стал осторожно двигаться вдоль полок, на которых так же находились ящики с горохом и ячменём. В дальнем углу он заметил его. Тело вампира было прикрыто большим куском ткани, и, если не особо вглядываться, можно было принять его за очередной мешок с зерном. За спиной юноши раздался топот, и Бэн резко развернулся, направляя оружие в сторону выхода. Два гуля испуганно замерли, смотря на его агрессивную позу. — Свалите отсюда, — сердито прикрикнул на них Бэн. — Мы его отыскали, мы и прикончим, — выпятил грудь Глеб. — Ещё не факт, что это неместный. Бэн вновь повернулся к спящему и кончиком шпаги отодвинул мешок. Под тканью спала девушка с длинными тёмными волосами и плотным телосложением. — Я знаю её, это Виктория Грейс, — сказал Бэн и гули Шерифа расстроено вздохнули. — Ложная тревога? — Не совсем, — Бэн вытащил из-за пазухи кол. — Ей запрещено спать в черте Берлина. — Отлично! — воскликнул Глеб, подходя ближе. От его голоса девушка проснулась и, подняв на них испуганный покрасневший взгляд, быстро сжалась. Бэн был готов к её реакции, и, как только она обнажила зубы, пытаясь запугать гулей сверхъестественной способностью, он воткнул ей шпагу в грудь, не глубоко, но достаточно, чтобы она прижалась к земле. Глеб и Глен отступили на пару шагов, испугавшись, Бэн же остался неподвижен и, вдавливая оружие девушке в тело, туда, где должно было располагаться сердце, сердито произнёс. — Тори, тебе запрещено спать в Берлине! — Отпусти! — вампирша попыталась воздействовать дисциплиной внушения на гуля. Но днём её способности были слабы, и, несмотря на то, что Тори происходила из клана Бруджа, она не могла справиться с Бэном своей сверхсилой. — Ты предстанешь перед судом Густава, — спокойно продолжал юноша. Тори, поняв, что так просто от него не избавиться, сменила тактику. — Прошу, я лишь один день... — Не правда, — вмешался Глен, — мы тебя тут уже дня три караулим. — Тео выгнал меня из дома, где мне было дневать? — стала она причитать. — Мне всё равно, — Бэн поставил лампу на полку и взял кол поудобнее. — Не надо, умоляю, — взмолилась вампирша и попыталась подняться, но Бэн придавил её шпагой, которая уже прошла мимо рёбер и болезненно касалась её небьющегося сердца. — Закон для всех един. Ты не должна была оставаться в городе. — Бэн, я заплачу тебе, просто дай мне дождаться тут ночи, и я более не появлюсь в домене Принца. — Бранденбург – это домен Густава. Или ты собралась покинуть Пруссию? — Пожалуйста, Густав убьёт меня, хотя это не такое уж и серьёзное преступление! Тео не пускал меня в моё имение! Что мне оставалось делать! — Продолжала причитать вампирша, выдавив из себя кровавую слезу. — Бэн, она права. Принц убьёт её, а преступление не нарушает законы Камарильи, — вступился за неё Глеб. — Не нарушает? — Бэн возмущённо посмотрел на гуля Шерифа, — конечно, когда ваша работа заключается в уборке дерьма за неопрятными Новообращёнными, вам кажется, что провести день в нескольких метрах от границ города – это почти за городом. Но вы забываете, что это был указ Густава, и Принц имел на то причины? — юноша повернулся к девушке, метясь в неё колом. — Дай мне шанс, изверг ты бессердечный! — задёргалась вампирша, стараясь не нанести себе вреда его шпагой, которая почти проткнула сердце. — Я не хочу умирать! Густав убьёт меня! — Тори стала пытаться вытащить шпагу из своего тела, царапая ладони и злясь всё сильнее, теряя над собой контроль. Бэн промедлил лишь одну секунду, но этого хватило, чтобы взбесившаяся вампирша выпустила своего Зверя. Чудовище дёрнулось в сторону, разрывая себе грудь и освобождаясь от шпаги. Испуганные гули Шерифа кинулись к выходу, а Бэн сделал шаг назад, выставляя перед собой короткую деревяшку. Вампирша прыгнула на полку, сталкивая лампу, пытаясь обойти юношу. Она даже в безумии понимала, что с гулем Палача ей не справится, и спешила просто убежать. Лампа, упав на пол, на миг вспыхнула, но тут же потухла. Фитилёк утонул в масле, спасая