Беты (редакторы): Rioko Rain
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 3 июня 1808 год) Четверг. (Амалия) Дита поспать не смогла, из военных казарм сразу пошла в книжную лавку. Она читала и помогала посетителям выбирать книги, а к вечеру помогла убраться и закрыть лавку. Хозяин протянул ей книгу, что она не дочитала. — Можешь с собой взять, принесёшь, когда дочитаешь, — он похлопал её по макушке, как любимую дочурку. — Не могу, — покачала она головой. В капелле ей книгу хранить было негде. И обещать ему сохранность она не могла. — Я приду завтра и дочитаю, — улыбнулась она ему на прощание. В капеллу Дита вернулась уже к десяти. Марианна послала ей несколько злобных взглядов, и та, смущённо улыбаясь, прошмыгнула к спальням девиц. После беготни в поле с Ангелиной, подол её платья порядочно измазался в земле, и она хотела переодеться. В горе одежд нашлось лишь одно платье, подходящее по размеру – простенький детский сарафан. Но выбирать не приходилось, девушка одела его, даже без нижней юбки и рубашки. Ткань была прозрачная, и Дита поморщилась, разглядывая себя в свете свечей. Но от мыслей её отвлекло тихое всхлипывание. Прислушиваясь, она обошла все кровати, пока под одним из одеял не отыскала Марис. Девушка вжималась в подушку и утирала руками слезинки. — Марис! — Воскликнула Дита, — что случилась, почему ты плачешь? — Я расстроила господина, — залилась она с новой силой, — я расстроила Петра! Он сказал, что сегодня меня убьют. Отдадут вампиру на съеденье, — плакала девушка всё громче. — Успокойся, милая, я поговорю с ним. Что бы ты ни сделала, я уверена, он сможет простить! — Нет, я совершила ужасную глупость. Я оттолкнула, я ударила клиента, — завыла девушка. — Тихо, тихо, — Дита села рядом, поглаживая её, пытаясь хоть немного успокоить, — расскажи всё подробнее. — Вчера меня отправили к клиенту. Красивый мужчина, пожилой. Я помню, он ходил к Ларе. Он был очень вежлив со мной и добр. Но, как только мы остались вдвоём, он стал раздевать меня и трогать там, где Пётр не позволял трогать никому. Я стала объяснять, что я девственна, что ношу сердце, и моя невинность священна. Но он не слушал меня. Я думала, Пётр поймёт, потому что он сам велел хранить моё сердце. Я оттолкнула клиента и хотела сбежать. Клиент всё хватал меня и трогал. Я ударила его. Я сделала ужасную глупость. Пётр был очень зол. Он ругал меня, кричал, что я не достойна этого дома. Он забрал моё сердце, — Марис снова заревела, — Пётр сказал, что я умру сегодня. — Я всё улажу, Марис, — Дита была в шоке от рассказа. — Нет, Пётр сказал, что такие как я всё равно не пользуются спросом. Он избавится от меня в любом случае. — Я поговорю с ним, — продолжала утешать её Дита. Она не знала, как помочь несчастной девушке, которая просто делала то, что велел хозяин. Их прервала Марианна, зашедшая в спальни. — Марис, — спокойно позвала она. — Тебя ждёт клиент во второй подземной комнате. — Марианна посмотрела на Диту, которая пыталась хоть что-то придумать. — Я провожу её, ты можешь идти, — наконец сказала Дита, ещё до конца не решив, что будет делать. — Хорошо, только не задерживайся. Дмитрий не любит ждать. Марианна ушла, а Марис, вздохнув пару раз, поднялась. — Всё будет хорошо, — сказала она себе, смотря на свою шею, где раньше весело красное сердце. — Умереть от Поцелуя не так уж и плохо. — Нет, ложись, спрячься, — вдруг остановила её Дита, чувствуя, как её переполняет гнев и отвращение к существам, что использовали живых людей, как вещи, — я пойду вместо тебя, а потом обговорю всё с Петром! — Но ты погибнешь! — Марис не хотела подвергать такой опасности подругу. — Я волшебница, — подмигнула ей Дита, — со мной ничего не будет, у меня крови больше, чем у обычных людей. Спрячься, я скоро приду к тебе! — Но... Но, — стала запинаться Марис, но Дита толкнула её в кровать и, быстро накрыв одеялом, направилась к комнате клиента. Пётр ещё пожалеет о таком пренебрежительном отношении к своему стаду. Может, Тремер и относится к ним, как к скоту, но Дита этого не допустит. Она – не скот!