Беты (редакторы): Rioko Rain
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 19 мая 1808 год). Среда. (Амалия) Марианна разбудила девушку звонкой оплеухой. Дита проснулась, с трудом понимая, где она находится и что происходит. Не сообразив, кто перед ней, Дита замахнулась на Марианну в ответ, но гуль Петра легко перехватила её руку и поставила перед собой на колени. — Я ищу тебя уже несколько часов, девчонка! — Прикрикнула на неё женщина и сразу отпустила. — Бегом завтракать, и в постель. Ночью тебя ждёт важный клиент, и ты должна выспаться и чувствовать себя хорошо. В столовой всё так же была неразбериха и суета. Вместо Романа всем занималась девица Кларисс, она в капелле прожила больше трёх лет и считалась достаточно опытной. Правда, выпросить у неё тарелочку супа без жетончика большого труда не составило, так как девушка была под действием всё той же одурманивающей дисциплины безграничного счастья. Дита быстро поела и направилась в спальни. В подземном коридоре она столкнулась с Ромео, который, при виде её, показательно поправил пуговицы на поясе своих кальсонов и с довольной улыбкой зашагал дальше. Дита не желала даже думать о том, что он тут делал, и, забравшись под своё одеяло с головой, крепко уснула. Пробуждение было приятным. Марис гладила её щёки своими тёплыми ладошками и волшебно улыбалась. В свете одинокой лампы в спальне она казалась маленьким солнышком, что пришло разбудить Диту в этой чёрной пещере. Дита улыбнулась в ответ и поднялась с постели. Марис принесла ей платье и помогла одеться. Работая в зале, Дита старалась не попадать в неприятности. Ей хотелось сохранить кровь, чтобы накормить загадочного Принца Берлина. Со смертных клиентов она смогла даже получить пару монет и обменяла их на одно высушенное яблоко на кухне. Когда пришёл Анжело с дружками, Дита не смогла удержаться и, отловив какую-то живность в чулане, кинула её в его кружку, залив сверху вином. Паучок всё время пытался выбраться, но Дита тщательно его утопила и подала напиток гулю. Анжело, конечно, разозлился, но она спряталась в кладовке, пока тот, ругаясь, искал её. Через полчаса её вытащила в зал Марианна, и при ней Анжело не стал шуметь. После девяти Диту отправили мыться и готовиться для клиента. Девушка тщательно себя отчистила, смывая запахи кухни и старую кровь. Кларисс принесла из закромов Романа экстракт сапонарии[1], мыльнянки в простонародье, и Дита с удовольствием намылила волосы. Пена пахла чудесно, и она отвлеклась, забавляясь с пузырьками. Когда с мытьём было закончено, Дита незаметно отлила экстракта в маленькую склянку и закупорила воском. Одежду тоже подобрала понаряднее и одела воротничок Лары. Волосы расчесала и заплела в тугую причёску, оставив лишь несколько игривых прядей у лица. Довольная собой, она вышла в зал ожидать клиента. Но Марианна сообщила ей, что к Густаву её доставят, так же, как доставляли к Катерине. И сделает это Бэн. — Почему Бэн? — Удивилась Дита, зная, что у Принца есть свои слуги. — Потому что его гули заняты, а Катерина согласилась помочь Петру позаботиться о твоей безопасности. — Мило, — Дита не возражала против Бэна, просто хотела знать, в чём причина. — Если его слуги буду свободны, или если гуль Палача будет отправлен на более серьёзное задание, тебя будет отвозить кто-либо другой. — Да я и сама могу добраться, не маленькая, — рассмеялась Дита. Марианна её холодно осадила: — Пётр требует, чтобы за тобой присматривали. И, чёрт побери, ты ведёшь себя, как маленькая. Хуже и невоспитаннее ребёнка я не видала! Как тебя терпели в Мадриде при дворе? Дита не ответила. В королевском дворце за ней смотрели нянечки да камердинеры, матери и отцу не было дела до своих отпрысков. Они были нужны только для того, чтобы хвастать перед гостями их достижениями и раздавать в соседние города для заключения брачных и политических союзов. — Спущусь в спальню, захвачу