всех от пожара. Бэн, ориентируясь лишь на слух и на слабый серый свет, льющийся из прохода, который забили своими телами Глен и Глеб, пытался понять, что делает Тори. Девушка затаилась где-то на верхних полках. Стараясь не поворачиваться к ней спиной, Бэн подобрал лампу и попытался её разжечь. Первой искры было не достаточно, и юноша ещё раз чиркнул кремнием. Лампа разгорелась, и гуль увидел нависшую над ним женщину с обнажёнными клыками. Она кинулась к его шее, стараясь убить быстро. Гуль дёрнулся в сторону и её клыки лишь распороли ему одежду. Виктория рванула к нему снова, но было поздно. Бэн веками убивал таких как она – молодых и неопытных. Его кол проткнул ей сердце, и женщина замерла, скованная волшебной силой. Юноша уложил её на пол, вытягивая и распрямляя скрученные конечности. Лицо так и застыло в звериной усмешке с огромными, с палец длиной убийственными клыками. — Это добавят к твоему наказанию, — проговорил он, встряхивая мешок, которым девушка укрывалась. Легко запихнув туда её тело, Бэн позвал перепуганных братьев. — Дождётесь ночи и доставите Викторию к Густаву. Подробно объясните ситуацию. И даже не вздумайте её отпускать. Пожалеете. Бэн передал им мешок, и, легко выпрыгнув из подземелья, вернулся через поле к своей лошади. В Берлине было всё так же спокойно и тихо. И глупая Бруджа, что бестолково задневала в черте города, не заставит Катерину покинуть спальню Сенешаля. Бэн устало вздохнул. Когда же чёртов Вильгельм умрёт...***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 17 июня 1808 год) Четверг. Марианна привезла принцессе платье по размеру. Дита была так счастлива, что даже грубая и вечно недовольная хозяйка стада Пётра улыбнулась, смотря на её смеющееся личико. Дита приняла ванну и бегала по кухне и коридорам, хвастаясь перед девушками своей обновкой. Девицы с завистью охали и критично трогали ткань и вышивку, поглаживали широкий шёлковый пояс, отделанный жемчугом, и расстраивались по поводу узкой талии Диты. Такое платье не на каждую налезет. Их женскую болтовню прервал Коган. Разогнав девиц, кого на кухню, кого к клиентам, кого во второй зал, он со спокойной совестью пошёл спать. Дита вышла в общий зал, покривлялась перед Анжело и села ждать клиента. Марианна сказала, что её важный гость прибудет после двенадцати, и Дита достала книжечку, что раздобыл ей Март, и решила почитать. Жак не любил посещать кабинет Тремера, предпочитая общаться с его слугой. Но договариваться о «бездонном сосуде» Марианна не могла и провела Жака по узким лестницам в покои господина. Старший Тореадор города наслышался о Дите от своих дочерей. Обе девушки расписывали новое приобретение Пётра, как какую-то загадочную зверушку, и Жаку не терпелось увидеть её воочию и испробовать её крови настоящей королевской выдержки. Тремер, как всегда, отстранённо смотрел в книги, пока Жак излагал свои требования и раскладывал перед владельцем общественного стада монеты. — Девушку не калечить, и после питания в этот раз не давай своей крови. Распоряжение Карла, — кивнул Пётр, забирая деньги, словно все остальные слова Тореадора его ни сколько не интересовали. Жак сделал вид, что не заметил равнодушие Тремера и, откланявшись, поспешил покинуть его комнату. Кабинет Тремера пропах смертью, страхом и кровью. Тореадора отправили в оформленную в стиле барокко прекрасную приёмную, и, расположившись на удобной софе, Жак стал дожидаться Диту. Когда юная принцесса вошла, опустившись в изящном поклоне, Жак не смог удержаться и поднялся ей на встречу, хватая её руку и целуя нежное создание. — Прекрасна, прекрасна, — проговорил Тореадор, зачаровано пожирая её глазами. — У тебя идеальный овал лица, я бы заказал сделать с тебя скульптуру, такая красота должна быть запечатлена на века. Даже прекрасна Венера не смогла бы затмить яркости твоих глаз. Я бы заказал нарисовать твой портрет. — Жак бормотал это словно в бреду, не отпуская руки Диты и время от времени