***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 3 июня 1808 год) Четверг. (Дмитрий) Эрилес требовала с Дмитрием встреч всё чаще. Её бесполезные глупые идеи приходилось выслушивать, дорабатывать и вежливо корректировать. Проводя в Берлине много времени, он не успевал охотиться. А Пётр ругался при каждом его появлении. Но этот день выдался слишком критичным. Дмитрий был голоден до безумия, Эрилес продержала его почти три дня безвылазно. Он был готов есть даже крыс, если б не бессмысленно малое количество крови, которое он мог с них получить. Пётр нахмурился, увидев Дмитрия в своём кабинете. Как гость и просил, слуга не передала, кто именно ожидает Тремера. Вежливо поднявшись, Дмитрий поприветствовал хозяина дома и, пересилив себя, пожал ему руку. — Вы знаете, зачем я тут, и я готов заплатить, — произнёс гость. — Что ж, сегодня вам повезло, — Пётр усмехнулся, — но это будет стоить вам немалых денег. — Как всегда, — улыбнулся Дмитрий. Его улыбка напоминала нервный тик. — Почти. У меня тут одна нахалка оскорбила вчера посетителя – можете доесть её. Всю. Как вам нравится. За дополнительную плату мы избавится от останков, — Тремер усмехнулся, зная, на что похожи жертвы его ядовитого укуса. — Это невероятно радует, — проговорил Дмитрий с поклоном. Он был готов заплатить сколько угодно, особенно сейчас, когда его голод разрывал его изнутри, и он с трудом сдерживался, чтобы не съесть всех посетителей «Либеайма». Пётр кивнул и принял указанную сумму. После передал ему ключ от подземной комнаты, куда обещал направить девушку как можно быстрее. Дмитрий почти влетел туда, дёрнул манжет на шее, что сковывал его гортань. Он рассчитывал пить быстро и много. Девушка появилась действительно незамедлительно. Да, это была его прошлая посетительница. Он не был удивлён, лишь слегка хмыкнул, когда она присела в реверансе. — Прошу вас, не говорите Петру, что я пришла. Марис не виновата ни в чём, она хорошая девушка и не заслуживает смерти! — Она говорила так быстро, что вампир, полностью поглощённый своей жаждой, не мог её понять. Его рот жгло, зубы болели, и всё же Дмитрий смог себя остановить, чтобы не разорвать её тут же. — Ты решила заменить подругу? — Прошу вас, вам ведь всё равно с кого питаться, а я не хочу, чтобы она погибла, — в её голосе была неподдельная жалость. — Ты умрёшь. — Спокойно произнёс он. Ему действительно было всё равно. Он уже заплатил, и стадо Петра его мало интересовало. Хозяин капеллы сам должен был следить за их поведением. Не слушая более ни слова, Дмитрий дёрнул смертную на себя, выгибая и срывая с шеи плечики платья. Она тихо вскрикнула, когда его ядовитые зубы проткнули ей кожу. Он знал, что это больно. Он кусал себя множество раз в наказание, в попытках усмирить свою совесть. В стремлении убить себя. Зубы приносили ему такую же боль, как и любому другому. Его яд мог убить его самого, и лишь вампирская стойкость и выносливость помогали ему пережить это. Человек умирал всегда, гули чаще всего тоже. Вампиры сильно мучились, отравленные конечности могли болеть неделями. И лишь самые крепкие, владеющие умением сопротивляться повреждениям, были способны пережить этот яд и справиться с ним. Вампир пил очень быстро. Он всегда спешил, потому что яд отравлял кровь, пробирался глубже в организм и уничтожал остатки крови за считанные мгновения. Если он не успевал закончить с жертвой за несколько секунд, то кровь становилась несъедобной, и на его совести появлялось ещё одно бессмысленное убийство. Кровь девушки действительно была вкусной и чарующей, и её было много, безгранично. Дмитрий забылся на мгновение. Давно он не получал такого удовольствия от питания. Нет, он никогда не получал такого удовольствия, потому что вампир наелся, и кровь продолжала течь, наполняя его высшим блаженством, не сравнимым ни с одним наркотиком мира. Это было неземное чувство. Он пил и пил, пока она не произнесла «хватит». Вампир отпустил её, всё ещё не