кое-что, — буркнула она, сбегая от наставлений Марианны. В спальне девушка взяла приготовленную сапонарию. Она надеялась, что этот подарочек понравится Катерине. Слуга Палача явился ровно в заданное время. Всё с тем же мрачным и отстранённым выражением лица он забрал девушку и, овевая её аурой холода и равнодушия, молча, повёз к дому Густава. Принц скрывался в Городском дворце в центре старого Кёльна, на Шпрееинзеле[2], в подземных залах, специально отстроенных для него ещё при создании самого дворца в 1465 в том месте, где ранее располагалась часовня Эразма. Об этих залах не знал никто из живых. Для мёртвых тут проходили важные встречи, приёмы и Элизиумы. Дита молча ожидала этой встречи, чувствуя, как волнуется и нервничает. Когда они перебрались через Юнгфернбрюкке[3], Бэн неожиданно спросил, нарушив молчание: — Стоит ли готовить пряники? Дита, занятая своими мыслями, удивлено на него посмотрела, а потом рассмеялась. — Готовь, готовь. Если Носферату ко мне приходили, то это ещё не значит, что были все. — Ну, всего-то неделя прошла. — И, надеюсь, эти уродцы больше не появятся, — закончила она мысль. — Дита! — С возмущением, но тихо сказал юноша. — Что? Они страшные, как смерть, одна другой уродливее. Яснотка вся гниёт, словно живой труп! — Дита! — У неё кожа по всему телу отваливается и воняет так, что дышать невозможно. А её дочурка и того страшнее, словно ёж! — Дита!! — У неё отовсюду иголки и шипы, и глаза в разные стороны косятся. — Дита!!! — Что дита-дита? — Девушка подняла голову, заглядывая ему в глаза, мешая обзору. — Ты говоришь про господ… Дита не дала ему договорить, прикрыв своей ладошкой его губы. От неожиданности Бэн замолчал. — Это я говорю, а не ты. Не стоит беспокоиться, что кто-то услышит – тебе за это всё равно ничего не будет. — Её голос, очень вкрадчивый и спокойный, почему-то смутил Бэна. А ладонь, которая касалась его лица, показалась очень мягкой и приятной. Девушка продолжала смотреть на него своими ясными голубыми глазами, и Бэн поспешил отвести взгляд, смущаясь всё сильнее. Он не знал, что его в ней смутило. А принцесса с удивлённым видом стала тыкать его щёки и губы. Бэн отодвигался всё дальше, почти сползая с седла. — Что ты делаешь? — Ты твёрдый, как камень, совсем как вампир на охоте! — В её голосе было настоящее удивление. — Мне нужно тебя охранять, я сосредоточен и, можно сказать, что на охоте. — А ты везде такой? — Хитро улыбнувшись, спросила Дита, снова заглядывая ему в глаза. Её лицо было очень близко, глаза горели озорными огоньками. — Прекрати. — Бэн резко убрал её руки и повернул девушку к себе спиной. Он не знал, как скрыть своё всё усиливающееся смущение. Она задевала его и вела себя так, словно пыталась соблазнить. — Я кое-что взяла для Катерины, — немного успокоившись, продолжила девушка. — Я могу передать. — Нет. Это тебе. Чтобы ты заботился о ней. — Дита передала ему скляночку с экстрактом. — Это сапонария – добавь в воду, когда будешь омывать её. Запах приятный, и грязь она быстро убирает. Надеюсь, Палач будет довольна. — Хорошо. Спасибо. — Бэн положил склянку в свою сумку. Ему не нравилось, что девушка лезла в его дела с Катериной. Но его хозяйке очень нравилась её кровь, и Катерина с удовольствием говорила о принцессе. Бэну волей-неволей приходилось слушать это и рассказывать самому. У дворца Густава их встретил Кристьян. Он довольно строго сказал Бэну, что Густав не позволит ему присутствовать и сам отвёл девушку в холл, где Принц принимал других Каинитов, и оставил там. Зал был пуст и почти полностью затемнён. Это был холл для Элизиума – огромное пространство, выполненное в стиле раннего проторенессанса. Из стен выпирали колоны и пилястры с цикличным пропорциональным орнаментом, огромный куполообразный потолок исчезал где-то вдалеке, украшенный изысканной картиной в тематике древнеримских мифов. Через некоторое время