прижимаясь губами к её коже. — Ты даже пахнешь, как кровь, словно соткана из этого материала и предназначена для зубов вампиров, — продолжал говорить он сам с собой, — не терпится тебя отведать. Погрузить зубы в твою мягкую плоть, услышать твоё горячее дыхание, твоё громкое сердцебиение... Жак стал целовать её руку чаще, его клыки показались из-под губ, царапая кожу девушки. Дита с отвращением смотрела на это существо. Охваченный жаждой крови, он потерял свой величественный облик и превратился в ноющего младенца, желающего лишь молока матери. Вампир перевернул ладонь девушки тыльной стороной вверх и прокусил запястье. Прокусил неглубоко, аккуратно, лишь пробуя кровь, и сразу зализал ранку и продолжил целовать, бормоча себе под нос: — Вкусна, но недостаточно горячая, я подогрею тебя, красавица, заставлю твоё сердце биться быстрее, — Жак касался губами её кожи, поднимаясь всё выше по вене к плечу. Добравшись до рукавов в стиле англез, он расстегнул на нём пуговицы и поднял ткань чуть выше. Дита попыталась помешать ему, и, хотя ей безумно хотелось оттолкнуть его, она лишь прикрыла оголившиеся плечи рукой. — Раздевайся, — резко произнёс мужчина, непривыкший, что ему отказывают, поворачивая девушку к себе спиной и начиная развязывать лямки её платья. — Вот ещё! — возмутилась Дита и отошла от вампира. Жак смотрел на неё стеклянным взглядом, изо рта капала слюна, и мужчина растерял все следы привлекательности. Голод превращал вампиров в зверей, и Зверь находился сейчас рядом с девушкой в одной комнате. Вампир двигался к ней, а девушка отходила всё дальше, пятясь и прижимаясь к стене. Опустив голову, подняв плечи, одетый в дорогой и модный костюм Жак выглядел как взбешённая дрессированная обезьяна. Вряд ли слепое желание крови можно было назвать полноценным Безумием, но ожидать от вампира разумных действий в таком состоянии не стоило. — Просто выпей крови и отпусти меня, — Дита загнала себя в угол. — Вкусная кровь, сладкая кровь, — шептал вампир, подходя к ней с раздвинутыми руками, словно ловя её. Жак дошёл до девушки и, склонившись над её шеей, стал чавкать, прокусывая, и слизывая, и расплёскивая её кровь. Тореадор питался очень неаккуратно, кровь разливалась всюду, и Дита постоянно выпадала из транса Поцелуя, когда вампир отпускал её шею. Мужчина при этом пытался снять с неё платье, стягивая его с плеча. Ткань не поддавалась, хрустела от натуги и стала рваться. — Прекрати! — не выдержала Дита. Ей было жалко подарок Марианны и совсем не хотелось, чтобы вампир её раздевал. Жак её не слушал, и Дита упёрлась ему в живот ногой, дождавшись, когда он вытащит из неё свои клыки, и оттолкнула мужчину. Вампир рыкнул, но быстро успокоился и посмотрел на неё уже более трезвым взглядом. — Доставь мне удовольствие. Твоя кровь будет горячей, если ты возбудишься! — Жак потянул к ней руки, но Дита отпрянула и залепила ему звонкую пощёчину. — Ещё чего захотел! Я гуль Карла Шректа, а не проститутка! — разозлилась девушка. В глаза вампира промелькнул гнев, и смертная на мгновение очень испугалась, что Зверь просто разорвёт её в клочья, но Жак не позволил своему гневу управлять собой. Его сердитый взгляд сменился на жалостливый. — Да что ж такое? — произнёс он и свёл брови, делая просящее лицо, — я просто поласкаю тебя, тебе будет хорошо. — Нет! — строго сказала Дита. — Пей кровь и уходи. Или я пожалуюсь хозяину, он блюдёт моё целомудрие! — соврала она, и вздохнула с облегчением, заметив, что Тореадор сдался. — Ох уж эти современные нравы... — проговорил он и спокойно стал питаться. Когда вампир закончил, девушка быстро покинула его и спряталась на конюшне. Она боялась, что Жак пожалуется Марианне, и та, конечно, скажет, что Дита соврала, и тогда её ждёт наказание более серьёзное, чем было приготовлено для Марис. Ведь Диту убивать пока не собирались, а Пётр знал толк в болезненных пытках. Оказаться в одной из его тёмных комнат девушка боялась больше, чем избиений Анжело.