понимая, что происходит. Ему было слишком хорошо, чтобы думать и рассуждать. Смертная отошла к стене и, прижимая руку к ране, тяжело дышала. Дмитрий не смотрел на неё, наслаждаясь ощущением переполненного кровью тела. Ему хотелось восторженно кричать, и лишь присутствие посторонних сдерживало его. — Это была бы жестокая смерть для Марис, — проговорила девушка. Она была ещё жива. Носферату посмотрел на неё. Чёрные прожилки яда по всем капиллярам. Она умрёт. Очень скоро. Он видел это множество раз. Но почему она всё ещё жива? — Я могу избавить тебя от страданий, — Дмитрий встал рядом с ней. Если сломать ей позвоночник, её мучения окончатся задолго до того, как это станет по-настоящему невыносимо болезненным. Смертная лишь судорожно рассмеялась. — От страданий? Что, выкупишь меня у Петра, чтоб я избавилась от вашего ублюдочного общества? Как же она ненавидела вампиров. Это было поразительно. И пугающе. А её тело медленно очищалось. Из-под руки, зажимающей рану, всё так же била кровь. Но не красная, а чёрная, отравленная, она выходила, освобождая тело девушки от яда. — Как ты это делаешь? — Дмитрий был потрясён до глубины души. Это был первый человек, что пережил его укус. И не просто пережил, а остался невредим. А сколько он выпил с неё крови? Только теперь он понял, что выпил намного больше, чем когда-либо получил с одного тела. Это было невозможным. — Кто же ты!? — Пётр обзывает меня «бездонным сосудом», а хозяева «Дитой». Но ты, чудовище, можешь обращаться ко мне Амалия, — она снова рассмеялась. Всё шутила, как будто это была игра. Дмитрий слышал про «бездонный сосуд». Конечно. Эрилес прожужжала ему уши об этой замечательной находке Тремеров. Но он никогда не думал, что ценный скот так свободно бродит по капелле, что легко может заменить собой девушку, которую приготовили для смерти. А если бы она не справилась с его ядом? Пётр бы убил его! — Глупая девчонка! — Вампир был напуган. Если Пётр узнает, что Дмитрий питался с драгоценного «сосуда», его даже не спросят, выжила она или нет, его просто отправят к Карлу, а Юстициар уже сам решит, как обходиться с теми, кто обижает его собственность. — Ты могла погибнуть! Мой яд убивает любого! Это чудо, что ты выжила! — Да я вообще чудо, — она снова рассмеялась. Уже полностью оправившись, она поднялась, и на ней не осталось ни единого следа от его укуса. Только платье было залито смердящей чёрной жижей. — А ты бы предпочёл убить неповинную девушку лишь за то, что она не дала себя изнасиловать какому-то полоумному тореадорскому старцу? — Твоя грубость тебя погубит! — Меня не погубил даже твой укус, Варан! Этим именем его называли за глаза. Никто не рисковал говорить ему это в лицо. Злоба обожгла его, он обнажил зубы и двинулся на неё, желая лишь запугать. Пусть она ценный экземпляр, но она всего лишь скот, общественная еда, и никто из смертных не посмеет оскорблять его. Вампир использовал дисциплину запугивания, побоявшись, что снова провалиться с гипнозом. Но девушка даже не дрогнула, смотря на его усеянную акульими зубами пасть. Стряхнув с себя остатки гниющей крови, она вышла за дверь. Дмитрий чувствовал себя глупо. Оскорблённым, униженным. Смертная просто посмеялась над ним. Догнать и свернуть шею? Если б её не охранял сам Карл, он бы тут же это сделал. Он вышел за ней в подземные коридоры Тремерской капеллы. Множество комнат: для посетителей, для Тремеров, для стада. Они жили тут, радуясь своему положению. За одной из дверей послышались голоса. Женские. Сдавленный шёпот, сопровождающийся тихими всхлипами. Дмитрий скрыл себя, исчезая, делая себя невидимым и направляясь к звучащим голосам. Звуки доносились из комнаты для стада, где девушки, да, в основном женские особи, жили. В одной из комнат сидела Амалия и обнимала другую светловолосую полненькую девушку. Она плакала, стирая своим носовым платком остатки разводов от крови с плеча Амалии. — Ты не должна была идти вместо меня, Пётр всё равно отправит меня на смерть. Я так переживала, — повторяла Марис. Дита молчала, поглаживая девушку по голове, она пыталась её успокоить. Да, «бездонный сосуд» ненавидела вампиров. Дмитрий чётко ощутил это в каждом её слове. Но их было за что ненавидеть. Смотря на то, как она утешает подругу, за которую только что была готова отдать свою жизнь, он почувствовал себя существом, достойным ненависти.