одна из потайных дверей зала открылась, и из темноты вышел Густав – невысокий мужчина лет сорока, с густыми, тёмными, но сильно поседевшими волосами. Усталое лицо вампира было покрыто морщинами, обозначающие его года, и как человека, и как Каинита. Во всех его движениях чувствовалась сухость и дальновидный просчёт. Густав осмотрел девушку, словно за её спиной мог прятаться кто-то ещё, и, приказав взять с собой свечу, вновь углубился в темноту. Дита взяла подсвечник и, вытягивая его перед собой, пошла в ту же сторону, что и древний вампир. Он поджидал её у открытого лаза за декоративным камином. Как только они зашли в ход, камин вернулся на место, и в подземелье стало тихо, гулко, и темнота превратилась в непроглядную черноту. Даже свечи не могли разогнать её. Дите начало казаться, что она снова оказалась в комнате со смертью у Петра. Не заметив того сама, она остановилась. — Иди, — приказал вампир. И Дита не посмела ослушаться, хотя страх продолжал мучить её. Очень скоро туннель расширился, и идти стало проще, но девушка заблудилась, потому что ничего кроме пола из ориентиров у неё не было. В какой-то момент вампир остановился и провёл Диту в не менее тёмную комнату. В дальнем углу были прибиты оковы, и на них висел высушенный, но ещё живой человек. С появлением Густава цепи звякнули, человек приподнял голову и что-то тихо прошептал. Дита не смогла его расслышать. — Поставь свечу, — приказал вампир. Дита оставила подсвечник в сторону, и Густав положил ей руку на плечо. От его прикосновения ей стало безумно страшно. И холодно. У него были ледяные руки, сухие и изломанные линиями смерти. — Ты удержишь кровь других вампиров и не позволишь мне пить её, — от его голоса Дита задрожала. Он проникал в её рассудок, и она почти не могла сопротивляться. Его настоящая сила ментального контроля была намного более могущественна, чем та, что показал ей вампир при первой встрече. Густав полностью контролировал её тело, её память, её мысли. Дита стала бояться дышать. — Опустись, — приказал вампир, и девушка встала на колени напротив высушенного старика. Нет, это был не старик, это был мужчина лет двадцати пяти, но сильно исхудавший, обросший и с вырванными глазами. Как только Дита оказалась рядом с ним, мужчина высвободил руку из оков, словно пропуская кисть сквозь железо, как через масло, и прикоснулся к её лбу. Дита хотела закричать, но в то же мгновение вампир прокусил её шею. Она не могла издать и звука, потому что её горло было разорвано в клочья, она ничего не видела, у неё просто не было глаз. Дита начала паниковать, но двигаться было тяжело. Ослабевшее тело с трудом могло шевелиться, а руки и ноги были скованы тяжёлыми кандалами. Девушка дёрнулась, пытаясь высвободиться, но, чем сильнее она сопротивлялась, тем сильнее сдавливало её железо, словно впиваясь, впитываясь в кожу. Дита паниковала. Отчаянье захлестнуло её, она была в ужасе и не знала, не понимала, что происходит. Вопль вырвался из её рта. Дита снова была собой. Густав отпустил её шею. Тело судорожно пыталась восполнить потери, но вампир забрал почти всё. Стараясь не потерять сознание, она потянулась к свече. На её запястьях чётко вырисовывался след от кандалов.***
(Берлин, Берлинский Городской дворец. 19 мая 1808 год). Среда. Дита вылетела из дворца словно пуля. Бледнее любого вампира, она подбежала к Бэну и, вцепившись в лошадь, быстро заговорила: — Увези меня отсюда, быстрее увези! — У меня появились кое-какие дела, мне придётся оставить тебя тут. Я скоро вернусь. — Её страхи гуля не особо интересовали. Да и Густава было за что бояться. — НЕТ! Я поеду с тобой! Клянусь молчать, никуда не смотреть и ничего не замечать! — Принцесса явно была в отчаянии. — Мне надо ехать, и быстро. Ты будешь мешаться. Бэн запрыгнул на лошадь и собирался уже уехать, но девушка, задрав платье выше колена, оперлась на его ногу и запрыгнула