***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 3 июня 1808 год) Четверг. (Дмитрий) Пётр был не слишком рад, услышав, что Дита заменила Дмитрию жертву. Но исходом происшедшего заинтересовался. Он расспрашивал снова и снова, доводя Дмитрия до бешенства, заставляя повторять о том, как смертная очищала своё тело, как будто Дмитрий в этом что-то понимал. В тот момент он был слишком поглощён своим ощущением сытости. При мысли о своём переполненном кровью теле ему сразу стало спокойней. — Говоришь, у неё есть магические способности, что восстанавливают кровь? — Дмитрий прервал расспросы Петра. — Да, и она управляет своими кровяными потоками. Она утверждает, что ощущает каждую частицу своего тела. Так она, наверное, и остановила твой яд. Удерживала в себе, а потом избавилась. Любопытно... Дмитрий прервал его, не позволив углубляться в размышления вновь. — Сколько попросишь за питание с неё? — Ожидая ответа, Варан нервно сжал кулаки. Получить такую возможность... пить с живого тела... он боялся шевельнуться. — Ну, учитывая твои специфические зубы, это будет дороже, чем остальным. — Сколько! — Семьдесят талеров за приём! Это была огромная сумма. Средний заработок подсобной прислуги за два года. Но Дмитрий располагал такими деньгами. И одна только перспектива спокойного питания, после которого его не будет мучить совесть, стоила в сотни раз больше. — Согласен! Пётр довольно усмехнулся. — Если хочешь, чтобы к тебе доставляли – будет дороже. И после питания обязательно подкармливай её своей кровью. Я посмотрю, что у неё с расписанием, многие желают питаться с «бездонного сосуда». — Могу добираться сам. Когда будет свободна – сообщай, я подъеду. — Всенепременно! — Пётр поклонился, и Дмитрий ответил ему тем же. Он быстро покинул капеллу Тремеров, стремясь избавиться от дальнейших расспросов. Добравшись до дома и обдумав всё тщательней, Носферату засомневался в целесообразности платить столько денег за обычный скот. Впрочем, ему это никто не навязывал. Дмитрий в любой момент мог бы отказаться. Он был в этом уверен.***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 3 июня 1808 год) Четверг. (Амалия) Диту вызвали к Петру до того, как она собралась идти к нему сама. Ей снова пришлось переодеться, так как платье после Дмитрия было ужасным и пахло гнилью. Пётр смотрел на неё как-то странно. Глаза его хитро блестели, ладони нервно сжимались. — Я пришла просить за Марис, — с порога сказал ему Дита. — Кто это, не знаю. — Девушка в твоём стаде! — Злилась Дита всё сильнее, — ты отправил её на съедение к Дмитрию! — О, да? Какая жалость, — он сделал вид, что его ничего не волнует. — Марис жива, потому что я пошла вместо неё, и ты не убьёшь её, ясно? И вернёшь её сердце! — Ты что мне, приказываешь? — Удивлено спросил Тремер, с недоумением разглядывая нахалку. — Отдай Марис её сердце! — Тихо и зло сказал Дита. — Я подумаю. Но зачем мне девственница? Толку с неё мало, любителей таких девиц у нас нет, лишь изредка появляются редкие заказчики. Так что только койку занимает. — Я прошу за неё! Ты сказал, я ценна для тебя, и сейчас я прошу за Марис! — Дита не хотела так просто сдаваться. — Ну что ж, я могу согласиться, — Пётр хитро усмехнулся, — но мне тоже нужно от тебя кое-что. — Я итак даю тебе всю свою кровь! — Девочка, где твоя вежливость? Я почти согласился сделать тебе одолжение. — Простите. Я сделаю, что вы хотите, — быстро исправилась она. — Дмитрий был рад, что ты выжила, и записался ко мне в постоянные клиенты. Он будет питаться только с тебя, — как бы между прочим добавил Пётр. — Это ваше условие? — Её передёрнуло. — Нет, милая, это твоя работа. Моё условие… Мне надо кое-что для моего нового ритуала. Пётр поднялся и подошёл к большой банке, что стояла у него уже не первую неделю. Приоткрыв крышку, он вытащил что-то из неё. В его руке завертелась небольшая чёрная змея, длиною не более локтя без отметин и видимых чешуек. Её шкура напоминала слизня, а не змея. — Дай мне руку, дитя. Дита опасливо протянула ему ладонь. Пётр резко схватил её и прижал к пальцу девушки дёргающееся существо. Змея укусила Диту, и девушка попыталась вырвать руку из лап вампира. Но Пётр поднёс укушенное место ко рту и лизнул её, закрывая. — Зачем!? — Дита хотела вывести яд через рану, но теперь ему некуда было деваться. Палец, рука – всё сразу стало болеть и жечь. — Как ты вывела яд из своего тела, когда тебя укусил Варан? — Ходя вокруг неё, спрашивал Пётр. — Дай мне нож, и я покажу! — Дита сжима свою кисть, боясь, что яд подниматься выше по руке. — Ты ведь можешь сдержать и этот яд? Можешь контролировать свою кровь и отделять своё от чужого? — Да, могу, — Дита прикрыла глаза стараясь сосредоточиться на своей руке. — Вот и отлично. Яд в твоём теле – самый опасный яд на Земле, даже укус Варана не сравнится с ним. Контролируй свои потоки. Выведи яд через рот. — Это... слишком сложно, — Диту трясло, и она покрывалась испариной, не зная, от яда ли змеи или просто от напряжения. — От этого зависит твоя жизнь сейчас. И в будущем. Я не собираюсь позволять Варану питаться с тебя, если не буду уверен, что ты сможешь пережить это. — И не давай. Я не хочу кормить очередного урода! — Старайся, — усмехнулся он, указывая на опухший палец. – Когда яд выйдет через твой рот, наполни этот бутылек — протянул он ей склянку и с равнодушным видом сел за свои книги. Дита смотрела на свою руку и сосредоточено пыталась видеть свою кровь, как она делала это на корабле. Шаг за шагом она медленно собирала яд змеи в одной точке, освобождая и отчищая свои ткани. Если бы Пётр оставил рану открытой, сделать это было бы на порядок легче. Она бы просто направила всё, что вошло в рану, к выходу. Так она проделала с ядом Дмитрия. Теперь же всё, что она могла – это думать о нескольких каплях отравы, что спешили соединиться с ней и убить её. Дита сидела почти час, борясь со змеёй в своём теле и подгоняя её ко рту. Через час, когда яд оказался в её языке, она немного прокусила его и сплюнула, кровь из языка и растворённый в нём яд в приготовленную баночку. С облегчением и гордостью она вздохнула. Это было сложное испытание. Пётр одобрительно улыбнулся и, взяв баночку, выпил содержимое. Диту передёрнуло, и она выжидающе уставилась на вампира, надеясь, что тот умрёт от своего же яда. Пётр, словно прочитав её мысли, усмехнулся. — Я соврал. Яд змеи действует как наркотик, а с твоей кровью он идеально усвоится во мне. Дита лишь фыркнула. Пётр с довольным лицом подошёл к ней, схватил её руку вновь и приложил змею к её ладони. Тварь, недолго думая, укусила девушку снова. — ЧТО?! Опять?! — В возмущении закричала она. Боль вернулась с новой силой, и она стала отчаянно ей сопротивляться. — Нет, теперь всё проще. Пётр подтащил её к столу и, вытащив из ящика тонкий длинный нож, отрубил ей руку. Дита вскрикнула, хватаясь за обрубок. А вампир лишь рассмеялся, поднимая отрубленную кисть и слизывая кровь с вытекающей раны. — Ублюдок, — прошипела Дита, спеша восстановить руку. — Ты быстро восстанавливаешься, — заметил он, смотря, как отрастает её конечность, — это подсобит мне в моих ритуалах. — Я тебе не домашняя зверушка для опытов! — Прокричала она. Её глаза вспыхнули серебром, и отрубленная кисть в ладонях вампира дёрнулась. Пётр удивлено взглянул на конечность, и в тоже мгновение кровь, что осталась в отрубленной руке, выпрыгнула из вен и, обхватив кисть Тремера, пережала её, распарывая, раздирая, отрывая от своего основания. Пётр удивлено вскрикнул, смотря, как его рука отваливается от тела. Дита с трудом дышала. Она не знала, как это получилось. Ей просто захотелось отомстить. И всё случилось само. Что-то сильно ударило её в