следом, пристраиваясь за его спиной. — Я не помешаю! — Она схватилась за него, прижимая лицо к его плечу, обхватывая его руками под грудью и вжимаясь всем телом. Бэн с силой дёрнул поводья и ударил лошадь по бокам, набирая скорость. Ему некогда было с ней спорить. Лошадь заржала и, подкидывая комья грязи в воздух, понеслась в сторону Доротеенштадта. До Фридрихштада, где располагалась капелла, было недалеко, но совсем не по пути. Дита, ощущая его тепло, быстро приходила в себя. Ей очень не хватало этого простого человеческого тепла. Когда Бэн резко затормозил и на ходу спрыгнул с лошади, Дита даже не посмотрела в его сторону, сползла на седло и устроилась поудобнее. Они остановились в каком-то замызганном переулке, куда не выходили окна домов, и никто не мог за ними наблюдать. Бэн с разбегу вбежал в какой-то дом. Ему навстречу выскочил мужчина в грязном панно, и Бэн, не останавливаясь, проткнул его шпагой. Дита, видя это, только мотнула головой. Ей сейчас было наплевать на смертоубийства. Переступив через его тело, юноша скрылся в тёмном проёме здания. Но, как только он исчез, труп зашевелился и поднялся, собираясь бежать. Дита удивлённо дёрнулась, но тут же замерла, боясь привлечь его внимание. Бэн вернулся через несколько мгновений. На себе он держал Катерину, которая явно была сильно ранена. Гуль повёл госпожу к лошади, и Дита, активно жестикулируя, указала на удаляющуюся фигуру. Бэн обернулся, и, заметив сбежавшего, оставил Катерину и помчался за мужчиной. Гуль ускорился, двигаясь, как вампир, стремительно настигая жертву. Оказавшись с ним рядом, он снова ударил его шпагой, но в этот раз его оружие даже не прошло сквозь тело мужчины. На руке преследуемого удлинились когти и, взмахнув ими, он попытался ударить Бэна в грудь. Быстро отскочив, Бэн стал наносить ему удары оружием ещё более ожесточённо, один за другим. Вампир закрывался, отступал, не имея возможности атаковать самому. Пару раз он сделал незначительные выпады, царапая гулю плечи и грудь, но не нанося особых увечий. Наконец, Бэн смог достать его и, размахнувшись, разрезал его тело от шеи до груди. Но и этого оказалось недостаточно, и оружие застряло в теле вампира. Бэн попытался выдернуть клинок, но лишь подставился, получив удар по рукам. Сделав несколько шагов назад, Бэн вытащил нож. Между ними мелькнула тень. Катерина схватилась за оружие Бэна, торчащее из груди вампира, и рассекла голову нарушителя пополам. Вампир тут же осыпался на землю пеплом. Передав шпагу своему слуге, Катерина, прихрамывая, направилась к лошади. — Катерина, вы в порядке? — Подскочил к ней гуль, помогая опереться на него. — Почти справилась. Но их было пятеро в этой маленькой каморке – не было места для манёвров, — усмехнулась Палач. — Этого притворщика я два раза убивала, но он всё вставал да вставал. Тупые саббатники! — Простите, что так долго. Бэн остановился с ней у лошади. Дита сползла с другой стороны, освобождая место Палачу и стараясь не приближаться к ней. — Дита, как кстати, — проговорила Катерина, смотря на её ноги. Голова спряталась за крупом. — У меня крови совсем нет. Совсем, мне самой бы поесть, — отчаянно стала повторять девушка, но Катерина ловко проскользнула под телом лошади и, поймав её за руку, прижалась к ней зубами. — О, пожалуйста, пожалуйста, дайте мне сначала крови, тогда я смогу накормить вас, — взмолилась она, понимая, что слабеет. Катерина пила очень быстро. Сделав несколько глотков, Палач отпустила девушку. Дита схватилась за седло, чувствуя, как её шатает. — Бери, — сказала вампирша, надкусив свою руку. Дита потянулась к ней, но стоило немного нагнуться, как девушка потеряла сознание и упала. Катерина удивлено взглянула на Бэна, явно не зная, что делать. Гуль сразу нагнулся, подбирая Диту с земли, и несколько раз ударил её по щекам, приводя девушку в себя. Принцесса дёрнулась от его оплеух, зажала глаза и зашептала: — Крови, мне надо вите. Катерина протянула ей руку, и Бэн, поддерживая голову девушки, помог ей пить. Всего пару глотков Дите было достаточно. Так немного, и так много может она дать взамен. Дита не знала, как работает её магия, но несколько капель вампирской крови заменяла ей несколько литров её, человеческой. А кровь Катерины, сильная, древняя кровь, позволяла получить ей ещё больше. — Достаточно, — сказала она вампирше, замечая, что та готова дать ей ещё. Вампирша кивнула. Рана на её руке пропала и, подтянув девушку к своим зубам, Катерина прокусила ей шею, впитывая всё больше и больше. Пока Дита жила с Джеттом, Бруджа, даже если бы пожелал, не мог взять с неё столько, столько Катерина брала для себя, даже не заполняя всё своё тело. Пират был слабокровен, и его тело не было способно удержать большой запас вите. Палач же происходила от могущественного старейшины и сама могла бы назвать себя такой. Дочь Густава была столь же прожорлива, как и её отец. Катерина снова почти осушила девочку. Полностью исцелившись, вампирша покормила и Бэна, который всё это время терпеливо наблюдал за ними. Встав напротив принцессы, вампирша погладила её щёку. Смертная и Палач имели какое-то еле уловимое сходство. Общие черты лица, форма бровей, нос и разрез голубых глаз, одинаково пухлые губы и острый подбородок, тёмно-русые волосы и аристократически тонкие пальцы. И Катерина, и Дита имели юношеское сложение тела, узкие плечи и бёдра, только в отличие от вампирши, смертная была обладательницей очень стройной талии и круглых ягодиц, что делало её фигуру намного более женственной. Ярким отличием являлось то, что Дита была почти на семь дюймов выше Катерины, а в современном обществе считалось, что столь высокой девушка быть не должна. — Теперь верни её домой. — Произнесла вампирша, с трудом отводя от неё жадный взгляд. — В капеллу к Тремерам, — поправила её Дита, — домой мне запрещено. — Капелла теперь – твой новый дом, — усмехнулась Катерина. — Но, возможно, это ненадолго. — Хотелось бы... — Дита думала о своём. Катерина кивнула своему слуге, прощаясь, и ушла. Бэн запрыгнул в седло и протянул девушке руку, усаживая её перед собой. — Спасибо, что поехала со мной. — Я же полезная, — рассмеялась Дита, — и одной сидеть в саду дворца мне было бы скучно. А тут такое представление... — Об увиденном лучше молчи, — строго заметил Бэн. — Да со мной никто кроме тебя и не говорит, — рассмеялась она снова, а Бэн почувствовал какую-то гордость, потому что смог найти с девушкой общий язык и потому что стал для неё особенным. По крайней мере, он так думал. Дита расслабилась у него на коленях и стала в красках пересказывать ему его же бой. Гулю было приятно от её восторженных слов. Она, жестикулируя, смеялась, тёрлась щекой о его грудь, и ему было легко и спокойно с ней. Он понимал, что расслабляется, хотя не должен был этого делать, но с Дитой всё казалось простым и неважным. — Тебе не больно? — Спросила она, проводя пальцем по местам, где вампир распорол ему рубашку. Его кожа лишь слегка порвалась – крепкое тело, обученное вампирским дисциплинам, смогло сдержать удары когтей. — Нет, — ответил он, чувствуя, как её пальцы обжигают его кожу своим теплом. От её прикосновений ему было не по себе. Бэн остановил у капеллы, помог ей спуститься, и, не глядя более в её сторону, уехал. Девушка тревожила его мёртвое сердце, сближалась, проникая своей простотой в его душу. Он не хотел этого, не хотел ей позволять забираться так далеко. Слишком роскошно для гуля связывать себя со смертными. Слишком много чести для девицы из общественного стада связываться со слугой Палача.