живот. Согнувшись, она захрипела, отплёвываясь кровью. — Магия. — Тихо произнёс Тремер, поднимая свою конечность. — Что ты делаешь со мной? — Застонала девушка, понимая, что не в состоянии себя вылечить. Раны не поддавались лечению, и внутри всё рвалось. — Это не я, ты сама. Магия не хочет тебя поддерживать, дитя. Магия – сложный природный элемент, который надо уметь использовать. И, если бессмысленно бросаться ею, когда вздумается, магия накажет тебя за расточительство. Дита продолжала кашлять, опускаясь на пол, словно её сильнейше избили. Вампир подошёл и встал над ней, смотря на её корчащееся тело. — Никогда. Никогда не используй магию прилюдно, девчонка. Ради твоей же собственной безопасности. — Я не контролирую это. — Контролируй свои чувства. Свой гнев. Свои эмоции. Она выходит из твоих желаний. А твои желания – это и есть магия. — Хочу к Джетту, на корабль и в открытое море, — засмеялась она, всё ещё сплёвывая кровь. — Хотеть не достаточно. Надо по-настоящему желать этого. — Ты думаешь, я не желаю этого всем сердцем? — Желать, верить. Я немного подзабыл, каково это – быть смертным магом. Но да, достаточно желать и верить. Дита сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Она хотела этого сильнее, чем Пётр мог даже себе представить. От напряжения она запищала, как пойманная мышь. — Не выходит! — Закричала она, услышав, как старый маг начинает над ней смеяться. — Желание должно быть достаточно чётким. Как, например, ты захотела, чтобы я почувствовал такую же боль, как и ты. Если бы ты была хорошо обученным магом, ты могла бы выбирать, как именно это случится. А так же, возможно, когда и насколько болезненно это будет. Но тебя учить никто не будет. Потому что ты нужна мне здесь, а обученного мага удержать мне не удастся. Дита не ответила. Она обучится сама, хочет того Пётр или нет. Тело перестало болеть, и, поднявшись с пола, Дита распрямила плечи, излечивая себя. — Вот, передай Марис сердце. Не думаю, что инфантильная крестьянская прачка обрадуется, если Марианна отправит её обслуживать мужчин. И пусть живёт. Пока. — А мне сердце можно? — Спросила Дита, ловя ленту Марис. — Я своих клиентов не обманываю. И, как сказал Джетт, в постели ты неугомонна, сплочение похоти и страсти. — Подойдя к девушке поближе, он усмехнулся ей в лицо, — куда всё делось? — Моё тело лишь для Джетта! — Злобно выдавила она. — Ни один живой, а тем более мёртвый не посмеет меня трогать. Либо я буду желать и хотеть им самой страшной смерти, что они могут только представить. — Полегче на поворотах, девочка. Не убей своей магией себя сама! Пётр вытолкнул её за дверь, захлопывая её на ключ.***
(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 4 июня 1808 год) Пятница. (Амалия) После укуса Дмитрия и яда змеи Дита чувствовала себя разбитой. Но оставаться в капелле и, проснувшись, работать на Тремера она не хотела. Девушка заглянула на кухню и попросила приготовить завтрак на выезд для гулей Палача. Завернув всё приготовленное, прикрыв тарелки деревянными срезами, она направилась к солдатской казарме – холостяцкой обители Бэна и Ангелины. Ангелина была странной женщиной. Словно потерянная, заблудившаяся в своих обязанностях, она пыталась хвататься за всё на свете, и Дите было жалко эту слугу, которой приходилось притворяться мужчиной, жить с мужчинами и делать мужскую работу. Впрочем, жить, как Тремерский скот, как женщины стада, тоже было не особо привлекательно. Вампиры использовали людей для своей выгоды, совершенно не задумываясь, во что эти люди превращаются под их приказами. Ангелина была ещё молода, но уже было видно, что когда-нибудь она станет как Катерина, или как Бэн. Добравшись до их скромной комнаты, она осторожно постучала. Дверь открыли не сразу. Там было темно, и Ангелина смотрела на неё испуганным мужским лицом. — Это я, принесла еды, — постаралась принцесса успокоить гуля. Из-за её плеча выглянул полураздетый Бэн. Он внимательно осмотрел пустой зал и, затянув Диту вовнутрь, запер двери. Ангелина сразу зажгла свечи, и комната приобрела прежний вид, сгоняя параноидальные подозрения с лиц обоев гулей. — Предупредить надо было, — сердито сказал Бэн. Очевидно, ему пришлось проснуться, ожидая атаки. Он вооружился и теперь аккуратно прятал своё снаряжение. — В следующий раз письмо с посыльным за час до себя пошлю, — рассмеялась Дита, но Бэн просто отвернулся к стене и уснул. Его мрачность и отстранённость девушку пугала. — Пошли, поедим, — Ангелина подобрала свёрток из рук Диты и вывела её из комнаты, чтобы Бэну не мешать. Вновь разделив свой завтрак, Ангелина рассказала о вчерашних успехах и впечатлении, которое она произвела на Бэна. Дита порадовалась за женщину и, поев, предложила продолжить обучение.***
(Шпандау, Spandau Citadel, 8 июня 1808 год) Вторник. (Амалия) Прошёл месяц с их последней встречи, и Дита бежала по тёмному коридору, задыхаясь, натыкаясь на стены и роняя фонарь. Она мечтала увидеть своего хозяина так сильно, что голова раскалывалась, шумела и улыбка не сходила с её лица. Джетт спал. Дите было точно объяснено, где расположены его покои, и, легко отыскав их в подземном каменном лабиринте, специально отроенном для жизни существ ночи, Дита забралась в его постель, целуя его мёртвые губы, сжимая его тело, заливая его слезами. — Проснись, любовь моя, — повторяла она, целуя его вновь и вновь. Джетт открыл глаза. Он улыбнулся и вцепился в её шею. Дита от наслаждения громко застонала. Блаженная улыбка светилась на её лице, она была счастлива. Она безумно была счастлива. — Я пришла к тебе, я хочу быть с тобой, — шептала она ему, забываясь от его Поцелуя. — Возьми моей крови и поспеши уйти, — сказал пират, прокусывая свою руку. — Не гони меня так скоро, — она поцеловала его ладонь и отпила его крови. — Я хочу побыть с тобой ещё хоть немного, — положив голову ему на грудь, она с тоской вздохнула. — Мне надо спать, милая. Отправляйся назад. Сейчас же. — Да, господин, я не буду мешать. — Дита отодвинулась, всё с той же блаженной улыбкой любуясь, как он укладывается, чтобы уснуть. — Я принесла вам кое-какие бумаги. Я общаюсь с гулями и собрала немного информации. Я думаю вам пригодится, — Дита положила рядом с ним стопку записок. — Я просмотрю позже. Иди. — Да, любовь моя, я приду через месяц. И, надеюсь, ты проведёшь со мной больше времени. — Она поцеловала его в лоб и умчалась, полная надежд на счастье.***
Дита заходила к Ангелине и Бэну почти каждый день. Выглядела невыспавшейся, но счастливой. Ангелина вдруг прониклась к ней безграничным обожанием. Они безумолку болтали, тренируясь писать буквы, пока Бэн пытался уснуть, шипя на них и приказывая молчать. Дита смеялась, прикрывая рот ладошкой, а Ангелина училась улыбаться, забыв это после своего превращения в слугу бессмертного. Бэн, видя успехи сестры, вздохнул с облегчением. Ангелина, наконец, стала полезной. За тридцать лет совместной жизни он так и не нашёл времени научить её элементарной грамотности, все свои силы он вкладывал в обучение её дисциплинам и этике Каинитов. Теперь же Ангелина могла писать. Ещё не идеально, но уже достаточно приемлемо, чтобы поручить ей переписывать важные сообщения. Дита не могла задерживаться надолго каждый день – ей требовалось высыпаться хоть немного. Когда принцесса работала в капелле, она приходила к гулям Палача лишь чтобы принести корзину и забрать миски с прошлого дня. Обнимала Ангелину, шепча ей что-то на ухо, и убегала трудиться и дразнить гулей во главе с Анжело. В дни, когда Дита работала в читальной лавке, девушка сидела почти до пробуждения Бэна. Объясняла Ангелине науку чистописания, тренируя с ней языки и объясняя важность знаков препинания. Ангелина, словно зачарованная, смотрела девушке в рот, ловя каждое её слово. Внезапно гуль Палача обрела подругу ввиде жизнерадостной и очаровательной испанской инфанты. Бэн чувствовал лёгкую зависть к их отношениям. Он тоже привык к обществу Диты. И очень скоро стало ясно, что в войне Анжело Бэн поддерживать старшего гуля не будет.