***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 20 мая 1808 год). Четверг. (Вильгельм) — Позволите угостить вас бокалом опьянённой крови? — Предложил Тремер. — Благодарю, — сказал Вильгельм, больше из вежливости. Пить в гостях у Петра он ничего не собирался. Тем более, неизвестно, с кого сия кровь была собрана. — Чем обязан такому важному гостю? — Тремер уселся на широкий диван и, закинув ногу на ногу, разложил подолы своего камзола. Нижний жилет немного оттопыривался, прошитый в старинной манере китовым усом, отчего довольно поджарый мужчина выглядел более плотным и крупным. — Я хочу сделать вам предложение. — Вильгельм старался вести себя раскрепощённо, но в обществе древнего мага ему было некомфортно. — Выслушаю с удовольствием, — выдавил подобие улыбки Тремер. — Куплю у вас девушку. Ту, что живёт в вашем стаде. Заплачу сто тысяч кёльнских марок. Наличными. Пётр замер. На эту сумму можно было купить замок Шарлоттенбурга со всеми его слугами, придворными, камердинерами, родственниками маркграфа и его самого. Он сразу понял, о какой девушке идёт речь. О её стоимости он никогда не думал, но был уверен, что, если бы Вильгельм предложил эти деньги Джетту, тот продал бы свою служанку не задумываясь. — Это чудесное предложение. И какая же дева вам приглянулась? — Притворился Пётр непонимающим. — Амалия Бурбон. Как и желает Карл, она будет в полной безопасности, не покинет Берлин и будет питаться его кровью, оставаясь его гулем. — К сожалению, я не могу решать такие вопросы за Карла, — расплывчато заурчал маг. — Я могу связаться с ним, обсудить ваше предложение и дать ответ в течение ближайших суток. — Я надеюсь, вы сможете этого добиться. Если сумма недостаточна, я могу поторговаться. — Вильгельм был готов на многое ради удовлетворения желаний своей любовницы. — А вы не боитесь покупать этого чертёнка? Ваши слуги уже взвыли от её проказ. Поселите её в своём доме, не имея никаких способов воздействия – она быстро превратит вашу не-жизнь в ад. — Пётр сказал это небрежно, делая большой глоток из своего бокала. — Если вам этого не удалось, это не значит, что я не смогу найти подход к ребёнку. — Вильгельм хотел показаться ему самоуверенным. Но его больше беспокоило, что девушку не продадут. Уж что с ней делать, и как её усмирить, он решит потом. И Сенешаль представить себе не мог, в чём может быть проблема, чтобы справиться со смертной. — Проблем справиться с ней нет, — словно читая его мысли, подтвердил Пётр, — есть проблемы следовать договору Джетта и Юстициара. Старый хозяин слишком трепетно относится к своей подопечной. И Юстициар пошёл у него на поводу, поддерживая её свободу. Потому, к великому сожалению, я не могу запереть её. Не могу отрубить ей её вредные ручки и ножки и вырвать гадкий язычок. Даже мне, не смотря на мой возраст, — подчеркнул вампир, — трудно терпеть её человеческую спесь. Сможет ли мириться с ней Катерина? Вильгельм сжал губы. Пётр, конечно же, понял, для кого Сенешаль покупал девушку. На себя он не стал бы так тратиться. Вильгельм предпочёл бы вложить эти деньги в свой любимый город или охрану любимого Сира. — Катерина с ней прекрасно ладит, — не стал спорить Вильгельм. — Ну что ж, тогда я буду рад передать её вам. Как только у меня появятся новости от Карла, я сразу сообщу о его решении. — Чудесно. — Вильгельм поднялся, собираясь уходить. — Кстати, мой дорогой друг. Завтра на Элизиуме я хочу, чтобы вы извинились перед моим слугой за то, что напали на него.***
(Берлин, Geschwister-Scholl-Straße. 20 мая 1808 год). Четверг. (Дмитрий) Яснотка шаталась из стороны в сторону, отчего её мелкая, узкая тень прыгала по разложенным листам, как чёртик из табакерки. — Ты закончил? — Снова спросила она у Дмитрия, вырисовывающего на огромном листе какие-то схемы. — Простите, госпожа, мне потребуется ещё какое-то время, — не поднимая головы, ответил юноша. Яснотка раздражённо затрясла своим детским личиком, превращая её в уродливую личину Носферату. Дмитрий сразу отвернулся от неё. Уродство пугало его, и он ничего не мог с этим поделать. Как бы сильно Узы Крови не заставляли его тянуться к этой маленькой, сгорбленной, прогнившей вампирше, он не мог смотреть на неё настоящее лицо, чувствуя отвращение. — Я жду тебя уже более часа. Что такого сложно в рисовании самоходной машины? Эрилес сбежала, устав от ожиданий. — Яснотка притворно вздохнула. Склонившись над чертежом, Дмитрий продолжил рисовать, не отвечая на риторический вопрос. Несколько недель назад его гули выкрали у важных государственных деятелей чертежи изобретённых механизмов, а так же подсуетились с обработкой их памяти. Берлинские предприниматели не пойдут на сделку с англичанами, не купят чертежи поездов, потому что менеджеры Джорджа Стефенсона загнут небывало высокую цену. И тогда монополия на изготовления чудо-машин будет принадлежать Эрилес, которая захотела заняться бизнесом и завладеть единолично транспортными перевозками. Оригинал чертежей пришлось вернуть, но Дмитрий прекрасно запомнил все детали и теперь переносил их на бумагу, создавая идеальную копию. Когда чертежи будут закончены, Эрилес передаст их своим трудягам, и учёные Берлина создадут намного более мощный и удобный двигатель. Носферату давно мечтала о самоходном чуде и даже заставила Дмитрия вложить деньги в открытие университета с её фамилией, чтобы собрать лучшие умы неподалёку от своего убежища. — А вот и моя милая вернулась, — пропела Яснотка, поворачивая голову ко входу в подземелье. Через пять минут дверь приоткрылась, и в неё проскользнула девочка. Приятно улыбнувшись, показывая идеально белые зубы, девочка обняла своего уродливого Сира. — Я перекусила! — Сказала она, прижимая свои розовые губки к прогнившем губам Яснотки. — Поделишься? — Смеющимся тоном сказала старшая вампирша. — Конечно, любимая, вся моя кровь только для тебя! Дмитрий непроизвольно дёрнулся. От их неестественной любви ему было не по себе. Ему, в целом, от любых чувств было не по себе. Они его раздражали, вызывали гнев или страх. Но терпеть их он не умел. И не хотел учиться. Все эти нежности, все эти поцелуйчики были не для него. Потому что он такое же уродливое существо, как и две его подружки. И потому что его зубы были переполнены ядом, от которого умирал любой смертный, чувствовал сильнейшую боль бессмертный и не захотел бы терпеть ни один вампир в здравом уме. Ни Яснотка, ни Эрилес, не смотря на то, что держали его на Узах, не позволяли ему прикасаться к ним зубами. Яснотка присосалась к дочери, и маска второй спала, являя в тусклом свете свечей её истинный облик, который казался ещё более отвратительный, чем облик её Сира. — Готово, — произнёс Дмитрий, непроизвольно громко. Ему хотелось, чтобы они прервались, отвлеклись и позволили ему уйти, чтобы не присутствовать при их любовных играх. Но вампирши и не думали останавливаться. Покусывая и поглаживая, они пили кровь, издавая тихие стоны от каждого прикосновения зубов. Эти две маленькие уродливые фигуры любили друг друга и наслаждались своим обществом. Вампирши даже забыли о присутствии третьего, да и Дмитрий их особо не беспокоил. Яснотка тщательно контролировала, чтобы он всегда был на Узах к ним обоим, чтобы юноша не мог их предать, чтобы держать умного и изворотливого вампира на короткой цепи. И чтобы у неё была возможность влиять на его психозы, которые нередко мешали ему жить. А Дмитрий был нужен ей живой. Вампир отвернулся, заставляя себя не смотреть. Но он всё равно слышал их, и ему безумно хотелось сбежать из этой крохотной тюрьмы. Если бы уродцы позволяли ему присоединяться к их оргии, он бы не так остро реагировал на это. Но они отталкивали его, словно он был им чужой, словно не он последние двести лет решал за них все проблемы и поддерживал финансово. Умом он прекрасно понимал, что его просто используют. Но Узы не давали думать ему здраво. И его мёртвое сердце переполнялось ревностью к ним обоим и каждой в отдельности. Он нередко строил планы, как убрать одну из подружек, чтобы занять её место. Но, встречаясь со взглядами прекрасных–отвратительных глаз своих повелительниц, он забывал обо всём. — Показывай, — раздалось за его спиной, и Дмитрий обернулся. К его радости они снова были в масках маленьких девочек. Два невинных цветка с самыми жестокими сердцами. — Это полная копия чертежей Джорджа Стефенсона. Каждая деталь. — Что насчёт финансов? — Уточнила Яснотка. — Веду расчёты. — Хочу сама! — Воскликнула Эрилес. Когда рядом не было посторонних, она позволяла вести себя как взбалмошная девица. — Конечно, госпожа. Я помню об этом, поэтому я и здесь, чтобы обсудить все детали. — Дмитрий не хотел, чтобы вампирша участвовала в расчётах, потому что была не способна к подобным делам. Но отказать он ей не мог. — Учитывая, что все расходы на создание железных дорог берёт на себя Вильгельм, то нам нужно лишь продумать детали доставки в Берлин готовых вагонов, создание компании по перевозке груза и разрекламировать себя так, чтобы никто более не посягнул. — Расчётливо произнесла Яснотка. — Прокладка дороги и создание самих машин займёт не одно десятилетие, и прогресс может застать нас врасплох. Мы лишимся своих вложений, если люди откажутся пользоваться дорогой, — заметил Дмитрий. — Поверь мне, я насмотрелась на человечество. Пройдёт не одно столетие, прежде чем они придумают что-то новое. А быстрое передвижение между городами будет воспринято с восторгом. Очень скоро Европа будет исполосована железными путями. — Усмехнулась старая Носферату. — Я всецело полагаюсь на ваше виденье, — поклонился юноша, — уверен, что вы правы, и Эрилес со своей идеей руководить процессом и владеть торговой компанией со своим транспортом принесёт вам большие прибыли. — Дмитрий не стал замечать, что кроме «желания» Эрилес не вложила в проект ничего. — Честно говоря, я не очень представляю, как эта штука вообще работает, — усмехнулась Эрилес. — Уверен, это вам и не нужно, — всё так же вежливо ответил Дмитрий, в тайне надеясь, что она не начнёт интересоваться. Ему совсем не хотелось приезжать в Берлин, чтобы объяснять ей это снова и снова, так как вампирша плохо разбиралась в технологиях. Эрилес прожила на свете уже триста лет, но прогрессировать особо не собиралась. Дмитрий знал, что это чудовище когда-то было взрослой крестьянкой с серьёзным физиологическим заболеванием – у неё не росли кости. И осталась бы она изгоем до конца своих дней, если бы Яснотку не привлекла любознательность женщины. Они долго дружили, если это можно так назвать. Общались тайком по ночам. Яснотка являлась женщине красивым мужчиной-карликом, спасая её от комплексов. Прошло всего пару месяцев, и Яснотка дала Эрилес становление, открывая ей свою сущность и связывая себя и её Кровавыми Узами. Женщины, если Яснотка действительно была женщиной, очень сблизились. Словно слились в единое целое, поддерживая и дополняя друг друга. И всё же Дмитрий чётко видел, что Яснотка была древнее – могущественное существо из совершено другого мира, а Эрилес, хоть и обучилась многому, так и осталась деревенской простушкой с множеством комплексов. — Что ж, тогда чертежи стоит передать для разработок и дальнейшего заказа. На первое время мы ограничимся десятью машинами. И к ним потребуется более ста прицепов для грузовых и людских перевозок. — Подытожила Яснотка. — Вагонов, — поправил её Дмитрий и тут же осёкся. — Простите. — Вагонов. И, если этот проект будет успешным, думаю, нам стоит предпринять серьёзные шаги, чтобы появились подземные поезда. Для Каинитов. Они принесут нам неменьшую прибыль. — Конечно. Когда-нибудь в будущем. — Согласился Дмитрий. — А пока Ларс занимается планированием подземных канализаций. Я рассказывал вам об этом проекте. Яснотка кивнула. — Пройдёмся по нашим бумагам и финансовым расчётам, — перевела к себе внимание Эрилес. — С радостью! — Кивнул юноша, с тоской понимая, что выбраться из подземелья двух женщин в ближайшее время он не сможет.